Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
десятки конвейерных лент, расположенных
в несколько этажей. Сотни аппаратов, напоминающих станочки для шлифования
линз, так же медленно и методично склонялись и выпрямлялись над лентами. А
внизу четверо людей в белых халатах что-то делали за длинным металлическим
столом.
- Внутри все тщательно стерилизовано, - сказал господин Ямамото, -
поэтому пригласить вас туда я не могу. Обычно я тоже даю указания отсюда.
Вот, взгляните, пожалуйста. В одной только этой камере ежедневно
обрабатываются до тысячи трехсот зародышей. В соответствии с разработанной
программой их отключают от нормальной линии наследственного развития. Вон
там, прямо перед нами, зародыши подводных коров. Да... Вот так-то...
Вначале мы содрогнулись, когда представили себе такую вот картину... -
Господин Ямамото заглянул мне в лицо, возле уголков глаз у него
прорезались морщины. - Мы, разумеется, естествоиспытатели, и нас не
остановит пустая болтовня об осквернении природы. И все же, говоря по
чести, когда я представил себе фабрику обработки зародышей, мне стало не
по себе.
- Мне сейчас тоже не по себе, когда я вижу ее своими глазами...
- Не сомневаюсь... Вообще куски будущего, вырванные из целого,
производят впечатление гротеска. Говорят, что представитель какого-то
первобытного народа, впервые очутившись в современном городе и увидев
гигантские здания, подумал, что это бойни для людей. Впрочем, простите, не
примите мои слова буквально. Иначе говоря, страх проистекает из
непонимания связи с человеческой жизнью. Бессмысленное, но неодолимое...
- То есть вы хотите сказать, что в этой вашей деятельности, похожей на
страшный сон, есть смысл, который снимает страх?
Господин Ямамото кивнул. Кивнул, как врач, убеждающий пациента, безо
всяких эмоций, с непоколебимой прямотой и уверенностью. Но он ничего не
сказал мне, откинул крышку металлического ящика у стены, щелкнул
переключателем и произнес:
- Харада-кун, покажи нам, пожалуйста, зерно, которое вы сейчас
готовите... - Он повернулся ко мне и объяснил: - Необработанный зародыш,
только что снятый с плаценты, мы называем зерном.
Один из людей, работавших у стола, взглянул на нас через плечо, затем
взял со штатива плоский стеклянный сосуд и поднялся к нам по железному
трапу. У него были озорные глаза, и он едва заметно улыбался. Кажется, от
этого мне стало немного легче. прики кашлянул у меня над ухом.
- Йоркширская свинья, - пояснил Харада через переговорную трубку.
- Приросло? - спросил господин Ямамото.
Харада перевернул стеклянный сосуд вверх дном.
- Да, все в порядке.
Сосуд был заполнен студенистой красной массой. В центре ее
располагалось червеобразное тельце, от которого во все стороны тянулись
тонкие кровеносные сосуды. Господин Ямамото сказал:
- Это самое трудное - прирастить зерно к искусственной плаценте. Словно
посадка срубленного дерева. Хотя еще труднее, может быть, сбор зерен и
хранение... пока их сюда доставят... Возможно, главная проблема в этом.
Приходится все время иметь дело с посторонними, тайна висит на волоске.
Нельзя же быть осторожным беспредельно...
- Сейчас прирастить зародышей свиней удается в семидесяти четырех
случаях из ста, - сказал Харада.
Господин Ямамото кивнул.
- Вон там, внизу, - продолжал он, - это рабочий стол. Там отбираются
зародыши. Это единственный процесс, требующий человеческой руки, все
остальное автоматизировано. Приросшие к искусственной плаценте зерна
ставятся на конвейер. На конвейере они остаются в течение десяти дней.
Видите эти устройства, которые кланяются над конвейерами? Это наши повара.
Каждый из них подает на зерна строго определенные порции различных
гормонов. Развитие зародыша в материнской утробе происходит за счет
взаимодействия гормонов, выделяемых организмом матери и самого плода.
Здесь характер взаимодействия видоизменен во времени и количественно.
Развитие направляется по иной линии, оно определяется так называемым
уравнением "Альфа". Впрочем, этими подробностями я затруднять вас не буду.
- Но ведь для разных видов сроки развития после оплодотворения
различны, и потом возраст зародышей не может совпадать в точности.
- Просто замечательно, что вы обратили на это внимание. Действительно,
у свиней, например, мы, как правило, берем зародышей на второй неделе, но
все равно какие-то различия в возрасте имеются. Однако главное состоит в
том, чтобы возраст не превышал некоего предела, после которого организм
уже определяется как сухопутный или подводный. И если изменения в зародыше
еще соответствуют уравнению "Альфа", то о точности беспокоиться нет
смысла. Тем более что и материнские организмы различаются между собой,
бывают молодые и старые. Необходимо только установить при рассортировке,
когда наступает этот момент предела. Нам отсюда не видно. В общем это
можно узнать по цвету плаценты... она приобретает синеватый оттенок.
Опытный глаз узнает сразу.
Харада немедленно вызвался найти и показать нам подходящий экземпляр.
Пока мы ждали его, господин Ямамото сказал, что можно, пожалуй, покурить,
достал из кармана халата окурок сигареты и, разглядывая табачный дым, как
что-то диковинное, пробормотал:
- Из-за того, что нам, людям, приходится дышать воздухом, мы
приобретаем нелепейшие привычки.
- В третьей камере зародышей обрабатывают до этого момента, - как бы в
нетерпении произносит прики обычным своим резким тоном. Видимо, чтобы
стряхнуть сонливость.
Несмотря на напряжение, меня тоже клонит в сон, и я спохватываюсь. Я
даже чувствую себя виноватым. Но господин Ямамото как ни в чем не бывало
подхватывает:
- Правильно... В первой камере отделяется брак, во второй производится
пересадка на искусственную плаценту, затем зародыш переносится сюда, а
когда плацента изменяет цвет, его несут в четвертую камеру. Там начинается
превращение его в подводное млекопитающее. Ага, кажется, нам сейчас
покажут...
К нам торопливо возвращался Харада, бережно неся другой стеклянный
сосуд. Кажется, действительно вокруг разветвленных нитей кровеносных
сосудов лежит смутная тень.
- Это и есть признак изменения зародыша. Как только он обнаруживается,
зародыш немедленно передают в четвертую камеру. Харада-кун, покажи его нам
поближе... Видите, он скоро перерастет сосуд... Особенность этой стадии
состоит в том, что более или менее оформляется спинной хребет, а передние
почки и жаберные складки пребывают в наиболее активном состоянии. Вот это
большое углубление у него под головой и есть жаберная складка. Спинной
хребет нас сейчас не интересует. Спросим себя, почему передние почки и
жаберные складки, которые потом бесследно исчезнут, обретают активность
только на этой стадии? Заранее прошу извинения за маленькую лекцию по
биологии, но это очень важный вопрос.
Объяснения господина Ямамото сводились примерно к следующему.
В эволюционной теории существует важный закон, именуемый "законом
соответствия". Суть его в том, что изменение одного органа в живом
организме неминуемо ведет к изменению других органов. Повторение развития
вида в индивидуальном развитии есть не просто механическое копирование
пройденного, а физическая необходимость, содержащая в себе все возможности
для эволюции. Повторяется не все. Кровь, например, почти не меняется с
самого начала. И повторяются в развитии зародыша только те органы, которые
дают начало для образования новых, а сами затем исчезают. Зародыш свиньи
проходит стадию передних почек. Передние почки у взрослого организма
имеются только у угрей. У зародыша свиньи они отмирают без всякого
видимого эффекта примерно через пять дней, а на их месте возникают средние
почки. На первый взгляд передние почки - совершенно бесполезный этап, но
если их удалить, средние почки не образуются. Они же, в свою очередь,
преобразуются в орган, на основе которого вырастают настоящие почки.
То же самое происходит и с жаберными складками. Ближайшая к голове
половина перерождается в железу внутренней секреции, которая, в свою
очередь, берет на себя функцию превращения остальной половины в легкие.
Эта видоизмененная часть жаберной складки и становится органом, из
которого возникают грудная железа и щитовидная железа.
Возникает вопрос: что произойдет, если жаберные складки не переродятся
в железу? У рыб, например, эволюция останавливается именно на этой стадии.
Но зародыш млекопитающего, если задержать его на этой стадии, в рыбу,
разумеется, не превратится. В лучшем случае получится какой-нибудь
чудовищный слизняк, совершенно нежизнеспособный. Дело в том, что
копируется далеко не все и многие органы, необходимые для превращения
зародыша млекопитающего в рыбу, уже необратимо деградировали.
Господин Ямамото говорил без передышки. Затем он остановился,
внимательно посмотрел на меня, улыбаясь толстыми губами, и осведомился:
- Такое объяснение вас устраивает?
И тут же, не дожидаясь ответа, пошел к двери, продолжая на ходу:
- Следуя по порядку, мы должны были бы осмотреть теперь четвертую
камеру. Но там нет света, в сплошном мраке вращаются стеклянные шары, и
больше ничего. Пройдемте прямо в пятую камеру, последнюю.
- Точно, - подтвердил прики через плечо, уступая мне дорогу. - В таком
же порядке осматривал и я, когда Вада-кун впервые привела меня сюда.
- Если желаете, можно будет потом посмотреть фильм, снятый в
инфракрасных лучах.
- Нет, для меня все это слишком специально.
- Ну да, разумеется, технология ведь вас не очень интересует. Но
давайте все-таки заглянем в пятую камеру. Это стоит посмотреть.
25
Мы вновь очутились в длинном коридоре, пол которого круто шел под
уклон.
- На стадии жаберных складок определяется линия дальнейшего развития:
превратятся ли складки в настоящие жабры или переродятся в железы
внутренней секреции... - Господин Ямамото понизил голос, словно ему было
неприятно эхо стен. - Как и при метаморфозе насекомых, это зависит от
взаимодействия гормонов. Гормоны же выделяются нервными клетками. Поистине
нервная система - это поразительная вещь. Мало того, что она абсолютно
необходима для равновесия в живом организме, она является еще и источником
энергии для эволюции. Так вот, если на этой стадии остановить действие
гормонов, немедленно прекращается специализация растущих тканей. В свое
время мы при помощи такого приема создали свинью-слизня почти в семьдесят
сантиметров длиной.
- Такая тварь съедобна? - спросил прики.
Он словно заранее приготовил этот вопрос. Он изо всех сил стремился
показать, что все здесь для него привычно и обыденно. Мне это было
неприятно.
- Отчего же, - спокойно ответил господин Ямамото, - вероятно, съедобна.
Правда, вряд ли она хороша на вкус. Прекращение специализации означает,
что останавливается развитие нервной системы и соответственно мышечных
тканей - другими словами, количественный рост белка не сопровождается уже
качественными изменениями.
Мимо нас, молча поклонившись, прошли мужчина и женщина в белых халатах.
Коридор спускался все глубже, потолок стал сводчатым. Пол, кажется, стал
еще более наклонным. Мне слышался шум, словно гул прибоя, но, может быть,
это просто звенело в ушах.
- Если бы можно было остановиться на таких свиньях-слизняках, -
продолжал господин Ямамото, повернувшись ко мне, - оставлять жабры
зародышам млекопитающих было бы очень просто. На деле все обстоит гораздо
сложнее. Задача ведь состоит в том, чтобы остановить на жаберной стадии
развитие не всего организма, а только органов дыхания. Здесь общей теорией
гормональных функций не отделаешься. И здесь мы добились величайшего
триумфа.
- Какой, однако, длинный коридор!
- Сейчас будет поворот, и за ним тупик. Здание построено в виде буквы
"П", и мы обошли его из конца в конец. Устали?
- Нет. Но температура...
- С температурой приходится мириться. Мы ведь под поверхностью моря...
В этой камере дверей не было. Вдоль стены, оставляя карниз в два метра
шириной, тянулся глубокий бассейн, наполненный водой. Он напомнил
небольшой спортивный бассейн для плавания, но был ярко освещен изнутри,
так что до дна, казались, было рукой подать. В левой стене бассейна
виднелось окошко с какими-то измерительными приборами по бокам. В
противоположной стене справа тоже было окошко, но размером побольше. И
двое людей в аквалангах что-то делали перед окошком с измерительными
приборами, поднимая в воде сверкающие тучи воздушных пузырьков.
- Ветеринар и кормилец, - поясняет господин Ямамото. В голосе его
дрожит сдерживаемый смех.
Мы огибаем бассейн и входим в маленькую комнатушку.
Это неказистое помещение, беспорядочно заваленное медикаментами,
сверкающими хирургическими инструментами, аквалангами, какими-то странными
приборами. Тупо гудит вентилятор, но все равно в нос бьет резкий противный
запах. В углу что-то вычерчивает на миллиметровке маленький человек с
узким лобиком. При нашем появлении он поспешно поднимается и предлагает
сесть. Я озираюсь. Стульев всего два, и я отказываюсь. Мне не хочется
оставаться здесь долго.
- У нас посетитель, - сказал господин Ямамото. - Скажите им, пусть
работают так, чтобы все было видно.
Маленький человек вышел, волоча шнур микрофона. Мы вышли следом и тоже
опустились на корточки у края бассейна. Маленький человек что-то сказал в
микрофон, двое в воде подняли лица и помахали нам руками.
- Следующий идет через две минуты, - объявил маленький человек,
повернувшись к господину Ямамото.
Действительно, один из тех, в воде, показывал нам два пальца.
- Сейчас у нас рождаются по одному каждые пять-восемь минут... - сказал
господин Ямамото. - Прежде чем попасть сюда, зародыши в жаберной стадии,
которых мы видели в третьей камере, хранятся в соседней, четвертой камере.
Срок зависит от вида животного, разумеется. Для свиней он составляет около
шести месяцев. А странно звучит это слово - "хранятся", не правда ли,
сэнсэй?
Я не в силах сдержать изумление.
- Но шесть месяцев при темпе один в пять минут - это же должно быть
огромное количество!
- Они там распределены по пяти ступеням, шестнадцать тысяч штук в
каждой, - заметил маленький человек, выпячивая подбородок. - Это
составляет запас в восемьдесят тысяч штук.
- Будь вы, сэнсэй, специалистом в этой области... - проговорил господин
Ямамото, глядя в воду. - Мне думается, вы бы весьма заинтересовались
процедурой в четвертой камере... Система питания и ассенизации,
регулировка температуры и давления... Особенно проблема температуры... Она
у нас гораздо ниже, чем в материнской утробе... Мы подавляем
переспециализацию жаберных складок и одновременно стимулируем развитие
искусственных желез, форсирующих специализацию всех остальных органов...
Да что говорить, это такой четкий процесс, что выражается математически,
только это математическое выражение нельзя выносить за пределы
лаборатории... Говоря попросту, мы клин клином вышибаем... Чтобы кристалл
соли не растворился в воде, достаточно превратить воду в насыщенный
раствор, не так ли? Нечто аналогичное проделываем и мы, и нам удалось
остановить эволюцию жабр, не влияя на развитие остальных органов.
У окошка в стене бассейна вспыхнул красный свет. "Идет!" - закричал
маленький человек, ероша волосы. прики, упершись руками в край бассейна,
подался вперед.
- Это окошко является чем-то вроде искусственного детородного органа, -
пробормотал он.
Люди в воде, посигналив что-то взмахами рук, становятся по сторонам
окошка, стараясь держаться так, чтобы не заслонять его от нас пузырьками
воздуха. Внезапно из окошка выскакивает черный металлический ящик. Люди в
воде сейчас же принимаются манипулировать с приборами.
- Отделяют искусственную плаценту.
Они раскрывают ящик и извлекают из него полиэтиленовый мешок, который
тут же на глазах раздувается в большой шар. Видно, как внутри переливается
мутная красноватая жидкость. Один из людей втыкает в шар наконечник
шланга, протянутого от прибора в стене, и поворачивает кран.
- Из шара отсасывается жидкость. Едва плацента отделена, как
рефлекторно начинается жаберное дыхание, и эта Операция должна проводиться
с наивозможной быстротой.
Шар сморщился, и пластик облепил новорожденного поросенка. Поросенок
сучит ножками и дергается. Один из аквалангистов вспарывает пластик ножом
и снимает его с поросенка, как рубашку. В руках маленького человека вдруг
появляется длинный шест. Этим шестом он выхватывает из воды ненужную уже
оболочку - движения его до отвращения привычны и сноровисты - и одним
махом швыряет ее в железную бочку в углу. В нос ударяет тяжелый
тошнотворный запах. Вот откуда идет эта резкая вонь.
Поросенок, которого придерживают за передние ножки, неуклюже
барахтается. От него в воде распространяется розоватое туманное облако.
Другой аквалангист при помощи наконечника со шлангом чистит поросенка,
обирая приставшие к его тельцу нечистоты. Видимо, это делается для того,
чтобы не загрязнять воду в бассейне. Затем в ухо поросенку вставляют
металлический шприц, и поросенок подпрыгивает.
- Барабанные перепонки ему все равно не нужны, и вообще эти места легко
воспаляются. Мы сразу затыкаем им уши пластмассовыми пробками.
- Но ведь животное растет... - начал прики и остановился, заметив, что
я тоже открыл рот для вопроса.
- Ничего, - сказал я. - Спрашивай сначала ты.
- Да... Вопрос у меня простой. Не выпадут ли эти пробки, когда животное
вырастет?
- Так... У этой пластмассы очень интересное свойство. Независимо от
направления силы тяжести она всегда течет в сторону более высокой
температуры. Природная теплота тела всегда будет притягивать пробки. Как
видите, эта проблема решена у нас довольно остроумно. А ваш вопрос,
сэнсэй?
- Я хотел о звуке... Как в воде обстоит дело со звуком?
- Понятно... К сожалению, здесь еще много неясного, и я не смогу дать
исчерпывающий ответ. Но вот у рыб слуховые органы тоже закрыты костными
щитками, и тем не менее они прекрасно слышат. Возможно, что наши
пластмассовые пробки тоже не мешают слуху.
- То есть вы хотите сказать, что животные в воде не глухие?
- Ну, разумеется! Подводные собаки, например, слышат просто
великолепно.
- Море часто называют "миром безмолвия", - глубокомысленно заметил
прики. - Но, должно быть, не так уж он безмолвен, этот мир.
- Какая чепуха! - вскричал маленький человек, словно вдруг вспомнив о
нашем присутствии. - Для того, кто слышит, нет более оживленного места,
чем море. Ведь каждая рыбка щебечет по-своему, будто пташка в роще.
- Есть проблема более сложная, чем слух, - сказал господин Ямамото,
склоняя голову и поглаживая огромным пальцем кончик носа. - Они не владеют
голосом, а это противоречит их инстинктам. Жаберное дыхание не дает, сами
понимаете, возможности пользоваться голосовыми связками. С этой проблемой
мы совершенно замучились. Немая собака не может стать сторожевым псом.
Впрочем, собак-то мы научили.
- Научили лаять?
- Ну что вы... Научили скрипеть зубами. На эту мысль нас навела одна
рыба. Неплохая идея, правда?
Аквалангист покончил с чисткой, оттолкнулся от дна и всплыл к самой