Доуэлем приходилось бороться не психологией, не словами, а
только решительными действиями.


   МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

   Артур ослабил узлы, связывавшие его. Это  ему  удалось,  потому  что,
когда его связывали смирительной рубашкой, он умышленно напружинил  свои
мышцы. Медленно начал он освобождаться из своих пеленок. Но за ним  сле-
дили. И едва он сделал попытку вынуть руку, замок щелкнул, дверь  откры-
лась, вошли два санитара и перевязали его заново, на  этот  раз  наложив
поверх смирительной рубашки еще несколько ремней. Санитары грубо обраща-
лись с ним и угрожали побить, если он возобновит  попытки  освободиться.
Доуэль не отвечал. Туго перевязав его, санитары ушли.
   Так как в камере окон не было и освещалась она электрической  лампоч-
кой на потолке, Доуэль не знал, наступило ли утро. Часы тянулись медлен-
но. Равино пока ничего не предпринимал и  не  являлся.  Доуэлю  хотелось
пить. Скоро он почувствовал приступы голода. Но никто не  входил  в  его
камеру и не приносил еды и питья.
   "Неужели он хочет уморить меня голодом?" - подумал Доуэль. Голод  му-
чил его все больше, но он не просил есть. Если Равино решил уморить  его
голодом, то незачем унижать себя просьбой.
   Доуэль не знал, что Равино испытывает силу его характера. И, к неудо-
вольствию Равино, Доуэль выдержал этот экзамен.
   Несмотря на голод и жажду, Доуэль, долгое время  проведший  без  сна,
незаметно для себя уснул. Он спал безмятежно и  крепко,  не  подозревая,
что этим самым доставит Равино новую неприятность. Ни яркий свет  лампы,
ни музыкальные эксперименты Равино не  производили  на  Доуэля  никакого
впечатления. Тогда Равино  прибегнул  к  более  сильным  средствам  воз-
действия, которые он применял к крепким натурам. В соседней комнате  са-
нитары начали бить деревянными молотами по железным листам и трещать  на
особых трещотках. При этом адском грохоте обычно просыпались самые креп-
кие люди и в ужасе осматривались по сторонам. Но Доуэль,  очевидно,  был
крепче крепких. Он спал как младенец. Этот  необычайный  случай  поразил
даже Равино.
   "Поразительно, - удивлялся Равино, - и ведь этот человек  знает,  что
жизнь его висит на волоске. Его не разбудят и трубы архангелов".
   - Довольно! - крикнул он санитарам, и адская музыка прекратилась.
   Равино не знал, что невероятный грохот пробудил Доуэля. Но, как чело-
век большой воли, он овладел собой при первых проблесках сознания  и  ни
одним вздохом, ни одним движением не обнаружил, что он уже не спит.
   "Доуэля можно уничтожить только физически" - таков был приговор Рави-
но.
   А Доуэль, когда грохот прекратился, вновь уснул по-настоящему и прос-
пал до вечера. Проснулся он свежим и бодрым. Голод уже меньше мучил его.
Он лежал с открытыми глазами и, улыбаясь, смотрел на волчок  двери.  Там
виднелся чей-то круглый глаз, внимательно наблюдавший за ним.
   Артур, чтобы подразнить своего врага, начал напевать веселую песенку.
Это было слишком даже для Равино. Первый раз в  жизни  он  почувствовал,
что не в состоянии овладеть чужой волей. Связанный,  беспомощно  лежащий
на полу человек издевался над ним. За дверью раздалось какое-то шипение.
Глаз исчез.
   Доуэль продолжал петь все громче, но вдруг поперхнулся. Что-то  разд-
ражало его горло. Доуэль потянул носом и почувствовал запах. В  горле  и
носоглотке щекотало, скоро присоединилась к этому режущая боль в глазах.
Запах усиливался.
   Доуэль похолодел. Он понял, что настал его смертный час. Равино отра-
вил его хлором. Доуэль знал, что он не в силах вырваться из туго  связы-
вавших его ремней и смирительной рубашки. Но в этот раз  инстинкт  само-
сохранения был сильнее доводов разума. Доуэль начал  делать  невероятные
попытки освободиться. Он извивался всем телом,  как  червяк,  выгибался,
скручивался, катался от стены к стене. Но он не кричал, не молил о помо-
щи, он молчал, крепко стиснув зубы. Омраченное сознание уже не управляло
телом, и оно защищалось инстинктивно.
   Затем свет погас, и Доуэль словно куда-то провалился. Очнулся  он  от
свежего ветра, который трепал его волосы. Необычайным  усилием  воли  он
постарался раскрыть глаза: на мгновение перед ним мелькнуло чье-то  зна-
комое лицо, как будто Ларе, но в полицейском костюме. До слуха дошел шум
автомобильного мотора. Голова трещала от боли. "Бред, но я, значит,  еще
жив", - подумал Доуэль. Веки его опять сомкнулись, но  тотчас  открылись
вновь. В глаза больно ударил дневной свет. Артур прищурился и вдруг  ус-
лышал женский голос:
   - Как вы себя чувствуете?
   По воспаленным векам Доуэля провели влажным куском ваты. Окончательно
открыв глаза, Артур увидел склонившуюся над ним Лоран. Он  улыбнулся  ей
и, осмотревшись, увидел, что лежит в той самой спальне, в которой неког-
да лежала Брике.
   - Значит, я не умер? - тихо спросил Доуэль.
   - К счастью, не умерли, но вы были на волоске от  смерти,  -  сказала
Лоран.
   В соседней комнате послышались быстрые шаги, и Артур увидел Ларе.  Он
размахивал руками и кричал:
   - Слышу разговор! Значит, ожил.  Здравствуйте,  мой  друг!  Как  себя
чувствуете?
   - Благодарю вас, - ответил Доуэль и, почувствовав боль в груди,  ска-
зал: - Голова болит... и грудь...
   - Много не говорите, - предупредил его Ларе, - вам вредно.  Этот  ви-
сельник Равино едва не отравил вас газом, как крысу в трюме корабля. Но,
Доуэль, как мы великолепно провели его!
   И Ларе начал смеяться так, что Лоран посмотрела на него с  укоризной,
опасаясь, как бы его слишком шумная радость не потревожила больного.
   - Не буду, не буду, - ответил он, поймав ее взгляд. - Я сейчас  расс-
кажу вам все по порядку. Похитив мадемуазель Лоран и  немного  подождав,
мы поняли, что вам не удалось последовать за нею...
   - Вы... слышали мой крик? - спросил Артур.
   - Слышали. Молчите! И поспешили укатить, прежде чем Равино вышлет по-
гоню. Возня с вами задержала его свору, и  этим  вы  очень  помогли  нам
скрыться незамеченными. Мы прекрасно знали, что вам там не поздоровится.
Игра в открытую. Мы, то есть я и Шауб, хотели возможно скорее  прийти  к
вам на помощь. Однако необходимо было сначала устроить  мадемуазель  Ло-
ран, а уж затем придумать и привести в исполнение план вашего  спасения.
Ведь ваше пленение было непредвиденным... Теперь и нам надо было во  что
бы то ни стало проникнуть за каменную ограду, а это, вы сами знаете,  не
легкое дело. Тогда мы решили поступить так: я и Шауб достали себе  поли-
цейские костюмы, подъехали на автомобиле и заявили, что мы  явились  для
санитарного осмотра. Шауб изобразил даже мандат со  всеми  печатями.  На
наше счастье, у ворот стоял не постоянный привратник, а простой санитар,
который, очевидно, не был знаком с инструкцией Равино,  требовавшей  при
впуске кого бы то ни было предварительно созвониться с ним по  телефону.
Мы держали себя на высоте положения и...
   - Значит, это был не бред... - перебил Артур. - Я вспоминаю, что  ви-
дел вас в форме полицейского и слышал шум автомобиля.
   - Да, да, на автомобиле вас обдул свежий ветер, и вы пришли  в  себя,
но потом впали в беспамятство. Так слушайте дальше. Санитар  открыл  нам
ворота, мы вошли. Остальное сделать было нетрудно, хотя и не так  легко,
как мы предполагали. Я потребовал, чтобы нас провели в  кабинет  Равино.
Но второй санитар, к которому мы обратились, был, очевидно, опытный  че-
ловек. Он подозрительно оглядел нас, сказал, что доложит, и вошел в дом.
Через несколько минут к нам вышел какой-то горбоносый  человек  в  белом
халате, с черепаховыми очками на носу...
   - Ассистент Равино, доктор Буш.
   Ларе кивнул головою и продолжал:
   - Он объявил нам, что доктор Равино занят и что мы можем переговорить
с ним, Бушем. Я настаивал на том, что нам необходимо видеть самого Рави-
но. Буш повторял, что сейчас это невозможно, так как Равино находится  у
тяжелобольного. Тогда Шауб, не долго думая, взял Буша за руку вот так, -
Ларе правой рукой взял за запястье своей левой руки, -  и  повернул  вот
этак. Буш вскрикнул от боли, а мы прошли мимо него и вошли в  дом.  Черт
возьми, мы не знали, где находится Равино, и были в большом затруднении.
По счастью, он сам в это время шел по коридору. Я узнал его, так как ви-
делся с ним, когда привозил вас в качестве моего душевнобольного  друга.
"Что вам угодно?" - резко спросил Равино.  Мы  поняли,  что  нам  нечего
больше разыгрывать комедию, и, приблизившись к Равино, быстро вынули ре-
вольверы и направили их ему в лоб. Но в это время носатый Буш, - кто  бы
мог ожидать от этой развалины такой прыти! - ударил по руке Шауба,  при-
чем так сильно и неожиданно, что выбил револьвер, а Равино схватил  меня
за руку. Тут началась потеха, о которой, пожалуй,  трудно  и  рассказать
связно. На помощь к Равино и Бушу уже бежали со всех сторон санитары. Их
было много, и они, конечно, быстро справились бы с  нами.  Но,  на  наше
счастье, многих смутила полицейская форма. Они знали о тяжелом наказании
за сопротивление полиции, а тем более, если оно сопряжено с насильствен-
ными действиями над представителями власти. Как Равино  ни  кричал,  что
наши полицейские костюмы - маскарад, большинство санитаров  предпочитало
роль наблюдателей, и только немногие осмелились положить руки на священ-
ный и неприкосновенный полицейский мундир. Вторым нашим козырем было ог-
нестрельное оружие, которого не было у  санитаров.  Ну  и,  пожалуй,  не
меньшим козырем была наша сила, ловкость и отчаянность. Это  и  уравняло
силы. Один санитар насел на Шауба, наклонившегося, чтобы поднять упавший
револьвер. Шауб оказался большим мастером  по  части  всяческих  приемов
борьбы. Он стряхнул с себя врага и, нанося ловкие удары, отбросил  ногою
револьвер, за которым уже протянулась чья-то рука. Надо отдать ему спра-
ведливость, он боролся с чрезвычайным хладнокровием и самообладанием. На
моих плечах тоже повисли два санитара. И неизвестно, чем  окончилось  бы
это сражение, если б не Шауб. Он  оказался  молодцом.  Ему  удалось-таки
поднять револьвер, и, не долго думая, он пустил  его  в  ход.  Несколько
выстрелов сразу охладили пыл санитаров. После того как один из них  зао-
рал, хватаясь за свое окровавленное плечо, остальные мигом ретировались.
Но Равино не сдавался. Несмотря на то что мы приставили к обоим его вис-
кам револьверы, он крикнул: "У меня тоже найдется оружие. Я прикажу сво-
им людям стрелять в вас, если вы сейчас не уйдете отсюда!"  Тогда  Шауб,
не говоря лишнего слова, стал выворачивать Равино руку. Этот прием вызы-
вает такую чертовскую боль, что даже здоровенные бандиты ревут, как  бе-
гемоты, и становятся кроткими и послушными. У Равино кости хрустели,  на
глазах появились слезы, но он все еще не сдавался. "Что же вы  смотрите?
- кричал он стоявшим в отдалении санитарам. - К оружию!" Несколько сани-
таров побежали, вероятно, за оружием, другие снова подступили к  нам.  Я
отвел на мгновение револьвер от головы Равино и сделал  пару  выстрелов.
Слуги опять окаменели, кроме одного, который упал на пол с  глухим  сто-
ном...
   Ларе передохнул и продолжал:
   - Да, горячее было дело. Нестерпимая боль все более обессиливала  Ра-
вино, а Шауб продолжал выкручивать его руку. Наконец Равино, корчась  от
боли, прохрипел: "Чего вы хотите?" - "Немедленной выдачи Артура Доуэля",
- сказал я. "Разумеется, - скрипнув зубами, ответил Равино,  -  я  узнал
ваше лицо. Да отпустите же руку, черт возьми! Я проведу вас  к  нему..."
Шауб отпустил руку ровно настолько, чтобы привести его в  себя:  он  уже
терял сознание. Равино провел нас к камере, в которой вы были заключены,
и указал глазами на ключ. Я отпер двери и вошел в камеру в сопровождении
Равино и Шауба. Глазам нашим представилось невеселое  зрелище:  спелена-
тый, как младенец, вы корчились в последних судорогах, подобно  полураз-
давленному червю. В камере стоял удушливый запах хлора. Шауб,  чтобы  не
возиться больше с Равино, нанес ему легонький удар снизу в  челюсть,  от
которого доктор покатился на пол, как куль. Мы сами, задыхаясь, вытащили
вас из камеры и захлопнули дверь.
   - А Равино? Он...
   - Если задохнется, то беда не велика, решили мы.  Но  его,  вероятно,
освободили и привели в чувство после нашего  ухода...  Выбрались  мы  из
этого осиного гнезда довольно благополучно, если  не  считать,  что  нам
пришлось расстрелять оставшиеся патроны в собак... И вот вы здесь.
   - Долго я пролежал без сознания?
   - Десять часов. Врач только недавно ушел, когда ваш пульс  и  дыхание
восстановились и он убедился, что вы вне опасности. Да, дорогой  мой,  -
потирая руки, продолжал Ларе, - предстоят громкие процессы. Равино сядет
на скамью подсудимых вместе с профессором Керном. Я этого дела не остав-
лю.
   - Но прежде надо найти - живую или мертвую - голову моего отца, - ти-
хо произнес Артур.


   ОПЯТЬ БЕЗ ТЕЛА

   Профессор Керн был так обрадован неожиданным возвращением Брике,  что
даже забыл побранить ее. Впрочем, было и  не  до  того.  Джону  пришлось
внести Брике на руках, причем она стонала от боли.
   - Доктор, простите меня, - сказала она, увидав Керна. - Я не послуша-
лась вас...
   - И сами себя наказали, - ответил Керн, помогая Джону укладывать бег-
лянку на кровать.
   - Боже, я не сняла даже пальто.
   - Позвольте, я помогу вам сделать это.
   Керн начал осторожно снимать с Брике пальто, в то же  время  наблюдая
за ней опытным глазом. Лицо ее необычайно  помолодело  и  посвежело.  От
морщинок не осталось следа. "Работа желез внутренней секреции, - подумал
он. - Молодое тело Анжелики Гай омолодило голову Брике".
   Профессор Керн уже давно знал, чье тело похитил он в морге. Он внима-
тельно следил за газетами и  иронически  посмеивался,  читая  о  поисках
"безвестно пропавшей" Анжелики Гай.
   - Осторожнее... Нога болит, - поморщилась Брике, когда Керн  повернул
ее на другой бок.
   - Допрыгались! Ведь я предупреждал вас.
   Вошла сиделка, пожилая женщина с туповатым выражением лица.
   - Разденьте ее, - кивнул Керн на Брике.
   - А где же мадемуазель Лоран? - удивилась Брике.
   - Ее здесь нет. Она больна.
   Керн отвернулся, побарабанил пальцами по спинке кровати  и  вышел  из
комнаты.
   - Вы давно служите у профессора Керна? - спросила Брике новую  сидел-
ку.
   Та промычала что-то непонятное, показывая на свой рот.
   "Немая, - догадалась Брике, - И поговорить не с кем будет..."
   Сиделка молча убрала пальто и ушла. Вновь появился Керн.
   - Покажите вашу ногу.
   - Я много танцевала, - начала Брике свою покаянную исповедь. -  Скоро
открылась ранка на подошве ноги. Я не обратила внимания...
   - И продолжали танцевать?
   - Нет, танцевать было больно. Но несколько дней я еще играла  в  тен-
нис. Это такая очаровательная игра!
   Керн, слушая болтовню Брике, внимательно осматривал ногу и все  более
хмурился. Нога распухла до колена и почернела.  Он  нажал  в  нескольких
местах.
   - О, больно!.. - вскрикнула Брике.
   - Лихорадит?
   Да, со вчерашнего вечера.
   - Так... - Керн вынул сигару и закурил. - Положение очень  серьезное.
Вот до чего доводит непослушание. С кем это вы изволили играть в теннис?
   Брике смутилась:
   - С одним... знакомым молодым человеком.
   - Не расскажете ли вы мне, что вообще произошло с вами с тех пор, как
вы убежали от меня?
   - Я была у своей подруги. Она очень удивилась, увидав меня  живою.  Я
сказала ей, что рана моя оказалась не смертельной и что меня вылечили  в
больнице.
   - Про меня и... головы вы ничего не говорили?
   - Разумеется, нет, - убежденно ответила Брике, - Странно было бы  го-
ворить. Меня сочли бы сумасшедшей.
   Керн вздохнул с облегчением. "Все обошлось лучше, чем я мог предпола-
гать", - подумал он.
   - Но что же с моей ногой, профессор?
   - Боюсь, что ее придется отрезать.
   Глаза Брике засветились ужасом.
   - Отрезать ногу! Мою ногу? Сделать меня калекой?
   Керну самому не хотелось уродовать тело, добытое и оживленное с таким
трудом. Да и эффект демонстрации много потеряет, если  придется  показы-
вать калеку. Хорошо было бы обойтись без ампутации ноги, но едва ли  это
возможно.
   - Может быть, мне можно будет приделать новую ногу?
   - Не волнуйтесь, подождем до завтра. Я еще навещу вас, - сказал  Керн
и вышел.
   На смену ему вновь пришла безмолвная сиделка. Она  принесла  чашку  с
бульоном и гренки. У Брике не было аппетита. Ее лихорадило, и она,  нес-
мотря на настойчивые мимические уговаривания сиделки, не  смогла  съесть
больше двух ложек.
   - Унесите, я не могу.
   Сиделка вышла.
   - Надо было измерить сначала температуру, - услышала Брике голос Кер-
на, доносившийся из другой комнаты. - Неужели вы не знаете таких простых
вещей? Я же говорил вам.
   Вновь вошла сиделка и протянула Брике термометр.
   Больная безропотно поставила термометр. И когда вынула его и взгляну-
ла, он показывал тридцать девять.
   Сиделка записала температуру и уселась возле больной.
   Брике, чтобы не видеть тупого и безучастного лица сиделки,  повернула
голову к стене. Даже этот незначительный поворот вызвал боль  в  ноге  и
внизу живота. Брике глухо застонала и закрыла глаза. Она подумала о  Ла-
ре: "Милый, когда я увижу его?.."
   В девять часов вечера лихорадка усилилась, начался бред. Брике  каза-
лось, что она находится в каюте яхты. Волнение усиливается, яхту качает,
и от этого в груди поднимается тошнотворный клубок и подступает  к  гор-
лу... Ларе бросается на нее и душит. Она вскрикивает, мечется по  крова-
ти... Что-то влажное и холодное прикасается к ее лбу и  сердцу.  Кошмары
исчезают.
   Она видит себя на теннисной площадке вместе  с  Ларе.  Сквозь  легкую
заградительную сетку синеет море. Солнце палит немилосердно, голова  бо-
лит и кружится. "Если бы не так болела голова... Это ужасное солнце!.. Я
не могу пропустить мяч..." - И она с напряжением  следит  за  движениями
Ларе, поднимающего ракетку для удара.
   "Плей!" - кричит Ларе, сверкая зубами на ярком солнце, и, прежде  чем
она успела ответить, бросает мяч. "Аут", - громко отвечает Брике,  раду-
ясь ошибке Ларе...
   - Продолжаете играть в теннис? - слышит она чей-то неприятный голос и
открывает глаза. Перед нею, наклонившись, стоит Керн и держит ее за  ру-
ку. Он считает пульс. Потом осматривает ее ногу и неодобрительно  качает
головой.
   - Который час? - спрашивает Брике, с трудом ворочая языком.
   - Второй час ночи. Вот что, милая попрыгунья, вам придется  ампутиро-
вать ногу.
   - Что это значит?
   - Отрезать.
   - Когда?
   - Сейчас. Медлить больше нельзя ни одного часа, иначе начнется  общее
заражение.
   Мысли Брике путаются. Она слышит голос Керна как во сне  и  с  трудом
понимает его слова.
   - И высоко отрезать? - говорит она почти безучастно.
   - Вот так. - Керн быстро проводит ребром ладони внизу живота. От это-
го жеста у Брике холодеет живот. Сознание ее все больше проясняется.
   - Нет, нет, нет, - с ужасом говорит она. - Я не позволю! Я не хочу!
   - Вы хотите умереть? - спокойно спрашивает Керн.
   - Нет.
   - Тогда выбирайте одно из двух.
   - А как же Ларе? Ведь он меня любит... - лепечет Брике. - Я хочу жить
и быть здоровой. А вы хотите отнять все... Вы  страшный,  я  боюсь  вас!
Спасите! Спасите меня!..
   Она уже вновь бредила, кричала и порывалась встать. Сиделка с  трудом
удерживала ее. Скоро на помощь был вызван Джон.
   Тем временем Керн быстро работал в соседней комнате, приготовляясь  к
операции.
   Ровно в два часа ночи Брике положили на операционный стол. Она пришла
в себя и молча смотрела на Керна так, как смотрят на своего палача  при-
говоренные к смерти.
   - Пощадите, - наконец прошептала она. - Спасите...
   Маска опустилась на ее лицо. Сиделка взялась за пульс. Джон все плот-
нее прижимал маску. Брике потеряла сознание.
   Она пришла в себя в кровати. Голова  кружилась.  Ее  тошнило.  Смутно
вспомнила об операции и, несмотря на страшную слабость, приподняв  голо-
ву, взглянула на ногу и тихо просто