Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
Безусловно, - подтвердил Мелвил.
- Это какая-то загадочная фантазия, которой я не могу понять. Я думала..,
хотя бы его политическая карьера.., могла бы заставить его...
Она покачала головой и некоторое время пристально смотрела на папоротник
в горшке.
- Он писал вам? - спросил Мелвил.
- Три раза, - ответила она, поднимая глаза.
Мелвил не решился спросить о содержании этой переписки, но она избавила
его от такой необходимости.
- Мне пришлось спросить его, - сказала она. - Он все от меня скрыл и не
хотел говорить, мне пришлось его заставить.
- Не хотел говорить? - переспросил Мел-вил. - О чем говорить?
- Что он чувствует к ней и что он чувствует ко мне.
- Но разве он...
- Кое-что он прояснил. Но все равно, даже сейчас... Нет, не понимаю.
Она медленно повернулась к Мелвилу и, не спуская глаз с его лица,
заговорила:
- Знаете, мистер Мелвил, это было для меня страшным потрясением.
Вероятно, до сих пор я его просто не знала как следует. Вероятно, я.., я его
идеализировала. Я думала, что он любит.., хотя бы нашу работу. Он
действительно любил нашу работу. Он в нее верил. Я убеждена, что он в нее
верил.
- Он и сейчас верит, - сказал Мелвил.
- А потом... Но как он мог?
- Он.., он человек с довольно сильным воображением.
- Или со слабой волей?
- Сравнительно - да.
- Все это так странно, - вздохнула она. - Так непоследовательно. Словно
ребенок, который тянется к новой игрушке. Знаете, мистер Мелвил, - она
заколебалась, - из-за всего этого я почувствовала себя старой. Намного
старше и намного умнее его. Я ничего не могу поделать. Боюсь, что всякой
женщине.., доводится когда-нибудь это почувствовать.
Она глубоко задумалась.
- Всякой женщине... "Ребенок мужеского пола" - теперь я понимаю, что
хотела этим сказать Сара Гранд!
Она слабо улыбнулась.
- Мне все кажется, что он просто непослушный ребенок. А я.., я
преклонялась перед ним! - сказала она дрогнувшим голосом.
Мой троюродный брат кашлянул, отвернулся и стал смотреть в окно. Ему
пришло в голову, что он, оказывается, еще менее пригоден для таких
разговоров, чем считал до сих пор.
- Если бы я думала, что она может сделать его счастливым... - сказала она
через некоторое время, и, хотя фраза осталась неоконченной, было ясно, что
за этим последовали бы слова, полные великодушия и самопожертвования.
- Да, дело.., непростое, - сказал Мелвил.
Она продолжала - звонким, немного напряженным голосом, в котором звучали
покорность судьбе и непоколебимая уверенность:
- Но она на это неспособна. Все, что есть в нем лучшего, серьезного...
Она не может этого видеть и все погубит.
- А он... - начал Мелвил и сам испугался безрассудной смелости
собственного вопроса.
- Да?
- Он.., просил расторгнуть помолвку?
- Нет... Он хочет вернуться ко мне.
- А вы?
- Он не возвращается.
- А вы.., хотите, чтобы он вернулся?
- Как я могу знать, мистер Мелвил? Он даже не говорит определенно, что
хочет вернуться.
Мой троюродный брат Мелвил озадаченно посмотрел на нее. Он всю жизнь
скользил по поверхности чувств и, когда столкнулся с подобными сложностями в
делах, которые всегда считал простыми, оказался в тупике.
- Иногда, - сказала она, - мне кажется, что моя любовь к нему
окончательно умерла... Подумайте только, какое разочарование, какое
потрясение я испытала, обнаружив в нем такую слабость.
Мой троюродный брат поднял брови и кивнул головой в знак согласия.
- Убедиться, что он стоит на глиняных ногах!
Наступила пауза.
- По-видимому, я никогда его не любила. Но потом... Потом я начинаю
думать о том, кем он все-таки мог бы стать...
Что-то в ее голосе заставило его поднять глаза, и он увидел, что губы у
нее крепко стиснуты, а по щекам катятся слезы.
Как рассказывает мой троюродный брат, сначала ему пришло в голову, что
надо бы сочувственно коснуться ее руки, а потом - что этого делать не
следует. Ее слова не выходили у него из головы. Потом он с некоторым
опозданием сказал:
- Это еще возможно.
- Может быть, - медленно, неуверенно произнесла она. Больше она не
плакала. - Кто она такая? - вдруг сказала Эделин совсем другим тоном. - Кто
это существо, которое встало между ним и всеми реальностями жизни? Что в ней
такого... И почему я должна соперничать с ней из-за того, что он.., что он
сам не знает, чего хочет?
- Когда человек знает, чего он хочет, - сказал Мелвил, - это значит, что
он исчерпал один из главных интересов в жизни. Тогда он становится.., чем-то
вроде потухшего, заросшего и возделанного вулкана. Если это вообще был
вулкан.
Он некоторое время размышлял, забыв о ней, потом, вдруг спохватившись,
очнулся.
- Что в ней такого? - спросила она с тем сознательным стремлением внести
во все ясность, которое так не нравилось в ней Мелвилу. - Что она может
предложить, чего я...
Этот прямой призыв заняться щекотливыми сопоставлениями заставил Мелвила
поморщиться. Но тут ему на помощь пришли все кошачьи свойства его натуры -
он принялся пятиться, ходить вокруг да около и всячески уклоняться от сути
дела.
- Ну что вы, дорогая мисс Глендауэр! - начал он и попытался сделать вид,
что это вполне удовлетворительный ответ.
- В чем разница? - настаивала она.
- Существуют вещи неосязаемые, - уклончиво отвечал Мелвил. - Они не
подчиняются рассудку и не поддаются точному определению.
- Но вы все же как-то к ней относитесь? - не унималась она. - У вас
должно было сложиться какое-то впечатление. Почему вы не... Разве вы не
понимаете, мистер Мелвил, это очень... - голос ее на мгновение осекся, -
очень важно для меня. Это просто бессердечно с вашей стороны, если свое
впечатление вы... Простите меня, мистер Мелвил, если я добиваюсь от вас
слишком многого. Я.., я хочу знать.
На мгновение Мелвилу пришло в голову, что в этой девушке, пожалуй, есть
что-то такое, что немного выходит за пределы его прежнего представления о
ней.
- Должен признаться, что у меня сложилось некоторое впечатление, -
ответил он.
- Вы мужчина, вы знаете его, вы много чего знаете, вы можете смотреть на
вещи с разных точек зрения. Если бы вы только позволили себе.., позволили
себе быть откровенным...
- Ну, хорошо, - сказал Мелвил и умолк. Она жадно вслушивалась. Наступило
напряженное молчание.
- Различие есть, - признал он и, не дождавшись поддержки, продолжал:
- Как бы это выразить? Я думаю, в некотором смысле это различие облегчает
ей дело. Он наделен.., я знаю, это звучит пошло, но ведь он не ссылается на
это в свою защиту - он наделен определенным темпераментом, в силу которого
его иногда, может быть, влечет к ней сильнее, чем к вам.
- Да, я знаю, но почему?
- Ну, понимаете...
- Говорите.
- Вы строги. Вы сдержанны. Для такого человека, как Чаттерис, жизнь..,
жизнь - это суровая школа. В нем есть что-то такое - что-то, пожалуй,
завидное, чего нет в большинстве из нас, - но мне кажется, что из-за этого
временами жизнь дается ему труднее, чем нам, остальным. Жизнь для него - это
самоограничение, это следование определенным правилам. Он прекрасно сознает
свой долг. А вы... Не придавайте слишком большого значения моим словам, мисс
Глендауэр, я могу ошибаться.
- Продолжайте, - сказала она. - Продолжайте.
- Вы слишком напоминаете.., генерального представителя этого долга.
- Ну, конечно! А что же еще...
- Я говорил с ним в Лондоне, и тогда я думал, что он во всем не прав. Но
с тех пор мне много чего приходило в голову - в том числе даже и то, что,
возможно, не правы вы. В некоторых мелочах.
- Да не старайтесь вы после всего этого щадить мое самолюбие! -
воскликнула она. - Говорите!
- Видите ли, для вас все четко и определенно. Вы ясно дали ему понять,
кем он должен, по вашему мнению, стать и что должен делать. Вы как будто
построили дом, в котором он должен жить. Для него уйти к ней - то же самое,
что выйти из этого дома - из прекрасного, достойного дома, я этого не
отрицаю, - в нечто большее, в нечто рискованное и непредсказуемое. Она..,
она как сама природа. Она так же свободна от всех законов и обязательств,
как закат солнца, так же раскованна и бесцеремонна, как ветер. Если можно
так сказать, она не понимает, как можно любить и уважать человека, когда он
делает то-то, и не одобрять его, когда он делает то-то, - она принимает его
таким, каков он есть. Она как чистое небо, как подводная чаща водорослей,
как полет птиц, как пенная волна. Вот что она такое, по-моему, для него -
сама Природа. А вы - вы как...
Он в смущении замолчал.
- Продолжайте, - настаивала она. - Мне нужно это понять.
- Вы - как величественное здание... Я с ним не согласен, - продолжал
Мелвил. - Я домашняя кошка, и стоит мне оказаться на улице, как я тут же
начну царапаться в дверь и проситься в дом. Я не рвусь наружу. Мысль об этом
меня пугает. Но он не такой.
- Да, - сказала она, - он не такой.
Мелвилу показалось, что его интерпретация убедила ее. Некоторое время она
стояла в задумчивости. Но понемногу он начал понимать, что это можно
истолковать и иначе.
- Конечно, - сказала она, задумчиво глядя на него. - Да. Да, так может
показаться. Так это может выглядеть. Но на самом деле... Существует не
только видимость, не только впечатление. В конце концов, здесь есть
аналогия. Приятно время от времени выйти из дома на воздух, но большинство
из нас, почти все мы должны жить в домах.
- Безусловно, - согласился Мелвил.
- Не может же он... Что будет он с ней делать? Как может он с ней жить?
Что может быть у них общего?
- Здесь речь идет о влечении, - сказал Мелвил, - а не о продуманных
планах.
- Рано или поздно, - сказала она, - он вернется - если я разрешу ему
вернуться. Даже если сейчас он все испортит, даже если проиграет свои
выборы, так что придется начинать сначала, с нуля и с куда меньшими шансами
на успех, даже если потом будет терзаться...
Она всхлипнула.
- Мисс Глендауэр, - сказал внезапно Мелвил, - мне кажется, вы не совсем
понимаете.
- Что я не понимаю?
- Вы считаете, что он не может жениться на этой.., на этом существе,
появившемся среди нас?
- Как может он это сделать?
- Да, не может. Вы считаете, что воображение увело его от вас и заставило
гнаться за несбыточным. Что он необдуманно, бессмысленно и без всякой пользы
губит себя, совершает колоссальную глупость и что теперь нужно просто снова
поставить все на свои места
Он замолчал. Она ничего не ответила, но продолжала внимательно слушать.
- Вы не понимаете одного, - продолжал он. - И кажется, никто этого не
понимает. Ведь она пришла...
- Из моря.
- Из другого мира. Она пришла и нашептывает нам, что вся наша жизнь
призрачна и нереальна, убога и ограниченна, она разрушает своими чарами все
иллюзии...
- Так что он...
- Да, и тут она шепчет ему: "Бывают сны лучше!"
Она смотрела на него с нескрываемым недоумением.
- Она намекает на эти неясные лучшие сны, она шепчет, что есть путь...
- Какой же путь?
- Не знаю какой. Но это нечто такое.., что подрывает сами основы этой
нашей жизни.
- Вы хотите сказать...
- Она русалка, существо, сотканное из грез и желаний, сирена, шепот,
соблазн. Она завлечет его своими...
Он умолк.
- Куда? - прошептала она
- В пучину.
- В пучину?
Наступила долгая пауза. Охваченный бесконечным сочувствием, Мелвил
пытался подобрать как можно более туманные выражения, но не мог ничего
придумать. Наконец он выпалил:
- Вы прекрасно знаете, что может существовать только один путь из того
сна, в который мы все погружены.
- И этот путь?
- Этот путь... - начал Мелвил и не решился продолжать.
- Вы хотите сказать, - сказала она, побледнев, - что этот путь...
Мелвил не нашел в себе сил произнести это слово. Он только посмотрел ей
прямо в глаза и едва заметно кивнул.
- Но как?... - спросила она.
- Во всяком случае... - поспешно сказал он, стараясь выразиться
как-нибудь помягче, - во всяком случае, если она его заполучит, этот ваш
крохотный мирок... Понимаете, ему в него уже не вернуться.
- Не вернуться, - повторила она.
- Не вернуться, - подтвердил Мелвил.
- А вы уверены? - усомнилась она.
- В чем уверен?
- Что это так.
- Что влечение есть влечение, а пучина есть пучина? Да.
- Я никогда не думала... - начала она и остановилась. - Мистер Мелвил, -
сказала она через некоторое время, - знаете, я не понимаю. Я думала... Сама
не знаю, что я думала. Я думала, с его стороны это обычная тривиальная
глупость - так потерять голову. Я согласна - я поняла, что вы хотели
сказать, - согласна, что мы по-разному на него действуем. Но это.., это ваше
предположение, что она может толкнуть его на какой-то решительный и
бесповоротный шаг... В конце концов она...
- Она - ничто, - сказал Мелвил. - Она - рука, которая схватила его и не
выпускает, она всего лишь символ чего-то неведомого.
- Неведомого? Чего же?
Мой троюродный брат пожал плечами:
- Того, чего мы не можем найти в этой жизни. Того, что мы постоянно ищем.
- Но что это? - спросила она.
Мелвил не ответил. Она пристально посмотрела на него, потом снова
повернулась к окну, за которым ярко светило солнце.
- Вы хотите, чтобы он вернулся? - спросил он.
- Не знаю.
- Вы хотите, чтобы он вернулся?
- Мне кажется, до сих пор он мне не был так нужен.
- А теперь?
- Да... Но.., если он не вернется?
- Ради работы, - сказал Мелвил, - он не вернется.
- Я знаю.
- И ради собственного самоуважения и всего прочего в этом роде тоже не
вернется.
- Да.
- Ведь все это, знаете, тоже сны, только не такие увлекательные. Тот
дворец, который вы для него приготовили, - тоже сон. Но...
- Да?
- Он мог бы вернуться... - начал Мелвил, но, взглянув на нее, умолк.
Потом он говорил мне, что у него было смутное намерение расшевелить ее,
пробудить, вызвать у нее некую вспышку романтической силы, прилив страсти,
которая только еще и могла бы вернуть Чанериса. Но в этот момент его как
громом ударило - он понял, какая это была нелепая фантазия. Она стояла перед
ним - незыблемо верная себе, умная, доброжелательная, но ограниченная,
ненастоящая и бессильная. Ее поза, ее лицо говорили лишь об одном - что она
от всей души протестует против всего, что с ней произошло, что она
сознательно и решительно против этого, что она не намерена с этим смириться.
И тут, к его изумлению, в ней произошла какая-то перемена. Подняв голову,
она вдруг протянула к нему обе руки, и в глазах ее появилось что-то такое,
чего он никогда раньше не видел.
Он машинально взял ее за руки, и несколько секунд они стояли так, глядя
друг другу в глаза с каким-то новым пониманием.
- Скажите ему, - произнесла она с изумившей его прямотой, - чтобы он
вернулся. Нет ничего другого, кроме меня. Скажите ему, чтобы он вернулся!
- И...
- Скажите ему это.
- Что вы его прощаете?
- Нет! Скажите ему, что я хочу его. Если он не вернется ради этого, он не
вернется вообще.
Если он не вернется ради этого... - она на мгновение умолкла, - я его не
хочу. Нет! Я его не хочу. Он не мой и может идти куда угодно.
Мелвил почувствовал, что ее руки, до сих пор бессильно лежавшие в его
ладонях, крепко их сжали и отпустили.
- Очень любезно с вашей стороны, что вы взялись нам помочь, - сказала
она, когда он повернулся к двери.
Он взглянул на нее.
- Это очень любезно с вашей стороны, - повторила она и тут же
воскликнула:
- Скажите ему, что хотите, лишь бы он вернулся ко мне!.. Хотя нет.
Скажите ему то, что я сказала.
Он увидел, что она хочет что-то еще добавить, и остановился.
- Знаете, мистер Мелвил, для меня все это как будто новая книга, которая
только что передо мной открылась. Вы уверены...
- Уверен?
- Уверены в том, что вы говорили? В том, что она для него значит... Что
если так будет продолжаться дальше, то он...
Она не договорила.
Мелвил кивнул.
- То это означает... - начала она и снова умолкла.
- Не приключение, не случайность, а уход от всего, что может предложить
эта жизнь.
- Вы хотите сказать... - настаивала она.
- Это смерть, - произнес Мелвил решительно, и оба на мгновение умолкли.
Она вздрогнула, но не отвела глаз. Потом она заговорила снова:
- Мистер Мелвил, скажите ему, чтобы он вернулся ко мне.
- И...
- Скажите ему, чтобы вернулся ко мне, а если... - и в голосе ее
неожиданно прозвучало страстное чувство. - А если я не могу его удержать,
пусть идет своей дорогой.
- Но... - начал Мелвил.
- Знаю! - вскричала она решительно. - Знаю. Но если он мой, он вернется
ко мне, а если нет... Пусть видит свои сны.
Руки ее сжались в кулаки. По ее лицу он видел, что больше она ничего не
скажет. Он снова направился к лестнице и, оглянувшись на нее еще раз, начал
спускаться.
Дойдя до нижней площадки, он поднял глаза и увидел, что она все еще стоит
там, залитая светом.
Ему захотелось как-то дать ей понять, что он на ее стороне, но, не
придумав ничего более подходящего, он сказал только:
- Я сделаю все, что смогу. И после неловкой паузы он, едва не
споткнувшись, скрылся у нее из вида.
IV
Все правила и приличия требовали, чтобы после этого разговора Мелвил
сразу же отправился к Чаттерису. Однако ход событий в этом мире иногда
свидетельствует об огорчительном пренебрежении ко всем правилам и приличиям.
В тот день Мелвилу суждено было выслушать по очереди самые разные точки
зрения - которые по большей части оказались ему совершенно не по душе. В
холле он обнаружил миссис Бантинг в обществе некоей шляпки с веселенькой
отделкой - видно было, что его поджидают и намерены перехватить.
Когда он, погруженный в глубокое раздумье, спустился к ним, под шляпкой с
веселенькой отделкой обнаружилась решительная дама в просторном пыльнике и
не слишком модных, но удобных туфлях. Из слов миссис Бантинг выяснилось, что
эта незнакомка - леди Пойнтинг-Маллоу, одна из теток Чаттериса. Смерив
Мелвила взглядом с ног до головы, дама осведомилась о состоянии Эделин и,
выслушав без возражений разнообразные высказывания миссис Бантинг,
предложила ему проводить ее до отеля. Он был слишком озабочен своим
разговором с Эделин, чтобы воспротивиться.
- Я хожу пешком, - сказала она. - И мы пойдем нижней дорогой.
Он послушно двинулся в путь.
Как только за ними закрылась дверь дома Бантингов, она заметила, что
всегда лучше иметь дело с мужчиной, а потом некоторое время молчала.
По-моему, в тот момент Мелвил вряд ли ясно отдавал себе отчет в том, что
идет не один. Однако вскоре в его размышления вторгся чей-то голос. Он
вздрогнул и очнулся.
- Прошу прощения, - сказал он.
- Эта Бантинг круглая дура, - повторила леди Пойнтинг-Маллоу.
Последовала короткая пауза.
- Мы с ней старые друзья, - сказал Мелвил.
- Возможно, - отозвалась леди Пойнтинг-Маллоу.
Мелвил на мгновение ощутил некоторую неловкость. Он отшвырнул ногой
апельсиновую кожуру, валявшуюся на дороге.
- Я хочу докопаться до сути дела, - сказала леди Пойнтинг-Маллоу. - Кто
эта другая женщина?
- Какая другая женщина?
- Tertium quid, - ответила леди Пойнтинг-Маллоу с некоторой
непоследовательностью, которая, впрочем, не помешала ему уловить смысл
сказанного. (