Отнесите меня в дом.
   - Куда? - спросил запыхавшийся Фред.
   - В дом, - прошептала она.
   - В какой дом?
   Миссис Бантинг придвинулась поближе.
   - В ваш дом. - Морская Дама окончательно закрыла  глаза  и  больше  ни  в
какие разговоры не вступала.
   - Она... Но я не понимаю... - произнесла  миссис  Бантинг,  обращаясь  ко
всем присутствующим.
   И тут они увидели Его. Первой увидела его Нетти, младшая мисс Бантинг. По
ее словам, она показала на него пальцем прежде, чем обрела дар речи. И тогда
его увидели все! Последней его увидела, насколько я понимаю, мисс Глендауэр.
Во всяком случае, это было бы вполне в ее духе.
   - Мама! - сказала Нетти, выразив всеобщий ужас. - Мама, у нее хвост!
   Все трое горничных и Мэйбл Глендауэр одна за другой вскричали:
   - Смотрите! Хвост!
   - Ну, знаете ли... - произнесла миссис Бантинг, после чего язык отказался
ей служить.
   - О! - произнесла мисс Глендауэр, схватившись за сердце.
   И тут одна из горничных нашла нужное слово.
   - Это русалка! - взвизгнула она, и все в один голос воскликнули:
   - Это русалка!
   Все,  кроме  самой  русалки,  которая  в  притворном  обмороке   недвижно
покоилась отчасти на плече Фреда и целиком в его объятьях.

II

   Так выглядела эта немая сцена, насколько мне удалось восстановить  ее  из
разрозненных обрывков. Попробуйте представить себе маленькую кучку людей  на
пляже и немного в стороне - мистера Бантинга, который выходит из воды, очень
мокрый, не веря своим глазам и  чувствуя  себя  наполовину  утопленником.  И
соседскую лестницу, которая тихо уплывает в открытое море. Это,  безусловно,
была одна из тех ситуаций, что не могут остаться незамеченными.
   И она действительно не осталась незамеченной. Дело происходило чуть  ниже
границы  высокой  воды,  ярдах  в  тридцати  от  дома.  Как  говорила  моему
троюродному брату Мелвилу миссис Бантинг,  решительно  никто  не  знал,  что
делать, а ведь все они в избытке отличались нашим национальным  свойством  -
боязнью быть застигнутым в замешательстве. Только  русалку,  видимо,  вполне
устраивала роль прелестной загадки - она по-прежнему  прижималась  к  Фреду,
словно создана была лишь для того, чтобы мужчины носили ее на руках.
   Кажется, именно в этот момент на сцену в полном составе  высыпало  весьма
многочисленное семейство, снимавшее один из домов, -  они  смотрели  во  все
глаза и оживленно жестикулировали. Это были люди как раз того сорта, с каким
Бантинги не желали иметь дела, - может быть,  даже  из  торгового  сословия.
Вскоре один из  мужчин  -  особенно  вульгарный  тип,  излюбленным  занятием
которого была стрельба по чайкам, - начал спускать на пляж лестницу,  словно
собирался вмешаться со  своими  непрошеными  советами.  Кроме  того,  миссис
Бантинг заметила черные зрачки бинокля в руках еще более  ужасного  типа  из
дома, стоявшего дальше к западу.
   А ко всему прочему, вдруг появился некий известный  писатель,  занимавший
соседний дом - раздражительный брюнет с круглой  головой  и  в  очках,  -  и
принялся с высоты неприступной стены  кричать  какие-то  глупости  про  свою
лестницу.  Заниматься  его  дурацкой  лестницей  никто,  естественно,  и  не
собирался, что вызвало у него совершенно непонятное  недовольство.  Судя  по
тону и жестам, он выкрикивал всякие грубые слова  и,  казалось,  намеревался
вот-вот спрыгнуть на пляж и подойти.
   И тут, в довершение всего,  из-за  западной  буны  показались  Презренные
Туристы!
   Сначала над букой появились их головы, потом стали слышны голоса. А потом
они принялись с радостными криками карабкаться на буку.
   - Бесподобно! Бесподобно! - перекликались, взбираясь  наверх,  Презренные
Туристы (в тот год "бесподобно" было самым модным словечком). - И еще:
   - Ого-го, держитесь! - И потом, уже ближе к делу:
   - Эй, что там такое стряслось?
   - Бесподобно! Бесподобно! - неслись снизу голоса еще невидимых Презренных
Туристов: группа, очевидно, была многочисленная.
   - Что-нибудь неладно? - крикнул наугад один из Презренных Туристов.
   - Боже мой! - сказала миссис  Бантинг,  обращаясь  к  Мэйбл.  -  Что  нам
делать?
   И когда  она  излагала  события  моему  троюродному  брату  Мелвилу,  это
неизменно звучало как подлинный гвоздь всего рассказа: "Боже  МОЙ!  Что  нам
ДЕЛАТЬ?"
   Я думаю, что в отчаянии она даже взглянула в сторону моря. Но разумеется,
если теперь бросить русалку обратно в воду,  потом  придется  -  о  ужас!  -
как-то все объяснять...
   Очевидно, оставалось только одно. Миссис Бантинг так и сказала:
   - Остается только одно - внести ее в дом.
   И ее внесли в дом!..
   Не так уж трудно вообразить себе эту маленькую процессию. Впереди - Фред,
мокрый и ошеломленный,  но  все  еще  крепко  прижимающий  к  себе  русалку,
чувствующий, что она тоже прижимается к нему, и притом слишком запыхавшийся,
чтобы вымолвить хоть слово. На руках у него  -  Морская  Дама.  Насколько  я
понимаю, у нее была прелестная фигура - до самого того места, где  начинался
этот ужасный хвост (с плавником на конце, который, как доверительным шепотом
сообщила миссис Бантинг моему троюродному брату, был повернут вертикально  и
имел заостренные концы, точь-в-точь как у макрели). Наверное, хвост болтался
внизу, и с него на дорожку капала вода. Одета была русалка в очень изящное и
очень длинное платье из какой-то красной ткани, отделанное белым кружевом, и
еще, как сказала мне Мэйбл, на ней было болеро, хотя его вряд ли можно  было
видеть, когда они шли через сад. А  ее  пышные  золотистые  волосы  скрывала
фригийская шапочка, оставляя на виду лишь  белый,  гладкий  низкий  лоб  над
глазами цвета морской волны. Судя по тому, что последовало в  дальнейшем,  я
полагаю,  что  в  тот  момент  русалка  с  большим  интересом  и   вниманием
разглядывала веранду и окна дома.
   За этой неуверенно шагающей парой, видимо, шла миссис Бантинг. За  ней  -
мистер Бантинг. К тому времени он, вероятно, был еще весьма мокр и пал духом
- исходя из кое-каких моих последующих наблюдений,  могу  себе  представить,
как он торопливо следовал за супругой, повторяя:  "Ну  конечно  же,  дорогая
моя, откуда я мог знать?"
   Дальше  -  встревоженная,  но  обуреваемая  любопытством  кучка  девушек,
закутанных в махровые халаты, и  горничные,  которые  несли  веревки  и  все
прочее, а заодно, словно не замечая этого, как  им  и  подобало,  -  большую
часть одежды мистера Бантинга и Фреда.
   Еще дальше - мисс Глендауэр, на сей раз, в  виде  исключения,  ничего  из
себя не изображающая, с "Сэром Джорджем  Тресседи"  в  руках,  до  крайности
озадаченная и обеспокоенная.
   А вдогонку за ними неслось: "Бесподобно! Бесподобно!" -  ив  самом  конце
сада виднелись  шляпа  и  изумленно  поднятые  брови  одного  из  Презренных
Туристов, который все еще желал знать: "Что там такое стряслось?"
   Так или, во всяком случае, примерно так, под аккомпанемент нелепых криков
о какой-то лестнице, весьма отчетливо  доносившихся  из-за  стены  соседнего
сада ("Снобы расфуфыренные, забрали мою  такую-сякую  лестницу!.."),  внесли
они в дом Морскую Даму (которая  безмятежно  покоилась  на  руках  у  Фреда,
по-видимому не отдавая себе никакого отчета в происходящем) и уложили ее  на
кушетку в комнате миссис Бантинг.
   И как раз в тот момент, когда мисс Глендауэр высказала мнение, что  самое
лучшее   -   послать   за   доктором,   Морская   Дама   с    очаровательной
непосредственностью издала глубокий вздох и пришла в себя.

Глава II
НЕКОТОРЫЕ ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

I

   Вот как, насколько я пытался показать со всем  возможным  правдоподобием,
вышла на сушу фолкстонская русалка. Не может быть ни малейшего сомнения, что
с ее стороны это было намеренным и обдуманным вторжением. Никакой судороги у
нее не было, никакой судороги у нее и быть не  могло,  а  что  до  опасности
утонуть, то такая опасность ни на мгновение никому не грозила, кроме мистера
Бантинга, чью драгоценную жизнь русалка чуть было не  принесла  в  жертву  в
самом начале своего приключения. Следующим же ее шагом был  состоявшийся  по
ее  настоянию  разговор  с  миссис   Бантинг,   во   время   которого   она,
воспользовавшись  своим  юным  и  цветущим  видом,  заручилась   поддержкой,
симпатией и помощью этой добросердечной  дамы  (которая  в  действительности
была всего лишь  невинным  младенцем  и  желторотым  птенцом  рядом  с  этим
существом, появившимся на свет в незапамятные времена)  в  своем  невиданном
набеге на Человечество.
   То, как она обвела вокруг пальца  миссис  Бантинг,  могло  бы  показаться
невероятным, если бы мы не знали, что при всех недостатках своего воспитания
Морская Дама была весьма начитанна. Она призналась в этом в ходе  нескольких
последующих бесед с моим троюродным братом Мелвилом.  Между  ними  некоторое
время существовала  -  как  Мелвил  всегда  считал  нужным  это  называть  -
дружеская близость, и мой троюродный брат,  человек  весьма  любознательный,
узнал множество интереснейших подробностей о жизни "там" или "там, внизу"  -
Морская Дама пользовалась обоими этими выражениями.
   На первых порах Морская Дама крайне сдержанно встретила  его  мягкие,  но
настойчивые расспросы; однако позже  она,  насколько  я  понимаю,  время  от
времени с радостью давала волю откровенности. "Ясно, - пишет мой  троюродный
брат в одной из своих записей, - что прежние представления о подводной жизни
как  о  постоянных  хороводах  среди  коралловых  зарослей,   перемежающихся
расчесыванием волос при лунном  свете  на  прибрежных  скалах,  нуждаются  в
весьма серьезном пересмотре". Если говорить о литературе, например,  то  они
имеют в своем распоряжении все то же,  что  и  мы,  и  вдобавок  располагают
неограниченным досугом для чтения.
   Последнее обстоятельство  -  неограниченный  досуг  -  Мелвил  настойчиво
подчеркивает и заметно ему завидует. Образ русалки, которая раскачивается  в
гамаке из водорослей, держа в одной  руке  книжку  из  тех,  что  священники
называют  "модными  романами",  а  в  другой  -  фосфоресцирующую   рыбу   в
шестнадцать свечей, может несколько  противоречить  нашим  представлениям  о
жизни в морских глубинах, однако он, безусловно, куда более соответствует ее
рассказам. Нет такого места, куда не проникал  бы  Прогресс,  и  даже  среди
бессмертных заметны веяния  Современности.  Даже  на  Олимпе,  должно  быть,
существует Партия Прогресса, и какой-нибудь новый Фаэтон ратует за то, чтобы
заменить   отцовских   коней   неким   солнечным   двигателем   собственного
изобретения. Когда я высказал это Мелвилу, он, уставившись в огонь камина  в
моем кабинете, произнес: "Ужасно! Ужасно!" Бедный Мелвил...
   Она много рассказывала ему о том, что читают в глубинах моря. Разумеется,
книг "там, внизу" не печатают, да  и  новинки,  на  которых  еще  не  успела
высохнуть типографская краска, туда не попадают, потому что  краску  тут  же
смоет вода, - так она объясняла. Однако почти вся сухопутная литература,  по
словам Мелвила, тем или иным путем до них доходит. "Мы в курсе", -  говорила
она В сущности, это обширный круг читательской публики, и в последнее  время
там настойчиво стараются расширять свою огромную подводную библиотеку, вечно
носимую течениями. Источники ее пополнения разнообразны и  иногда  несколько
причудливы. Много книг находят в затонувших судах. "Неужели?" -  переспросил
Мелвил. "Да, в среднем по одной книге  на  каждое",  -  подтвердила  Морская
Дама. Романы и журналы постоянно роняют с пассажирских судов,  их  уносит  в
море ветер, а иногда хотя это оказываются,  как  правило,  не  самые  ценные
приобретения - намеренно швыряют за борт. Случается, что  выбрасывают  после
прочтения  и  незаурядные  книги.  (Мелвил  сам   читатель   разборчивый   и
раздражительный, и это, несомненно, было ему хорошо  понятно.)  Кроме  того,
время от времени с курортных пляжей уносит в море литературу  более  легкого
сорта. А как только утихает шум вокруг наших великих Популярных  Романистов,
уверяет Мелвил, библиотеки избавляются от лишних  экземпляров  их  последних
произведений, от которых отказываются больницы и тюрьмы, оставляя  книги  на
берегу в пределах досягаемости прилива.
   - Многие этого не знают, - заметил я.
   - Они-то знают, - сказал Мелвил.
   Пляжи приносят им и иную добычу. Молодые пары,  которые,  как  выразилась
Морская Дама, "сначала посидят, а потом начинают налезать  друг  на  друга",
довольно часто оставляют после себя, уходя, прекрасные произведения новейшей
литературы. Особо ценное собрание книг  на  английском  языке,  оказывается,
есть в глубинах Ла-Манша: там собрана  почти  полная  "Библиотека  Таухница"
(собрание перепечаток  произведений  английских  и  американских  авторов  в
несколько  тысяч  томов,  выпускавшееся  начиная  с   1841   г,   германской
издательской фирмой "Таухниц" в Лейпциге),  томики  которой  выбрасывают  за
борт в последний момент чересчур  совестливые  или  робкие  путешественники,
возвращающиеся с континента. Некоторое время такой же источник  американских
перепечаток существовал на западном побережье, в устье Мерси, но в последние
годы  он  стал  иссякать.  А  благодаря  деятельности  Морской  миссии   для
Просвещения Рыбаков в воду вот уже несколько лет  дождем  сыплются  брошюры,
воспитывающие  у  обитателей  обширных   банок   Северного   моря   особенно
возвышенный образ мыслей. Все это Морская Дама излагала  с  большим  знанием
дела
   Если принять во внимание условия накопления  этой  подводной  библиотеки,
неудивительно, что беллетристика  занимает  в  ней  столь  же  преобладающее
место, как и  на  прилавках  книжного  магазина  "Мъюди".  Однако  различные
иллюстрированные журналы, особенно модные, как выяснил мой троюродный  брат,
ценятся еще выше,  чем  романы,  разыскиваются  с  куда  большим  рвением  и
читаются жадно и с завистью. На этом месте  ему  внезапно  пришла  в  голову
догадка - не здесь ли лежит одна из причин,  побудивших  эту  предприимчивую
даму посетить сушу? Высказав что-то в этом роде, он услышал в ответ:
   - Да мы бы давно уже начали наряжаться, - сказала  она,  и  в  голосе  ее
прозвучала легкая  усмешка.  -  Мы  ведь  тоже  женщины,  мистер  Мелвил.  -
Только... Я уже объясняла это миссис Бантинг  -  нельзя  забывать,  в  каких
условиях мы живем. Как можно надеяться выглядеть элегантно, если  находишься
под водой? Ну, представьте себе хотя бы кружева!
   - Они промокнут, - сказал мой троюродный брат.
   - Вымокнут насквозь! - подтвердила Морская Дама.
   - И будут безнадежно испорчены, - согласился Мелвил.
   - А прическа? - грустно продолжала Морская Дама.
   - Разумеется, - сказал Мелвил. - Да там же и волосы не высушить!
   - Вот именно, - подтвердила она.
   И тут перед моим троюродным братом  Мелвилом  в  совершенно  новом  свете
предстала одна старая тема.
   - Так вот почему.., в прежние времена...
   - Ну, конечно! - воскликнула она. - Конечно! Когда повсюду  еще  не  было
такого множества Туристов, и моряков, и всякой  неотесанной  публики,  можно
было выплыть наружу, сесть  и  расчесывать  их  на  солнце.  И  после  этого
действительно можно было их уложить. Но теперь...
   Она с досадой махнула рукой и  грустно  взглянула  на  Мелвила,  прикусив
губу. Мой троюродный брат почти автоматически произнес сочувственным тоном:
   - Этот ужасный дух времени...
   Однако, хотя, по-видимому, беллетристика и модные  журналы  оказывают,  к
сожалению, преобладающее влияние на воспитание подводных вкусов, не  следует
думать, будто на дно морское никогда не попадает литература более серьезного
содержания.  Например,  совсем  недавно,  рассказывала  Морская  Дама,  один
капитан парусника, совсем свихнувшись от  навязчивой  рекламы  в  "Тайме"  и
"Дейли мейл", приобрел не только подержанный экземпляр  выпущенного  "Тайме"
переиздания  "Британской  энциклопедии",  но   и   ту   бездарную   мешанину
литературных обрезков, ту всеобъемлющую литературную колбасу,  которую  туго
набил (и утоптал ногами) ее составитель и  редактор  доктор  Ричард  Гарнет.
(Гарнет Ричард (1835-1906) -  английский  писатель,  поэт,  литературовед  и
историк литературы, главный библиограф,  а  впоследствии  главный  хранитель
Британского  музея).  Давно  известно,  что  даже  величайшие  умы  прошлого
отличались чрезвычайным  многословием  и  запутанностью  своих  рассуждений.
Доктор Гарнет, как принято считать, ухватил самую их суть и представил ее  в
столь кратком виде, что теперь чуть  ли  не  всякий  деловой  человек  имеет
возможность усвоить самое главное в литературе, практически не отвлекаясь от
более серьезных занятий. Тот несчастный одураченный моряк, видимо,  взял  на
борт своего судна все это собрание с очевидным намерением сойти на  берег  в
Сиднее мудрейшим человеком на свете - затея, которая могла прийти  в  голову
разве что индусу. Результат можно было предвидеть. Посреди ночи эта  книжная
махина сдвинулась с места, вся наука середины XIX века и вся литература всех
времен  и  народов  в  опасно  концентрированном   виде   навалились   своим
объединенным  весом  на  один  борт   его   суденышка,   и   оно   мгновенно
перевернулось... Морская Дама говорила, что судно погружалось в пучину  так,
словно было нагружено свинцом, а команда и другое движимое имущество прибыли
вслед за ним лишь к концу дня. Первым,  по  словам  Морской  Дамы,  появился
капитан, и любопытно, что он - возможно, из-за того, что уже успел заглянуть
в свое приобретение, - погружался головой вниз,  а  не  как  обычно,  ногами
вперед и растопырив конечности...
   Впрочем, подобные редкие подарки судьбы вряд ли способны  перевесить  тот
ливень легкого чтива, который постоянно обрушивается на дно. Романы и газеты
- вот что читает весь мир, даже подводный. Как  свидетельствуют  последующие
события, по-видимому, именно из наиболее  популярных  модных  романов  и  из
газет должна была Морская Дама почерпнуть свои представления о жизни людей и
мысль посетить  их.  И  если  иногда  она,  видимо,  недооценивала  наиболее
благородные  побуждения  человеческого  духа,   если   временами   проявляла
склонность относиться к Эделин Глендауэр и к многим наиболее серьезным вещам
с некоторым скептическим  легкомыслием,  если  в  конце  концов,  бесспорно,
подчинила рассудок и надлежащие чувства своей неистовой  страсти,  то  будет
справедливо отнести ее заблуждения на счет их подлинной причины...

II

   У  моего  троюродного  брата  Мелвила,  как  я  уже  говорил,   понемногу
складывалось некоторое, крайне  туманное  представление  о  подводном  мире.
Правда,  не  беру  на  себя  смелость  судить  о  том,  насколько  это   его
представление соответствует истине. Из его рассказов вырисовывается в высшей
степени странный мир - зеленая, пронизанная светом текучая среда, где  парят
эти существа, освещаемые огромными сверкающими чудищами, которые  проплывают
мимо, и раскачивающимися зарослями, которые излучают свет, подобно  небесным
туманностям, а в чаще их мелькают крохотные рыбки, похожие на запутавшиеся в
сетях звездочки. Это мир, где не сидят, не стоят, не приходят и не уходят, а
лишь парят, как мы парим и плаваем по воздуху во  сне.  А  их  образ  жизни?
"Боже мой, - говорил Мелвил, - это что-то похожее на росписи на потолках!.."
   Я даже не уверен, что именно в море следует искать тот мир, откуда пришла
Морская Дама. "А как же эти пропитанные водой книги и утонувшие  газеты?"  -
спросите вы. Но внешность часто бывает обманчива, и не  надо  забывать,  что
все это она рассказала ему лишь однажды, и притом посмеиваясь.
   Временами, говорит он, она могла выглядеть столь же реальной, как и мы  с
вами, а временами ее окутывала глубокая тайна Иногда ему  казалось,  что  ее
можно ранить или убить, как всякого человека - перочинным ножом, например, -
а иногда представлялось, что, даже если исчезнет вся материальная вселенная,
она будет улыбаться по-прежнему. Но о таинственной стороне этой д