а меня, но это невозможно...
   - Ну, теперь они не скоро кончат, - шепнула Сель и, дернув няньку  за
одежду, побежала по крутой малахитовой лестнице.
   Нянька ковыляла вслед за нею, тряся старой головой.
   - Быть беде.., быть беде... Не может быть здорово  тело,  когда  руки
ссорятся с головой...
   - Что ты ворчишь там?
   - Нельзя обижать жрецов! Гнев богов страшнее царского гнева!

Глава 4

АДИШИРНА-ГУАНЧ

   Сель подошла к высокой золотой стене,  ограждавшей  Золотые  Сады.  У
стены была низкая дверь. Вынув из-под плаща бронзовый ключ. Сель открыла
замок, пружина которого издала мелодичный звон. Тяжелая дверь подалась с
трудом.
   - Идем!
   Ца тяжко вздыхала и колебалась.
   - Ну, оставайся здесь, если  боишься.  Я  одна  пойду!  -  решительно
сказала Сель и проскользнула в полуоткрытую дверь.
   Сгорбившись, кряхтя и мотая головой, старуха последовала  за  нею.  В
проходе она зацепилась платьем за острый край золотого листа и  изорвала
платье.
   - Не к добру это.., не к добру, - ворчала она.
   А Сель уже стояла на высокой площадке и смотрела как зачарованная  на
волшебную картину, расстилавшуюся перед нею.
   Золотые Сады спускались широкими террасами. Каждая терраса сверкала в
лунных лучах своими золотыми деревьями, листьями, плодами,  феерическими
цветами. Все это было вычеканено из золота и серебра. На  цветах  сидели
бабочки,  раскрыв  свои  крылья,  на  ветках  -  птицы;  свернутые  ужи,
громадные ящерицы и улитки виднелись в золотой траве. Целые  поля  маиса
были вычеканены из золота и  серебра  с  волшебным  искусством.  По  обе
стороны дорожки, усыпанной золотым  песком,  дремали  громадные  золотые
львы.
   Самый сильный ветер не мог поколебать ни одной ветки, ни одного листа
в этом необычайном саду.
   Сель долго не могла оторваться от этой картины...
   Даже старуха Ца,  забыв  о  своем  неповиновении  царскому  слову,  в
восторге хлопнула кривыми, костлявыми пальцами по коленям и воскликнула:
   - Вот так внук!
   - Какой внук? - с недоумением спросила Сель.
   - Адиширна, внук он мне...
   - Я и не знала!.. Отчего же ты не говорила мне об этом?
   - Мы люди маленькие, кому интересно наше родство. А только нельзя  не
похвалиться. Ведь этакие способности дали ему боги!.. Не всякому и жрецу
впору сделать такое... А так рабом и умрет... Что  делать!..  Одному  на
роду написано царствовать, а другому быть рабом... Каждому свое...
   - Я и не знала, - сказала еще раз в задумчивости Сель. - Да... Одному
царствовать, а  другому  быть  рабом.  Но  боги  или  люди  создали  это
разделение?..
   Ца взмахнула руками.
   Не дав ей ответить. Сель быстро заговорила:
   - Слушай, Ца, ты ведь меня любишь?.. Ну, конечно! Я  знаю.  Не  целуй
край моего плаща. Так слушай, Ца: сиди вот здесь, на этом золотом льве -
не бойся, он не проснется и не тронет  тебя.  Сиди  смирно  и  дожидайся
меня. Я скоро вернусь... Я одна!..
   Прежде чем Ца успела открыть рот, Сель уже бежала вниз по  золотистой
дорожке.
   На второй террасе были видны люди в коротких одеждах рабов. Некоторые
из них имели только повязку у бедер. Они возились около фонтанов.
   Около группы склоненных рабов стоял стройный юноша в черной  короткой
рубахе, перетянутой широким кожаным поясом. Руки выше локтей  и  широкая
грудь его были открыты. Густые, вьющиеся волосы стянуты узким  ремешком.
Несмотря на этот простой костюм, юноша был прекрасен, как молодой бог.
   Это был раб Адиширна-Гуанч, гениальный художник, скульптор и ювелир.
   Сель подбежала к нему сзади и в смущении остановилась.
   Рабы прервали работу и подняли голову. Адиширна повернулся и замер от
удивления...
   - Ты?!
   - Я пришла посмотреть  на  работы,  -  сказала  она.  -  Что  ты  тут
делаешь?..
   Чтобы скрыть смущение и радость, художник с жаром принялся объяснять:
   - А вот посмотри. Струи фонтанов сделаны из  бриллиантов.  Мы  сейчас
оживим их!
   Наклонившись к колодцу в земле, он крикнул на берберском наречии:
   - Ширан, дай свет!
   Фонтан осветился лучом света, идущим из-под земли.  Свет  переливался
цветами радуги, скользил  внутри  бриллиантовых  струй  фонтана,  и  это
создавало иллюзию струящейся воды.
   Сель была по-детски восхищена.
   - Да ты колдун, - сказала она смеясь  и  поправила  красную  розу  на
своей груди. - Покажи, что здесь есть еще интересного.
   - Вон там пруд...
   - Идем! - повелительно сказала она. Сель  и  Адиширна  отделились  от
рабов и подошли к уединенному пруду.
   - Вода в нем сделана из горного хрусталя!
   Адиширна наклонился к земле, повернул скрытый рычаг, и пруд осветился
голубым светом.
   Еще один поворот рычага, и в  хрустальной  глубине  медленно  поплыли
золотые рыбки, шевеля плавниками и хвостиками.
   - Колдун, колдун!  -  И,  по-детски  восхищенная,  Сель  захлопала  в
ладоши.
   - Здесь нет колдовства, - сказал  художник,  и  румянец  удовольствия
покрыл его смуглые щеки. - Законы механики, не больше! Все эти птицы,  -
и он махнул рукою по направлению веток с сидящими птицами, - могут  петь
и махать крыльями. Желаешь посмотреть?
   - Нет, не надо... - сказала Сель и задумалась. - Скажи мне, Адиширна,
как пришла тебе в голову мысль создать этот волшебный сад?
   - Как пришла мне в голову эта мысль? - медленно проговорил  художник,
опуская голову.
   Он  что-то  обдумывал  и,  казалось,  колебался.  Потом,  решительным
движением вскинув голову, он взглянул прямо в глаза Сель.
   - Вот как... Для меня этот сад - символ.
   -  Что  же  он  означает?  -  спросила  Сель,   несколько   смущенная
пристальным взглядом художника, но не опуская глаз.
   - Посмотри на этот сад! -  с  воодушевлением  начал  художник.  -  Ты
видишь в нем роскошные плоды, но не можешь  насладиться  их  вкусом.  Ты
видишь диковинные цветы, но  не  можешь  сорвать  их.  А  если  захочешь
сделать это, они только больно уколют руки. Здесь все  чарует  глаза,  и
ничто не доступно для обладания... Жизнь - это тот же Золотой Сад...
   Вздохнув, художник опустил голову и замолчал.
   Молчала и Сель.
   Потом, подойдя  к  нему  ближе,  она  спросила  взволнованным,  тихим
голосом:
   - Ты.., ты хотел бы обладать всеми цветами мира?
   - Только одним!  -  воскликнул  художник,  вновь  окинув  ее  горячим
взглядом.
   - Каким же? - спросила Сель.
   - Этот цветок ты! - страстно воскликнул юноша.
   - Но ты забыл, что сад,  в  котором  растет  этот  цветок,  для  тебя
запретный, - лукаво смеясь, возразила Сель и, повернувшись,  побежала  к
ждущей ее Ца.

Глава 5

ПРИ СВЕТЕ ЗВЕЗД

   Синий купол звездного неба покрывал Атлантиду.
   На вершине огромной пирамиды,  у  храма  Посейдониса,  жрец  Эльзаир,
астроном и астролог, наблюдал движение небесных светил.
   На обширной площадке, мощенной шашками черных и белых мраморных плит,
стояли различные астрономические инструменты из бронзы.
   Астроном записывал на бронзовых пластинках свои наблюдения. Он  макал
стилос, сделанный из вещества, не растворяющегося в  едких  кислотах,  в
стеклянный сосуд в виде раскрытой пасти льва,  и  наносил  на  пластинку
знаки, напоминающие ассирийскую клинопись. Кислота выедала на пластинках
эти знаки неизгладимыми темными углублениями. Небольшая глиняная  лампа,
изображающая дельфина,  с  волокнистым  фитилем,  вставленным  в  масло,
бросала слабый свет на полированные таблицы.
   Жрец так был погружен в свое занятие,  что  не  слыхал,  как  в  люк,
закрывавший вход на площадку, постучались.
   Стук повторился.
   - Кто там?
   - Именем Солнца!
   Жрец поднял люк, и  на  площадку  вошли  пять  жрецов:  Кунтинашар  -
архитектор  и  математик,  Анугуан  -  историк,  законовед  и  дипломат,
Зануцирам - химик и инженер металлургической промышленности, Агушатца  -
врач и Нуги-Эстцак - философ и хранитель культа.
   - Как твои наблюдения, Эльзаир? - спросил Кунтинашар. Эльзаир  развел
руками.
   - Или в моей голове, или в небе  творится  что-то  неладное.  Планеты
сдвигаются  со  своих  орбит,  и  даже  все  неподвижные  звезды   будто
сдвинулись немного вправо с  предначертанного  им  в  вечности  места...
Смотри сам...
   Кунтинашар подошел к инструментам, внимательно осмотрел их,  произвел
градусные измерения, проверил цифры таблиц и пожал плечами.
   - Да, загадочное явление...
   - Я сообщу об этом Ацро-Шану, хранителю Высших Тайн. Если не сумеет и
он объяснить, то одни боги знают, что творится в небесах!
   - Просматривал ли ты таблицы  за  прежние  годы?  -  спросил  историк
Анугуан.
   - Я просмотрел уже за четыре тысячи пятьсот лет. Ничего  подобного  в
записях не встречается.
   - Ну, вот что, - произнес Зануцирам, - вы, звездочеты  и  математики,
интересуетесь только небом, а нам интересно то, что творится  здесь,  на
земле. Нуги-Эстцак, посмотри, хорошо ли прикрыта подъемная дверь!
   - Кого?.. - спросил рассеянно Нуги-Эстцак. Философ не слышал вопроса.
Мысли его были далеко. Посмотрев на  него  и  безнадежно  махнув  рукой,
Зануцирам подошел к двери, поднял  ее,  убедился,  что  внизу  никто  не
подслушивает, и, плотно закрыв, сказал вполголоса:
   - Мы одни...  Агушатца,  скажи,  что  ты  сегодня  узнал  во  дворце?
Агушатца осмотрелся кругом, как бы не доверяя и этому уединенному месту,
и так же тихо начал говорить...
   - Плохие новости... Царь жаловался  на  боль  головного  мускула  <Не
только на бронзовых таблицах атлантов,  но  на  ассирийских  клинописях,
трактующих о болезнях, встречается это упоминание о "головном  мускуле";
точно нам не удалось установить смысл этой фразы - Ларисон.>, и я был  у
него... Ничего серьезного.
   - Ничего серьезного? Да, это плохие новости, - с  иронией  проговорил
Зануцирам.
   - Есть хуже, - продолжал Агушатца. - Возвращаясь из опочивальни царя,
я  встретил  царского  скорописца.  И  он   успел   шепнуть   мне,   что
Гуан-Атагуераган уменьшил наши доходы наполовину и  изменил  не  в  нашу
пользу состав Верховного Совета.
   - Этого надо было ожидать...
   - Так дальше продолжаться не может!
   - Здесь нас пять из семи членов Верховного Совета. Великий Ацро-Шану,
хранитель Высших Тайн, живет в тысячелетиях,  -  он  выше  наших  забот.
Шишен-Итца с тех пор, как царь пленился его  дочерью  и  "породнился"  с
ним, взяв ее в свой гарем, готов лизать царские пятки.  Только  мы  одни
можем защитить интересы великой касты жрецов. Мы - соль Атлантиды. Мы  -
истинная сила ее. Мы храним знания, накопленные десятками тысячелетий.
   - Так  откажемся  строить,  откажемся  лечить,  выделывать  бронзовое
оружие и строить  корабли,  -  и  царь  сразу  почувствует,  что  значит
ссориться со жрецами!
   - Нож хочет перестать быть острым, а  солнце  горячим?  -  с  улыбкой
произнес архитектор Кунтинашар. - Не забросят ли нож и  не  разведут  ли
костры, если угаснет солнце, чтобы обогреться? Ты увлекаешься, Агушатца.
Это опасный путь!.. А что, если обойдутся без  на??  Посмотри  на  этого
выскочку, раба Адиширну-Гуанча. Он не накоплял знания тысячелетиями, как
наша каста, и он вырос в грязи, а сумел создать произведения,  достойные
богов. Он был и остался рабом, и тем не менее мне, великому Кунтинашару,
приходится завидовать этому мальчишке! Да, завидовать! Перед вами  я  не
скрываю этого. Когда приезжают иноземцы, что поражает их  больше  всего?
Не мой маяк, а его бог Солнца, на чьей ладони мы  помещаемся  сейчас  со
всеми нашими храмами и пирамидами. "Кто создал это чудо?"  -  спрашивают
иноземцы. Раб. Не я!.. Как это перенести? А среди этого сброда  найдется
немало таких, как Адиширна. Мы держим их в полуживотном состоянии и этим
охраняем наши законные права. Но что, если развяжут их  скрытые  силы?..
Твой план, Агушатца, никуда не годится...
   - Но что же нам предпринять?..
   - Надо убрать неугодного нам царя.
   Эта мысль была у всех жрецов, но никто не  осмеливался  высказать  ее
первой.
   И они сидели в выжидательном молчании.
   - Ты - философ, Нуги-Эстцак, - нарушил  молчание  жрец-архитектор,  -
скажи нам, что бы ты сделал, если бы камень преградил тебе дорогу?
   - Чтобы решить эту задачу, не нужно  быть  философом,  -  простодушно
ответил Нуги-Эстцак, - на это хватит ума и у раба. Я отбросил  бы  ногой
камень в сторону...
   Жрецы переглянулись и поняли друг друга.
   - Да, но как это сделать?.. - задумчиво произнес архитектор.
   - Вот как, - добросовестно показал философ, шаркнув  своей  сандалией
по скользким плитам. Жрецы улыбнулись.
   - Если бы это было так просто! - произнес архитектор.
   - А что этот.., головной мускул, - обратился к Агушатце  астроном,  -
чем его излечивают?
   - Настой из двенадцати горных трав, собранных на заре в новолуние.
   - Нет ли чего-нибудь покрепче? Да, покрепче! Чтобы сразу мускул  этот
самый головной...
   - Есть, конечно. Но,  может  быть,  ты  сам  подашь  царю  это  питье
"покрепче", Эльзаир? Первый глоток он заставляет выпить раба,  второй  -
меня, а потом пьет сам.
   - Какое возмутительное недоверие к жрецам!..
   - Бросим загадки, - сказал  Кунтинашар,  -  Гуан-Атагуераган  обречен
нами на смерть!..
   - История знает такие примеры, - воскликнул историк Анугуан, - восемь
тысяч двести двадцать семь лет тому назад был убит  царь  Абунарцалаган,
пять тысяч шестнадцать лет тому назад был такой же  случай  цареубийства
"для блага великой Атлантиды". Так и записано в летописи нашего  тайного
архива: "для блага великой Атлантиды".
   -  Но  жрецам,  -  сказал  Кунтинашар,   -   не   следует   принимать
непосредственного участия. Надо создать дворцовый переворот.  Пусть  это
будет делом рук  брата  царя  -  Келетцу-Ашинацака.  Маленькому  князьку
Атцора заманчиво сделаться властелином мира. Его не трудно будет убедить
в том, что он законный наследник, неправильно устраненный  от  престола.
За доказательствами дело не станет. Можно призвать  на  помощь  магию  и
астрологию - это по твоей части, Эльзаир. Возведенный на престол с нашей
помощью, он будет послушным орудием в  наших  руках.  Воспользуемся  его
приездом на праздник Солнца и посвятим его в наш план.
   - Этот план лучше других, -  сказал  Анугуан,  толстенький  старик  с
полузакрытыми   глазами.   -   Но   здесь   есть    одно    препятствие:
Келетцу-Ашинацак родился с  сердцем  овцы.  Он  вялый,  нерешительный  и
боязливый. Едва ли нам удастся склонить его на такой поступок... Что  ж,
попробуем! А если не удастся, про запас у меня имеется план получше... Я
имею сведения, что среди рабов...
   В  подъемную  дверь  кто-то   сильно   постучал   три   раза.   Жрецы
переглянулись, быстро разошлись в разные  стороны  и  сделали  вид,  что
углубились в астрономические наблюдения за звездами.
   - Три стука... Царь... - шепнул Эльзаир и открыл люк.  Вошел  царь  в
сопровождении  двух  вооруженных  белокурых   телохранителей   и   жреца
Шишена-Итца.
   Царь подозрительно оглядел жрецов.
   - Почти весь Верховный Совет совещается со звездами? -  сказал  царь,
иронически улыбаясь.
   - Великий царь! Звезды меркнут, когда восходит солнце! -  певуче,  на
придворный манер, произнес Эльзаир.
   - До зари еще далеко! - холодно отстранил царь  льстивое  приветствие
Эльзаира. - Составь мне гороскоп на завтра. Мне  хочется  узнать,  Атцор
вместе с Атлантидой погибли на дне океана На поверхности  остались  лишь
вершины гор, составляющие теперь Азорские острова - Ларисон  успешно  ли
пройдет завтрашнее празднество, на которое съехались все мои вассалы.
   - Гороскоп составлен, трижды великий владыка. Звезды благоприятствуют
тебе. Вот он: "Государю-царю моему доношу я, Эльзаир,  главный  астроном
города Посейдониса. Привет  с  пожеланием  мира  царю  моему.  Да  будут
милостивы  боги  к  царю-государю  моему.  В  шестой  день  месяца   Ану
приступили мы к наблюдению нашему, и видели мы..."
   Царь слушал и исподлобья испытующе смотрел на присутствующих.
   Лица жрецов были непроницаемы...

Глава 6

ПРАЗДНИК СОЛНЦА

   Ночь была на исходе. Воздух  посвежел.  Побледнели  звезды.  Потянуло
предутренним ветерком.
   На огромной площадке,  обрывающейся  на  востоке  крутыми  утесами  к
океану, при свете факелов служители храма спешно  заканчивали  убранство
алтарей. Рабы снимали лестницы, веревки,  брусья,  окончив  декоративные
работы. Наконец все было готово.
   Наступил великий годовой праздник Солнца.
   К  нему  Посейдонис  готовился  целые  месяцы.  Это  был  не   только
религиозный  праздник.  Это  была  демонстрация,  которая  должна   была
показать всем  приезжим  подвластным  царям  и  правителям  великолепие,
богатство и могущество метрополии.
   С горы, от Священного Холма, по горной извилистой  дороге  показались
огни, вытягиваясь и изгибаясь вдоль пути, как длинный светящийся змей. В
тишине ночи послышались  визгливые  звуки  флейт,  громыхание  бронзовых
колесниц, тяжкие вздохи громадных слонов.
   Головная колонна уже входила на площадку, разливаясь  по  ней  огнями
факелов, а светящийся хвост процессии еще виднелся на Священном Холме.
   Впереди шел отряд воинов, сверкавших бронзовым вооружением, за ним  -
жрецы в роскошных тяжелых  служебных  одеяниях,  усыпанных  драгоценными
камнями. На черных носилках, с  золотыми  дисками  солнца  по  сторонам,
четыре служителя храма несли  самого  Ацро-Шану  -  великого  Верховного
жреца, хранителя Высших Тайн, который один раз в год, в праздник Солнца,
оставлял свой недоступный даже многим жрецам дворец у храма  Посейдониса
и являлся миру.
   Он считался самым старым человеком  на  земле.  Одни  определяли  его
возраст в двести лет, другие  -  еще  более.  Народ  был  уверен  в  его
бессмертии.
   Иссохшее, морщинистое лицо его напоминало мумию. Густая белая  борода
достигала колен. На  этом  безжизненном  пергаментном  лице  -  большие,
молодые, горящие как угли глаза производили жуткое впечатление.
   Толпа невольно отхлынула. Многие рабы пали на колени.
   Верховного жреца бережно усадили  на  высокий  престол  пред  главным
жертвенником.  Остальные  жрецы  заняли  свои  места   у   жертвенников,
расположенных полумесяцем, замыкавшим выступ площадки.  В  центре  этого
полумесяца стоял еще более высокий трон  царя  атлантов,  на  семидесяти
двух постепенно суживающихся мраморных ступенях.
   Вверху спинки трона  был  укреплен  большой  бронзовый  диск  солнца,
поддерживаемый двумя переплетающимися бронзовыми  змеями.  Вокруг  этого
трона расположены были  семьдесят  два  трона  царей  главнейших  стран,
подчиненных Атлантиде.
   В  шествии  этих   царей,   окруженных   придворной   стражей,   были
представлены все окраски и оттенки человеческой кожи -  от  черной,  как
эбонит, кожи нубийцев, до белой, как слоновая  кость,  северных  галлов;
все одежды, все разнообразие вооружения и украшений.
   Когда прибывшие заняли свои места, все огни внезапно  были  погашены,
как будто опустили темный занавес на весь этот  пестрый,  разноплеменный
человеческий муравейник.
   Только вверху мерцали побледневшие звезды.
   Резко прозвучала большая бронзовая труба, и вдруг стало тихо. Если бы
не пофыркивание коней и слонов да случайный лязг медного вооружения,  от
времени до времени нарушавшие  тишину,  можно  было  подумать,  что  вся
громадная площадь пуста...
   Среди этой жуткой тишины вдруг раздался голос жреца. Высоким тенором,
надрывно,  с  переливами  и  неожиданными  паузами,  так  же  неожиданно
прерываемыми вскриками, он пел об ужасах мрака, таящего в себе неведомые
опасности, о страхе смерти, о тоске души, лишенной солнца...
   Как бы в ответ на этот вопль раздался хор детских  голосов.  Хор  пел
однообразную, заунывную мелодию, а жрец  покрывал  ее  своими  плачущими
переливами...
   Вдруг, как будто из  недр  земли,  послышался  тихий  хор  басов.  Он
незаметно вплелся в хор детей, как шум прибоя.
   Наконец  тысячи  бронзовых  труб  огромного  органа,  приводимого   в
движение паром, потрясли прибрежные скалы - и вдруг все сразу смолкло...
   Резкий, неожиданный переход  к  п