а,  а  приветливые  прохожие  с  радостью
объяснят дорогу. Оказалось не так. Вот он -  да,  сморило  от  невыносимой
жары, уснул и проехал лишнего. Как далеко проехал? Память  отвратительная,
не помнил ни названия магазина, ничего, ни адреса Мини. Всяко бывает.  Как
у Бога: знает все, а помнит мало. Однако, как же теперь узнать где я,  где
Минин дом и  насколько  это  далеко  отсюда.  А  денег,  жаль,  только  на
транспорт и порошок.
     Егор поднялся и, выбирая людей  посимпатичнее,  попробовал  объяснить
создавшееся положение. Первый сразу же отмахнулся: "Я не местный".  Второй
прежде всего спросил номер автобуса, на котором приехал Егор. Ибо  в  этом
месте проспекта в одну сторону проходит пять, два из которых экспрессы,  а
в обратную три маршрута. А на номер-то Егор и  не  обратил  внимания.  Кто
знал, что на  номер  надо  смотреть.  После  описания  местности  прохожий
заявил, что похоже, ваш Миня  живет  где-то  в  районе  РТЗ.  "Единственно
скажу, - говорит, - обратитесь в горсправку... ну или в полицию, но только
если фамилию Минилая знаете". И пошел. Третий прохожий всучил Егору мелкую
монету.
     Есть вдруг захотелось. Чтобы душевно успокоиться,  Егор  поплелся  по
аллее в сторону от проспекта. Дорожка, посыпанная кирпичной крошкой,  вела
вдоль и между многочисленных постаментов  с  гипсовыми  бюстами  различных
деятелей.  Между  памятниками  росли  симпатичные  пушистые  цветы.   Егор
развернулся в конце аллеи и снова вернулся к автобусной остановке. Тут его
взгляд поразил высовывающийся из-за  спинки  скамейки  еще  один  гипсовый
бюст. И сразу же точно кипятком ошпарило  -  скульптура  качнула  головой.
Егор аж отпрянул, но его добило - белый бюст встал и, смешавшись с толпой,
полез в подошедший автобус. Через миг в окне мелькает  обмотанная  бинтами
голова и уплывает в даль проспекта.
     Есть  все  еще  хотелось.  Егор  бесцельно  побрел  вдоль   тротуара,
рассматривая спешащих навстречу людей. Память  их  не  запоминала.  Взгляд
только опирался на какой-нибудь  кокетливый  беретик  и  тут  же  скользил
дальше, а в мозгу ничего не  менялось  и  ничего  оттуда  не  извлекалось.
Пустота. Из тянущихся рядком ларьков доносились запахи шашлыков,  стряпни,
и отчаянные призывы их  продавцов  в  грязно-белых  фартуках.  По  сигналу
светофора Егор перешел улицу и поднялся в огромный  стеклянный  универмаг.
Чего и говорить, было здесь красиво, прохладно. То темно-фиолетовые  полки
и прилавки с золотыми каймами и  начищенными  до  отблеска  зеркалами,  то
изумительного цвета белой ночи, то в жирно черном и красном. А  уж  товары
на полках блестели куда пуще своих полок и  девушек-продавщиц.  Но!  Но...
Разве что поглазеть на это великолепие... А люди все-таки покупали - и как
они только умудрялись выбирать из огромного изобилия вещей, большую  часть
из которых они видели в первый раз. Здесь то ли люди странные, или опять я
отстал в понимании мира. Не смешно как-то. На втором этаже  магазина  Егор
понял, что и не покупатель он одежды, пусть даже когда есть  деньги.  Ведь
ее  надо  выбирать.  Выбор  лучшего  среди  равных   -   проблема.   Поиск
необходимого среди возможно нужного - проблема. И-иэх, жисть!
     Внимание Егора привлекла неестественность позы одного покупателя, без
отрыва смотревшего в стену. И глаза...
     ... Ах, да это же манекен. И вон тоже - то-то ноги такие  длинные.  И
вон. И еще - их много тут.  Теперь  Егор  рассматривал  только  манекенов,
выискивая их среди настоящих людей. Один из них  смотрел  как-то  в  упор.
Егор уж прошел мимо, да обернулся - смотрит. Он подошел поближе.
     - Время не знаешь? - спросил манекен.
     - Нет, - ошеломленно.
     - Жаль, - и отвернулся.
     Как выбрался оттуда под открытое небо Егор не  помнил  -  выбрался  и
ладно, - и пошел куда глаза глядят, куда ноги тянут. У  одного  встречного
поинтересовался где найти справочное бюро, ему подробно  объяснили,  а  он
запомнил только где делать первый поворот,  а  остальное  сразу  забыл,  а
переспрашивать неудобно. Дошел до  этого  злополучного  первого  поворота,
спросил было еще у одного, а тот шарахнулся в сторону и  удалился  быстрым
шагом.
     Нет, странно, странно, странно все как-то. Махнул Егор рукой и забрел
в парк, где хоть было  прохладно.  Совсем  недалеко  от  входной  арки  он
наткнулся на уютную, увитую плющом беседку, смахнул с лавочки сухие листья
и блаженно растянулся. Очень сильно хотелось есть и горели икры. С этим  и
уснул.
     ..."Какой бы ни была жизнь, - вдруг встрепенулся Магистр,  -  сложной
или непонятной, не отчаивайся, оптимизм - вот твои щит и меч. Я  знаю,  ты
сильный, ты умеешь изменять себя, ты сможешь ЖИТЬ..."
     ...и: "Дерзай!" - сказал ему Всадник, и он дерзнул...
     Затекла рука от плеча до кончиков пальцев. Егор отупело приподнялся и
перевернулся  на  другой  бок,  лицом  к  стенке.  Было  совсем  неудобно.
"Ненавижу козлищ, - подумал он, - ибо  у  них  отсутствует  чувство  меры;
ненавижу баранов, ибо нет  у  них  гордого  самоосознания;  и  ягнят  тоже
ненавижу за то что растеряли они жизненную активность". "Да, да, это я еще
могу из себя выдавить. Ненависть, - второй раз подумал он. -  Не-на-висть"
- по слогам.
     - Ну чего разлегся! - закричали над ухом. - Им все Сот  мало  -  ишь,
норовят элитный парк загадить. Лодыри!
     Егор  проснулся.  Оставшееся  без  плюща  небо  загораживал   строгий
дворник.
     - Да поживее, говорю! Сваливай в Соты!
     - Понимаете... - начал было Егор.
     - Еще и разговаривай с ними! Уж побольше тебя понимаю, бомжина.
     Ударить не ударишь - за что, собственно? Егор обиделся и - чтобы хоть
согреться, теперь познабливало - пробежался до выхода  из  парка.  Супился
уже вечер. Он  придумал  что  ему  делать  дальше.  Он  зайдет  в  подъезд
какого-нибудь жилого дома и  переспит  в  пролете  между  этажами,  а  там
посмотрим. Он спать хотел.
     - Мил человек, - вдруг окликнули издалека  сзади.  Егор  обернулся  и
увидел  спешащего  с  припаданием  на  одну  ногу  рыжего  бородача.  Егор
терпеливо дождался, пока тот нагонит его, спешить было некуда.
     - Здоров, начальник, - еще не подойдя близ, обратился рыжебородый.  -
Да не бойсь ты меня, не съем. Я вот чего: свой свояка видит издалека.
     Одет он был так. Чрезвычайно прочные штаны, когда-то, видно, бывшие в
моде, а теперь выцветшие и стершиеся от долгого ношения, но не  потерявшие
былой прочности. Из той же ткани, что и  штаны,  была  куртка  на  плоских
огромных пуговицах. Кепка.  Вечные  ботинки.  А  через  плечо  пестрая,  с
надписями на иностранном языке сумка.
     - В Соты? - спросил рыжебородый.
     Егор подумал.
     - Да.
     - Вот вишь - ЧУТЬЕ! Это тебе не чих. Тодысь нам по пути.
     В  целом  спутник  оказался  неразговорчивым,  а  так  как   и   Егор
отмалчивался, слышалось только шарканье четырех  подошв  об  асфальт.  Так
миновали квартал.
     - Ну рассказывай, - наконец потребовал бородач.
     - Что?
     - Как звать, сколь лет. Рассказывать неча?
     - Егором зовут, - сказал Егор.
     Они снова помолчали.
     - Откель?
     - Понимаете... Понимаешь - сам не знаю. Я прошлого не помню,  очнулся
в лесу и пришел сюда вот.
     Бородач хмыкнул.
     - Сперва я подумал... будто я посторонний для  этой  планеты:  что  я
Наблюдатель, или выполняю задание; потом что  меня  из  райского  места  в
качестве наказания; и что из будущего; и что  сотворенный  воображением  -
чего только я не придумал, но  не  было  ощущения  Правды.  Только  потом,
собрав первые впечатления, понял что скорее всего был болен.
     Спутник лениво насвистывал себе под нос. Сказал:
     - Наверное. Кто еще  спросит,  ты  так  подробно  не  рассказывай,  а
только: "С мозгами не в порядке" - и баста. А меня Косяком зовут.
     - Приятно познакомиться.
     - Угу. Приятно. А вот скоро и придем,  осталось  у  моста  под  откос
спуститься.
     Они  спустились  вниз  по  улице  и  очутились  на  широкой   длинной
набережной площади, утопающей противоположным  концом  в  густо  сиреневых
тонах накатывающейся ночи. Влево с дороги сбегали частые  спуски  к  реке:
тропиночки и крутые бетонные автомобильные съезды, маскировавшиеся плотным
кустарником. В противоположной от  реки  стороне  вверх  по  склону  холма
размещались друг к другу вплотную приставленные зданьица, построенные  еще
невесть в кои века и кем. На площади было людно. Желтые, обрамленные витым
чугуном фонари  конкурировали  освещением  с  большими  витринными  окнами
прилегающих к  площади  рестораций,  игорных  домов,  борделей,  с  огнями
неоновой рекламы, с остатками солнца, с мрачным  именно  сегодня  месяцем,
выбравшемся из-за верхушек деревьев далекой тайги. Публики  было  изрядно,
причем  невиданная  роскошь  и  невиданная  нищета  мирно   соседствовали,
держась, правда, по  отдельности  разноцветными  пятнами,  между  которыми
вместо границы держался четко очерченный вакуум. У "крутоголовых" был свой
уголок площади, который они "застолбили" еще давно, там они  собирались  в
стайки и решали свои проблемы. Типари тусовались ближе к реке и к  обрыву,
а в одном месте так даже у них были  установлены  спортивные  снаряды  для
тренировок. На этой Площади свято блюли Пакт  о  ненападении,  и  разборки
претензий группировок друг к другу очень неодобрялись.  Время  от  времени
видны были прогуливающиеся полицейские патрули.
     Лидеры групп в парадных костюмах и миллионеры, президенты фирм и отцы
мафий  забавлялись  в  казино  и  салунах  -  об  этом   свидетельствовала
заполненная отборными авто охраняемая автостоянка. Они миновали  еще  одну
тусовку  -  блаженных  транссексуалов,  нарядившихся  как   на   маскарад:
королевские одежды с обильными  кружевами,  невероятные  парики,  брюки  в
обтяжку, сверхдлинные и мини-юбки.
     - Саундеров, - буркнул Косяк, - слава  богу,  выгнали,  а  то  больно
шумно было. И этих тоже - на мотоциклах.
     Им надо было идти на самый конец площади, теперь это Егор понял.  Там
под навесом были сколочены длинные деревянные лавки, а на  лавках  сидели,
но больше лежали  грубые  серые  тела,  и  редко  кто  из  них  был  укрыт
пожульканным покрывалом. Естественные  стены  с  трех  сторон  образовывал
густой кустарник, так что эта часть площади сужалась и образовывала тупик.
Впереди лавочек на подобии арены горел костер и копошились люди.
     "Бродяжки, - подумал Егор. - Когда-то я считал, что никогда  в  жизни
не стану бродяжкой, пока есть руки и голова. Оказывается, помимо них нужна
еще и ориентация на местности для самоутверждения на этой земле".
     - Слышь, Егор, - проговорил Косяк. - Коли водятся монеты, то можешь в
избе заночевать. Я знаю тут одну, - он показал на склон холма, - недорогую
хижину. Благодетельница наша, особенно в холода.  Без  еды,  конечно,  все
свое - только угол и кров, зато  ветер  не  поддувает.  А  вообще-то,  что
здоровому лета бояться - не зима, понятно,  перекантуешься,  пообживешься,
может и выскочишь с ямы.
     - С какой ямы? - рассеянно спросил Егор.
     - Слышь, Егор, мне надобно в одно место сходить, а ты устраивайся.
     И Косяк внезапно покинул его, а Егор продолжал по инерции идти в  том
же направлении. Его организм засыпал.
     Он встряхнулся.
     Толпа у костра бурно захохотала и он приблизился к ним. Лица  сидящих
кружком  казались  выветренными  или  красными  от  водки,  страшными  или
смешными, но непохожими, а верховодил над всеми некто Аугусто.
     - Красавица Изергиль, - вспоминал он какую-то шутку.  -  Обхихикаться
можо.
     И все чему-то смеялись.
     -  Когда  я  служил  в  войсках  -  это  Соломенский  округ,  поселок
Недоделкино, километров сорок от Багадага и все низиной,  низиной,  дорога
хреновая,  не  вылезешь,  если  развезет,  и  по  камышам,  но  это  когда
подъезжаешь к "точке", а до поселка отличнейшая. Во-от. Для  танков-то  не
проблема. Там у нас еще все говорили, молодые были: "Не  плюй  в  колодец.
Стоя над ним ты можешь простудиться". Во-от. А у нас офицер классный был -
представляешь, анекдоты выдумывал и нам на пробу подсовывал.
     И  Аугусто  стал  пересказывать  похабные,  омерзительные   анекдоты,
которые у них выдумывал классный офицер.
     Тут к костру неторопливо приблизился полицейский.
     - Огонь бы затушить полагается, братишки.
     - Холодно, - послышались выкрики.
     - Мы тихонько будем, смирно...
     - Какие-то претензии еще!..
     - Ничего не знаю, - твердо настаивал полицейский. - Здесь жечь нельзя
и я вам на исправления даю полчаса, - и отошел.
     Никто тушить и не собирался,  понятно.  А  бродяжки  продолжали  себе
травить разухабистые анекдоты, каждый из которых был в диковинку  Егору  и
бил хлесткой плетью по слуху и по  его  хрупкой,  но  духовности.  Каждый.
Плетью. Словно сговорились. Плетью. Плетью. Вжжи-и-жих.
     - Эй, паря, - окликнули Егора, -  я  правда  не  видел  тебя  прежде,
теперь твоя очередь.
     - Точно, новенький нам расскажет что-нибудь новенькое.
     - Мне нечего рассказывать, - почти с испугом сказал Егор.
     - Брешет, плешивый! Всякому что вспомнить есть.
     Говоривший подразумевал исключительно острое, животное - бабы, водка,
- и, говоря, едко подхихикивал напополам с кашлем.
     - Мне нечего... У меня с  головой...  я  болен,  у  меня  нет  ничего
такого, - со страхом отпирался Егор.
     - Вспомнил, балда стаеросовая! - вдруг воскликнули из  полутьмы,  все
посмотрели  в  его  сторону  и  огонь   тоже,   огонь   выхватил   ржавое,
исковерконное многостраданием лицо.
     Лицо с заиканием рассказало что  полиция  сегодня  делала  облаву  на
известное окружающим овощехранилище в третьем районе типовой  застройки  и
намереваются раскрутить  подделки  документов,  также  отчетливо  знакомые
присутствующим, так что надо быть готовыми.
     - А чего готовиться - не было ничего и точка.
     - С ожерельем на вые не так взвоешь, - ответили тут же,  -  и  многие
нехорошо покачали головами.
     - Пугаете, -  сказал  с  перезагорелым  облезшим  носом  и  оспинными
щеками, - не перепугаете. Пусть новенький что скажет.
     - Слово хоть вымолви, е... твою, хрен собачий!!!
     Егор аж взад подался.
     - Циники вы все, - громко обиделся он и пошел от костра в ночь.
     - Интеллигентишка! - заорали. - Шпион!!
     - Эй, паря, погоди, поговорим, - позвали Егора.
     И вдруг сзади на него кто-то напал и повалил напором в  траву.  Драки
не получилось. С  лавки  вскочили  еще  два  молодых  хлюста  и  принялись
лупасить по ребрам. Поверх молодых и на  молодых  налетел  еще  кто-то,  а
потом  остальные,  кто  не  спал,  повскакали   -   кто   разнимать,   кто
потренировать кулаки, кто в общем азарте, возникла куча-мала и только  это
и спасло Егора.
     Удивительно быстро подскочила  карета  "скорой  помощи",  на  которой
нескольких увезли в больницу. Там-то и отыскал Егора Поэт.


                              Глава седьмая

     - Адьютант Малыш!
     - Я!
     - Адьютант Малыш, узнайте какова температура воздуха на улице.
     Егор с величайшей  неохотой  поднялся  с  нагретого  места,  на  ходу
застегивая пуговицы шинели, поднял ворот и, топая сапогами по  деревянному
настилу, вышел из землянки, поскорее захлопывая за собой дверь.  Градусник
висел сразу же у входа  и  Егор  первым  делом  взглянул  на  него:  -230.
Температура катастрофически падала, два часа назад было минус шестнадцать.
Что ж, Природа тоже вступала в войну. Свободную Войну.  Мороз  щипал  нос,
уши, пальцы и прорывал оборону одежды.  Осторожно  ступая  по  замерзающей
глине, Егор пошел вдоль траншеи, бруствер которой возвышался над  головой,
потом свернул на менее  глубокую,  шедшую  параллельно  фронту.  Отсюда  с
помощью оптики можно было разглядеть противника.  Противников.  К  которым
добавлялась  теперь  и  непредсказуемая  погода.   Их   рубежи   проходили
километрах в трех вдоль темнеющей полосы леса. Все чего-то выжидали.

     Месяц назад началась война. Стояла шуршащая жара конца лета.  Вначале
был  полный  разброд,  партизанил  весь  мир,  но  потихоньку  люди  стали
концентрировать усилия, чтоб уж  действительно  не  быть  как  "каждый  за
себя", что было верхом абсурда, что было самым  острым  моментом  во  всем
этом (каком уже по счету!) тупике  жизни.  Появлялись  батальоны  Свободы,
Победы, Правды; объявились предводители и  полководцы;  более  близкие  по
духу группы восставших соединялись в Армии, которые метались и по  городу,
и  по  окрестностям  и   обрушивались   с   небывалой   яростью   на   что
заблагорассудится. Интересно, что самое страшное время почему-то оказалось
то, когда еще все были слабо вооружены, а тропы пополнения  оружием  плохо
проторены - в ход шли самоделки и все что оказывалось под рукой:  молотки,
ножи, кастеты, охотничьи винтовки. Но главное даже не  в  этом,  а  в  том
безумии,  которое  овладевало  людьми.  Шла  Священная  Свободная   Война.
Сближались до рукопашной и с остервенением рвали и  молотили  друг  друга.
Противника тогда как бы не было, была лишь жажда выживания. И только после
того, как, в конце концов, образовалось семь крупных армий, идейный хаос и
беспорядок эмоций слегка поутихли, можно было "считать  ресурсы".  Хотя  и
теперь понять лавину общественного взрыва не представлялось возможным.
     Армия молодежи за неприкосновенность Свободы, собственно  говоря,  не
знала чего хотела, видимо абстрактной вольной жизни, зато четко знала чего
не хотела.
     Армия " Женщины мира", среди воинов  которой,  впрочем,  женщин  было
менее половины, билась за свержение патриархата, против засилья мужчин  на
планете, против повального развала традиций.
     Легион Ангелов, или просто попы, требовали одного -  победы  Бога  на
земле,  но  уже  это  одно  являлось  увесистым  камнем   преткновения   и
разногласий.
     Армия гуманистов требовала  гуманности  в  отношениях  между  людьми,
строгого соблюдения всех прав человека и равенства людей.  Они  мечтали  о
царствии Искусства, Красоты, Художественности, однако на дух не переносили
любые насилования мозга и тела -  отвергали  лекарства,  табак,  алкоголь,
наркотики, даже науку, когда она становилась объемистой, зато ратовали  за
спорт.
     Далее, соратники, или Стальная Армада  считали  войну  главнейшим  из
искусств, а силу - стилем жизни и чеканно добивались своего.
     "Ученые",  или   Армия   Защиты   Прогресса   считали,   что   нельзя
останавливать  научную  мысль  и  техническое  развитие  цивилизации,   а,
наоборот, следует  ускорять,  ибо  в  этом  спасение  из  постигшего  всех
"тупика".
     И последняя армия, солдатом которой и был Егор, -  Правительственная.
Свободная  Война  началась  стихийно,  охватила  все  слои  и  вовлекла  в
противостояние большинство населения,  поэтому  правительство  не  посмело
назвать  это  восстанием  или  беспорядками  и  посему   профессиональная,
оплачиваемая из средств налогоплательщиков армия, так и осталась в стороне
нейтральным свидетелем. Как ни странно, Правительственные войска составлял
такой же простолюдин и обыватель, что и войска всех других сторон,  считая
и остатки неприсоединенных партизан. Так чего же добивалась эта, названная
столь громким именем армия? Она защищала тех, кому дорог  был  любой  мир,
защищала покой тех,  кто  хотел  спокойно  жить  и  работать,  хотя  бы  и
по-прежнему. Одним словом, эта армия собрала под свои  знамена  всех  тех,
кто не видел тупика жизни или не хотел видеть, или считал его глупостью.
     Впрочем, так было вчера. Кто же  с  кем  воевал  сегодня  знали  лишь
высшие командования, а может быть и не знал никто.

     Егор еще раз провел взглядом по белому замерзшему полю  с  множеством
чернеющих холмиков - накануне поработала артиллерия. По  ту  сторону  поля
молча выжидали и видимо тоже  удивлялись  каверзам  погоды  бойцы  Легиона
Ангелов.  Насмотревшись  на  хрупкую  тишину  и  прилично  озябнув,