иция,  начатая
первыми поселенцами, не так ли! Тогда человек имел право держать в секрете
свое дело.
     - Кто-нибудь, где-нибудь, когда-нибудь имел большие права? -  спросил
я.
     Вернулась девушка с моей одеждой. Сквозь тяжелый сырой воздух до меня
дошел  запах  свежевыстиранного  белья.  Разговаривая  со  своими   новыми
знакомыми, я набрал гораздо больше воздуха, чем  мне  было  необходимо,  и
поэтому начал энергично одеваться, чтобы израсходовать излишки кислорода.
     Лилит тоже предложила мне пообедать  с  ними.  Я  вежливо  отказался,
проверил свои документы и осмотрел маску. Они уже подготовили ее для меня:
счетчик на  резервуаре  стоял  за  отметкой  "полный".  Я  еще  чувствовал
некоторые последствия нервного шока, но надеялся через день-два  полностью
прийти в себя.
     - Вы собираетесь уходить? - спросил Питер.
     -  Да,  -  я  пристегнул  маску,  чтобы  надеть  ее  при  выходе   из
герметизированного объема.
     - Подождите, - он казался несколько смущенным. - О, вы  сказали,  что
обязаны нам?
     Они знают о нашем обычае. В моем затылке заломило.  Лилит  попыталась
остановить Питера, тронув его за локоть, но он,  не  обращая  внимания  на
девушку, продолжал:
     - Поверьте, мне бы не хотелось пользоваться своим  преимуществом,  но
обстоятельства так сложились, что вы можете помочь нам, не подвергая  себя
никакому риску. Ведь в этом заключается марсианская традиция?
     Он был прав. Может быть, дело, которое они  хотят  поручить  мне,  не
имеет отношения к случившемуся со мной,  может  быть,  это  обычное  дело,
связанное с контрабандой какой-нибудь косметики, которая на Марсе  гораздо
дешевле, чем где-либо... Да, но эта  пара,  живущая  в  особняке  Большого
Канала, где давление соответствует земному на  высоте  две  тысячи  футов,
могла оплатить пошлину на все, что угодно.
     - Что вы хотите? - спросил я.
     - Ну... вы космонавт, и  поэтому,  вероятно,  -  он  сделал  какой-то
неясный жест, - вы бываете в порту и болтаете с друзьями...
     Я начал беспокоиться.
     - Около трех дней  назад  с  Дариса  прибыл  центаврианский  корабль,
который  называется  "Хипподамиа".  Он  выглядит  как  прогулочная   яхта.
Наверное, корабль и сейчас находится в порту, во всяком случае,  он  стоял
еще там сегодня утром. Мы вознаградим человека, который сможет  рассказать
что-нибудь о нем. Все что угодно, даже  сплетни  об  этом  корабле  и  его
экипаже.




                                    3

     Следующие пять секунд я боролся с собой,  пытаясь  сохранить  веру  в
себя как марсианина.
     Я  не  был  завсегдатаем  портовых  заведений,  я   был   космическим
инженером, и к тому же я вообще не появлялся в порту с тех пор, как прибыл
домой.  Для  девяноста  девяти   процентов   человечества   Марс   означал
межзвездную посадочную площадку Старой Системы,  а  не  планету  со  своим
населением,  культурой,  традициями  и  обычаями,  имеющими  силу  закона.
Поэтому я не вспоминал о корабле  Лугаса  с  тех  пор,  как  покинул  его,
благополучно избежав центаврианского правосудия.
     Но Питер и Лилит видели мои документы и могли  обратить  внимание  на
штампы центавриан, завершающие длинный ряд медведианских печатей, на  дату
моего прибытия на Марс и увязать все это с заинтересовавшим  их  кораблем,
даже если они не сумели разобрать нечеткую подпись Лугаса  поперек  штампа
об увольнении.
     Я посмотрел на них, пытаясь по тодеровской методике угадать их мысли.
Казалось, девушка думала: "Питер, мы же знаем, что он был на том  корабле!
Почему ты не сказал ему об этом прямо?" А мысль  ее  приятеля  могла  быть
следующей: "Я слышал о кодексе чести марсиан. Для них понятие  чести,  как
они утверждают, имеет большее значение, чем для центавриан, медведиан  или
землян. Я постараюсь сыграть на этом".
     Наконец я спросил:
     - Скажите мне одну вещь, прежде чем я  отвечу  вам.  Случайно  ли  вы
обнаружили меня у Старого Храма?
     Вид их был нерешительным. Лилит достала из кармана сигарету и  сунула
ее в свои прекрасные губки. Я чуть было не возмутился такой нерациональной
тратой кислорода, но вовремя вспомнил, что здесь его достаточно  даже  для
поддержания костра, если кто-нибудь захотел бы разжечь его. Теперь я знал,
что  она  курила,  и  поэтому  она  потеряла  для   меня   большую   часть
первоначальной привлекательности. Курение - безответственная привычка даже
для имеющих такую атмосферу.
     - Отчасти это было случайно, - начал Питер, осторожно подбирая слова.
- Нам сказали, что на корабле, который нас интересует,  был  марсианин.  А
Старый Храм - сердце города. Мы...
     В разговор вступила девушка - ее голос показался более уверенным:
     - Мы искали вас, но мы не знали, что вы были тем, кого мы ищем.
     - О, она имеет в виду то, - добавил Питер, - что мы...
     - Она имеет в виду то, что сказала, - резко прервал его  я,  вспомнив
приемы Тодера, которые он применял, желая  одернуть  возомнившего  о  себе
ученика.
     Как они были нерешительны, эти двое! Наблюдать за ними было  труднее,
чем за кем-либо из центавриан или медведиан, с  которыми  мне  приходилось
иметь  дело.  Несколько  минут  назад  я   считал,   что   девушка   менее
сообразительна, чем ее приятель, теперь же, казалось, Питер уступал  ей  в
смекалке.
     Я  решил  не  заниматься   сравнительным   анализом   их   умственных
способностей и жестом предложил им задавать свои вопросы.
     Тем не менее Питер вел себя сообразно  собственным  представлениям  о
марсианской  честности  -  он  продолжал  колебаться.  Я  признаюсь,   это
раздражало меня. Я  мог  легко  прикрыться  казуистикой  земного  образца,
рассказав полуправду о моей  последней  работе.  События  прошлой  ночи  и
нынешние, по-видимому, имели отношение к каким-то  важным  делам,  лежащим
вне сферы моей профессиональной деятельности.
     Я должен быть внимательным и недоверчивым.  То,  что  они  обнаружили
меня достаточно быстро, спасло мне  жизнь,  но  одновременно  наводило  на
мысль о возможной связи их с людьми из ночного кошмара. С  одной  стороны,
это обстоятельство может помочь установить правду, а с другой - еще больше
запутать поиски. Я должен или вести поиск вместе с  ними,  или,  наоборот,
выступить против них. В любом случае мне следовало быть очень осторожным.
     Итак, сначала я должен выяснить, что же они знают  о  моем  последнем
полете. А вдруг они знают то, чего я не  заметил,  занятый  бесновавшимися
двигателями? Затем я должен буду принять решение о дальнейших действиях.
     - Может  быть,  вы  сядете?  -  спокойно  предложила  Лилит.  -  Если
разговаривать в открытую, то это займет некоторое время.
     - Нет никакой необходимости рассказывать все от начала  до  конца,  -
воспротивился Питер. - Я просто хочу воспользоваться, честно это или  нет,
своим правом.
     - Он хочет знать, почему мы интересуемся именно этим кораблем.
     - И я не хочу ему ничего объяснять, -  Питер  пригладил  свои  густые
волосы толстыми пальцами. - Здесь нет установившейся  шкалы  обязательств,
насколько я знаю, и спасший жизнь человека может выбирать. Я  прав?  -  он
вперил в меня свой взгляд.
     - У вас, землян, другая шкала ценностей, - ответил  я.  -  Вы  цените
вещи, которые невозможно съесть, вдохнуть или износить.
     - Это верно, - отступил он. - На  Земле  жизнь  человека  может  быть
оценена во что-нибудь необыденное, например в золотой самородок. Здесь  же
вы, вероятно, способны убить из-за баллона с кислородом или фляги с водой.
     - Причем тут убийство? - спросила Лилит, напуганная  прямолинейностью
разговора.
     Еще раз они поменялись ролями. Я не удивлюсь, если окажется, что  эта
процедура была запланирована заранее, чтобы сбить меня с толку.  Наверное,
они надеялись задурить мне голову своей софистикой.
     Если все так, то у них ничего не выйдет.
     - Может быть, мы перейдем к делу? - предложил Питер. - Мы спасли  вам
жизнь, и вы подтвердили свое обязательство. Мы не знали, что вы тот  самый
марсианин,  с  корабля,  которого  мы  разыскивали,  пока  не  нашли  ваши
документы и не увидели последний регистрационный штамп.  Теперь  мы  будем
спрашивать  прямо,   надеясь,   что   вы   выполните   требования   вашего
национального обычая.
     - Я расскажу вам все, что смогу, - ответил я.


     Когда я закончил, наступила долгая пауза.
     -  Кое-что  есть  в  том,  что   он   говорил   об   этой   обработке
нервно-парализующим хлыстом, - наконец прервала молчание Лилит.
     - Мы не знаем наверняка, связано ли это с тем, что нас интересует,  -
возразил Питер и повернулся ко мне. - Связано?
     - Вы спрашивали о последнем полете, - твердо ответил я.
     Лилит щелкнула своими  крошечными  пальчиками,  и  этот  звук  громко
прозвучал в тяжелом воздухе.
     - Есть еще один важный вопрос: что случилось с человеком, которого он
заменил? - она внезапно с волнением напряглась.
     Наверное, Питер считал, что я причастен к этому. Он подвинулся вперед
на своем стуле.
     - Вы знаете, что с ним произошло? - спросил он.
     - Я уже говорил, он заболел, - сказал я.  Я  чувствовал  усталость  и
голод, голова плохо соображала. Разговор становился не менее трудным,  чем
прошлой ночью, даже при отсутствии нервно-парализующего хлыста.
     - Удивительное совпадение, -  сказала  Лилит,  вставая.  -  Питер,  я
думаю, ты опирался  на  проверенные  данные  о  теоретической  марсианской
честности.
     - Это оказалось до некоторой степени кстати, согласен.  -  Его  глаза
смотрели на меня с тревогой, они были бледно-голубыми, чего  я  раньше  не
заметил.
     -  В  таком  случае...  -  Лилит  достала  новую  сигарету  и  нервно
затянулась.
     - В таком случае, кто же пытал его? - закончил Питер.
     - Есть две возможности, не так ли? - осторожно проговорила она.
     Я  слегка  напрягся.  Они  достаточно  искусно  защищались  от  моего
зондирования, но и сейчас они старались казаться невозмутимыми:  наверное,
боялись выдать причину  своей  заинтересованности  в  любой  информации  о
последнем полете корабля Лугаса. Никто из них не спешил  расшифровать  эти
"две возможности", и после некоторого ожидания я громко сказал:
     - Я полагаю, что сделал то, о чем вы  просили,  и  обязательство  мое
выполнено.
     - Не так быстро, - ответил Питер, вставая с надменным видом. Стоявшая
девушка была только на голову выше меня, сидевшего на  стуле,  но  он  был
образцом рослого землянина и сейчас хмуро глядел на меня  сверху  вниз.  -
По-моему, у нас возникли противоречия с установленными  обычаями,  не  так
ли? Абсолютная честность, абсолютная честь... А вместе  с  тем  имеются  и
пути преодоления этого. Я, конечно же, не владею  тем,  чему  вас  учат  с
детства, и поэтому могу только раздражать вас, испытывая ваше терпение. Вы
признаете, что были на корабле капитана Лугаса. После  вашего  возвращения
домой какие-то люди похитили вас и подвергли обработке нейрохлыстом, затем
бросили умирать на улице.  Обычные  последствия  обычного  путешествия?  Я
думаю, нет. Вы обязательно должны знать, что было необычного  на  корабле:
экипаж, груз или пассажиры. На всем пути  от  Дариса  до  Земли  вы  могли
заметить это. Но вы утверждаете, будто не  видели  ничего  особенного,  за
исключением чересчур мощных двигателей,  при  которых  вы  были  преданной
сиделкой. Извините за  мою  земную  грубость,  но  я  нахожу  это  слишком
несерьезным. Вы неглупый человек,  если  верить  вашему  профессиональному
удостоверению. К тому же меня поражает, как легко Лугас  нашел  на  Дарисе
квалифицированную замену заболевшему инженеру,  причем  не  центаврианина,
что было бы гораздо легче предположить, а землянина.
     - Марсианина! - воскликнул я.
     - Да, простите, - его глаза немного сузились.
     Я понял, что он пробил брешь в моей защите и проклял эту  марсианскую
обидчивость.
     - Но что мы можем еще сделать, если он лжет? - спросила Лилит.
     - Нет, конечно же, ничего, - заметил Питер. -  Мы  не  будем  унижать
самих себя, рискуя оскорбить подлинно  честного  человека  или,  возможно,
укрепить  позиции  противника.  Следовательно,  мы   благодарим   его   за
содействие и прощаемся с ним.
     - Что? - не понял я.
     - Вы сказали, что считаете свои обязательства выполненными. Поправка.
Я просил вас лишь сообщить нам  некоторые  портовые  сплетни.  Могли  быть
другие члены экипажа, кроме вас, более наблюдательные и болтливые. Что еще
вы можете сказать о своих впечатлениях о корабле, кроме того, о чем я  уже
спрашивал?
     "Земная казуистика", - подумал я, признав правдивость его слов.
     Улыбаясь, он сказал:
     - Есть один недостаток  у  вашего  абсолютного  кодекса,  его  рычаги
действуют и на тех, кто не  присоединяется  к  нему.  Я  принимаю  это  во
внимание. Мы увидимся с вами снова и еще раз поговорим об этом.
     Я поднялся и хмуро наблюдал за ним, удивляясь, почему же я  в  полете
не обратил  внимания  на  какие-нибудь  странные  факты,  которые  мог  бы
предоставить им или тем замаскированным мучителям, пытавшим  меня  прошлой
ночью. Он вынул из кармана свою визитную карточку и передал ее мне.  А  я,
напрягая память, пытался зацепиться за что-нибудь интересное.
     Я неожиданно вспомнил испуганное лицо Лугаса, когда спросил его, куда
он направляется, на Землю или Марс, хотя я отлично знал, что не существует
корабля Центаврианского сектора,  которому  было  бы  позволено  проколоть
защищающую  Землю  атмосферу.  Кораблям  земного  сектора  это,   конечно,
разрешалось.
     Тогда лицо Лугаса передернула судорога, которую я теперь принял бы за
тревогу! Да, он вел себя не так, как другие  знакомые  мне  центаврианские
офицеры. (Хотя, я согласен,  мой  опыт  был  ограничен  всего  лишь  одним
путешествием.)
     Лугас испугался, что я могу догадаться, кем он  был  на  самом  деле:
землянином,  замаскированным  под  центаврианина,  командующего  кораблем,
который имел большие возможности, чем простая яхта  класса  "Денеб",  даже
имеющая крейсерские двигатели.



                                    4

     Но не  эта  мысль  была  главной  в  моей  голове,  когда  я  покидал
апартаменты  Большого  Канала.  Прилаживая  свою  маску,   защищавшую   от
разреженного естественного воздуха и сухого  резкого  вечернего  ветра,  я
испытывал некоторую досаду при мысли об устаревшей  марсианской  привычке.
Идея калибровки давления кислорода в условиях чужеродной атмосферы  других
планет родилась несколько веков назад  (геральдисты  заявляют,  что  могут
проследить более двенадцати рожденных на Марсе поколений внутри  отдельных
семейств). Эта идея уже давно отжила. Мы могли бы  приравнять  давление  к
определенному числу: двум, пяти, десяти единицам,  но  никак  не  решаемся
поколебать старое правило - на любой планете давление измеряется:  "тысяча
футов над уровнем моря". А где оно, это мифическое море?
     Пока я  приспосабливался  к  условиям,  более  подходящим  для  моего
метаболизма, я освободился  от  этого  раздражающего  наваждения.  Ко  мне
вернулась  способность  думать.  Я  начал  сожалеть,  что   отказался   от
предложения Питера и Лилит отдохнуть и пообедать. Я был  еще  очень  слаб,
даже спустя день после пытки нейрохлыстом. Мои легкие интенсивно работали:
они отдавали назад поглощенный  воздух  квартиры,  которую  я  только  что
покинул, надували щеки и наполняли клапанный мешок моей  маски.  Во  время
этих дыхательных процедур я окидывал взглядом местный пейзаж.
     Не  сравнивая,  я  назвал  бы  свою  планету  прекрасной.  Пустынные,
красно-коричневые равнины, песчаные  дюны  и  небольшие  холмы.  Темнеющее
небо,  слабо  мерцающий  душный  воздух,  цветы,  больше  чем  красивые  -
сказочные, редкие, но резкие ветры, вздымающие вихри песков... Большинство
людей не любит или даже ненавидит такой ландшафт.
     И все же я никогда бы не назвал эту планету безобразной, окоченевшей,
плоской. Кто может назвать узловатые руки, покрытые рубцами,  некрасивыми?
Я смотрел на этот родной мир, и мне вдруг пришла в голову мысль, что Тодер
любил Марс. Я подумал: "Старый мудрец", - и почувствовал поддержку в  этих
словах.
     Я пошел в город. Мысли мои беспорядочно  метались  в  голове,  словно
отражались в противостоящих зеркалах. Внезапно новая мысль  обожгла  меня,
именно здесь и сейчас я могу проверить одно из утверждений Питера и Лилит:
что они доставили меня сюда совершенно незаметно. Проверить? А почему бы и
нет? От их особняка отходила прямая дорога. На ней были видны  две  колеи,
ведущие к городу, по которым я шел сейчас, и они  были  достаточно  хороши
для  передвижения  транспорта.  Основные  здания  города,  конечно,   были
погружены в трещины, долины, названные "каналами"  задолго  до  того,  как
нога человека ступила на эту планету, и до сих пор  носящие  это  "мокрое"
имя. Не было рядом подходящей точки наблюдения, с которой я смог бы сверху
бросить взгляд на жилые кварталы города и увидеть след, ведущий к главному
входу дома землян. Мысленно  же  я  не  мог  проследить  весь  свой  путь,
карабкаясь по песку.
     Полагаю, что  они  все-таки  говорили  искренне.  В  закрытой  машине
земляне могли скрытно доставить меня в свой особняк. Проверим.  Да,  линия
следов всего на десять  градусов  отклонялась  от  направления  к  Старому
Храму, где, по их словам, они нашли меня.
     По ту сторону Старого Храма находились мой дом, мое убежище и,  может
быть, мой учитель.
     Питер и Лилит могли навести справки в космопорте о том, где я живу  и
когда возвращаюсь домой. А тот факт, что  в  экипаже  корабля  Лугаса  был
марсианин, они могли выловить в моем квартале города. Их маршрут  домой  -
да, он тянулся от Старого Храма. Допустим и проверим.
     Я чувствовал себя немного лучше, несмотря на то что  Тодер  советовал
не доверять подобным доказательствам. Я почти слышал его старый  квакающий
голос: "Есть две причины,  по  которым  рассказ  может  быть  совместим  с
наблюдениями и фактами. Он может быть продиктован ими или  он  может  быть
продиктован по ним".
     Каким ценным вещам он учил меня. А я, скучая, отвлекался на, как  мне
казалось, более занимательные вещи, мечтая о блестящем  превосходстве  над
землянами,  центаврианами  и  медведианами!  Почему  только   эта   ночная
экзекуция смогла продемонстрировать мне всю ценность его учения?
     Потому что я был глуп.
     Питер   говорил:   "Вы   неглупый   человек,   если   верить   вашему
профессиональному  удостоверению".  Но  это  удостоверение  не  определяло
умственные способности  человека,  а  только  оценивало  приобретенные  им
мастерство, умение, знания.
     Я  подошел  к  откосу.  Дорога,  накатанная  транспортными  машинами,
извиваясь серпантином, спускалась вниз к ложу канала.  Идти  по  ней  было
бесполезной тратой сил. Я решил сократить путь  и  пошел  прямо  вниз,  по
крутому спуску, с детства привычным шагом - чем-то средним между  бегом  и
прыжками, естественными при нашей низкой гравитации.
     Скоро мы  сможем  создать  дешевое  оборудование,  управляющее  силой
тяжести, для  установки  его  в  жилых  помещениях  наподобие  регуляторов
давления.  В  той  комнате,  которую  я  оставил,  уже  была   кровать   с
нуль-гравитационной установкой, хотя, конечно, зона  воздействия  на  поле
тяготения была сравнительно мала, и  распространение  его  на  все  здание
вылилось бы  в  фантастическую  сумму.  Но  рано  или  поздно  это  должно
случиться.
     И от этого поползет по швам сложившееся  равновесие.  Некоторые  миры
будут просто брошены на  произвол  судьбы...  Я  могу  провести  несколько
недель на планете, подобной Дарису, Голдстару или Хариголу, с гравитацией,
близкой к земной, и воздухом, как на Марсе, но там я  двигался  медленнее,
чтобы сохранить  энергию,  ел  больше,  чем  обычно.  И  каждую  ночь  мой
собственный вес припечатывал меня к кровати. Только  когда  я  воз