поверхности, держа поросенка в вытянутых руках.  Розовый,  покрытый  белым
пухом, поросенок с изумленным выражением уставился  на  нас  из-под  воды,
усиленно работая жаберными щелями, похожими на мясистые складки.
   - Как, он уже смотрит?!
   -  Ага,  заметили?..  -  господин  Ямамото  довольно  засмеялся.  -  Я,
помнится, сказал вам, что в организме ничего не  меняется,  кроме  органов
дыхания, но  это  не  совсем  так.  В  действительности  имеют  место  еще
кое-какие изменения.
   Аквалангист взял поросенка под мышку, повернулся,  мелькнув  выцветшими
голубыми шлангами за спиной, стремительно пересек бассейн  и  скользнул  в
окошко в стене напротив. За ним потянулся плоский белый шлейф  серебристых
пузырьков.
   - Куда это он?
   - В камеру молочного кормления, - ответил господин Ямамото. - Очки мне,
- приказал он маленькому человеку  и  повел  нас  по  карнизу  к  стене  с
окошками. - Как-нибудь потом я покажу вам анатомические схемы. Вы увидите,
что в некоторых органах,  которые  обыкновенно  развиваются  под  влиянием
гормонов  переродившихся  жаберных  складок,  имеют   место   определенные
изменения. Самые характерные из этих изменений - исчезновение ряда желез с
внешней   секрецией:   например,   слезных,   слюнных,   потовых.   Далее,
дегенерируют  веки,  выпадают  голосовые  связки.  Да  вот  еще  легкие  у
млекопитающих. Они не исчезают с появлением  жабр.  Бронхи  деградируют  и
выходят отверстием в стенке пищевода, и  легкие  становятся  чем-то  вроде
гипертрофированного плавательного пузыря. Видимо, природа знает свое дело.
Ведь подводным обитателям нет нужды ни в слезных, ни в слюнных железах.
   - И они больше не могут ни плакать, ни смеяться?
   - Полно вам! Разве животные плачут иди смеются?
   Из бассейна по железному трапу поднялся второй аквалангист. Кажется, он
сменял маленького человека. Маленький человек принес какую-то двухметровую
трубу, покрытую белым лаком, передал ее  господину  Ямамото  и,  отойдя  в
сторонку, принялся переодеваться в синий костюм для  подводного  плавания.
Труба оказалась перископом. Господин  Ямамото  опустил  объектив  в  воду,
направил в сторону окна и заглянул в окуляры.
   - Вот так. Пожалуйста...
   Он передал перископ мне. Я приблизил глаза к  окулярам,  но  ничего  не
увидел, кроме мутного молочного сияния. Решив, что запотели линзы, я полез
за носовым платком.
   - Нет, нет, - остановил меня господин Ямамото. -  Так  и  должно  быть.
Присмотритесь внимательно. Это просто замутнена вода.
   Я стал всматриваться и скоро действительно различил какое-то движение.
   - Видите, как мельтешат? Это поросята. А предметы,  которые  похожи  на
большие соты и свисают сверху, - это  искусственное  вымя.  При  кормлении
часть молока неизбежно попадает в воду и замутняет ее.
   - Почему же молоко не проникает сюда, в бассейн?  Окно  ведь  ничем  не
загорожено.
   - За окошком завеса, вертикальный ток воды. Такие же завесы  есть  и  в
самой камере кормления, они делят  ее  на  четыре  отсека.  Температура  в
отсеках разная - от 0,3 до 18 градусов. Проникнуть сквозь завесы ничего не
стоит. Искусственное вымя  включается  попеременно  в  разных  отсеках,  и
животным волей-неволей приходится привыкать к температурным  скачкам.  Это
весьма содействует развитию жировых желез,  отложению  подкожного  жира  и
росту шерстяного покрова.
   Глаза постепенно привыкают.  Я  вижу  белый  веретенообразный  предмет,
покрытый бесчисленными выступами, похожими на детские соски. Его облепили,
прильнув ртами к выступам, десятки  поросят.  Все  это  напоминает  гроздь
винограда, покрытого  белым  налетом.  Время  от  времени  в  поле  зрения
медленно проплывают тени пастухов в аквалангах.
   - Их выдерживают здесь примерно месяц,  затем  "отнимают  от  груди"  и
переправляют на подводное пастбище.



26

   "В лабораторию Ямамото, заказ N 112.
   1. Йоркширов потомственных - 2 головы.
   2. Сторожевых собак против акул - 2 штуки.
   3. Собак охотничьих породистых - 5 штук.
   4. Молочных коров породы "3-я улучшенная" - 8 голов.
   5. Вакцины против желтой болезни на 200 голов.
   Указанное просим экстренно доставить по суше.
   Ниигата, М., 3-е морское пастбище".

   - Потомственные йоркширы?  -  спросил  я.  -  То  есть  созданные  вами
признаки становятся наследственными?
   Лодка, оборудованная прожектором,  скользила  над  подводным  пастбищем
величиной с небольшое озеро. Воздух был тяжелый, дышать было трудно.
   - Нет. В первом поколении это пока невозможно. Подводные млекопитающие,
рожденные  от  первого  поколения,  достаточно  жизнеспособны,  но  давать
потомство не могут. Способность к размножению они приобретают только в том
случае, если их,  в  свою  очередь,  выращивать  вне  материнского  чрева.
Полученных  таким  образом  животных   второго   поколения   мы   называем
потомственными - потомственная свинья, потомственная корова.  Это  требует
много труда, да и средств, поэтому таких у нас пока мало. Впрочем,  придет
время,   и   мне   думается,   что   подводные   животные,   способные   к
самостоятельному размножению, перестанут быть редкостью.
   - А морское пастбище в Ниигата, это что такое?
   - То, что написано. Пастбище на морском дне.
   - Настоящее пастбище? Вы что же, и продукты на рынок поставляете?
   - Гм... В этих делах я, признаться, профан. Во всяком случае,  с  весны
прошлого года к нам вдруг стали поступать такие вот заказы.  Первый,  если
не ошибаюсь,  пришел  с  морского  пастбища  в  Босо.  Постепенно  заказов
становилось все больше, иногда  они  приходят  из  совершенно  неожиданных
мест: например, из глубоководного морского пастбища Ка-Эль в Тихом океане.
Всего мы отправили до сих пор около двухсот тысяч голов  коров  и  свиней;
это составляет почти пять процентов сухопутного поголовья в нашей  стране.
Скорее всего этот скот поступает в собственность какой-то  организации,  и
очень возможно,  что  с  деловой  точки  зрения  это  вполне  рентабельное
предприятие.
   - Даже не верится!..
   - А я и сам хорошенько не понимаю. Хотя возьмите,  например,  отложения
на дне океана, тот же глубоководный ил. Он является вполне сносным  кормом
для свиней. А раз так,  то  корма  для  свиней  имеются  в  неограниченных
количествах. Это позволяет пускать свиней на выпас, как овец. Почему же не
допустить, что такое предприятие может быть  рентабельным?  Вон,  глядите,
как раз под нами доят вакуумным насосом корову.
   -  Если  допустить,  что  такое  огромное   предприятие   действительно
существует, то  почему  о  нем  никто  ничего  не  слыхал?  Нет,  не  могу
поверить...
   - Вот в том-то и дело, - резко сказал  прики,  сидевший  на  веслах.  -
Организация, видимо, солидная...
   Я еще не знал, враг он или друг, и потому  не  понял  его  тона.  Может
быть, он забрасывает удочку?
   А я действительно колебался. Посещение этого места произвело  настоящий
переворот в моих мыслях - тут  прики  оказался  прав.  Версия  о  торговле
зародышами, о которой я раньше и слышать не хотел, надвигалась  теперь  на
меня,  как  ощутимая  реальность.  А  раз  так,   то   необходимо   заново
переосмыслить  всю  цепь  событий  последних  дней.  Убийство  заведующего
финансовым отделом уже перестало, очевидно, быть центром этих событий.
   Незаметно для меня самого  стремление  разыскать  и  настигнуть  убийцу
ослабело, сердце мое было теперь полно чувствами к похищенному ребенку.  Я
чувствовал, что становлюсь оппортунистом. Для того чтобы сохранить машину,
я готов был подстроить ложное показание и объявить убийцей  ту  несчастную
женщину. В каком-то смысле мое посещение  лаборатории  приблизило  меня  к
сути дела, но я ощущал, что  разрешение  всей  проблемы  отодвинулось  еще
дальше. Что ж, дальше так дальше, мне все равно. С  меня  довольно,  я  не
желаю больше  путаться  в  такие  дела.  прики  сказал,  что  полиция  нас
подозревает, но ведь и полиция, надо полагать,  дорожит  своим  престижем.
Пусть будет ложь,  но  это  будет  ложь  машины-предсказателя,  и  полиция
ухватится за нее, чтобы избавиться от такого запутанного дела. А сейчас  я
хочу одного: поскорее уйти отсюда и отдохнуть возле своей верной спокойной
машины.
   Но перед этим надо во что бы то ни стало сделать одно дело.  Найти  мое
похищенное дитя и уничтожить его, пока не поздно. Если мне это удастся,  я
смогу навсегда повернуться спиной  к  делам  господина  Ямамото.  Я  найду
самого заурядного человека и все начну сначала. Вот, кстати,  помнится,  в
качестве объекта эксперимента  предлагала  себя  Вада.  Очень  мило  с  ее
стороны! Впрочем, с возрастом женщины перестают быть милыми.  А  в  общем,
наверное, у нее окажется мирное, тихое  будущее,  сотканное  из  маленьких
радостей и  маленьких  печалей.  Ничего  особенно  интересного,  но  более
надежного объекта не найти.
   - Почему, однако, все это держится в  такой  тайне?  -  спросил  прики.
Видимо, не вынес молчания.
   В  эту  минуту  лодка  причалила.   Господин   Ямамото   с   легкостью,
поразительной для его телосложения, выпрыгнул на берег и, подав мне  руку,
спокойно ответил:
   - Потому, что это дело слишком революционное. Оно  произведет  огромный
переворот и во внутренней и в международной обстановке.  И  даже  мозговой
трест организации  не  знает,  вероятно,  что  из  этого  в  конце  концов
получится.
   - Зачем же заниматься делами, из которых неизвестно что получится?
   -  Возможно,  с  точки   зрения   финансовых   баронов   справиться   с
надвигающимися  трудностями  можно  только  путем  создания  искусственных
колоний.  Сейчас  нет  больше  отсталых  стран,  где  так  прибыльно  было
торговать в старину, и к тому же это куда более надежный  способ  вложения
капитала, нежели война. Между прочим, сэнсэй, если бы ваша предсказывающая
машина не стала объектом газетной  шумихи,  а  была  бы  засекречена,  эти
господа, несомненно, явились бы к вам, чтобы узнать  о  будущем  подводных
колоний. Очень интересно знать, что бы она  ответила.  "МОСКВА",  говорят,
предсказала человечеству коммунизм, но вряд ли она принимала  во  внимание
существование колоний на дне океанов.
   - У нас не занимаются политическими предсказаниями.
   - Ну, разумеется! Ведь стеснять общество  предсказаниями  противоречило
бы принципам либерализма.
   Вдоль берега подводного пастбища шла высокая бетонная стена. Мы  прошли
через дверцу и снова оказались перед бассейном. Он  был  несколько  больше
бассейна в  пятой  камере,  в  стенах  его  чернели  отверстия,  забранные
решеткой. Дрессировщик с аквалангом за  спиной  обучал  подводную  собаку.
Шерсть собаки отливала черным блеском, словно средневековые латы.
   - Это один из охотничьих псов, о которых говорилось в заказе. Он покрыт
специальным жировым составом, защищающим кожу, ведь ему придется нырять  и
плавать в разных опасных местах. Видите, у него на лапах резиновые  ласты.
Обучение считается законченным, когда собака привыкает  пользоваться  ими.
Этот будет отправлен завтра утром, и сейчас у него последняя тренировка.
   Собака вдруг вытянула шею, изогнулась, откинув  голову,  и  ринулась  к
одной из решеток. Миг - и она вернулась, держа в зубах рыбу.
   - Вся штука, видимо, в том, что  собака  рыбу  не  убивает,  -  заметил
прики, а господин Ямамото добавил:
   - Пока рыба в зубах, собаке приходится подавать  воду  к  жабрам  через
нос, а не через рот. Это может делать только такой вот дрессированный нес.
   Собака сунула морду в целлофановый мешок, который держал  дрессировщик,
подождала, пока дрессировщик зажал рукой отверстие мешка, и  только  тогда
выпустила рыбу.  Рыба  действительно  была  живая.  Видно  было,  как  она
двигается в мешке.
   - Между прочим, сэнсэй, - сказал прики, как будто  что-то  вспомнив,  -
знаете, как их пересылают по суше? Это тоже очень  интересно.  Есть  такие
грузовики-цистерны для перевозки нефти, у  них  позади  болтаются  цепи  -
может быть, вы видели. Так вот, животных сажают в эти  цистерны.  Отличная
идея, правда? Когда я вижу, как эти грузовики мчатся  штук  по  пять-шесть
один за другим, ага, - думаю, дело идет!..
   - И теперь тебе не терпится показать свою осведомленность? - насмешливо
сказал господин Ямамото.
   - Ну вот еще... - смущенным голосом пробормотал прики, после  чего  оба
они расхохотались, как будто им было очень смешно.
   Но мне-то было не до смеха. У меня не было сил даже улыбнуться.



27

   Для возвращения домой лаборатория предоставила нам свою машину, и шофер
из осторожности молчал. Мне нужно  было  сказать  прики  одну-единственную
вещь, прочих же разговоров с меня было предостаточно. прики, кажется, тоже
был утомлен и не раскрывал рта. Незаметно я  заснул.  Меня  разбудили  уже
возле дома. Очень болела голова.
   - Завтра я буду спать до полудня...
   - Завтра? Уже четвертый час.
   прики со слабой улыбкой машет мне в окно рукой. Я отвечаю ему кивком  и
вваливаюсь в дом. Я едва держусь на ногах. Жена  встречает  меня  каменным
молчанием, но даже это на меня не действует. Опасаюсь, что не смогу уснуть
от переутомления, протягиваю руку  к  бутылке  виски  у  изголовья  и,  не
дотянувшись, засыпаю.
   Во сне меня снова и снова привозят  в  лабораторию  Ямамото.  Я  уезжаю
оттуда на машине и тут же опять приезжаю  в  другую  лабораторию  Ямамото.
Словно в комнате с зеркальными стенами, все  дороги  бесконечно  повторяют
одна другую, и все ведут в бесчисленные лаборатории  Ямамото.  А  там,  за
воротами, обитают страшные существа. Я не могу объяснить, чем они страшны,
но страшны они нестерпимо. Они хотят покарать меня за то, что я опоздал на
работу. Кара эта ужасна. У ворот уже читают  обвинительное  заключение.  С
каждым ударом сердца обвинение становится все  более  жестоким.  Я  должен
спешить туда, и я должен бежать оттуда. И я уже сам не знаю, убегаю я  или
спешу. Куда бы я ни ехал, ворота лаборатории Ямамото ждут меня всюду...
   В одиннадцатом часу я обнаруживаю, что лежу в постели у себя дома, и  с
облегчением вздыхаю. Этот мой вздох смешит меня, я  смеюсь.  Подобные  сны
частенько преследовали меня в молодости, когда я, бывало, выпивал  слишком
много сакэ. Я хотел поспать еще немного и вдруг вспомнил.
   Я вскочил и пошел на шум пылесоса. Жена убиралась в  моем  кабинете  на
втором этаже.
   - Я разбудила тебя? - сказала она, не поднимая головы.
   - Нет, не беспокойся. Я хочу спросить тебя кое о чем.
   - Где ты вчера был?
   - Работал.
   -  Тебя  так  долго  не  было,  я  стала  волноваться  и  позвонила   в
лабораторию.
   - Я работал в другом месте!
   Я почувствовал раздражение и обозлился на себя за то, что  раздражаюсь.
Но мне почему-то показалось, будто отныне у меня есть право на  злость.  И
когда я решил разозлиться по-настоящему, зазвенел  телефон.  Я  облегченно
перевел дух.
   Звонили из газеты.  "МОСКВА-2"  предсказала  активизацию  вулканической
цепи на дне Тихого океана, и Советский Союз, стремясь  выяснить  возможную
связь этого явления  с  необычайной  температурой  атмосферы  в  последнее
время, предлагает  сотрудничество  заинтересованным  организациям  Японии.
Газета  спрашивала   меня,   примет   ли   это   предложение   лаборатория
машины-предсказателя при ЦНИИСТе. Я ответил, что ничего сказать  не  могу,
поскольку вся информация для  прессы  дается  теперь  исключительно  через
комиссию по программированию в Статистическом управлении.  Чувство  стыда,
которое я всегда испытываю  при  подобных  разговорах,  с  новой  силой  и
совершенно особенным значением охватило меня.
   За окном, меняя очертания, медленно тает ослепительное круглое облачко.
Под ним ветка с листьями, крыша соседнего дома, двор. Еще вчера я верил  в
прочность своего  ощущения  непрерывности  этого  повседневного  бытия.  А
теперь не верю. Если то, что  я  видел  прошлой  ночью,  есть  реальность,
значит  мое  ощущение  повседневного  меня  обманывает.  Все   вывернулось
наизнанку.
   Я считал, что  с  помощью  машины-предсказателя  мир  будет  непрерывно
становиться все более спокойным, все более прозрачным  -  прозрачным,  как
горный хрусталь. Я был идиотом. Или, может быть, слово "познать"  означает
в действительности не "увидеть порядок и  закономерность",  а  "обнаружить
хаос"?
   - Постарайся еще раз вспомнить, что представлял  собой  этот  родильный
дом, куда тебя возили. Это очень важно.
   Жена молчала, в замешательстве глядя на меня. Конечно, она не понимала,
насколько это важно. И она представления не имела, как это меня заботит. А
я не мог ей объяснить и едва опять не разозлился.  Даже  если  бы  мне  не
навязали обязательство хранить тайну, все  равно  рассказать  жене  правду
было бы невозможно. Это невероятно осложнило  бы  положение.  Если  судьба
нашего нерожденного ребенка так потрясла меня, то что будет с женой,  если
она узнает... При одном предположении об этом у меня подкашиваются ноги.
   Но выпытать у нее все-таки необходимо. Нельзя ли что-нибудь солгать?
   - Как ты полагаешь, это был действительно родильный дом?
   - А почему ты... - В ее голосе звучит беспокойство.
   - Видишь  ли,  у  меня  есть  основания  полагать,  что  над  нами  зло
подшутили.
   - Как так?
   - У меня был один старый товарищ, гинеколог. Он сошел с ума.
   Это была вопиющая чушь, и в другое время я бы не удержался от смеха. Но
я произнес это совершенно серьезно, и жена поверила.  Лицо  ее  отвердело.
Действительно, другое подобное  оскорбление  для  женщины  не  придумаешь.
Озорства ради положить на стол и вырвать из чрева младенца...
   - Да, пожалуй, теперь мне начинает казаться, что это была не больница.
   - На что это было похоже?
   - Понимаешь... - Она сузила глаза и запрокинула голову. - Там все  было
голо и ужасно темно...
   - Недалеко от моря?
   - М-м...
   - Здание двухэтажное? Одноэтажное?
   - Д-да...
   - А на дворе валяются железные бочки?
   - М-м... Может быть...
   - А врач как выглядел? Такой крупный мужчина, да?
   - Д-да, возможно...
   - Что же ты, совсем уж ничего не помнишь?
   - Ведь мне дали какие-то пилюли. У меня  все  как  в  тумане;  кажется,
вот-вот вспомню - и не могу. Такое чувство, будто память у меня не моя. Но
я отчетливо помню все, что  было  до  того,  как  я  приняла  эти  пилюли.
Медсестру с родинкой на подбородке, например, я бы сразу узнала,  если  бы
встретила.
   Да, женщину с  родинкой  на  подбородке  я  в  лаборатории  Ямамото  не
встречал. Кажется, остается только одно средство. Исследовать память  жены
машиной-предсказателем. Правда, это опасный путь. На этом пути уже погибла
одна женщина, Тикако Кондо. Стоит ли попытка такого риска?
   Я решился не потому, что ответил на этот вопрос. Просто  меня  охватила
ярость. Нестерпимо уже одно то, что мне приходится испытывать такие страхи
и волнения. С женой ничего не случится, я с нее  глаз  спускать  не  буду.
Думать же об опасностях - значит унижать самого себя.
   Я сказал жене:
   - Мы идем. Пойди и переоденься...



28

   Жена испытующе взглянула на меня, но промолчала.  Может  быть,  потому,
что я так ничего толком и не объяснил, а скорее всего мой  тон  просто  не
оставлял места для расспросов. Бывают случаи,  когда  нужно  понимать  без
объяснений.
   Я глядел, как жена с застывшим лицом спускалась на первый  этаж,  чтобы
переодеться.  Приходится  признать,  что  я   приспособил   самоанализ   к
самооправданию. В конце концов для чего я это затеял? Чтобы  действительно
защитить жену? Или чтобы использовать ее как послушный инструмент? Это уже
самодопрос. Мне становится стыдно, и  я  опускаю  голову.  А  почему  мне,
собственно, стыдно? В чем моя вина? Этого я объяснить не могу. Или  где-то
в глубине души я уже предвидел страшную развязку, которая нас ожидала?
   Как бы то ни было, ясно одно: я потерял уверенность. Ничего похожего на
собственное  мнение  у  меня  больше  нет.  Осталось   только   непомерное
беспокойство. Очень хочется бежат