, будто интересуюсь гольфом -  игрой,  которую  на
самом деле презираю и ненавижу, как ничто другое в  мире.  Представьте  себе
толстяка вроде Миклтуэйта, которому следовало бы ходить в тюрбане и  длинном
черном халате, чтобы скрыть свою полноту, и который  милю  за  милей  гоняет
белый мячик с помощью целого хирургического набора инструментов, гоняет то с
ребяческой серьезностью, то в ребяческом гневе, гоняет в то время,  как  вся
страна проваливается в  тартарары,  и  к  тому  же  еще  приучает  невинного
мальчика,  который  носит  за  ним  клюшки,  к  непристойным  ругательствам,
безделью и чаевым. Вот  что  такое  гольф!  Тем  не  менее  я  удержался  от
презрительной усмешки и пустился в рассуждения о гольфе  и  о  сравнительных
достоинствах разных полей для него, как говорят с ребенком  о  пирожных  или
дразнят щенка, шепнув ему "Крыса!".
   И только когда наш обед пришел к концу, я наконец смог снова взглянуть на
подающего надежды  молодого  журналиста  и  увидел,  что  он  гораздо  более
оживленно,  чем  принято  в  подобных   случаях,   беседует   о   чем-то   с
гардеробщиком, который подает ему пальто. Тот, казалось, был крайне изумлен,
но держался почтительно и отвечал немногословно, но вежливо.
   Когда мы пошли к выходу, их  беседа  все  еще  продолжалась.  Гардеробщик
держал в руках мягкую фетровую шляпу подающего надежды молодого  журналиста,
а тот рылся в карманах пальто, битком набитых какими-то бумагами.
   - Это потрясающе. У меня почти все с собой, - услышали мы, проходя  мимо.
- Может быть, вы...
   - У меня крайне мало времени на чтение, сэр, - отвечал гардеробщик.

Глава IV
ВЫСОКИЕ ДОСТОИНСТВА ПАРКЕР

I

   Я знаю, что до сих пор излагал события весьма обстоятельно - моим девизом
были скорее естественность и правдоподобие, нежели  строгость,  свойственная
свидетельским показаниям. Но если мне удалось  наглядно  показать  читателю,
как Морская Дама вышла на сушу и как она смогла, выйдя на сушу, стать членом
общества, не  возбудив  в  нем  особого  волнения,  то  мои  жалкие  попытки
расцветить,  оттенить  и  украсить  выдумкой  факты,  оказавшиеся   в   моем
распоряжении, не пропали даром.
   Морская Дама решительно и без особого шума обосновалась у  Бантингов.  Не
прошло и двух недель, как она обосновалась там настолько прочно,  что,  если
не считать ее исключительной красоты и очарования,  а  также  едва  заметной
двусмысленности, которая время от времени проскальзывала в  ее  улыбке,  она
превратилась  во  вполне  приемлемое  подобие  человека.  Правда,  человека,
страдающего  увечьем:  се  нижнюю  конечность  весьма  трогательно  обмотали
бинтами и поместили в нечто вроде лубка; однако, по общему мнению  -  начало
которому, боюсь, положила миссис Бантинг,  -  в  скором  времени  она  снова
сможет "ими" владеть, как прежде (миссис Бантинг говорила "ими",  хотя  это,
безусловно, находилось на грани  допустимой  уклончивости,  если  не  за  ее
пределами).
   - Ну, разумеется, - говорила миссис Бантинг, - ездить  на  велосипеде  ей
больше никогда не придется...
   Таков был романтический ореол, которым она окружила Морскую Даму.

II

   Невозможно отрицать, что в лице Паркер  Морская  Дама  нашла  -  или,  во
всяком случае, миссис Бантинг нашла для нее - истинное сокровище.  У  Паркер
был один недостаток - излишняя  молодость;  но  она  уже  успела  поработать
горничной у одной дамы из Индии, "привлекавшейся по делу", была  подвергнута
перекрестному допросу и вышла из него с честью. Кроме того, она испытала  на
себе коварство  одного  молодого  человека,  который  ей  очень  нравился  и
которого она застала гуляющим с другой, что шло вразрез с ее  непоколебимыми
представлениями о приличиях, - а в сравнении с этим все остальное лишь суета
сует. После этого она твердо решила, что  больше  никаких  сюрпризов  судьба
преподнести ей не сможет. На пеструю (и отнюдь  не  всегда  благопристойную)
картину жизненного карнавала она взирала  с  бесстрастной  настороженностью,
сохраняя невозмутимость, выполняя свои обязанности и решительно уклоняясь от
более близкого в нем участия. Локти она всегда держала опущенными,  а  кисти
рук - сложенными вместе перед собой, и даже при  самом  богатом  воображении
невозможно было  представить  себе  ее  иначе,  чем  воплощением  абсолютной
добропорядочности, надежности и аккуратности. Голос  ее  всегда,  при  любых
обстоятельствах, звучал негромко, но удивительно отчетливо - и лишь  с  едва
уловимым оттенком жеманства. Когда разговор  подошел  к  сути  дела,  миссис
Бантинг начала немного нервничать. Нанимала ее, разумеется, миссис  Бантинг,
поскольку Морская Дама была еще  совершенно  неопытна.  Однако  беспокойство
миссис Бантинг было тут же рассеяно.
   - Знаете ли, - решилась наконец миссис Бантинг,  -  она..,  она  страдает
увечьем. Вы понимаете?
   - Я не знала, мэм, - почтительно ответила Паркер, очевидно вполне готовая
понять все, что угодно, видя в этом часть своего призвания в этом мире.
   - В сущности говоря, - продолжала миссис Бантинг,  изящно  водя  по  краю
скатерти пальцем в перчатке и не сводя с него глаз, - в сущности  говоря,  у
нее хвост, как у русалки.
   - Хвост, как у русалки, мэм? Да уж... А это болезненно?
   - Нет, милая моя, нет, это не доставляет ей совершенно никаких неудобств.
Только.., понимаете, здесь нужна особая деликатность.
   - Конечно, мэм, - ответила Паркер, словно хотела сказать: "Как всегда".
   - Прежде всего, мы не хотим, чтобы прислуга...
   - То есть младшая прислуга? Конечно, мэм.
   - Значит, вы понимаете? - спросила миссис Бантинг, снова подняв  глаза  и
посмотрев на Паркер.
   - Безусловно, мэм, - ответила Паркер, не шевельнув бровью, и они  перешли
к обсуждению условий. "Все обошлось в высшей степени  удовлетворительно",  -
говорила миссис Бантинг, облегченно вздыхая при одном воспоминании  об  этой
беседе. И ясно было, что Паркер целиком согласна с ее мнением.
   Паркер оказалась не только не болтливой, но и весьма ловкой и искусной. С
самого начала она незаметно,  но  прочно  овладела  положением.  Это  Паркер
изобрела для "Него" нечто вроде  футляра  от  скрипки  и  удлинила  утреннее
платье  так,  чтобы  оно  скрывало  жесткие  контуры  футляра.  Это   Паркер
предложила пользоваться дома и в саду креслом  на  колесах,  а  на  лестнице
сидячими носилками. До сих пор всякий раз, когда  Морской  Даме  требовалась
мужская помощь, под рукой неизменно оказывался Фред, иногда даже  в  излишне
больших дозах. Однако Паркер сразу ясно  дала  понять,  что  это  отнюдь  не
соответствует  ее  представлениям,   и   этим   на   всю   жизнь   завоевала
признательность Мэйбл Глендауэр. И  Паркер  же  высказалась  за  прогулки  в
экипаже и предложила (с такой убежденностью  в  своей  правоте,  что  ничего
другого не оставалось) нанять на летний сезон парную  коляску  -  к  большой
радости  как  Бантингов,  так  и  Морской  Дамы.  Это  Паркер  распорядилась
ежедневно выезжать на восточный конец  Лугов  и  командовала  пересаживанием
Морской Дамы, во всех его подробностях, из коляски в кресло  на  колесах,  в
котором  та  прогуливалась  по  Лугам.  Это   Паркер   неизменно   со   всей
корректностью подсказывала, куда могла  бы  с  удовольствием  и  не  нарушая
приличий отправиться Морская Дама, и указывала, как туда добраться,  а  если
что-нибудь делать или где-нибудь бывать Морской Даме было  нежелательно,  то
Паркер сразу же незаметно, но неумолимо накладывала  в  таких  случаях  свой
запрет. Это Паркер спасла  Морскую  Даму  от  превращения  в  исключительную
собственность семейства Бантингов и помогла ей обрести достойное положение в
обществе, когда разразился кризис. На нее можно было положиться  и  в  самом
серьезном деле, и в мелочах. Это  она  обратила  внимание  на  то,  что  для
Морской Дамы еще не заказаны и не напечатаны визитные карточки ("Мисс  Лорис
Талассия Уотерс" - такое изящное и вполне подходящее к случаю  имя  было  ей
дано), и заменила сундучок некоего, вероятно,  давно  сгинувшего  в  морских
пучинах "Тома Уайлдерза" на шкатулку для драгоценностей, сумочку и первый  в
жизни Морской Дамы чемодан. (От имени  древнегреческого  божества  Дориды  -
дочери Океана и супруги морского бога Нерея, греческого слова  "талассос"  -
"море" и английского "уотер" - "вода").
   Свойственное Паркер тонкое и острое чувство приличия проявилось в тысячах
незначительных  случаев.  Например,  однажды  в  лавке,  в  момент   покупки
кое-каких интимных "вещичек", она внезапно вмешалась.
   - А вон там чулки, мэм, - сказала она почтительным полушепотом,  указывая
на них рукой, но без чрезмерной вульгарности.
   - Чулки? - воскликнула миссис Бантинг. - Но ведь...
   - Мне кажется, мэм,  ей  следовало  бы  иметь  чулки,  -  сказала  Паркер
негромко, но весьма твердо.
   И если подумать, то разве может непоправимое отсутствие  чего-то  у  дамы
послужить извинением отсутствию у нее чего-то другого,  которое  может  быть
восполнено? И разве не  сталкиваемся  мы  здесь  с  самой  квинтэссенцией  и
основополагающим принципом приличия?
   Впрочем, миссис Бантинг с этим никогда бы не согласилась.

III

   Позвольте мне здесь с сожалением, но и с бесконечным  уважением  сообщить
еще одно обстоятельство, касающееся Паркер, после  чего  она  сможет  занять
подобающее ей место.
   Должен с легким чувством раскаяния сознаться, что я разыскал эту  молодую
женщину на  ее  нынешнем  месте  работы  в  Хайтон-Тауэрс,  где  она  служит
горничной у выдающейся религиозной и социальной  деятельницы  -  леди  Джейн
Глэнвил. Мне не  хватало  подробностей;  те  обрывки  сведений,  которыми  я
располагал, не позволяли воссоздать с должным правдоподобием некоторые сцены
и разговоры. Она же с самого начала  и  до  самого  конца  должна  была  все
видеть, все знать и практически обо всем догадываться.
   Я так и сказал ей, ничего не скрывая. Она не стала  делать  вид,  что  не
поняла меня или что не знает кое-каких неизвестных мне обстоятельств.  Когда
я закончил, она спокойно посмотрела мне прямо в глаза.
   - Я об этом и подумать не могу, сэр, - ответила она. - У меня  совершенно
не такие понятия.
   - Но... Вам же теперь ничего не будет, если вы расскажете мне...
   - Боюсь, что не могу, сэр.
   - От этого никому не станет хуже.
   - Дело не в этом, сэр.
   - Знаете, я могу позаботиться о  том,  чтобы  вы  не  потерпели  никакого
ущерба.
   Паркер вежливо смотрела на меня, не говоря ни слова: все, что она считала
нужным, уже было высказано.
   И несмотря на мои продолжительные и настойчивые уговоры, Паркер  осталась
непреклонной. Даже когда я под  конец,  отбросив  все  ухищрения,  попытался
самым непристойным образом ее подкупить, она  не  проявила  никаких  чувств,
кроме подобающего уважения к моему высокому социальному положению.
   - Я об этом и подумать не могу, сэр, - повторила она. - У меня совершенно
не такие понятия.
   И если эта история в конце концов покажется вам хоть в  какой-то  степени
туманной или неполной, я надеюсь, что вы вспомните, как на моем пути  встала
Паркер со своими непоколебимыми понятиями.

Глава V
ОТСУТСТВИЕ И ВОЗВРАЩЕНИЕ МИСТЕРА ГАРРИ ЧАТТЕРИСА

I

   Эти отступления, посвященные Паркер и  журналистам,  безусловно,  немного
отвлекли меня от моего рассказа. Тем не менее вы должны понимать, что,  пока
подающий надежды молодой  журналист  гонялся  за  информацией,  собственными
фантазиями и Бангхерстом, а достоинства Паркер пребывали лишь в  зародыше  и
мысль об экипаже еще никому не  приходила  в  голову,  в  веселом  маленьком
семействе  под  вечнозелеными  дубами  фолкстонской  ривьеры  уже  назревали
кое-какие события. Как только Бантинги оказались в состоянии думать о чем-то
еще, кроме своего поразительного нового приобретения, они убедились  в  этом
совершенно недвусмысленно. То, что было на первых порах едва заметно,  стало
вполне очевидным:  оказывается,  их  скромную  радость  от  обладания  такой
прелестной, такой богатой и -  в  определенном  смысле  -  такой  выдающейся
гостьей, как мисс Уотерс, отнюдь не полностью разделяли  две  молодые  дамы,
которые в тот сезон должны были быть  главными  их  гостями.  Эта  крохотная
трещинка  дала  себя  знать  уже  тогда,  когда   миссис   Бантинг   впервые
представился случай обсудить свои новые планы с мисс Глендауэр.
   - И она действительно собирается остаться у вас на весь сезон? - спросила
Эделин.
   - Ну конечно, дорогая моя. Ведь вы не имеете ничего против?
   - Это для меня несколько неожиданно.
   - Но она же попросила меня, дорогая моя...
   - Я думаю о Гарри. Если выборы будут назначены  на  сентябрь,  -  а  все,
по-видимому, считают, что так и случится... Вы обещали,  что  позволите  нам
пользоваться вашим домом во время предвыборной кампании.
   - Но вы же не думаете, что она...
   - Она станет весьма серьезной помехой. - Мисс Глендауэр сделала  паузу  и
добавила:
   - Она мешает мне работать.
   - Но, дорогая моя!...
   - Она нарушает гармонию, - сказала Эделин.
   Миссис Бантинг поглядела в окно, на кусты тамариска и  расстилавшееся  за
ними море.
   - Я, разумеется, не сделаю ничего такого, что могло бы  повредить  Гарри.
Вы знаете, как мы за него рады. Рандолф готов  сделать  для  него  все,  что
потребуется. Но вы уверены, что она станет помехой?
   - А чем еще она может стать?
   - Она могла бы даже помочь.
   - Ах, помочь!
   - Она могла бы заняться агитацией. Вы же знаете, дорогая моя,  она  очень
обаятельна.
   - Не для меня, - сказала мисс Глендауэр. - Я ей не доверяю.
   - Ну, для других. А как говорит Гарри,  во  время  выборов  каждому,  кто
может что-то сделать, нужно предоставить такую  возможность.  Потом  с  ними
можно порвать, сделать все,  что  угодно,  но  во  время  выборов...  Вы  же
помните, он говорил об этом, когда  был  здесь  с  мистером  Файсоном.  Если
оставить предвыборную агитацию только действительно симпатичным людям...
   - Это мистер Файсон сказал, а не Гарри. А  кроме  того,  она  не  захочет
помогать.
   - Я думаю, тут вы ошибаетесь, дорогая моя. Она уже спрашивала...
   - Насчет помощи?
   - Да, и обо всем остальном, - сказала миссис Бантинг, на мгновение слегка
покраснев. - Она все время расспрашивает, зачем у нас бывают выборы,  и  что
это такое, и почему Гарри выставил свою кандидатуру, и так далее.  Она  этим
всерьез интересуется. Я не могу ответить и на половину вопросов, которые она
задает.
   - Наверное, поэтому она  так  подолгу  беседует  с  мистером  Мелвилом  и
поэтому Фред совсем не обращает внимания на Мэйбл...
   - Ну что вы, дорогая моя! - воскликнула миссис Бантинг.
   - Я ни за что не соглашусь, чтобы она помогала нам заниматься  агитацией,
-  сказала  мисс  Глендауэр.  -  Она  все  испортит.  Она  легкомысленна   и
насмешлива. Она смотрит этими своими изумленными глазами так,  что  при  ней
совершенно нельзя говорить серьезно... Мне кажется, вы не вполне  понимаете,
миссис Бантинг, что эти выборы и моя работа означают для меня - и для Гарри.
А она всему этому противоречит.
   - Ну что вы, дорогая моя! Я ни разу не  слышала,  чтобы  она  кому-нибудь
противоречила.
   - О, на словах она не противоречит. Но она... В ней есть что-то  такое...
Чувствуется, что самые важные, самые серьезные вещи для нее ничто. Разве  вы
этого не замечаете? Она - существо из совсем иного, чуждого нам мира.
   Однако миссис Бантинг продолжала сохранять беспристрастие.  Эделин  снова
заговорила, на этот раз немного спокойнее.
   - И вообще мне кажется, - сказала она, - что мы слишком легко приняли  ее
к себе. Откуда мы знаем, что она собой представляет? Там, внизу,  она  могла
быть кем угодно. Может быть, у  нее  были  основательные  причины  выйти  на
сушу...
   - Дорогая моя! - воскликнула миссис Бантинг. -  Разве  это  милосердно  с
вашей стороны?
   - Какую жизнь они там ведут?
   - Если бы она не вела там приличную жизнь, она не могла бы  так  прилично
держаться здесь.
   - И к тому же - явиться сюда!.. Без всякого приглашения...
   - Теперь я ее уже пригласила, - мягко сказала миссис Бантинг.
   - У вас не было другого выхода. Я только надеюсь, что ваша доброта...
   - Это не доброта, - возразила миссис Бантинг. - Это долг. Даже будь она и
наполовину не так обаятельна...  Вы,  кажется,  забываете,  -  она  понизила
голос, - зачем она пришла к нам.
   - Хотела бы я это знать.
   - В наши дни, когда повсюду такой разгул  материализма  и  такое  падение
нравов, когда каждый, у кого есть душа, как будто старается ее лишиться, - в
такое время встретить кого-то, у кого нет души и кто пытается ее обрести...
   - А она пытается?
   - Мистер Фландж ходит сюда два раза в неделю. Он приходил бы и  чаще,  вы
же знаете, если бы не был так занят на конфирмациях.
   - А когда приходит, пользуется всяким удобным случаем, чтобы  дотронуться
до ее руки, и говорит так тихо, как только может, а она сидит и улыбается  -
чуть ли не смеется над его словами.
   - Потому что он должен найти путь к ее сердцу.  Разве  не  обязан  мистер
Фландж сделать все возможное, чтобы представить  религию  в  привлекательном
виде?
   - Я не верю, что она надеется обрести душу. Я  не  верю,  что  ей  вообще
понадобилась душа.
   Эделин повернулась к двери, как будто считая разговор оконченным. С  лица
миссис Бантинг уже не сходил  яркий  румянец.  Она  вырастила  сына  и  двух
дочерей, низвела мужа до такого положения, когда единственным доступным  ему
восклицанием стало: "Дорогая моя, откуда же я знал?"  -  и  когда  возникала
необходимость  проявить  твердость,  пусть  даже  по  отношению   к   Эделин
Глендауэр, она могла проявить ее не хуже любого другого.
   - Дорогая моя, - начала она спокойно, но  твердо,  -  я  уверена,  что  в
отношении мисс Уотерс вы ошибаетесь. Может быть, она и  легкомысленна  -  на
первый взгляд, во всяком случае. Может быть, она немного насмешлива и  любит
пошутить. Можно по-разному смотреть на вещи. Но я убеждена,  что  в  глубине
души она так же серьезна, как.., как кто  угодно.  Вы  чересчур  спешите  ее
осуждать. Я убеждена, что если бы вы знали ее лучше - как я, например...
   Миссис Бантинг сделала красноречивую паузу.
   На щеках мисс Глендауэр появились два розовых пятнышка. Держась за  ручку
двери, она обернулась.
   - Во всяком случае, - сказала она, - и Гарри, я  уверена,  согласится  со
мной - она ничем не сможет помочь нашему Делу. Нам предстоит большая работа,
и не только вульгарная агитация. Нам нужно развивать и распространять  новые
идеи. У Гарри есть свои взгляды,  новые  взгляды,  грандиозные  взгляды.  Мы
хотим  вложить  в  эту  работу  все  свои  силы.  Особенно  сейчас.   А   ее
присутствие...
   Она на мгновение умолкла.
   - Она отвлекает. Она уводит в сторону. Она  все  выворачивает  наизнанку.
Она умеет привлекать к  себе  всеобщее  внимание.  Она  разрушает  жизненные
ценности. Она не дает  мне  сосредоточиться,  она  не  даст  сосредоточиться
Гарри...
   - Я думаю, дорогая моя, что вы могли бы немного доверять моему  суждению,
- сказала миссис Бантинг и остановилась.
   Мисс Глендауэр раскрыла рот, но тут  же  закрыла  его,  не  произнеся  ни
слова. Ясно было, что разговор окончен. После этого могло быть сказано  лишь
то, о чем впоследствии пришлось бы пожалеть.
   Дверь открылась и закрылась, и миссис Бантинг осталась одна.
   Час спустя все они встретились за  обеденным  столом,  и  Эделин  была  с
Морской Дамой  и  миссис  Бантинг  учтива  и  внимательна,  как  и  подобает
серьезной и развитой молодой даме. А все слова  и  действия  миссис  Бантинг
были направлены на то, чтобы, как принято говорить, с бесконечным так-том  -
то есть на самом деле с  таким  избытком  такта,  что  это  становится  даже
обременительно, - выставить напоказ наиболее яркие  стороны  натуры  Морской
Дамы.  Мистер  Бантинг  был  необычно  разговорчив  и  рассказывал  всем   о
замечательном проекте, о котором  только  что  слыш