й стены, за которой начинался военный
квартал Шлем Бриона.
     Стражники на посту азартно резались в карты. Один из них
снял ботинки и сидел на лавке, поджав под себя ноги, второй
уселся на ту же лавку верхом. Верзила приоткрыл дверь и
втолкнул мальчика в караульное помещение. Споткнувшись о
выставленные возле порга ботинки, он вошел. Следом за ним порог
переступил и Верзила. Босой стражник в этот момент как раз
орал, ругаясь самым мерзким образом, что "молодку надо было
объявлять сразу". Кьетви молча посмотрел на багровые от
возбужения физиономии стражников своим тяжелым взглядом, и они
остановились на полуслове. Тот, что был разут, тихонько положил
карты на лавку вверх рубашкой, сполз на пол и, слегка
прихрамывая, заковылял к своим ботинкам. Второй, помедлив,
встал, держа карты в опущенной руке. Не сказав ни слова,
Верзила вышел, крепко держа барона за плечо.
     Квартал Шлем Бриона отнюдь не радовал глаз живописностью,
и если можно было найти в нем что-нибудь привлекательное, то это
была чисто выметенная мостовая. Верзила шагал по булыжникам,
задрав голову. Барон с трудом поспевал за ним, и времени на то,
чтобы разглядывать дома, у него не оставалось. Впрочем,
разнообразием они не отличались, длинные, с узкими фасадами и
малым количеством окон. В одном из этих домов размещалась
казарма Ордена Каскоголовых.
     Кьетви, не замедляя шага, вошел в дверь, расписанную
воинскими атрибутами. Трое солдат с грохотом вскочили при виде
своего капитана.
     Барон оказался в длинной, как кишка, полутемной комнате с
голыми стенами, выкрашенными в серовато-зеленоватый цвет.
Единственным, что могло усладить взоры обитателей этого
помещения, можно было считать стойку с холодным оружием -
мечами и пиками, над которой висела оранжевая лента с искусно
вытканной надписью: "Исполнительность - душа дисциплины". Где-то
в глубине дома глухо звякала жесть: судя по звуку, там скребли
ложками по мискам, но запахов еды не доносилось. Пахло недавно
высохшей краской и сапогами.
     Барон сумрачно посмотрел в обветренное лицо Верзилы.
Кьетви снял каску, украшенную символическим зигзагом,
означающим, вероятно, молнию, с отвращением положил ее на
лавку и провел ладонью по лбу, стирая пот. Его хищный нос
шевельнулся, когда он заговорил, обращаясь к солдатам:
     - В комнате писаря поставьте для мальчика койку.
     - А стол куда, господин капитан? - осмелился один из солдат.
     Кьетви, помолчав, ответил голосом, не предвещающим ничего
хорошего:
     - А стол сюда, возле тахты. Что-нибудь еще?
     Все трое уставились в неведомые дали. Кьетви снова взял
барона за руку и потащил в глубину дома. Они стремительно
прошли по узкому коридору, освещенному чадной масляной лампой,
и оказались в закопченной кухне.
     Половину кухни занимала плита, сплошь уставленная
котелками, кастрюлями и ведрами. Повара на кухне не было.
Кьетви толкнул барона к перевернутому ящику, и мальчик неловко
плюхнулся на шершавые доски. Осторожно подобрав ноги, он
смотрел, подрагивая пушистыми ресницами, как капитан шарит по
кастрюлям, зависая то над одной, то над другой емкостью. Сейчас
он был похож на стервятника, кружащего над полем боя. Он снял
крышку, и барона окутал сладкий запах картошки, тушеной с
луком. Он громко глотнул. Ему так и не удалось поесть за все это
время. Разнося по камерам то, что лейтенант именовал "завтраком",
он держал слово и капусту из ведра не вылавливал.
     Верзила прижал крышку к кастрюле, перевернул ее и
встряхнул. Барон слегка вытянул шею. Верзила поставил
перевернутую крышку, на которой пирамидкой лежали пять
лоснящихся картофелин, ему на колени. Барон поднял глаза.
     - Жри, - сердито сказал Кьетви. - Фон-барон. - И он плюнул на
пол, тут же затерев плевок ногой.
     Барон впился в картошку с детской непосредственностью.
Верзила, примостившись на соседнем ящике, задумчиво
высвистывал патриотическую мелодию. Внезапно он спросил
барона:
     - Из-за стены пришел, значит?
     Барон, не переставая жевать, кивнул.
     - Ну и что там, за стеной, делается?
     Барон замер с набитым ртом. Тесная и грязная кухня, заросшая
жирной копотью, заставленная давно не чищеной посудой, вся эта
казарма, перенаселенная, живущая по странным и недобрым
законам, весь этот город с его многочисленными перегородками и
стражниками на каждом углу, - все это внезапно схлынуло, и
перед глазами у него встал подвижный зеленый горизонт, холмы и
медленные равнинные реки, через которые переброшены лавы. Он
словно увидел просторный двор, где чудаковатый старик обучал
его искусству фехтования, свою комнату и стол с медным
подсвечником в виде кобры, и теплые желтые пятна солнца по
утрам возле кровати.
     Кьетви внимательно смотрел на него, ожидая ответа. Барон,
давясь, заглотал картошку и сказал:
     - Там... там, господин капитан, все. Ветер, вода. Небо синее
близко. Там мир.
     Он искоса метнул взгляд на свирепый профиль Кьетви. Тот
покусывая нижнюю губу, словно удерживаясь от гримасы.
     - Слушай, барон, - произнес он с некоторым нажимом. -
Постарайся про это никому не рассказывать.
     Барон слегка улыбнулся.
     - Вы, наверное, думаете, что я больной? - сказал он.
     Кьетви отмолчался. В мальчишке действительно было что-то
нездешнее, хотя поверить в то, что за стеной живут люди, он не
мог.
     - Ребята покажут тебе твою койку, - буркнул Верзила. - Писать
умеешь?
     - Умею, - ответил барон.
     Кьетви не удивился.
     - Вот и хорошо, - сказал он. - Тогда я писаря поставлю в
строй, а тебя - на его место.
     "Писарь - вот гадость", - подумал барон. Он не знал, что эта
должность, о которой мечтала добрая половина роты и которая
была закрыта для большинства из-за поголовной неграмотности
Каскоголовых.
     - Я теперь тоже буду в вашем Ордене? - спросил барон.
     - Если заслужишь, - нехотя отозвался Кьетви. - Ты за третьей
стеной, это уже большая честь.
     - За третьей стеной? - переспросил барон.
     - Ну да, в квартале воинов. В Шлеме Бриона.
     - А кто это - Брион?
     - Это был герой. Великий герой древности. Он проник в логово
злобного чудовища, которое своим зловонным дыханием отравляло
пол и луга, так что гибли птицы и выгорали травы. Оружие для
Бриона сковали из обломков мечей знаменитых бойцов. И когда
Брион отрубил дракону голову, то клинок растворился в ядовитой
крови...
     Барон сказал задумчиво:
     - Почему-то у многих такое странное отношение к драконам и
великанам... Я думаю, что ваш Брион был просто браконьером.
     Кьетви поперхнулся.
     - Малыш, это предание записано у нас в Уставе!
     - Я не хотел обидеть вас, - искренне сказал барон. - Но я
близко знаю одного дракона. Вы же не видели драконов?
     - Хвала великому Одину - нет, - с чувством ответил Кьетви.
     - Если я останусь жив, - сказал барон вполне серьезно, - я
познакомлю вас. Он чудный.
     Кьетви вздохнул и, и поднимаясь на ноги, коснулся его волос.
     - Бедный ты парень, - сказал он.


     24.

     Барон сидел за столом возле стойки с холодным оружием,
прямо под надписью: "Исполнительность - душа дисциплины" и,
изнемогая от скуки, писал протокол. Дежурный солдат у входа
избегал встречаться с ним глазами. С тех пор,как барон
утвердился в должности писаря по распоряжению самого Верзилы
Кьетви, жизнь стала солдатам не в радость. Стол поставили прямо
у входа. Многолетний опыт научил их тому, что любимчики
командира занимаются слежкой за остальными-прочими. Никогда
прежде в роте таковых не было. И вот писарь отправлен во взвод
тяжелых пикинеров, а этот зануда юных лет шуршит бумажками, с
тоской поглядывая на холодное оружие. При нем даже в карты не
переброситься. И разговоры все слышит.
     Перед бароном стоял Каскоголовый, которого задержал
патруль возле мокрушинских бараков. Солдат из роты Кьеттви,
распевая в нетрезвом виде песни патриотического содержания (на
патриотизм он впоследствии напирал как на смягчающее
обстоятельство) метал ножи в пьяного же рабочего с Восточного
Берега. Оба они просто погибали от хохота. При появлении патруля
рабочий скрылся, а Каскоголовый был задержан, разъяснен и
доставлен в роту. Писарю надлежало взять у него показания и
довести их до сведения командира.
     Барон в глубокой тоске смотрел на покрасневшее лицо с
туповатыми прозрачными глазами навыкате. Каскоголовый пялился
куда-то в угол и беззвучно шевелил губами. Солдат поглядвал на
него с тайным сочувствием.
     Барон вздохнул и приступил к допросу.
     - Кто первый начал драку?
     - Мы не дрались, господин писарь, - монотонно произнес
солдат.
     - Зачем же ты кидал в него ножи, чудо?
     - Это были не просто ножи, - пояснил солдат, мрачнея. - Это
были "миллиметрики". Надо попасть ножом в стену в миллиметре от
головы.
     - Ты наделал в стене барака зияющих дыр, - скучным голосом
сказал барон. - У Верзилы уже было объяснение с подрядчиком.
     Солдат пожал плечами.
     - Делов-то, - от души сказал он.
     - А куда делся твой приятель?
     - Он мне не приятель. Гад он. Растворился в воздухе, как
последний мерзавец. - Солдат склонился к столу, заглядывая
барону в глаза. - Ведь бедуины - они такие: вот они здесь - и вот
их уже нет, господин писарь.
     - Отодвинься, - сказал барон.
     Солдат обиделся.
     - Напрасно, - сказал он с укоризной. - Я поем сейчас пшена и
снова буду как не с похмелья...
     Барон дописал последнюю фразу: "...и оказывал сопротивление
при задержании, упираясь ногами в мостовую" и отбросил перо.
Солдат продолжал зависать над столом.
     - Все, - сказал барон. - Иди. Я доложу.
     Каскоголовый побрел в сторону кухни.
     - Ну и дерьмо же ты, - сказал дежурный от двери.
     Барон присел на краешек стола, сминая бумаги.
     - Это ты мне?
     - Тебе-тебе, - сказал дежурный. - Сопляк. Беги, жалуйся
Верзиле. Дерьмо собачье.
     Он плюнул. Барон смотрел на него словно издалека. Почему-то
в эту минуту он ощущал себя очень старым. Надо бы разозлиться,
подумал он. Он подозревал о том, что в роте его ненавидят, но до
поры до времени его это мало интересовало. Ему нужно было
попасть за четвертую стену? за пятую? - сколько их там? - чтобы
добраться до тех, от кого зависит течение городской жизни, и
вытрясти, выколотить из них Хальдора. Но сейчас перед ним стоял
содрогающийся от ненависти солдат и с этим нужно было
считаться.
     - Хочешь убить меня? - спросил барон, подумав.
     - Хочу, - тотчас ответил он.
     Барон повернулся к стойке и взял в руки первый попавшийся
меч. Мечи были здесь плохие, это он сразу увидел.
     - Попробуй, - сказал барон.
     Солдат пожалел о своей смелости через несколько минут. Он
не подозревал о том, что этот щуплый тринадцатилетний подросток
окажется серьезным противником. Обезоруженный, загнанный в
угол. он отчаянно скосил глаза на клинок, который слегка касался
его горла. Глядя на холодное, неподвижное лицо барона, можно
было подумать, что в мальчишку вселились демоны и что сейчас эта
крепкая детская рука одним движением загонит металл прямо в
пульсирующую ямку между ключицами.
     Но барон неожиданно опустил руку с мечом и отвернулся. Его
терзала острая жалость к этому перепуганному солдату, который
был старше его лет на десять.
     - Господин писарь, - хрипло сказал солдат, - не говорите
Верзиле...
     - Ладно, - сказал барон.
     Солдат перевел дыхание и тут же снова перестал дышать. В
дверях безмолвно высился Верзила Кьетви - с побелевшими губами,
неподвижный, с яростью в светлых глазах. Солдат с ужасом, почти
суеверным, смотрел на капитана. Кьетви шагнул с порога,
оттолкнул барона и дважды резко ударил солдата по лицу, после
чего треснул его головой о стену и отпустил. Солдат тихо сполз на
пол. Кьетви для верности пнул его сапогом и повернулся к барону.
     Мальчик отступил на шаг и поднял меч. Серые глаза, почти
черные в полумраке комнаты, сморели хмуро и бесстрашно.
     - Господин капитан, - сказал он негромко, - я не позволю бить
себя.
     Кьетви дернул уголком рта.
     - Почему этот подонок напал на тебя? - спросил он, мотнув
головой в сторону солдата, безропотно утиравшего кровь из-под
носа. Барон увидел на разбитом лице страх и злобу, и ему стало
противно.
     - Он вовсе не подонок, - сказал барон. - Я показывал ему один
неплохой боевой прием, вот и все.
     - Ты так хорошо владеешь оружием?
     Барон кивнул. Верзила Кьетви немного подумал.
     - Писаря вернуть прежнего. Все равно из него тяжелый
пикинер... гм. Будешь обучать солдат Ордена. Что у тебя на столе?
     - Протокол, господин капитан.
     - Опять кто-то напился?
     - Да этот... с "миллиметриками". Который из барака решето
сделал.
     Капитан протянул руку к бумаге.
     - Дай сюда.
     Барон подал ему протокол. Он знал, что Верзила не умеет
читать и если бы он хотел ознакомиться с текстом, то
распорядился бы прочесть ему вслух. Кьетви разорвал листок
пополам, обрывки скомкал и бросил на пол.
     - Я с этим балбесом без протокола разберусь, - сказал он и
вышел, хлопнув дверью.
     Барон проводил его глазами и снова уселся за стол. Солдат
уже утвердился на ногах, все еще шмыгая носом. Встретившись
взглядосм с бароном, он сказал без улыбки:
     - Здоров же Верзила драться... Скажи, парень, это правда, что
ты барон?
     - Я мэтр д'арм, - сказал барон.
     Солдат прищурился с недоверчивым видом.
     - Чего? - спросил он. - Поясни для серого люда.
     - Учитель фехтования, - ответил барон.


     25.

     Кабак Зеленоглазой Блондинки был пуст по случаю утреннего
часа. Солнце, каким-то чудом просочившееся сквозь толстые
пыльные стекла, ползло по деревянным стенам, расписанным
сценами из пастушеской жизни. Тусклая краска - синяя, зеленая и
мутно-красная - успела за долгие годы основательно облезть,
однако роспись придавала интерьеру некоторую фешенебельность
и, устраивая разнос очередному разбушевавшемуся клиенту,
Блондинка неизменно простирала длань к картинам, которые
неоспоримо доказывали, что здесь вам приличное заведение.
     Стулья тесно облепили все столы, за которыми вчера кутили
многочисленные компании. Прочие столики, на долю которых после
этой перестановки стульев не хватало, выглядели ощипанными.
     Над стойкой покачивалась подвешенная за нитки деревянная
фигурка, изображющая одноногого моряка с черной трубкой в
зубах. Волосы моряка были сделаны из пакли и повязаны
выгоревшим и пропыленным лоскутом.
     Сама хозяйка, навалившись могучими локтями о стойку,
наблюдала с неподдельным интересом за действиями какого-то
несчастного, ползающего с мокрой тряпкой в руках по грязному
полу. Он путался в ножках стульев, сопел, ронял на себя мебель и
успел уже два раза наступить в таз с водой. Время от времени
Блондинка подбадривала его ругательствами и угрозами, указывая
властным пальцем то на один, то на другой недостаток. Глубоко
страдая от похмелья, он хлюпал под столом, одинокий и покорный.
     Дверь кабака хлопнула.
     - У нас уборка! - рявкнула Блондинка, не поворачиваясь ко
входу.
     Ожидаемых извинений с последующим прикрытием двери не
последовало, и добрая женщина в недоумении посмотрела в
сторону вошедшего. Страдалец на полу затих со слабой надеждой
во взоре.
     Посетителем оказался темноволосый мальчик лет четырнадцати
в черном плаще с откинутым капюшоном. Он уселся за столик,
привычным движением поправив меч в ножнах. Серые глаза его
мельком оглядели кабак, слегка сощурившись при виде наказанного
пьяницы (тот почему-то начал усиленно шаркать тряпкой) и,
наконец, остановились на хозяйке.
     Она была высокой, очень толстой женщиной, вульгарной до
поэтичности и могучей почти эпически. На заплывшем лице злобно
горели глаза редкостного изумрудного цвета.
     - Желаете выпить, господин? - спросила женщина.
     Мальчик отважно кивнул. Блондинка вылезла из-за стойки и
лично подала ему стакан с темно-красным вином, пахнущим
смородиной. Пьяница на полу, уловив волшебный запах, еле слышно
застонал, но на него не обратили внимания. Барон отодвинул стул,
ловко пнув его ногой.
     - Выпейте со мной, хозяйка.
     Трактирщица втиснула свой торс между стулом и столом.
     - Знаете, что я скажу вам, господин, - заявила она
фамильярно. - Не стоит вам ходить по Мокрушам в такой час. Утро
- самое неподходящее время, солдаты еще дрыхнут, если что, то и
помочь некому.
     Она задумчиво придвинула к себе стакан, над которым краснел
в нерешительности юный барон, и отпила.
     - Винишко неплохое, - заметила она. - Пейте, пейте, господин.
Деньги-то у вас есть?
     Барон, не глядя, выложил на стол две золотые монеты.
Трактирщица метнула на них страстный взор и, склонившись над
столом, внезапно поцеловала барону руку.
     - Ах вы, антик с хризантемой, - с чувством сказала она. Рот у
нее был слюнявый. - Вы по делу ко мне пришли или просто
отдохнуть? Такой вы молоденький, свеженький...
     Барон слегка отодвинулся от нее.
     - Вам знаком портновский подмастерье по имени Хальдор? -
неожиданно спросил он.
     Лицо трактирщицы приняло непроницаемое выражение. Сейчас
она больше всего напоминала статую Матери-Родины, отлитую из
чугуна.
     - Нет, - сказала она, словно уронив ядро.
     Это было очевидным враньем. Женщина не рассчитывала на то,
что ей поверят. Ее задача заключалась в том, чтобы дать понять
тщетность любых попыток заставить ее говорить. И если бы она
имела дело со службой кольцевой охраны, то ей бы это вполне
удалось.
     Барон искренне возмутился:
     - За кого вы меня принимаете?
     - За кого надо, - не теряла бдительности Блондинка.
     Барон немного подумал.
     - Я мэтр д'арм ордена Каскоголовых.
     Трактирщица поерзала.
     - А мне-то что, - заявила она наконец. - Хоть сам Брион.
     Судя по всему, это было кощунственное высказывание, и
барону полагалось возмутиться. Но пока он соображал, как это
сделать убедительно, возмутился третий, доселе немой участник
этой сцены.
     - Молчи, баба! - внезапно отважился из-под стола мученик с
тряпкой в руке. Барон, не глядя, лягнул его сапогом, и тот, странно
всхлипнув, затих.
     - Я прошу вас, - с нажимом произнес барон.
     Трактирщица оглянулась на входную дверь. На столе появилась
третья золотая монета. Женщина нерешительно сказала:
     - Я почти ничего о нем не знаю, господин.
     - Говорите все, что знаете. Только правду. Для меня это важно.
     - Был у меня такой клиент, - сказала она, понизив голос. -
Всегда голодный. Пить не умел совершенно. Его тут частенько
били. Он как выпьет, так сразу лезет в драку, а здешним только
повод нужен, чтоб рожу начистить. Один раз сцепился с
оружейниками, они сломали ему два ребра. Я его еле отняла у
них... - Она машинально бросила взгляд в угол под настенной
росписью, где лежал тогда Хальдор, лишенный сознания, с кровью
на губах. - Мастер у него пьянчужка. Он пропал куда-то, мастер
его. Зарезали, наверное. Может,сам Хальдор и зарезал. Десяти
дней не прошло, как он подрался на мокрушинском посту со
стражниками кольцевой охраны... А говорят, трезвый был.
Пропащий он человек, господин, - заключила она.
     - А где он теперь? - спросил барон.
     - А кто его знает... Весь израненый был. Так и арестовали.
Подобрали возле стены, били за что-то, он, говорят, молчал.
     - Тюрьма в городе есть? - быстро спросил барон.
     Трактирщица недоверчиво покосилась на него.
     - Вы и вправду не знаете, господин, или проверяете что-то?
     - Вправду не знаю, - спокойно отозвался барон.
     - За кварталом Желтые Камни - Середина Мира. Там все. И
тюрьма, и каторга, и хлеб выращивают. И башня Светлых
Правителей тоже там. Простому человеку туда так просто не
попасть. Даже знатным аристократам из Желтых Камней вход за
эту стену запрещен. Карается смертью.
     Барон покачал головой.
     - Середина Мира вовсе не там, - сказал он. Я могу сказать
вам, где она на самом деле. Она отмечена ясенем Иггдрасиль. А
ваша башня - это про