увствовал. "Вы,  вы  начали  эту
войну! Из-за вас все! Ну и вот вам! Ну и получайте!" -  потом  его  все-таки
заметили, одним сильным рывком перевернули на спину, и ругаясь, и  плююсь  в
него, направили в его лицо здоровенное, заслонившее весь мир дуло.  И  Алеша
грязно выругался, и испытывая бешеную, каленые клещами его жгущую ненависть,
зубами вцепился  в  это  дуло,  жаждал  его  перекусить  -  зубы  затрещали,
переломились, тут же ядовитым громом ударил  выстрел,  хлынула  тьма,  и  он
вновь оказался обессилевшим, лежащим под низким  небом,  из  которого  сыпал
серый снег. С трудом удалось повернуть ему голову, и увидел Алеша родной дом
- он выступал из глубин вихрящейся метели, и потому  только  был  прекрасен,
что в одном из окон, на кухне,  он  увидел  бабушку.  Кажется,  сначала  она
поставила что-то дымящееся на стол (должно быть, блины), затем же подошла  к
окну и поманила его рукою. И как же это хорошо было осознавать, что  в  этом
ревущем, ставшем вдруг чуждым мире, есть кто-то, кто любит  его,  кто  ждет,
кто знает его боль, кто все-все понимает и сможет утешить. От этого у  Алеши
появились силы: он ухватился за какую-то низко нависающую ветвь, и  вот  уже
был на ногах, вот уже бросился к подъезду.
   И на этот раз, взбегая по лестнице, он знал, что эти ступеньки  не  будут
бесконечным, что скоро-скоро он окажется возле  родной  квартиры.  И  первые
этажи проскочили совершенно незаметно, как некое призрачное видение, зато на
последнем пролете сидела  некая  девушка.  Нет-нет,  не  та  с  бесконечными
нежными очами, но и она несла в себе целый мир нежности  -  каждая  черточка
ее, все-все в ней выражало  нежность.  Она  склонила  голову  на  колени,  и
повернула ее к Алеше - взгляд ее обволакивал, целовал, и  Алеше  было  очень
хорошо, он вспоминал, что и эту  девушку  видел  когда-то  давным-давно,  за
целую бесконечность до этого, и приятно и сладостно было  это  воспоминание.
Он не знал ее имени, быть может никогда и слова ей не молвил -  но  когда-то
слышал ее ласковый голос, и этого было достаточно, чтобы на душе  его  стало
так тепло, так хорошо, как давно уже не было. Ему было очень легко, да он  и
вовсе своего тела не чувствовал, но только спрашивал шепотом:
   - Ты что же здесь сидишь.
   - Тебя жду. - ответила, точно поцеловала, точно обняла его всего девушка.
   - Что  же,  пойдем  ко  мне  в  гости.  Бабушка  нам  такую  вкусную  еду
приготовила...
   - Пойдем. -  нежно  улыбнулась  девушка,  и  подала  ему  плавную  словно
произведение искусства руку.
   И вот они уже вошли в квартиру, на кухню, которая  вновь,  кажется,  была
залой. Однако, ни залы, ни того вкусного мира, который приготовила  для  них
бабушка не видел  теперь  Алеша.  Юноша  просто  держал  ее  легкую,  совсем
невесомую руку, и испытывал блаженство. Впрочем,  и  кухня  играла,  конечно
свою роль - это было любящее их пространство, и  в  этом  пространстве  этим
двоим было особенно хорошо. Они не говорили ни слова не двигались... а, быть
может, проносились через  огромные  просторы...  так  продолжалось  неведомо
сколько времени - возможно века, возможно тысячелетия.
   Но вот пришло такое время,  когда  в  голову  Алеши  закралось  сомнение:
одновременно он не был уверен, есть ли эта девушка истинное его  счастье,  а
еще ему казалось, что некая стихия непременно вырвет ее от  него.  И  только
пришло это сомнение, как налетел вихрь, все  стало  непроницаемо  темным,  а
потом, когда Алеша очнулся, то обнаружил себя  стоящим  на  улице.  Кажется,
было довольно солнечно, но ни освещение, ни окружающие его формы  не  играли
теперь совершенно никакого значение - была одна цель, найти ЕЕ единственную.
В едином душевном порыве  он  взмыл  высоко-высоко  над  городом,  и  увидел
огромный простор на котором двигались  и  двигались  маленькие  человеческие
фигурки. Подумалось, что он не сможет увидеть ЕЕ с такой высоты, но  тут  же
понял и то, что увидит хоть крапинку - сразу душой почувствует, что это ОНА.
И, только он это понял, как действительно увидел ЕЕ - среди многих и  многих
двигалась ОНА, но когда он устремился к НЕЙ, когда подлетел, то она была уже
не в городе, но  за  городом,  и  ехала  ОНА  на  деревянной  повозке  среди
величественных  холмов,  где-то  играл  на  дудке   пастушок,   через   небо
протянулась радуга и на фоне этой радуги пролетала, сияя крыльями, лебединая
стая. И эта девушка нежно улыбнулась Алеше,  когда  он  подлетел  к  телеге,
молвила:
   - Ты ошибся... Да - я прекрасна... Но я не твоя, нет,  нет...  Мы  больше
никогда не увидимся... Пожалуйста, не преследуй меня больше...
   Алеше стало очень печально, однако же он почувствовал,  что  она  говорит
правду, он устремился куда-то назад,  но  тут  же  и  повернул,  намериваясь
задать ей еще один вопрос. Дорога  теперь  стала  осенней,  и  он  едва-едва
увидел ее повозку в размытой, темным маревом  дали  -  он  стал  продираться
через это марево, но достигнуть ее уже не мог, тогда крикнул:
   - Но где же мне искать ЕЕ, единственную?!
   Он задал этот вопрос потому что был уверен, что эта девушка,  которую  он
сначала принял за НЕЕ, в которой действительно была частица ЕЕ  света  знала
ответ на этот вопрос. И действительно - ответ пришел:
   - Она есть. Она в твоем мире.  В  большом-большом  городе.  Среди  годов,
среди веков, но Она ждет тебя. Ваши две души предназначены друг для друга, и
в конце концов вы, все-таки, будете вместе...
   И вновь Алеша оказался в  своем  родном,  кажущимся  бесконечном  городе.
Однако, он знал, что теперь должен покинуть  его  пределы,  и  устремится  в
какой-то иной, никогда им еще не виданный, еще больший город. И еще он знал,
что должен из всех сил торопится  -  почему?..  Почему  теперь  вдруг  время
обрело   какую-то   значимость,   тогда   как   прежде    проходили    целые
бесконечности?.. Не знал ничего этого Алеша, просто сердцем  чувствовал.  Он
не мог теперь летать, он даже  и  забыл,  что  мог  когда-то  подниматься  в
воздух. Вот он бросился по улице - хоть и не чувствовал своих  ног,  хоть  и
довольно стремительным было это движенье, все ж казалось  ему,  что  слишком
медленно все происходит. Он должен был что-то  придумать,  но  не  знал  еще
что...

                                                   *                      *                      *

   И тут, вместе с этим  незнанием  что  делать  пришел  хаос.  Улицы  стали
изменятся, отвлекать его некими  образами.  Вот  он  увидел  чью-то  фигуру,
устремился за ней, и оказались они на  снежных  горах,  катались  с  них  на
санках или на лыжах. То  были  огромные,  прекрасные  горы.  Вот  увидел  он
летящий по небу корабль, бросился к нему, но оказался не на его палубе, а на
кладбище  когда-то  летавших  кораблей.  Это  было  величественное  зрелище,
корабли были настоящими исполинами, как муравей чувствовал себя  перед  ними
Алеша. Потом он услышал девичий смех, и, увидев  стройные  фигуры,  оказался
почему-то в кинотеатре в темном зале, где никого кроме него и этой  девушки,
сидевшей у нее на коленях не было. Он чувствовал ее теплое, податливое тело,
чувствовал парное дыхание губ возле самого лица - и забылся, и вновь забылся
на какое-то, неведомо сколь долгое время. Затем он, все-таки, вновь оказался
на улице, вновь продолжил по ней свой бег - и вновь были  некие  отвлекающие
образы, и он забывался в них, а потом вновь бежал, и проклинал себя: "Да что
же я среди этих образов мечусь?.. Что они мне?..  Зачем  они  мне?..  Ты  же
знаешь, что у тебя только одна цель ОНА, а  все  остальное  не  важное.  Все
остальное  проходящее.  Пусть  все  (или   хоть   часть)   эти   приключения
завораживающие, величественны, добры, сказочны - но ведь все  это  ты  видел
уже и прежде - ты просто вспоминаешь сновидения... откуда?..  Где,  в  каком
странном мире я видел эти сны?.. Где я сейчас?.. Нет - на это ты не  найдешь
ответа, но у тебя есть цель, и ты должен к ней стремится. Об этом помни, это
главное..."
   Но каждый раз он отвлекался вновь и вновь - и, хотя все  эти  приключения
несущие в себе  великое  множество  образов,  проскальзывали  как  и  должны
проскальзывать сны, таяли, становились расплывчатыми мгновеньями -  все-таки
он чувствовал, что тратит очень, очень много времени.
   Затем он увидел высоченное, устремленное куда-то в небесную  высь  здание
на котором было написано "Библиотека" и он почувствовал, что в  этом  здании
сможет найти силы необходимые, чтобы  прорваться  к  НЕЙ.  Он  устремился  к
библиотеке, и уже чувствовал, что там внутри ждет его новый, любящий его мир
- мир, который создан чьей-то великой мудростью, и который  только  и  ждет,
чтобы Алеша пришел и насладился его прекрасными образами, принял их в  себя.
И  вот  юноша  оказался  внутри  здания,  главенствующим   там   был   холм,
возносящийся так же как и здание в неведомо какую высоту, у этого холма были
почти отвесные стены и они полностью состояли из книг - Алеша уже знал,  что
надо ему делать, он  подошел,  и  стал  карабкаться.  Перед  ним  появлялись
корешки книг, он даже с жадностью выхватывал их,  и  накатывались  на  него,
нежными волнами обволакивали прекрасные и мудрые  истории.  Он  поглощал  их
одну за другой,  и  хотелось  ему  чтобы  подольше  эти  чудесные  книги  не
кончались - но их было много-много, и он знал,  что  впереди  его  ждет  еще
больше. Поглощая их, он не чувствовал себя одиноким, ибо из каждой страницы,
из каждого образа сияла ОНА. Пусть даже там и не упоминалась о НЕЙ,  но  ОНА
сияла над теми мирами, ОНА незримой  тенью  проходила  среди  всех  образов.
Книга за книгой, книга за книгой - среди миров  все  выше  взбирался  он,  и
знал, что высоко-высоко уже поднялся над землей, знал, что,  если  оглянется
то весь город представится маленьким пятнышком,  но  все  это  нисколько  не
волновало  Алешу.  С  каждой  поглощенной  книгой  он  обретал  все  большую
гармонию, большую уверенность, что в конце концов он все-таки придет к своей
цели...
   Он все полз и полз, а потом услышал ЕЕ зовущий  голос,  и  понял,  что  в
библиотеке ему уже нечего делать, что он получил от нее все, что  можно.  Он
знал, что прошло очень-очень много времени, возможно века  или  тысячелетия,
однако - ему не было жалко этих потраченных  в  библиотеке  тысячелетий,  он
даже восторг испытывал от  того  спокойного,  гармоничного  знания,  которое
теперь чувствовал в себе. Вот он вышел на улицу, и остановил некое  средство
передвижения. Он даже толком и не знал, что это за средство - это было и  не
важно, главным же было то, что это средство должно было доставить его в  тот
далекий, неведомый город. И действительно, стремительно стали отлетать назад
леса, пейзажи - впереди забрезжило некое сияние, и вот Алеша уже окунулся  в
него. Теперь, с той гармонией  которая  дышала  в  его  душе,  он  сразу  же
почувствовал, где ОНА, и, конечно же, тут же устремился к НЕЙ...

                                      *                         *                       *

   Но это еще не было их окончательной встречей: что-то из вне, а  скорее  в
самом Алеше мешало этому соединению. Он уже видел храм, в котором он  учился
вместе с НЕЮ - храм, подобный тому, который был и в его городе.  Храм  стоял
на увитом зелеными травами большом холме, и Алеша  бежал  по  ведущей  вверх
дорожке - летел с легким сердцем,  с  восторгом  -  в  груди  кипели  стихи,
возможно прочитанные, возможно им самим сочиненные - это было уже не важно -
главное, что чувства были искренними.
   И вот тогда почувствовал он трупную вонь. Вонь нахлынула сильной  волной,
заставила его закашляться, с тяжелым,  мучительным  стоном  повалится  среди
трав.  С  чего  все  это   началось?..   Возможно   -   зашевелилось   некое
давнее-давнее, из пережитых кошмаров пришедшее воспоминание, возможно -  еще
что-то. Так или иначе, но гармония была нарушена, и он лежал на этой ставшей
разом мерзкой земле и чувствовал, как лезут из нее гниющие слизни. Когда  он
смог поднять голову, то обнаружил, что на холме уже нет никакого храма, да и
холм  превратился  в  сборище  уродливых  развалин.  Среди   этих   развалин
пробирались какие-то бесцветные, отчаянно вопящие тени, повсюду была  кровь,
размолотые тела, кто-то с яростью вопил, кто-то стрелял. Тогда Алеша  понял,
что вновь попал на  войну,  что  это  безумие  не  хочет  его  выпускать.  В
следующее мгновенье на него набросились те,  в  кого  он  сразу  же  признал
врагов - у них были мерзостные, перекошенные лица, они плевались и ругались,
отбросили его в сторону, вновь отбросили - и вновь, и вновь...  По  сторонам
беспрерывно что-то разрывалось, беспрерывно вопили, стреляли, умирали.  Одна
за другой поднимались жуткие картины зверств - изуродованные и еще терзаемые
тела, просто злоба, ярость исступленная. И тогда Алеша почувствовал, что и в
нем закипает ненависть - как, эти ничтожества, эти  жалкие  безумцы  посмели
помешать его счастью?! В то мгновенье помешать, когда до этого счастья всего
лишь несколько шагов оставалось?!... И он, завывая от  душевного  страдания,
от мрака который заполнял его глаза, бросился на этих ненавистных. Он словно
волк голодный уже почти вцепился в глотку одного из  них,  но  замер-таки  в
последнее  мгновенье   -   потому   замер,   что   вспомнились   прекрасные,
несовместимые с этим образы. Да - сначала только один из образов  из  книжки
вспомнился, и тут же - стоило ему только остановится,  образы  полились  уже
беспрерывным, все возрастающим потоком. То, что  вычитывал,  поглощал  он  в
течении эпох накатывалось теперь светлыми океанами, мириадами миров,  и  эта
ничтожная, злобная шипящая грязь в которой он ползал, в которой он  едва  не
вцепился в глотку кому-то,  оказалась  настолько  жалкой  против  всем  этих
просторов озаренных ЕЕ светом, что в одно мгновенье была сметена...

                                          *                     *                      *

   Алексей не ведал сколько времени он простоял без движенья, погруженный  в
себя, вспоминая и вспоминая встречи с НЕЮ, вспоминая и еще что-то совсем  уж
далекое, неясное, но тоже с НЕЮ связанное.  Он  только  знал,  что  стоит  в
Большом городе, а вокруг него несутся эпохи. Потом Алексей почувствовал, что
ОНА приближается. Он огляделся. Открывался  печальный,  наполненный  темными
тонами зимний пейзаж. С одной стороны темнели склоны холмов - все  дальше  и
дальше в таинственное марево уходили они, и на этих просторах вблизи и вдали
двигались фигурки людей, дальние  представлялись  лишь  крапинками.  Там,  в
отдалении стоял некий великан, и смотрел  на  эту  многоверстную  картину  -
великан созерцал ее в романтической печали, а только так  и  можно  было  ее
созерцать. Алеша знал, что картина эта находится в некой галерее, и  что  он
маленькая-маленькая точечка в ее глубине, может и совсем не виден. Ему стало
жаль того великана - что вот он стоит и совсем-то даже и не  знает  Алешиных
чувств. Захотелось донести до него стихотворение,  и  он  вымолвил  в  душе,
зная, что великан почувствует эти строки, и станет поэтом:

   - В карнавале веков и видений,
   Ты ли в жизни, и что твоя жизнь?
   Я средь мглы и среди вдохновений,
   Я шепчу - ты душа не остынь...

   Я ли в смерти, и что смерть - не знаю;
   Что есть жизнь не ответишь ты мне,
   Здесь стою, может здесь замерзаю,
   Может плачу я в вечном огне...

   Но тут он увидел ЕЕ и тут же великан стал незначимым.  Наверное,  Алексей
предчувствовал, что именно такой и будет это встреча (да что там -  ведь  он
все-все знал уже с самого  начала!)  -  и  все-таки  он  был  и  удивлен,  и
встревожен. ОНА шла чуть расплывчатым облаком (по крайней мере,  он  не  мог
различить черт ЕЕ лица), она шла в одеяниях таких же темных тонов, как и эта
зима. Тогда он заметил, что идет снег  -  медленно-медленно  падают  частые,
крупных хлопья, кажется, шепчут что-то. Он осознавал, что именно  этот  снег
размывал ЕЕ черты; и он не  смел  к  НЕЙ  подойти  -  он  шел  на  некотором
отдалении, и шептал в душе беззвучную и прекрасную молитву своему  божеству.
Иногда, казалось, что ОНА отвечает ему что-то, однако -  эти  ответы  совсем
ничего не значили, так как это были всего лишь слова,  пусть  и  прекрасные,
пусть и светоносные, но всего лишь слова. Иногда он хотел взмолится: "Что же
ТЫ - неужели ТЫ совсем не чувствуешь, как я люблю тебя. Неужели  не  знаешь,
как долго искал ТЕБЯ,  ведь  целая  вечность  прошла...  Нет  -  больше  чем
вечность... Любимая, Любимая, неужели ТЫ не чувствуешь, что ТЫ одна для меня
значишь все?!.. Что весь этот  мир,  образы,  дела  -  что  через  все  это,
тленное, я продирался за тем только, чтобы оказаться с тобою  рядом?!.."  Но
Алексей не решался вымолвить ни слова, и в  одно  мгновенье  это  прекрасное
видение растаяло -  ОНА  ушла  в  свой  дом.  Это  было  огромное  строение,
состоящее из многих тысяч,  а  может  миллионов  или  миллиардов  квартир  -
расцвеченные уютным домашним светом окна уходили ввысь, терялись в  сумерках
из которых все падал и падал снег...
   Тогда Алексею подумалось,  что  ЕЕ  квартира,  должно  быть,  на  верхних
этажах; там, где и должна ОНА была быть - среди звезд. И так сильно было его
чувство -  чувство  и  печали,  и  радости,  что  все-таки  увидел  ЕЕ,  что
закружилась вихрем голова, и полетел-полетел  он  куда-то  -  подобно  вихрю
полетел.  В  одно  мгновенье  почувствовал,  как  в  груди  его  зарождается
бессчетное множество стихов, и они разорвали  его,  и  вокруг  все  засияло.
Наступила Весна. Алексей почувствовал, что  -  это  последняя  весна  и  что
именно теперь все решится.

                                        *                           *                         *

   Он чувствовал, что весна где-то высоко-высоко  над  ним,  он  же  ехал  в
метро. Стремительно, с грохотом мчалась электричка, выплывали из небытия,  и
тут же исчезали станции, кто-то объявлял  их  названия,  но  они  ничего  не
значили, и  тут  же  забывались.  Долго-долго  ехала  электричка,  сменялись
пассажиры, но их сосредоточенные лица ничего не значили - если в них  и  был
ЕЕ отблеск, то уж очень глубоко  он  был  упрятан.  Позади  остались  тысячи
километров, бессчетные станции. Уж не кольцевая ли?.. Нет-нет - Алеша  знал,
что это не кольцевая так же точно, как и то,  что  там  над  ним  весна.  Он
чувствовал, что электричка везет  его  к  НЕЙ,  но  вот  сколько  это  может
продолжаться?.. Вспомнилась  лестница  в  его  доме,  и  он  понял  -  целую
вечность; надо было что-то предпринять, но вот что?.. И на одной станции  он
понял, надо выйти, надо подняться в город, хоть это  была  и  совсем  не  та
станция.
   И вот он выбежал на платформу, и тут услышал  злобные  крики.  Две  толпы
неслись по этой залитой мертвенным электрическим светом платформе  навстречу
друг  другу,  яростно  хрипели,  размахивали  орудиями  убийствами,  и   еще
плакатами  -  у  одной  толпы  были  плакаты  с  изображением   "самоварного
генерала", у другой - такого же генерала, но только с более  длинным  носом.
Они отчаянно выкрикивали имена своих предводителей, брызгали слюной,  и  вот
уж вцепились друг в друга. Тут раздалось несколько взрывов и этот и без того
душный воздух наполнился еще и едкой гарью, и кровь хлынула, и  ошметки  тел
пролетели. Ярость враждующих еще возросла - они в остервененье, уже  потеряв
способность выговаривать какие-либо слова, вцеплялись друг  в  друга,  рвали
друг  другу  глотки,  разрывали  и  противников  и   сами   разрывались   от
беспредельной, исступленной ярости. Многие падали прямо  на  рельсы,  и  там
подъезжающие вновь и вновь поезда разминали их в кровавую кашу. Одна из толп
подхватила Алексей, он врезался в самое месиво,  получил  несколько  сильных
ударов, и  тут  же  был  перенесен  на  другую  сторону,  которая  ничем  не
отличалась от своих противников. И тогда Алексей узнал в них тех несчастных,
которые воевали с