сочувствие.  Грохот  удара,  очевидно,  разнесся  по  всей
машине. Но в двадцать три года я принадлежал к тому сорту  молодых  людей,
которые, претерпев на людях увечье, кроме разбитого  черепа,  издают  лишь
глухой, нечеловеческий смешок.
     Машина пошла на запад и  словно  въехала  прямо  в  раскаленную  печь
предзакатного неба. Так она проехала два  квартала,  до  Мэдисон-авеню,  и
резко повернула на север. Мне  казалось,  что  только  необычная  ловкость
какого-то безвестного,  но  опытного  водителя  спасла  нас  от  гибели  в
раскаленном солнечном горне.
     Первые четыре  или  пять  кварталов  по  Мэдисон-авеню  на  север  мы
проехали под обычный обмен фразами, вроде: "Я вас не очень стесняю?", или:
"Никогда в жизни не видала такой жары!" Дама, никогда в жизни не  видавшая
такой жары, оказалась, как я подслушал, еще  стоя  у  обочины,  невестиной
подружкой. Это была мощная особа, лет двадцати четырех или пяти, в розовом
шелковом платье, с венком искусственных незабудок на голове.  В  ней  явно
чувствовалось нечто атлетическое, словно  год  или  два  назад  она  сдала
экзамен в колледже на инструктора по физическому  воспитанию.  Даже  букет
гардений, лежавший у нее на коленях, походил на опавший волейбольный  мяч.
Она сидела сзади, зажатая между своим мужем и крошечным старичком во фраке
и цилиндре, с незажженной гаванской  сигаретой  светлого  табака  в  руке.
Миссис Силсберн и я,  непорочно  касаясь  друг  друга  коленями,  занимали
откидные места. Дважды без всякого предлога, просто из чистого  восхищения
я оглядывался на крошечного старичка. В ту первую минуту, когда  я  только
начал загружать машину и открыл перед ним дверцу, у меня мелькнуло желание
подхватить его на руки и осторожно всадить через открытое окошко.  Он  был
такой маленький, ростом никак не больше  четырех  фунтов  и  девяти-десяти
дюймов, и, однако, не казался ни карликом, ни лилипутом. В машине он сидел
прямо и весьма сурово глядел вперед. Обернувшись во второй раз, я заметил,
что у него на лацкане фрака было пятно, очень похожее на застарелые  следы
жирного соуса. Заметил я также, что его цилиндр не доходил до крыши машины
дюйма на четыре, а то и на все пят  ь...  Однако  в  первые  минуты  нашей
поездки  меня  больше  всего  интересовало  состояние  собственного  моего
здоровься.   Кроме   плеврита   и   шишки   на   голове,   меня   донимало
пессимистическое  предчувствие  начинающейся  ангины.  Тайком  я   пытался
завести язык как можно дальше и обследовать подозрительные места в глотке.
Помню,  что  я  сидел,  уставившись  прямо  в  затылок  водителя,  который
представлял собой рельефную карту шрамов  от  залеченных  фурункулов,  как
вдруг моя соседка по откидной скамеечке спросила меня:
     - А как поживает ваша милая мамочка? Ведь вы Дикки Бриганза, да?
     Язык у меня в эту минуту  был  занят  обследованием  мягкого  неба  и
завернут далеко назад. Я его развернул, проглотил  слюну  и  посмотрел  на
соседку. Ей было лет под пятьдесят, одета она была модно и  элегантно.  На
лице толстым блином лежал густой грим.
     Я ответил, что - нет, я не он.
     Она, слегка прищурившись, посмотрела на меня и сказала, что я как две
капли воды похож  на  сына  Селии  Бриганза.  Особенно  рот.  Я  попытался
выражением лица показать что людям, мол  свойственно  ошибаться.  И  снова
уставился  в  затылок  водителю.  В   машине   наступило   молчание.   Для
разнообразия я посмотрел в окно.
     - Вам нравится служить в армии? - спросила миссис Силсберн мимоходом,
лишь бы что-то сказать.
     Но именно в эту минуту на меня напал кашель. Когда приступ прошел,  я
обернулся к ней и со всей доступной мне бодростью сказал,  что  у  меня  в
армии много товарищей. Ужасно трудно было поворачиваться к  ней,  -  очень
давил на диафрагму липкий пластырь.
     Она закивала.
     - Я  считаю,  что  вы  все  просто  чудо!  -  сказала  она  несколько
двусмысленно. - Скажите, а вы друг невесты или  жениха?  -  вдруг  в  упор
спросила она.
     - Видите ли, я не то чтобы друг...
     - Лучше м о л ч и т е , если вы друг жениха!  -  прервал  меня  голос
невестиной подружки за спиной. - Ох,попадись он мне в  руки  хоть  на  две
минуты. Всего на две минутки - больше мне не потребуется!
     Миссис Силсберн обернулась круто, в полный оборот,  чтобы  улыбнуться
говорившей. И снова - полный поворот на месте. Мы с ней  крутнулись  почти
одновременно. Поворот  был  мгновенный.  И  улыбка,  которой  она  одарила
невестину подружку, была  чудом  эквилибристики.  В  живости  этой  улыбки
выражалась симпатия ко всему молодому поколению во всем мире и особенно  к
данной представительнице этой молодежи - такой смелой, такой  откровенной,
- впрочем, она еще мало с ней знакома.
     - Кровожадное существо! - сказал со смешком мужской голос.
     Миссис Силсберн  и  я  опять  обернулись.  Заговорил  муж  невестиной
подружки. Он сидел прямо за моей спиной слева от жены. Мы с ним обменялись
беглым недружелюбным взглядом, каким в тот  недоброй  памяти  в  1942  год
могли обменяться  только  офицер  с  простым  солдатом.  На  нем,  старшем
лейтенанте   службы   связи,   была   очень   забавная   фуражка   летчика
военно-воздушных сил - с огромным козырьком  и  тульей,  из  которой  была
вынута  проволока,  что  обычно  придавало  владельцу  фуражки   какой-то,
очевидно заранее задуманный, беззаветно-храбрый вид. Но  в  данном  случае
фуражка своей роли никак не выполняла. Она главным образом работала на то,
чтобы мой собственный, положенный по форме  и  несколько  великоватый  для
меня головной убор выглядел  как  шутовской  колпак,  впопыхах  вытащенный
кем-то из мусоропровода.
     Вид у лейтенанта был болезненный  и  загнанный.  Он  ужасно  потел  -
откуда только бралось столько влаги на  лбу,  на  верхней  губе,  даже  на
кончике носа,  -  говорят,  в  таких  случаях  и  надо  принимать  солевые
таблетки.
     - Женат на самом кровожадном существе во  всем  штате!  -  сказал  он
миссис Силсберн  с  мягким  смешком,  явно  рассчитанным  на  публику.  Из
автоматического почтения к его чину я тоже чуть было не издал что-то вроде
смешка - и этот коротенький, бессмысленный смешок чужака и  младшего  чина
ясно показал бы. что и я на стороне лейтенанта и всех пассажиров  такси  и
вообще я не против, а за.
     - Нет, я не шучу! - сказала невестина подружка.  -  На  две  минутки,
братцы, мне бы на две минутки! Ох, я бы собственными своими ручками...
     - Ладно, ладно, не шуми, не  волнуйся!  -  сказал  ее  муж,  очевидно
обладавший неиссякаемым запасом семейного долготерпения. - Не  волнуйся  -
дольше проживешь.
     Миссис Силсберн снова обернулась назад и одарила  невестину  подружку
почти ангельской улыбкой.
     - А кто-нибудь видел его родных на свадьбе? - спросила  она  мягко  и
вполне воспитанно, подчеркивая личное местоимение.
     В ответе невестиной подружки была взрывчатая сила.
     - Нет! Они все не то западном побережье, не то еще где-то. Да, хотела
бы я на них посмотреть!
     Ее муж опять засмеялся.
     - А что бы ты сделала, милуша? - спросил он и беззастенчиво подмигнул
мне.
     - Не знаю, но что-нибудь я бы о б я з а т  е  л  ь  н  о  сделала,  -
сказала она. Лейтенант  засмеялся  громче.  -  Обязательно!  -  настойчиво
повторила она. - Я бы им все сказала! И вообще, боже мой! -  Она  говорила
со все возрастающим апломбом, словно решив, что не только ее муж,  но  все
остальные слушатели  восхищаются  ее  прямотой,  ее  несколько  вызывающим
чувством справедливости, пусть даже в нем есть что-то детское, наивное.  -
Не знаю, что я им сказала бы. Наверно, несла бы всякую чепуху. Но  господи
ты боже! Честное слово не могут видеть, как людям спускают форменные п р е
с т у п л е н и я! У меня кровь кипит!
     Она подавила  благородное  волнение  ровно  настолько,  чтобы  миссис
Силсберн успела поддержать ее взглядом, выражающим  нарочито  подчеркнутое
сочувствие. Мы  с  миссис  Силсберн  уже  окончательно  и  сверхобщительно
обернулись назад. - Да, вот именно, преступление! -  продолжала  невестина
подружка. - Нельзя с ходу врезаться в жизнь, ранить людей, так  ,  походя,
оскорблять их лучшие чувства.
     - К сожалению, я мало что знаю про этого молодого человека,  -  мягко
сказала миссис Силсберн. - Я не видела его никогда. Только  услышала,  что
Мюриель обручена...
     - Н и к т о его не видел, - резко бросила невестина подружка. -  Даже
я и то с ним незнакома. Два раза мы репетировали  свадебную  церемонию,  и
каждый раз бедному папе Мюриель  приходилось  заменять  его  только  из-за
того, что его идиотский самолет не мог вылететь. А во  вторник  он  должен
был вечером прилететь сюда на каком-то идиотском военном  самолете,  но  в
каком-то идиотском месте, не тов в Аризоне, не то  в  Колорадо,  случилось
какое-то идиотство, снег пошел, что ли, и он прилетел только вчера в ч а с
н о ч и! И в такой час он как сумасшедший  вызывает  Мюриель  по  телефону
откуда-то с Лонг-Айленда и просит  встретиться  с  ним  в  холле  какой-то
жуткой гостиницы - ему, видите ли, надо с ней п о г  о  в  ор  и  т  ь.  -
Невестина подружка красноречиво передернула плечами. -  Но  вы  же  знаете
Мюриель, с таким ангелом каждый  встречный-поперечный  может  выкомаривать
что ему вздумается. Меня это просто бесит. Таких, как она,  всегда  обижаю
т... И представьте, она одевается, мчится  в  такси  и  сидит  в  каком-то
жутком холле, разговаривает до п о л о в и н ы  п  я  т  о  г  о  утра!  -
Невестина подружка выпустила из рук букет и сжала оба кулака на коленях: -
Ох, я просто взбесилась!
     - А в какой гостинице? - спросил я ее. - Вы не знаете в какой?
     Я старался говорить небрежно, как будто трест  гостиниц  принадлежит,
скажем, моему отцу и я с понятным сыновним интересом хочу узнать,  где  же
останавливаются в Нью-Йорке приезжие. Но, в сущности, мой вопрос ничего не
значил. Я просто думал вслух. Мне показался  любопытным  самый  факт,  что
брат просил свою невесту приехать к нему в какую-то гостиницу, а не в свою
пустую квартиру. Правда, с моральной стороны такое приглашение было вполне
в его характере, но все-таки мне было любопытно.
     - Не  знаю,  в  какой  гостинице,  -  раздраженно  сказала  невестина
подружка. - В какой-то гостинице  -  и  все.  -  -  Она  вдруг  пристально
посмотрела на меня: - А вам-то зачем? Вы его приятель, что ли?
     В ее взгляде была явная угроза. Казалось,  в  ней  одной  воплотилась
целая толпа женщин и в другое время при случае она сидела бы с вязаньем  у
самой гильотины. А я всю жизнь больше всего боялся толпы.
     - Мы с ним выросли вместе, - сказал я еле внятно.
     - Смотри, какой счастливчик!
     - Ну, ну, не надо! - сказал ее муж.
     - Ах, виновата! - сказала невестина подружка, обращаясь к нему,  хотя
относилось это ко всем нам. - Но вы не  видели,  как  эта  бедная  девочка
битых два часа плакала, не осушая глаз.  Ничего  смешного  тут  нет  -  не
думайте, пожалуйста! Слыхали мы про струсивших женихов. Но не в  последнюю
же минуту! Понимаете, так не поступают, не  ставят  в  неловкое  положение
целое общество, нельзя порядочных людей доводить чуть ли не до припадка  и
доводить чуть ли  не  до  припадка  и  сводить  девочку  с  ума.  Если  он
передумал,  почему  он  ей  не  написал,  почему  не  порвал  с  ней,  как
джентльмен, скажите ради бога? Заранее, пока не заварил всю эту кашу!
     - Ну ладно, успокойся,  успокойся!  -  сказал  ее  муж.  Он  все  еще
посмеивался но смех звучал довольно натянуто.
     - Нет, я серьезно! Почему он не мог ей написать и все объяснить как м
у ж ч и н а, предупредить эту трагедию, и все такое? - Она метнула в  меня
взглядом. - Кстати, вы случайно не  знаете,  где  он?  -  спросила  она  с
металлом в голосе. - Если вы друзья д е т с т в а, вы бы должны...
     - Да я всего два часа как приехал  в  Нью-Йорк,  -  сказал  я  робко.
Теперь не только невестина подружка,  но  и  ее  муж,  и  миссис  Силсберн
уставились на меня. - Я даже до телефона не успел добраться.
     Помню, что именно в эту минуту на меня напал  приступ  кашля.  Кашель
был вполне непритворный, но должен сознаться, что я  не  приложил  никаких
усилий, чтобы его унять или ослабить.
     - Вы лечились от кашля, солдат? - спросил лейтенант, когда я перестал
кашлять.
     Но тут у меня снова начался кашель  и,  как  ни  странно,  опять  без
всякого притворства. Я все еще сидел в пол -  или  в  четверть  оборота  к
задней скамье, но старался отвернуться так, чтобы кашлять по всем правилам
приличия и гигиены.
  
                                  * * *  
  
     Может быть, я нарушу порядок повествования, но мне кажется,  что  тут
надо  сделать  небольшое  отступление,   чтобы   ответить   на   некоторые
заковыристые вопросы. И первый из них: почему я не вышел из машины?  Кроме
всяких побочных соображений, я точно знал, что машина везет  всю  компанию
на квартиру к родителям невесты. И если бы я даже  мог  получить  какие-то
ценные сведения через  убитую  горем  невенчанную  невесту  или  через  ее
обеспокоенных (и наверняка разгневанных)  родителей,  ничто  не  могло  бы
загладить неловкость моего появления в их квартире.  Почему  же  я  сиднем
сидел  в  машине?  Почему  не  выскочил,  скажем,  тогда  ,  когда  машина
останавливалась перед светофором? И наконец, самое  непонятное:  почему  я
вообще сел в эту машину?...
     Возможно, что найдется с десяток ответов на все эти  вопросы,  и  все
они хотя бы в общих чертах будут вполне удовлетворительны. Но мне кажется,
что можно ответить на все сразу, напомнив, что шел 1942 год, что мне  было
двадцать три года и я только что был призван в  армию  только  что  обучен
стадному чувству необходимости держаться скопом, и, что важнее всего,  мне
было очень одиноко. А в таких  случаях,  как  я  понимаю,  человек  просто
прыгает в машину к другим людям и уже оттуда не вылезает.
     Но, возвращаясь к изложению событий, я вспоминаю, что в то время, как
все трое - невестина подружка, ее супруг и миссис Силсберн - не  отрываясь
смотрели, как я кашляю, я сам поглядывал назад, на маленького старичка. Он
по-прежнему сидел, уставившись вперед. С чувством какой-то благодарности я
заметил, что его ножки не доходят до  полу.  Мне  они  показались  старыми
добрыми друзьями.
     - А чем этот человек вообще занимается?  -  спросила  меня  невестина
подружка, когда окончился приступ кашля.
     - Вы про Симора? - сказал я. Сначала по ее тону мне померещилось, что
она подозревает его в чем-то особенно подлом. Но вдруг - чисто  интуитивно
- я сообразил, что, может быть, она  втайне  собрала  самые  разнообразные
биографические данные о Симоре, то есть все те мелкие, к сожалению  весьма
драматические, факты, дающие, по моему мнению, в самой своей основе ложное
представление о нем. Например, что  он  лет  шесть,  еще  мальчишкой,  был
знаменитым по всей стране радиогероем.  Или,  с  другой  стороны,  что  он
поступил  в  Колумбийский  университет,  едва   только   ему   исполнилось
пятнадцать лет.
     - Вот именно, про Симора, - сказала  невестина  подружка.  -  Чем  он
занимался до военной службы?
     И снова во мне искоркой вспыхнуло интуитивное ощущение, что она знала
про него куда больше, чем по каким-то причинам считала нужным открыть.  По
всей вероятности, ей, например, отлично  было  известно,  что  до  призыва
Симор  преподавал  английский  язык,  что  он  был   преподавателем,   да,
преподавателем колледжа. И в какой-то момент, взглянув не нее,  я  испытал
неприятное ощущение: а может быть, ей даже известно, что я брат Симора. Но
думать об этом не стоило. И я только взглянул на нее исподлобья и сказал:
     - Он был мозольным оператором. - И тут же, резко  отвернувшись,  стал
смотреть в окошко. Машина стояла уже несколько минут, но я  только  сейчас
услышал  воинственный  грохот  барабанов,  который  доносился  издали,  со
стороны Лексингтонской или Третьей авеню.
     - Парад! - сказала миссис Силсберн. Она тоже обернулась.
     Мы оказались в районе Восьмидесятых улиц. Посреди Мэдисон-авеню стоял
полисмен и задерживал все движение и на север, и на юг.  Насколько  я  мог
понять, он его просто останавливал, не  направляя  ни  на  восток,  ни  на
запад. Три или четыре машины и один автобус ждали, пока  их  пропустят  на
юг, но наша машина  была  единственной  направлявшейся  в  северную  часть
города. На ближнем углу и на видимой мне из машины боковой улице,  ведущей
к Пятой авеню, люди столпились на тротуаре и у обочины, очевидно  выжидая,
пока отряд солдат, или сестер милосердия, или  бойскаутов,  или  еще  кого
двинется со сборного пункта на Лексингтонавеню и промарширует мимо них.
     - О боже! Этого еще не хватало! - сказала невестина подружка.
     Я обернулся, и мы чуть не стукнулись лбами. Она  наклонилась  вперед,
почти что втиснувшись между  мной  и  миссис  Силсберн.  То  с  выражением
сочувственного огорчения тоже повернулась к ней.
     - Мы тут можем проторчать целый месяц! - сказала невестина  подружка,
вытягивая шею, чтобы поглядеть в ветровое стекло. - А мне надо быть там  с
е й ч а с. Я сказала Мюриель и ее маме,  что  приеду  в  одной  из  первых
машин, буду у них через пять минут. О боже! Неужели ничего нельзя сделать?
     - И мне надо быть там поскорее! - торопливо сказала миссис Силсберн.
     - Да, но я ей о б е щ а л а. В квартиру набьются  всякие  сумасшедшие
дяди и тетки, всякий посторонний народ, и  я  ей  обещала,  что  стану  на
страже, выставлю десять штыков, чтобы дать ей хоть немножко побыть  одной,
немного... - Она перебила себя: - О боже! Какой ужас!
     Миссис Силсберн натянуто засмеялась.
     - Боюсь, что я одна из этих сумасшедших теток,  -  сказала  она.  Она
явно обиделась.
     Невестина подружка покосилась на нее.
     - Ах, простите! Я  не  про  вас,  -  сказала  она.  Я  только  хотела
откинулась на спинку заднего сиденья. - Я только хотела сказать, что у них
квартирка такая тесная, и, если туда начнут переть все  кому  не  лень,  -
сами понимаете!
     Миссис Силсберн промолчала, а я не смотрел на нее и  не  мог  судить,
насколько серьезно ее обидело замечание невестиной подружки. Помню только,
что на меня произвел какое-то особое впечатление тон,  с  каким  невестина
подружка извинилась за  свою  неловкую  фразу  про  "сумасшедших  дядей  и
теток". Извинилась она искренне, но без всякого смущения, больше того, без
всякой униженности, и у меня внезапно мелькнуло чувство, что  несмотря  на
показную строптивость и наигранный задор, в ней действительно было  что-то
прямое, как штык, что-то почти  вызывавшее  восхищение.(Скажу  сразу  и  с
полной откровенностью, что  мое  мнение  в  данном  случае  малого  стоит.
Слишком часто меня неумеренно влечет к людям,  которые  не  рассыпаются  в
извинениях.) Но  вся  суть  в  том,  что  в  эту  минуту  во  мне  впервые
зашевелилось  некоторое  предубеждение  против   жениха,   правда,   самое
чуточное,  едва   заметный   зародыш   порицания   за   его   необъяснимое
злонамеренное отсутствие.
     - Ну-ка,  попробуем  что-нибудь  сделать,  -  сказал  муж  невестиной
подружки. Это был голос человека, сохраняющего  спокойствие  и  под  огнем
неприятеля. Я почувствовал, как он собирается с силами у меня за спиной, и
вдруг его голова просунулась в довольно  ограниченное  пространство  между
мной и миссис Силсберн. - Водитель! - сказал он властным голосом и умолк в
ожидании ответа. Водитель  не  замедлил  откликнуться,  после  чего  голос
лейтенанта стал куда покладистей и демократичнее: - Как  по-вашему,  долго
нас тут будут задерживать?
     Водитель обернулся.
     - А кто его знает, Мак, - сказал он и снова стал смотреть вперед.  Он
был весь поглощен тем, что происходило на перекрестке. За минуту  до  того
какой-то мальчуган с наполовину опавшим красным воздушным шариком выскочил
в запретную зону, очищенную от прохожих. Его