вращался
домой, я действительно мог отдохнуть. На Марсе мои  семь  футов  и  четыре
дюйма вытягивались во  весь  рост,  подобно  песчаному  камышу.  Мои  ноги
работали быстро, как сейчас, спускаясь по круче,  мои  маленькие  руки  со
слабыми пальцами могли собрать дюжину  песчаных  цветов,  прежде  чем  они
рассыпятся,  войдя  в  контакт  со  слишком   большой   влажностью   кожи.
Вынужденный жить постоянно в земных условиях, я бы умер от изнеможения, не
дожив до среднего возраста.
     И были другие, подобные мне, думающие так же, как и я, в большей  или
меньшей степени. Более миллиона людей на всей  планете,  живущих  в  почти
двадцати городах и поселках. Из них ни один не  мог  быть  назван  целиком
марсианским. Позади меня остался кусок Земли, называемый Большим Каналом и
представляющий часть чужеродного мира. При  отсутствии  земной  гравитации
жизнь в такой среде не была убийственной для меня, но делала меня подобным
песчаным цветам в незащищенной вазе.
     Был ли я глуп, выбрав звездную профессию?
     Возможно, в  какой-то  мере.  Но  на  мой  выбор  повлияли  некоторые
обстоятельства.  В  космических  экипажах  был  довольно  большой  процент
марсиан. Это было делом чести в некоторых мирах Медведианского сектора, не
включая  Голдстар,  конечно.  Они  признавали  марсиан  как   нацию,   что
благоприятствовало единению космических экипажей и других рабочих групп. И
меня соблазнили все эти высокие идеи. Да, сильна еще древняя  человеческая
привычка лелеять все то, что прежде считалось прогрессивным,  либеральным,
даже радикальным. Это было неискреннее выражение чувств,  запечатленное  в
металле. И нужно было изучить тот период, когда медведиане и  центавриане,
провозглашая  свою  независимость,  повторили  деколонизационный  процесс,
хорошо известный из истории Земли.
     Но я в то время был искренне увлечен идеей, что на этом славном  пути
марсианин  способен  сделать  что-нибудь  выдающееся.  Именно  в   космосе
хотелось доказать, какими безграничными возможностями обладает марсианин.
     Я прошел остаток пути до русла канала, оставив свои размышления. Идти
было тяжело, каждый шаг требовал  внимания.  Ноги  глубоко  погружались  в
мелкий песок. Ступив  наконец  на  твердый  грунт,  я  оглянулся.  Солнце,
конечно, давно уже ушло, и на улицах  было  включено  вечернее  освещение.
Впереди, там, где канал изгибался,  скрываясь  из  виду,  слепил  огромный
светящийся символ центаврианского Посольства - еще один признак иноземного
вторжения. В той же стороне показалась пара грузовых платформ, за которыми
все еще тянулся след пыли, собранной в пустыне по дороге на Маринер.  (Как
много нелепых морских названий! "Маринер" на планете,  не  имеющей  морей!
Говорят, эти названия возникли еще в дозвездной истории, но...)
     Я собирался  войти  в  один  из  пешеходных  туннелей,  тот,  большой
прямоугольный, в котором  виднелся  свет.  Там  был  свободный  воздух.  Я
проверил давление на счетчике, расположенном рядом с входным шлюзом: шкала
высвечивала обычную десятку.
     Но я колебался, оглядывая купол туннеля. Верхняя часть его, что  выше
моей талии, была из стекла, подразумевалось, она должна  быть  прозрачной.
Но песок,  время  и  солнечная  радиация  превратили  прозрачный  купол  в
бесцветную матовую поверхность.
     Хватит! Это ведь Марс, в конце концов!
     Ветхие,  старые,  второсортные   вещи.   Таков   был   статус   моего
собственного мира. И рано или поздно... полная  искусственная  гравитация,
хотим ли мы, марсиане, этого или нет.
     С другой стороны полупрозрачной стены я увидел приближающуюся фигуру,
человека в маске. Я не мог уверенно  сказать,  был  ли  это  центаврианин,
медведианин или землянин, мужчина или женщина. Его или ее тело было плотно
закутано в теплую одежду. Но  совершенно  очевидно  -  это  инопланетянин,
чужеземец, который не мог  даже  дышать  при  давлении  десять  единиц.  Я
повернулся спиной к люку и  широким  шагом  пошел  вдоль  дороги,  держась
подальше от колеи транспортных машин и следя,  чтобы  мой  силуэт  не  был
виден из освещенного туннеля.


     Этот угол - единственное место, где меня могли  оставить  умирать!  Я
нагнулся, разглядывая песчаные  кучи,  покрывавшие  стены  Старого  Храма.
Могли ли мелкие зубцы их верхней части помешать выпихнуть  мое  тело,  или
это только глупая идея? Здесь не было ничего, что могло бы подтвердить эту
версию. Выпрямившись, я посмотрел  на  Храм,  и  меня  охватило  то  самое
трепетное чувство, знакомое с детства.
     "Храм"! Еще один земной термин, еще одно навязанное  мнение.  Тем  не
менее это сооружение было величавым, вызывавшим благоговейный трепет  даже
у марсиан, эмоционально более сдержанных, чем экскурсанты с Земли. Он  был
простым,  но  огромным,  как  марсианская  песчаная  насыпь;  высота   его
достигала почти ста футов, это  только  до  верхней  кромки,  -  время  не
пощадило его стен, и теперь уже невозможно оценить  первоначальную  высоту
Храма. Когда его обнаружили, он был похож на коробку  без  крышки,  полную
песка.
     Здание расчистили. При раскопках были обнаружены пятнадцать предметов
неясного происхождения,  которые  и  выставили  здесь  же  для  обозрения.
Посетители могли попасть в Храм с  ближайшего  тротуара  через  пешеходный
туннель. И всякое новое лицо, оказавшееся в нем, разочарованно восклицало:
"Да ведь он почти пуст! И экспонаты ничем не интересные!"
     Однако и Храм, и все, что в  нем  находится,  может  быть  делом  рук
совсем не марсиан, а каких-нибудь  звездных  пришельцев,  посетивших  Марс
задолго  до  пещерных   времен   на   Земле.   И   даже   полуразрушенный,
обезглавленный,  он,   казалось,   говорил:   "Смотрите   на   меня,   вы,
могущественные и отчаявшиеся!"
     Я собирался войти внутрь. В это вечернее  время  в  Храме,  вероятно,
ничего уже не было. К своему стыду, я не заходил сюда уже  несколько  лет,
точнее, с тех пор, как я впервые покинул планету. Наш Храм -  самый  яркий
образец уникальности Марса, и я пренебрегал им.
     А еще больше мне хотелось увидеть человека, которого я совсем  забыл.
И поэтому я решил  вернуться  к  Старому  Храму  завтра  или  перед  своим
следующим полетом.
     Решение  это  явилось   результатом   сложных   мозговых   процессов,
проходящих в моей голове. Я до конца  даже  не  сознавал,  как  напряженно
работали мысли в тот долгий день. Мысленно я вернулся назад. Потребность в
осмыслении своего существования появилась, когда я вспомнил учение  Тодера
под нейрохлыстом. С тех пор я начал яснее понимать  самого  себя,  трезвее
оценивать свои поступки.
     Глядя на внушительные стены Старого Храма, я думал о том, что  предал
наследие предков. Я отбросил слова Тодера, как не нужный в  быту  хлам.  Я
предпочел межпространственный анализ и теорию управления.
     Я предпочел иметь дело с машинами, а Тодер имел дело с людьми. Теперь
я должен объединить оба учения, чтобы проникнуть в  тайну,  окутавшую  мое
последнее путешествие.
     Мне не нужно было искать пути к Тодеру. Он остался в моем  детстве...
а может быть, нет?



                                    5

     Раньше, каждый  раз,  когда  я  возвращался  на  Марс  после  долгого
космического путешествия, я сразу направлялся в этот квартал  города,  где
прошла моя юность и где я приобрел те знания, которые и хотел  приобрести.
В последнее время посещение мест юности  перестало  быть  моей  привычкой.
Сейчас я размышлял о том, что потерял уверенность в себе, наверное,  из-за
ухудшающегося состояния дел на Марсе.
     Даже через год, проходя по этой дороге, я наверняка увижу  еще  более
покосившееся двери домов, новый  слой  тускло-коричневой  краски,  уже  не
скрывающей трещины в бетонных стенах,  потускневшие  от  песка  стеклянные
панели пешеходных туннелей...
     Но все же было одно утешение: люди  здесь  -  марсиане.  Я  посмотрел
вслед прошедшей мимо высокой девушки, ростом, наверное, около шести  футов
и девяти дюймов, но она была моего племени, такой же, как и я,  в  отличие
от прелестной и миниатюрной Лилит.
     Люди сейчас сидели по домам: было время ужина. Мне  пришла  в  голову
мысль, что и мне бы не мешало  перекусить,  ведь  я  не  знал  теперешнего
материального положения Тодера. Вряд  ли  он  поделится  последним  куском
хлеба со своим экс-учеником, да еще пришедшим без предупреждения.
     Где-то здесь поблизости был  небольшой  ресторанчик...  Я  подошел  к
шлюзу пешеходного туннеля. Счетчик давления был освещен, но  из-за  трещин
на стекле невозможно было разобрать цифры на циферблате. Усомнившись в его
исправности, я осторожно приподнял свою маску. Воздух был сух, а  давление
нормальным. Я подошел к ближайшему перекрестку и повернул налево.
     В том направлении город уходил в узкий каньон, тянувшийся к  главному
каналу. Два пешеходных тротуара слились в один под  общим  куполом.  Когда
мне было пять-шесть лет, я играл здесь в  медведиан  и  центавриан,  лазая
вверх и вниз по ржавым стальным  пилонам,  поддерживавшим  этот  купол.  А
сейчас я удивился,  увидев,  насколько  прогнулись  они.  Если  это  из-за
большого количества песка, нанесенного на купол,  то  днем  здесь,  должно
быть, довольно мрачно!
     Трое детей, два мальчика и  девочка,  уже  выше  пяти  футов  ростом,
играли в туннеле в какую-то глупую игру, а сверху на них  сыпалась  тонкая
струйка песка. Это еще раз неприятно удивило  меня.  Если  песочный  поток
преодолевал давление воздуха внутри, то дыра должна быть очень большой,  и
купол требовал немедленного ремонта.
     Увидев меня и почувствовав себя несколько виноватыми,  что  забыли  о
своих обязанностях, они быстро совками и метелками расчистили слой  песка,
достигший уже двух футов.
     Наверное, еще никто не сообщил о течи, надо сделать это!


     Но я  был  слишком  голоден,  чтобы  сразу  предпринять  какие-нибудь
действия. И если не ошибаюсь, то  ресторанчик  должен  быть  за  следующим
поворотом.
     Ресторанчик был на месте, его фасад по-прежнему  украшался  надписью,
нанесенной обычной краской (флюоресцентная слишком дорогая),  но  название
вроде бы  изменилось.  Теперь  он  называется...  позвольте  посмотреть...
"Роскошный пир"... Кажется, припоминаю, так он назывался  очень  давно,  в
пору  освоения  Марса  -  кто-то  невесело  пошутил  над  теми   голодными
временами, когда ресторан не мог предложить свои фирменные блюда.  Но  эти
дни прошли, и до сих пор каждый здесь мог поесть так же хорошо,  как  и  в
любом другом месте. Поэтому я был очень изумлен, увидев это название.
     Еще   хуже   было   увидеть   четырех   центаврианских    космонавтов
единственными посетителями ресторана. Они шумно  выражали  на  собственном
диалекте недовольство предложенным ассортиментом.
     Я несколько секунд стоял в дверях, раздумывая,  не  пойти  ли  мне  в
другое место, но в это время мужчина, по-видимому владелец, заметил меня и
подошел с таким умоляющим видом, что я принял его  предложение  и  сел  за
столик. Хозяин был негром, иммигрантом с  Земли,  дюймов  на  восемнадцать
ниже меня,  все  еще  отягощенным  земными  мускулами  и  большой  грудной
клеткой, до сих пор плохо приспособившейся к давлению в десять единиц.
     Его единственный официант терпеливо стоял перед  центаврианами,  пока
они со всеми возможными вариациями заказывали себе ужин.
     - Что они здесь делают? - спросил я у негра.
     - Джентльмены с центаврианского корабля? - сглотнул он, и его адамово
яблоко подпрыгнуло. - В эти дни мы их видим здесь всюду.
     - Неужели? - я разглядывал меню. Я отсутствовал дома  слишком  долго,
дольше, чем намеревался. Я хотел оказаться в своей к  маленькой  квартирке
на другом конце города, недалеко от космопорта, но  в  действительности  я
хотел убежать от щемящего чувства вины, терзавшего меня  за  предательство
идеалов моих предков.
     В чем причина этого всеобщего запустения, что значат  эти  занесенные
песком крыши, разбитые счетчики давления, новое название ресторана?..
     - Вы случайно не знаете человека по  имени  Тодер?  -  спросил  я.  -
Учителя, который живет недалеко отсюда?
     - Боюсь, что нет, - ответил негр. - Я здесь только второй  год,  и...
люди пока еще не расположены посвящать меня в свои дела.
     Для  начала  я  выбрал  замороженную  мякоть  авокадо,   марсианского
цыпленка с Солнечной подливкой  и  салат  "Фобос".  Цыпленок  был  сдобрен
специями  и  полит  африканским  соусом  вместо  обещанной  подливки.   Но
центавриане так долго перечисляли свои жалобы, что мне не хватило мужества
высказать еще и свои претензии.  Кроме  того,  цыпленок  оказался  неплохо
приготовленным.


     Я старался быстрее разделаться с ужином, так  как  начал  чувствовать
сильное утомление, вероятно, нейрохлыст напоминал еще о  себе.  Я  никогда
раньше не испытывал его действия, за исключением легких ударов, полученных
от полицейских при мелких стычках в различных барах. Сейчас я  чувствовал,
что через два-три часа усталость, подобно песчаному шторму, свалит меня  с
ног. К этому времени я  должен  быть  дома,  в  кровати.  Поэтому,  здраво
рассуждая, после ужина мне следовало  пойти  сразу  домой.  Но  я  не  был
благоразумным.
     Так  получилось,  что,  несмотря  на  мою  поспешность,   центавриане
закончили с ужином раньше меня и, расплатившись, с шумом стали собираться,
громко комментируя марсианскую кухню. Я боялся, что не выдержу и вступлю с
ними в спор, и поэтому решил подождать, пока они не выйдут. В это время  в
ресторан вошли двое медведиан и потребовали пива и развлечений. Негр имел,
конечно, и то и другое. Однако я заметил его  растерянный  вид,  когда  он
возился за стойкой.
     Я щелкнул пальцами, чтобы привлечь  его  внимание.  Он  покосился  на
медведиан и, решив, что небольшая задержка никому не повредит, подошел  ко
мне.
     - Игральные кости, - сказал я.
     - Что?
     - Они просили развлечения... и... Видимо, вы  не  часто  обслуживаете
медведиан, не так часто, как центавриан?
     - Почему же, но...
     - Медведиане азартные игроки. Они играют в кости по-своему - по кругу
и с картами.
     - О,  спасибо  за  информацию,  -  он  устало  улыбнулся.  -  У  меня
достаточно жалоб в этот вечер.
     - Вы сочувствуете медведианам?
     -  Ну!  -  негр  опасливо  оглянулся,  но  центавриане  уже  покинули
ресторан. - Если  быть  откровенным,  я  нахожу  их  менее  привередливыми
посетителями.
     - Я тоже, - признался я.
     Пока он обслуживал медведиан, я  размышлял  над  тем,  что  до  моего
недавнего опыта работы в Центаврианском секторе я считал,  будто  марсиане
нейтрально относятся и к центаврианам,  и  к  медведианам,  в  отличие  от
предвзятого отношения к ним землян. Сам  же  я  предпочитал  Медведианский
сектор,  мне  нравилась  их  величайшая  готовность  набирать  экипажи  из
космонавтов Старой Системы. Конечно, все они люди, но как  они  по-разному
ведут себя! Беспечные медведиане - это в основном индивидуалисты,  большие
импровизаторы  и  азартные  игроки.  Центавриане  же  были   формалистами,
дисциплинированными,  хорошими  организаторами;  даже   свой   досуг   они
использовали  для  самосовершенствования:  занимались  исследованиями  или
играли в занимательные аналитические игры,  предназначенные  для  развития
интеллекта. Поэтому не случайно говорили,  что  центаврианские  девушки  в
кровати очень похожи друг  на  друга.  На  Дарисе  у  меня  были  время  и
средства, чтобы убедиться в этом.
     Когда я вышел на улицу, центавриан нигде не  было  видно.  Облегченно
вздохнув, я отправился разыскивать Тодера. Все вокруг  напоминало  о  моей
юности: я узнавал каждый дом, каждый переулок, мимо  которых  проходил.  В
четверти мили от своей цели, погруженный в воспоминания, я был  неожиданно
остановлен окриком:
     - Эй, вы, там!
     Я увидел четверых центавриан, тех  самых,  из  ресторана.  По  знакам
различия на их форме я определил, что среди них были младший казначей, два
младших  офицера  и  воздушный  техник  -   низшие   ранги   в   структуре
центаврианского флота. Могло быть хуже. Я знал, что  офицеры  нетерпимы  к
нам, но некоторые члены экипажей более низкого ранга относятся к  выходцам
из Старой Системы как к равным.
     Младший казначей  держал  в  руках  карточку,  вероятно,  с  адресом,
который они пытались найти. Моя догадка подтвердилась, когда он  обратился
ко мне:
     - Вы знаете этот район? Мы не можем найти нужное нам место.
     - Я вырос здесь, - коротко ответил я, подходя.
     Воздушный техник, низкорослый даже по  земным  стандартам,  испуганно
взглянул на меня, проявив несвойственную центаврианам трусость перед моими
семью футами. Глупец! Со своими тренированными мускулами он мог бы сломать
мне руку, словно крылышко цыпленка.
     -  Разрешите  взглянуть,  -  сказал  я  и  взял  карточку.   Прочитав
написанную второпях надпись, я испытал новое потрясение - не много ли  для
одного вечера!
     Я знал этот адрес  лучше,  чем  собственный.  Но  что  нужно  четырем
центаврианским космонавтам низшего  ранга  в  доме  марсианского  учителя,
покинутого даже некоторыми из его старых учеников?
     Я попытался не показать своего удивления и,  кивнув  головой,  вернул
карточку назад:
     - Я как раз иду в этом направлении.
     Я не сделал им предложения проводить их, а они  не  поблагодарили  за
шефство. Молчаливо мы  отшагали  последние  пятьсот  ярдов,  а  мысли  мои
кружились в голове, как колесо рулетки.
     Возможные объяснения, приходившие на ум, могли  быть  неверными.  Но,
когда я наконец увидел этот дом, меня охватило чувство раздражения.
     Тодер не мог представлять ничего иного, чем он был на самом  деле.  А
на фасаде старого дома, который я знал, выделялись  замысловатые  вывески:
на прозрачные пластины в форме гербовых щитов очень искусно были  нанесены
изображения. Я никогда не занимался геральдикой специально, но перед  тем,
как  отправиться   в   Центаврианский   сектор   космоса,   мне   пришлось
познакомиться с ее основами, так как центавриане очень  серьезны.  Поэтому
среди различных изображений я сразу же различил герб Тирана  Центавра.  Он
был разделен на две части: в первой части на черном фоне искрились золотые
звезды и серебряные кометы, во второй - скалилась зеленая тигриная голова.
Другой герб был маловыразительным, и я не знал его; вероятно,  современная
выдумка: чередующиеся четверти лазоревого и серебристого.
     Мои попутчики начали оживленно разговаривать. Центаврианам  очень  не
нравится быть в замешательстве  -  у  них  сразу  же  обостряется  чувство
собственной  неполноценности.  Сейчас  же  к  ним  вернулась  их   обычная
высокомерность.
     Они уверенным шагом направились к двери, рядом с которой  красовались
гербы, а я неохотно последовал за ними. Подойдя ближе, я  прочел  вывеску,
расположенную  между  двумя  сияющими  фонарями:   "Марсианский   институт
геральдики. Зонд, король геральдической палаты...". Неужели за этой дверью
находится Тодер? Неужели, покинутый  своими  учениками,  он  занялся  этой
неинтересной и бесполезной наукой?
     Я не мог поверить!
     Дверь  открылась,  и  на  пороге  появился  незнакомый  человек.  Мне
показалось, что он был ростом шесть-семь  футов.  Однако,  увидев  гостей,
незнакомец  тотчас  же   сложился   пополам,   пытаясь   в   унизительном,
заискивающем поклоне скрыть свой благородный марсианский рост. Видеть  это
было ужасно стыдно. В полном смятении я стоял перед дверью, которая только
что захлопнулась за вошедшими внутрь центаврианами.



                                    6

     - Тодер? - резко переспросил мужчина, внимательно рассматривая  меня.
- Нет, он не живет здесь уже давно. Кто вы, во всяком случае?
     Он уже распрямился, и я увидел, что ростом он выше меня.
     Мы стояли в вестибюле, я быстро огляделся.  Я  хорошо  помнил  жилище
старого учителя и теперь не узнавал  е