сетс) получил диплом по  специальности  биология
(нейрофизиология). Уже в первые годы  учебы  проявил  незаурядные  научные
способности и склонность к экспериментальной работе. Пять  лет  работал  в
лаборатории профессора Н.М.Хэйла  (недостоверно,  профессор  Хэйл  умер  в
1997їг., данные о штате лаборатории в  архиве  университета  отсутствуют).
Направление исследований - "Патофизиологические состояния головного  мозга
человека" (недостоверно, данные о плановой тематике в архиве  университета
отсутствуют). С 1994 г. работал в научно-техническом комплексе "Зонтик". С
1998 г. - руководитель шестой лаборатории этого комплекса.
     Предполагаемое  направление  исследований  -   волновые   резонансные
регуляции   психики   человека.   Открытые   публикации   по   результатам
исследований отсутствуют. Данные о  сотрудниках  лаборатории  отсутствуют.
Осенью... года (за две недели до прибытия инспекции  МККР)  в  лаборатории
профессора Нейштадта произошел  взрыв  выраженной  силы,  сопровождавшийся
интенсивным многосуточным горением нетушащихся зажигательных  смесей  типа
напалм-кремний. В этих условиях восстановить  документы  или  оборудование
лаборатории    оказалось    невозможным.    Человеческие    останки     не
идентифицировались. Предположительно, профессор Нейштадт и его  сотрудники
погибли в момент взрыва.



                          БЕЗ УКАЗАНИЯ ИСТОЧНИКА

                ГИПОТЕТИЧЕСКИЕ РЕЗУЛЬТАТЫ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЛИЦ
              (ФАНТОМОВ), КОДИРОВАННЫХ В ШЕСТОЙ ЛАБОРАТОРИИ
                  НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОГО КОМПЛЕКСА "ЗОНТИК"

                      Попытка переворота в Парабайе

     В ночь с двадцать шестого на двадцать  седьмое  июля  часть  офицеров
генерального штаба Парабайи,  опираясь  на  взводы  охраны,  арестовала  и
расстреляла весь руководящий состав генштаба и военного министерства. Были
подняты  по  тревоге  гарнизон  города  и  офицерское  училище.  От  имени
расстрелянного военного министра танковому полку,  находящемуся  в  летних
лагерях, был отдан приказ войти в столицу. К утру двадцать  седьмого  июля
мятежники  блокировали  президентский  дворец,  захватили  радиостанцию  и
обратились с воззванием к армии  и  народу.  Мятеж  был  поддержан  частью
офицеров ВВС, которые, не посвятив в свои планы рядовой состав, подняли  в
воздух подчиненные им подразделения и  барражировали  небо  над  столицей.
Утром двадцать седьмого июля после отказа президента страны сложить с себя
полномочия    и    сдаться    дворец    был    подвергнут     интенсивному
артиллерийско-пулеметному обстрелу. Основная  часть  войск  не  поддержала
мятежников.  Рядовые  ВВС  и   курсанты   офицерского   училища,   выяснив
обстановку, заявили о своей верности правительству. Командование принял на
себя  начальник  оперативного  управления  генштаба.  К  вечеру   двадцать
седьмого  июля  мятежники  были  рассеяны;  руководители  мятежа,   будучи
окружены в здании  генштаба,  покончили  жизнь  самоубийством.  По  данным
Министерства обороны Парабайи, офицеры, возглавившие мятеж, в разные сроки
проходили подготовку в США.


                           Виндзорский инцидент

     Девятого августа группа военных техников станции слежения  и  обороны
второго  пояса  Солнечной  системы  "Виндзор"  (Марс,  Эритрейское  море),
расстреляв большую часть обслуживающего персонала, в том  числе  командира
станции слежения полковника Нигата (Япония), захватила  пульты  управления
ракетами "земля-космос" и в течение четырех дней  требовала  передачи  под
свой контроль всех станций слежения и обороны Марса, а также  эвакуации  с
планеты международных сил,  угрожая  начать  ракетный  обстрел  крупнейших
столиц Земли. Переговоры с террористами оказались безрезультатными. Боевой
крейсер "Хант" (СССР), высланный Советом безопасности МККР, получив прямое
попадание ракетой "земля-космос", тем не менее сумел игловыми  радиолучами
парализовать работу систем  наведения  и  высадил  десант,  который  после
двухчасового боя захватил станцию слежения  "Виндзор".  Часть  террористов
была уничтожена во время перестрелки, трое, блокированные в диспетчерской,
покончили с собой, около десяти человек на  бронетранспортерах  прорвались
на космодром и, захватив пассажирский  лайнер  "Мико",  вышли  в  открытое
пространство, предположительно к границам Солнечной  системы.  Интенсивный
лучевой поиск корабля оказался безрезультатным. Лайнер "Мико", захваченный
террористами,  относится  к  типу  малогабаритных  пассажирских  лайнеров,
вооружения  не  несет  и  опасности  для  Земли  и  передовых  станций  не
представляет.



                                    3

     Замысловатым ключом я открыл дверь и присвистнул: по квартире  словно
прошел  смерч.  Громили  ее  долго  и  тщательно.  Мебель   предварительно
разбирали на детали и каждую часть ломали по отдельности. Из  дивана  были
выдраны все пружины, и они были разбросаны по  всей  квартире.  От  люстры
осталось белое пятно.  Как  сахар.  Непонятно,  как  был  достигнут  такой
эффект. Книги, вероятно, сначала разрывали по корешку,  а  потом  выдирали
все  страницы.  Обои  висели  печальными  языками,   обнажив   ноздреватую
штукатурку. Кухонный агрегат был превращен в груду мятого металла.
     На такую работу потребовалось много времени и энергии.  Она  вызывала
уважение.
     В одной из комнат точно посередине  стояла  совершенно  целая  низкая
лакированная тумбочка - странно аккуратная среди разгрома.  На  ней  лежал
лист бумаги. От руки печатными буквами крупно было написано одно  слово  -
"убирайся".  Вместо  подписи  стоял  значок  -  полукруг   с   поперечными
черточками.
     Я сел на тумбочку. У меня было несколько версий. Первая - здесь  всем
предоставляют такие квартиры. Так принято. Эта версия была удобна тем, что
разом все объясняла.
     Версия  вторая  -  хулиганство.  Версия  третья  -   маньяк.   Версия
четвертая... Версия пятая... Версия сто сорок шестая - звездные пришельцы.
Изучали земную жизнь.
     Я тяжело  вздохнул,  так  как  знал,  что  мне  сейчас  предстоит.  Я
разделся, повесил одежду на сохранившийся гвоздь и принялся за работу.
     Обыск занял ровно  три  часа.  Я  перемазался  известкой,  выпачкался
машинным маслом, разодрал себе  локоть  чем-то  острым  и  поранил  колени
осколками стекла. Но в итоге через три часа на тумбочку легли  два  серых,
тонких кружочка с выпуклостью в центре - наподобие кнопки.
     И,   с   некоторой   оторопью   глядя   на   эти   высокого   класса,
сверхчувствительные дистанционные микрофоны, я вдруг понял, что ни одна из
версий не подходит.
     Я оделся и поехал в Дом.
     Дом стоял на тихой зеленой  заасфальтированной  улице.  Вход  в  него
украшали шесть колонн, по которым, ослепительно  вспыхивая,  бежали  вверх
хохочущие  и  плачущие  лица,  встающие  на   дыбы   кони   и   написанные
разноцветными буквами короткие и загадочные слова.
     Я не сразу понял, что это афиши.
     Навстречу мне вывалилась радужная стайка  молодежи.  Они  шли,  будто
плясали, высоко подпрыгивая. Одна из девушек,  оступившись,  ударилась  об
колонну, и та лопнула с печальным звоном,  обнажив  блестящий,  решетчатый
круг в асфальте.  Все  захохотали.  Упавшая  вскочила,  визжа  повисла  на
высоком   парне.   Над   кругом   задымился   голубой    туман:    колонна
восстанавливалась.
     С некоторым сомнением я потрогал свой галстук, но потом подумал,  что
для инспектора строгий и чуть старомодный вид даже обязателен.
     На этаже, где помещалась администрация, народа  оказалось  неожиданно
много. Здесь сновал все такой же молодняк.  Меня  они  не  замечали,  друг
друга - тоже. И  все  они  двигались  как  бы  пританцовывая.  На  гудящих
воздушных карах проплыла пустая рама  для  мнемофильмов.  Ее  поддерживали
мужчины в синих халатах. Бородатые  ребята,  по  пояс  голые,  лоснящиеся,
работали у стен с декорационными  фломастерами,  пена  которых  застывала,
образуя причудливую лепку.
     У двери с надписью "Дирекция" невероятно тощий,  изнуренный  человек,
как ветряк, размахивал руками. Одет он был  наподобие  новогодней  елки  -
цветные тряпочки, бляшки, зеркальца; сквозь них просвечивали желтые ребра.
Его собеседник пятился назад на коротеньких ножках.
     - Нет, нет, нет! - фальцетом кричал тощий. - Кто у  нас  режиссер?  Я
режиссер!  И  я  не  позволю!  Никаких  драконов  -  ни   трехглавых,   ни
огнедышащих! Сугубый реализм. Учтите это! Я так вижу!
     - Витольд, - пытался убедить его собеседник. -  Ну  совсем  маленький
дракончик. Вроде ящерицы. Пусть себе летает...
     Тощий его не слушал:
     - Ни драконов, ни ящериц, ни морских змеев. Запомните!
     И потряс пальцем перед носом толстого собеседника. Тот воззвал:
     - Бенедикт, хоть ты скажи...
     Третий участник разговора -  высокий  и  громоздкий  -  только  сонно
прикрывал веки, думал о своем. На обращенные к нему вопли солидно кивнул.
     Тощий застыл с поднятым пальцем.
     - Ни одной запятой не дам переставить. Все. Я - сказал, - высокомерно
уронил он и пошел по коридору так, будто все его суставы были на шарнирах.
     - Могу я работать в таких условиях, Бенедикт? - театрально воскликнул
толстый.
     - М-да... - подумав, изрек высокий. Заметил мой взгляд:
     - Вы ко мне?
     Я назвался.
     - Вот, очень кстати, - сказал высокий. -  Инспектор  из  Столицы.  По
вопросам культуры.
     - От сенатора Голха? - растерянно спросил толстый.
     - Не  только.  Возникла  необходимость  общей  инспекции,  -  туманно
ответил я.
     - Боже мой! Это же  нелепо!  -  толстый  всплеснул  руками.  -  Какой
инспектор? Зачем нам инспектор? Я вчера  говорил  с...  Он  ни  словом  не
обмолвился об инспекторе.
     - Герберт, - предостерег  высокий.  -  Инспектор  разберется  сам.  -
Повернулся ко мне. - Разрешите представиться, директор Дома - Бенедикт,  -
вежливой  улыбкой  поднял  верхнюю  губу,  показал  крепкие  зубы.  -  Наш
финансовый бог - советник Фальцев.
     - Очень, очень приятно, - расшаркался  советник.  По  лицу  его  было
видно, что он испытывает совсем другие чувства.
     - Как здоровье сенатора? - заботливо спросил директор.
     - Неплохо, - отрезал я.
     - Как же так... - растерянно начал советник.
     Директор его перебил:
     - Прошу вас, - он указал на дверь и распорядился. -  Герберт,  пришли
Элгу.
     Финансовый бог поперхнулся. У меня возникло ощущение,  что  я  ляпнул
что-то не то.
     В  кабинете  директор  усадил  меня   за   обширный   стол-календарь,
исписанный множеством пометок.
     - Итак, господин Павел?
     - Может быть, без господина? - предложил я.
     - Отлично, - с готовностью согласился директор. - Я  для  вас  просто
Бенедикт.
     - Меня интересует ваш Дом. Хочется познакомиться поближе. Гремите.
     - Да, Дом у нас замечательный, - сказал директор. - Уникальный Дом. К
нам  приезжают  специально  из  других  стран,  чтобы  принять  участие  в
Спектакле. Знаете, в Италии есть фонтан Грез: если бросишь  туда  монетку,
то обязательно вернешься. Так и у нас. Кто  хоть  один  раз  участвовал  в
Спектакле, тот обязательно приедет еще.
     Директор все время улыбался, а глаза его  оставались  холодными.  Мне
это не нравилось. Он вполне мог  быть  фантомом.  Впрочем,  торопиться  не
следовало. Фантомом мог оказаться кто угодно. Даже я сам.
     -  Разумеется,  это  далось  не  сразу,  -  продолжал   директор.   -
Кропотливая работа. Пристальное изучение  вкусов  молодежи.  Ее  духовного
мира. Вы знаете, у молодежи есть свой духовный мир! Что бы там  ни  писали
наши социологи!
     Мне очень хотелось  прочитать  заметки  на  столе.  Такие  торопливые
записи могут сказать  о  многом.  Я  скосил  глаза.  Но  директор  как  бы
невзначай нажал кнопку, и поверхность стола очистилась.
     - Чрезвычайно интересно, - промямлил я.
     - Мы ведь не просто копируем историю, - все усердствовал директор.  -
Мы воссоздаем ее заново. Разумеется, в чем-то отступая от действительности
- но в рамках. Иного я бы и не допустил. - Он  поднял  широкие  ладони.  -
Какой смысл рассказывать. Сегодня у нас ввод  нового  Спектакля.  Надеюсь,
вечер у вас свободен?
     - В какой-то мере, - уклончиво ответил я.
     - Обязательно приходите! - с энтузиазмом воскликнул  директор.  -  Мы
ставим восемнадцатый век. Морское  пиратство.  Я  распоряжусь,  чтобы  вам
оставили марку.
     В это  время  в  кабинет  вошла  светловолосая  женщина.  Чрезвычайно
сексапильная.
     Директор обрадовался:
     -  Элга!  Наконец-то!  Познакомьтесь,  Павел  -  Элга.  Она  как  раз
занимается этой... культурой.
     Элга обещающе улыбнулась. Ее короткая юбка едва доходила до  середины
бедер, декольте на блузке располагалось не сверху, а снизу, открывая живот
и нижнюю часть груди.
     - Элга вам все покажет, - директор был сама любезность. - Тем  более,
что она специалист. А меня, извините, Павел, ни одной свободной минуты.
     - Буду рад, - сказал я, поднимаясь.
     - Пойдемте, - предложила Элга и посмотрела на меня многозначительно.
     Я  поймал  взгляд  директора  -  тоже  многозначительный.   Очевидно,
предполагалось, что теперь новый инспектор поражен в самое сердце.
     В коридоре топтался мрачный парень в синем  халате.  Челюсть  у  него
выдавалась вперед. Увидев директора, он произнес голосом чревовещателя:
     - Бенедикт...
     - Я уже все сказал, - пресек его директор.
     Парень посмотрел на Элгу, потом с откровенной ненавистью  на  меня  и
высказал свою точку зрения:
     - Ладно. Монтировать камеру - Краб. Записывать фон - Краб. Ладно.  Вы
Краба не знаете. Вы Краба узнаете.
     - Я занят, - еле сдержался директор.
     Парень напирал грудью.
     Я хотел дослушать этот захватывающий диалог,  но  Элга  увлекла  меня
вперед. Мы прошли мимо бородатых ребят, занимающихся лепкой. Один  из  них
присвистнул и произнес довольно явственно:
     - Элга опять повела барана.
     Бараном был, конечно, я.
     - Кто это? - спросил я.
     - А... художники. Хулиганят - непризнанные гении. - Элга фыркнула.  У
нее это получилось на редкость привлекательно.
     - Нет, вот этот парень с лицом гориллы.
     - И верно, похож, - она легко рассмеялась. - Это  Краб,  мнемотехник.
Странный какой-то человек. Все время что-то требует. Бенедикт устал с ним.
     Я оглянулся. Мрачный  парень  весьма  агрессивно  втолковывал  что-то
директору. Тот, морщась, кивал. Вид  у  него  был  затравленный.  Бенедикт
действительно устал.
     - Что бы вы хотели осмотреть, господин Павел? - спросила Элга.
     - Все.
     - Благодарю, - она прямо-таки обдала меня  синевой.  Я  подумал,  что
радужка глаз у нее подкрашенная.
     - Все - это очень  много,  Павел.  Может  быть,  мы  сначала  посидим
где-нибудь, Павел?
     Мое имя таяло у нее во рту.
     - Сначала немного посмотрим, - извиняясь, сказал я.
     Элга передернула плечиком:
     - Вот режиссерская. Там готовят сегодняшний Спектакль.
     Режиссерская представляла  собой  громадную  комнату  без  окон.  Под
светящимся  потолком  были  развешаны   десятки   волновых   софитов   для
стереокраски, а в  центре  на  разномастных  стульях  сидели  около  шести
человек. Режиссер, похожий на елку, жестикулировал. Сбоку от него я увидел
Кузнецова. Гера задумчиво курил. Он то ли не обратил внимания на  открытую
дверь, то ли играл свою роль - по легенде мы были незнакомы.
     Больше я ничего заметить не успел. Режиссер повернул к нам изъеденное
до костей лицо и спросил, срываясь на крик:
     - В чем дело? Я занят, занят, занят!
     Элга закрыла дверь, словно обожглась.
     - Ввод Спектакля, - смущенно  пояснила  она.  -  Витольд  всегда  так
нервничает.
     Я промолчал. Я думал:  как  хорошо,  что  в  паре  со  мной  работает
Кузнецов. Спокойный и рассудительный Гера Кузнецов, на которого при  любых
обстоятельствах можно положиться даже больше, чем на самого себя.
     Элга повела меня в техотдел. Я не разбираюсь в голографии и тем более
в волновой  технике,  но,  по-моему,  оборудование  у  них  первоклассное,
выполненное  в  основном  по  специальным  заказам.  Там  же,  в  зале,  в
прозрачном кресле, возведя черные глаза  к  потолку,  полулежал  парень  в
шикарном  тренировочном  костюме;  он  затягивался  тонкой,   как   спица,
сигаретой, а выпускал зеленый дым. Парень даже не  посмотрел  на  нас,  но
сигарета замерла в воздухе, и я  понял,  что  он  слушает  разговор  самым
внимательным  образом.  Выходя,  я  равнодушно  обернулся  и  поймал   его
пронзительный и сразу погасший взгляд.
     Вообще Элга оказалась неплохим гидом, особенно когда забывала о своей
задаче - обольстить инспектора из Столицы. Я искренне был заинтересован ее
рассказом, и поэтому она говорила много и охотно. В  результате  я  узнал,
что ей двадцать семь лет, что она не замужем  -  все  попадались  какие-то
хухрики, что она хотела бы  иметь  самостоятельную  работу,  а  ее  держат
ассистентом, что она давно бы ушла, если бы не Спектакли, что все  в  Доме
держится на Витольде, а директор в искусстве - ни дуба не варит,  что  он,
директор, уже не раз делал ей определенные предложения, но,  она  в  гробу
видела этого зануду, что директор  и  Витольд  ненавидят  друг  друга,  но
почему-то работают вместе, хотя давно  могли  бы  и  разойтись,  что  Элге
приходится выполнять некоторые особые поручения, какие - она не  уточнила,
и поэтому многие относятся к ней плохо.
     Из всего этого в какой-то мере можно было составить общую картину, но
ничего существенного понять при этом  было  невозможно.  Элга  была  очень
мила, и мне приходилось ежесекундно напоминать себе, что фантом,  пока  не
включена программа, ничем не отличается от обычного человека.
     Кроме того, у меня не выходил  из  головы  погром  в  моей  квартире.
Сомнений не было - я засветился. Но  каким  образом?  Ведь  я  появился  в
городе только вчера и о моем прибытии знали три, от силы четыре  человека?
А если громить квартиру, то  причем  тут  микрофоны?  Получалась  какая-то
ерунда.
     Сдавленный хрип донесся  из-за  низенькой  двери  слева.  Так  хрипят
загнанные лошади. Я посмотрел на Элгу.  Она  ползала  плечами.  Я  потянул
дверь. В маленькой, похожей на кладовку комнате, где стояли рулоны  бумаги
и высокие бутыли  коричневого  стекла,  угрюмый  Краб,  оскалясь,  стиснув
квадратные зубы, душил зажатого в угол советника Фольцева. Финансовый  бог
уже посинел, слабыми пухлыми руками рвал кисть, сдавившую горло.
     - Отпустите, - сказал я.
     Краб повернул заросшее лицо:
     - Чего?
     - Вполне достаточно.
     - Исчезни, - посоветовал Краб.
     - Я ведь могу вызвать полицию, - пригрозил я. - Есть двое свидетелей.
     Отпущенный  советник  стал  кашлять,  давиться   слюной,   сгибаться,
насколько ему позволял живот. Лицо у него из синего стало багровым.  Вдруг
он замахал руками:
     - Оставьте нас! Пожалуйста! Я вас прошу!
     И опять согнулся, выворачивая легкие в кашле.
     Мы пошли дальше. Я деликатно молчал. У Элги был такой вид, словно  ее
осенило.
     Мы спустились в библиотеку. Она  располагалась  в  подвале.  Светился
матовый потолок. Уходили вдаль деревянные стеллажи. Было  очень  тихо.  За
барьером у раскрытой книги сидела девушка, с таким печальным лицом, словно
она всю жизнь провела в этом подвале.
     Элга меня представила.
     - Анна, - сказала девушка. Она была в сером платье с белым  кружевным
воротничком - как в старом фильме.
     - У вас, вероятно, много читателей? - спросил я. И  мне  вдруг  стало
стыдно за свой бодрый тон.
     - Нет, - сказала она. Сейчас мало читают, больше смотрят видео.  А  с
тех пор, как начались Спектакли, - тем более.
     Я перевел взгляд на раскрытую книгу.
     - А я привыкла, - сказала она. -  С  детства  читаю.  Это  отец  меня
приучил.
     Элга фыркнула.  Теперь  мне  это  не  показалось  привлекательным.  Я
смотрел на Анну. Она -