и
их женщин с лицами, вечно закрытыми паранджой, и их детей... Стоп.  У  них
же никогда  не  было  детей.  Виктор  вдруг  только  сейчас  задался  этим
вопросом. Как же так? И вспомнился  Шопенгауэр,  сказавший  однажды,  что,
если бы люди жили вечно, им стало бы ни к чему  рожать  детей.  Бедуины  -
раса  бессмертных.  Любопытная  гипотеза.  Не  забыть  бы   поделиться   с
Големом...
     Мимо Виктора гордо прошествовали пятеро  юнцов  в  сафари  -  четверо
ребят и одна девушка, всем на вид  лет  по  шестнадцать,  все  удивительно
чистенькие, свеженькие, румяные и дышащие  прохладой,  словно  только  что
пришли с мороза. Селена приветствовала их вертикально поднятой левой рукой
со сжатым кулаком, они ответили тем же, а  Хафиис  выпрямился,  расправляя
плечи и слегка откидывая назад  голову,  и  сквозь  его  прищуренные  веки
полыхала черная ненависть. И это был такой мощный эмоциональный луч, поток
лучей, что Виктор физически ощутил  его  обжигающую  силу,  отраженную  от
бодрых детишек-штурмовиков. И сделалось страшно. Такую ненависть в  глазах
он видел только на войне, а таких подростков он вообще никогда в жизни  не
видел. И он не знал теперь, кто для него более чужой: бедуины, не  имеющие
детей, или дети, отказавшиеся от родителей. А ведь в том немыслимом  строю
на площади маршировал и его собственный внук Август - сын Ирмы.
     Безумно  захотелось  выпить,  но  он  оставил   фляжку   в   разбитом
"ситроене". Значит, придется терпеть до города.
     Водитель   оказался   не   бедуином,   однако    был    патологически
неразговорчив, и, получив от него пару-другую ответов типа  "да,  нет,  не
знаю", Виктор задремал.  Колонна  танков  уже  прошла,  и  над  опустевшей
дорогой в знойном мареве повисла зловещая тишина.



                                    6

     Тяжелый липкий дневной сон был прерван душераздирающим воплем. Виктор
резко поднялся, роняя на пол уже совершенно  высохшую,  горячую  простыню,
пару секунд посидел на кровати, выжидая,  пока  пройдет  головокружение  и
рассеется желтая муть перед глазами, вытер ладонью пот с лица  и,  наконец
поднявшись, приблизился к окну.
     Во дворе отеля дрались коты. Точнее, готовились к драке. Два  матерых
сиамца, выгнув спины и чудовищно распушив черные хвосты, попеременно орали
друг на друга низкими, противными, почти человеческими голосами. Один  был
нечистокровный сиамец: белые пятна на лапках и  сизоватая  морда  выдавали
примесь плебейской крови.  Второй  -  образцовый  представитель  породы  -
выглядел совершенно как домашний кот, а может  быть,  и  был  домашним,  и
Виктор мысленно поставил на него. Однако поединок не состоялся.  В  центре
двора появился третий кот,  тоже  вроде  бы  сиамский,  но  почти  черный,
крупноголовый и вообще огромный, - те двое рядом с ним казались котятами.
     - М-м-м-а-а-о, - с достоинством произнес он, и драчуны мигом прыснули
в разные стороны.
     "Сюрная сцена, - подумал Виктор. - И откуда вдруг  повылезло  столько
этого таиландского зверья?"
     Он вспомнил, как много лет назад в этом же городе  бедуин  прогуливал
по улице сиамского котенка на  шлейке  и  собралась  толпа  зевак.  Такого
местные жители еще не видели, а одна девочка даже спросила:
     - Ой, это у вас что, обезьянка?
     Теперь дворовые сиамские коты  стали  достопримечательностью  города.
Они жили по всем подвалам, по всем помойкам вместе с рыжими,  черно-белыми
и полосатыми,  но  голубоглазых  экзотических  красавцев  было  несравнимо
больше. Размножались они, что ли, быстрее? Или признаки их породы  были  -
как это учили  в  школе  -  доминантными?  Кошек  вообще  в  городе  стало
видимо-невидимо. Мышей они слопали всех до единой, даже  крыс  практически
полностью  передушили,  оставив  доедать   собакам,   а   еще   в   народе
поговаривали, что скоро исчезнут воробьи, - сиамцы необычайно лихо за ними
охотились.
     Виктор достал из холодильника тоник в  большой  пластиковой  бутылке,
плеснул себе в стакан и поглядел на часы. Сиеста кончилась. Пора к  Тэдди.
Кстати, ужасно хочется есть. Несмотря на жару. Кажется, он сегодня  так  и
не позавтракал.
     "Закажу ледяную  окрошку,  -  подумал  Виктор,  мечтательно  закрывая
глаза, - и маринованных миног, и грибы, и мясо по-гватемальски..."


     За привычным столиком сидели еще  вполне  трезвый  Квадрига  и  Антон
Думбель в шикарных белых брюках и белой рубашке с  короткими  рукавами,  с
карманчиками и погончиками. Он был теперь  похож  на  губернатора  острова
Борнео, и к его мускулистым загорелым рукам  сильно  не  хватало  тяжелого
маузера, завершающего образ. А также хорошо бы смотрелись рядом с  ним  по
обе стороны рослые негры с автоматами. Однако  губернатор  острова  Борнео
был   настроен   миролюбиво,   потягивал   из   высокого   бокала   что-то
газированно-прохладительное и задумчиво глядел на запотевшую рюмку  то  ли
коньяка, то ли виски.
     - Здравствуйте, Антон. - Виктор решил подколоть его. - А почему же вы
не на месте событий?
     - Каких событий? - невинно поинтересовался Антон.
     - Ну как же, около Лагеря большое скопление боевой техники...
     - А-а, - протянул Антон, - ну, это не по моей части.
     - Как же так? Разве инспектор  по  делам  национальностей  не  должен
присутствовать там, где национальный конфликт перерастает в военный?
     Антон  посмотрел  на  Виктора  пристально,  опрокинул  рюмку,   шумно
выдохнул (судя по запаху, это был все-таки коньяк) и спросил:
     - Вы знаете, почему мы проиграли Последнюю войну?
     - Наверно, потому, что она была не последней, - быстро сказал Виктор,
словно это был единственно возможный и заранее заготовленный ответ по ходу
викторины.
     - Оригинальная мысль, - оценил Антон.
     И тут неожиданно вклинился Квадрига:
     - А почему, собственно, вы считаете, что мы там проиграли?
     Антон даже растерялся на мгновение.
     - Н-ну... потому что это общепринятое мнение.
     - А я вот так не считаю, - сказал Квадрига. И добавил: -  Терпеть  не
могу общепринятое мнение.
     Антон промолчал, Виктор на всякий случай тоже. Квадрига не унимался:
     - На Последней войне я писал батальные сцены. С натуры. Мне почему-то
знакомо ваше лицо, господин Думбель. Я не мог  встречать  вас  на  фронте?
Нет?
     - Нет, - отрезал Антон. - Меня там не было.
     - Я пью за победителей  Последней  войны!  -  многозначительно  изрек
Квадрига и поднял свой стаканчик с охлажденным ромом.
     - Так вы все-таки хотите услышать, Виктор, почему мы проиграли в  той
войне?
     - Разумеется. Я вас слушаю.
     - Потому что мы не знали, с кем воюем и для чего воюем, потому что  у
нас не было _и_д_е_и_, а у них, у наших врагов, - была. Они  точно  знали,
что идут на бой за Аллаха, а у нас одни выполняли интернациональный  долг,
другие сводили личные счеты, третьи зарабатывали деньги,  а  в  итоге  все
дружно признали, что это была интервенция, постыдная захватническая  война
и вообще ошибка.
     - Простите, - прервал его Виктор, - но ведь это же все  общее  место.
Не позорьтесь, Антон, вам не пристало пересказывать такие банальности.
     - Вы не дослушали меня, - жестко  сказал  Антон.  -  Это  всего  лишь
необходимая преамбула. Извините, если  напомнил  вам  общеизвестные  вещи.
Официант! Двойной коньяк. Мне и господину Баневу. Вы не возражаете?
     - Пока - нет, - сказал Виктор.
     - Так вот, суть моей мысли заключается в том, что мы  вели  на  самом
деле не захватническую, а чисто  оборонительную  войну,  мы,  как  всегда,
раньше других почувствовали главную мировую угрозу и приняли удар на себя.
Мы вступили в священную войну, не поняв ее смысла, и потому вынуждены были
прекратить  ее.  Но  теперь-то  уже  всем  ясен  зловещий  смысл  великого
противостояния  Север  -  Юг,  заменившего   собою   ушедшее   в   историю
противостояние Востока и Запада. Хотим мы этого или  нет,  шутили  вы  или
говорили серьезно, но Последняя война была не  последней,  вы  правы,  нам
снова придется воевать.  И  уж  теперь-то  мы  победим,  должны  победить,
иначе...
     - Простите, - снова перебил его Виктор. - Но что-то на этот раз я  не
до конца вас понимаю. Кто он, этот враг  с  Юга,  которому  вы  объявляете
священную войну?
     -  О  Господи!  Правильно  говорил  Голем,  что  писатели   -   народ
необразованный. Вы Салмана Рушди читали?
     - "Сатанинские стихи"? Наслышан.
     - Он написал не только "Сатанинские стихи", он много чего  написал  о
мусульманах.  И  это  он  сказал,  что  главной  угрозой  для  современной
цивилизации является мусульманский мир. Мне  неважно,  арабы  они,  турки,
пуштуны или боснийцы, они - мусульмане, и значит, враги. Я знаю, что такое
ислам, уж вы мне поверьте. Да, я инспектор по  делам  национальностей,  но
это  не  значит,  что   я   националист,   как   твердят   эти   оголтелые
правозащитники. Я вовсе не отдаю предпочтения каким-то отдельным нациям, я
отдаю предпочтение более гуманной религии и более высокой культуре. Вот  и
все.
     Виктор  даже  есть  перестал.  Он  смотрел  на  Антона  и   удивлялся
произошедшей  в  нем  перемене,   из   респектабельного,   уравновешенного
чиновника  с  так  называемыми  погонами  в  кармане  он   превратился   в
митингующего, почти  истеричного  политика  или  в  боевого  командира,  с
отчаянной  смелостью  поднимающего  свою   роту   против   неприятельского
батальона.
     Антон продолжал, увлекаясь все больше:
     - Надо же наконец, надо же рано или поздно делать свой выбор, если мы
действительно не хотим погубить  цивилизацию.  Нашу  цивилизацию.  Сколько
можно кричать о равенстве перед законом  и  перед  Богом  (каким  Богом?),
сколько можно кричать о свободе  и  справедливости,  когда  в  ответ  тебе
кричат "Джихад!" или "Газават!", а других слов просто не знают и не  хотят
слышать. С ними же не о чем договариваться. С ними нельзя  договариваться.
Их надо просто уничтожать.
     -  Помилуйте,  батенька,  что  вы  говорите  такое?  Ваше  начальство
разрешило вам произносить вслух такие слова?
     - А  чего  я  такого  сказал?  -  почтя  как  нашкодивший  мальчишка,
вскинулся Антон. Вторую,  самую  ядовитую  часть  вопроса  он  практически
пропустил мимо ушей. - Бросьте вы  эти  ваши  интеллигентские  штучки:  не
убий, не укради, гуманизм-онанизм. Вы начинаете стрелять, когда вашу  жену
уже отправили в концлагерь или когда на ваших детей уже  падают  бомбы,  а
стрелять надо начинать раньше,  чтобы  ничего  этого  не  произошло.  Надо
наносить упреждающие удары. Для этого только необходимо правильно  выбрать
цель. Сегодня мы выбрали ее. Но времени осталось предельно мало.  Ислам  -
это не религия,  ислам  -  это  болезнь,  эпидемия,  распространяющаяся  с
чудовищной скоростью. Здесь не дискуссии нужны, а дезинфекция.  Вы  хотите
весь остаток жизни молиться Аллаху или вы все-таки предпочтете нашу веру?
     - Вы верующий? - быстро спросил Виктор, подняв брови.
     - Нет, я употребил слово "вера" в самом широком смысле.
     - Ну а в самом широком смысле, мне, честно говоря,  все  равно,  кому
молиться. И если меня будут заставлять каждый день  ходить  в  костел,  я,
пожалуй, тоже закричу "Джихад!". Антон, не бросайтесь такими словами,  как
"вера".  Лучше  объясните  мне,  кто  же  будет  выбирать  кандидатов   на
уничтожение: лично господин президент или начальник его охраны? И по каким
признакам будут отличать мусульман? По отсутствию крайней плоти? Ну, тогда
я вам расскажу, что будет:  в  первую  очередь,  как  всегда,  расстреляют
евреев, потом не успеют  остановиться  и  по  какому-нибудь  недоразумению
вырежут всех армян, при этом,  разумеется,  пострадают  чеченцы,  калмыки,
сербы, афганцы и крымские татары, в меньшей степени,  но  тоже  достанется
тамилам, баскам, абхазам, корейцам и эскимосам. Ну а совершенно  под  ноль
вырежут без различия национальности столь ненавистных вам правозащитников,
то есть в основном ученых, священников и писателей. Меня,  соответственно,
тоже убьют, за что я вам заранее говорю "большое спасибо".
     - Шутите? - несколько оторопел Антон от такой контратаки.
     - Нисколько. К сожалению. И если  я  вас  правильно  понял,  вы  тоже
говорили вполне серьезно.
     - В общем, да.
     - Тогда, _с _в_а_ш_е_г_о _п_о_з_в_о_л_е_н_и_я_, я лучше выпью  джину,
- медленно проговорил Виктор и, поднявшись, пошел к  стойке,  чтобы  лично
заказать у Тэдди порцию любимого напитка со льдом.
     Когда он вернулся, Антон сидел как ни в чем не бывало, все  такой  же
белый,  отутюженный  и  довольный  собой.  На  гладко  выбритом  лице   не
отразилось  и  тени  сомнения  в  только  что  высказанных  идеях.   А   в
серо-стальных глазах полыхало адское пламя превосходства и причастности  к
страшной тайне. Виктор представил себе вдруг, как капитан  Думбель  вот  в
этих самых белоснежных брюках идет вдоль ряда лежащих на  асфальте  тел  и
методично производит контрольные выстрелы в голову. Картинка  нарисовалась
настолько яркая, что его даже замутило слегка.
     Банев сел, выпил джину и зачем-то  спросил,  хотя  уже  не  собирался
возвращаться к разговору:
     - А детей мусульманских вы тоже предполагаете уничтожать?
     - Я так и чувствовал, что вы не  поймете  главного.  Я  же  сказал  -
упреждающий удар. Но относительно возраста, начиная  с  которого  человека
следует  считать  опасным,  конечно,  потребуется   отдельное,   тщательно
продуманное решение, лично я не могу взять на себя такую  ответственность,
никто ведь не может...
     "Господи, - думал Виктор, - в какое странное  время  мы  живем!  Всем
разрешили говорить все: государственным служащим, занимающим важные посты,
журналистам с экрана, рядовым гражданам на улицей в магазине  -  разрешили
говорить абсолютно все: от нецензурной брани в адрес господина  президента
до  открытых  призывов  к  свержению  строя  и   массовым   убийствам   по
Национальному  или  религиозному  признаку.  Разрешили  говорить  все,  но
говорят почему-то одни только гадости, во всяком случае  те,  кто  говорит
громко. А сделать ничего нельзя, потому что делать пока еще не  разрешили,
то есть разрешили, но не дают. Странное время".
     В ресторане появилась извечная пара - молодой человек в сильных очках
и его долговязый спутник.
     "Интересно, - подумал Виктор, - а эти тоже ненавидят бедуинов или они
как раз, наоборот, представляют бедуинскую секьюрити сервис? Бороды сбрили
и косят под европейцев".
     Виктор еще раз взглянул на выразительную парочку за угловым столиком,
и какое-то неясное мучительное воспоминание промелькнуло у него в  голове.
Какие они, к черту, бедуины! Он же их знает, хорошо знает, вот только...
     - Вы меня не слушаете, Банев, - сказал Антон.
     - Что вы, что вы, я вас  очень  внимательно  слушаю,  вы  только  что
говорили о паломничестве в Мекку.
     - Действительно, - удивился Думбель, - как раз об этом я  и  говорил.
Но у вас было совершенно отсутствующее лицо.
     - Не обращайте внимания. Как говорит один мой приятель,  у  меня  все
друзья - шизоиды.
     - Ну зачем же вы так о себе, господин Банев, шизоиды у нас за колючей
проволокой.
     Виктор допил джин и пристально посмотрел на Антона:
     - Что это вас сегодня так разбирает, господин капитан?
     Вопрос был риторический в общем-то, и Думбель не ответил.
     - А скажите, -  поинтересовался  Виктор,  -  эта  ваша  инспекция  по
национальным вопросам - военизированная организация?
     - Нет  никакой  инспекции,  -  сказал  Антон.  -  Есть  администрация
губернатора, и я занимаю в ней одну из ответственных должностей. Капитаном
я был, когда работал в Министерстве внутренних дел.
     - А-а-а, - протянул Виктор, мысленно стряхивая лапшу с ушей.
     И тут проснулся Квадрига.
     -  Анаша,  -  произнес  он.  -  Кальян.  Душная  ночь.  И  гигантские
тарантулы.
     - Гигантских тарантулов не надо, - попросил Виктор.
     - Хорошо,  -  сразу  согласился  Квадрига  и  поинтересовался:  -  Мы
знакомы? Доктор гонорис кауза Рем Квадрига...
     У столика неожиданно появилась Селена.
     - Виктор, ты еще не слишком пьян?
     - Я в норме. А что?
     - Ты мне нужен. Пошли. Быстро.



                                    7

     Было еще очень жарко,  а  Селена  торопилась,  и  Виктор  раздраженно
осведомился:
     - Куда ты меня опять тащишь?
     - Помолчи, - сказала Селена, но как-то удивительно ласково, грех было
обижаться на такое "помолчи". - Мне нужен крепкий мужик, а больше я никому
здесь не могу довериться. Скоро появятся мои ребята, и ты будешь свободен.
     - Да нет, я в общем-то никуда не спешу.
     Виктор оттаял. Охваченный внезапным приступом нежности к  Селене,  он
уже не хотел с ней расставаться и готов был делать по ее просьбе  все  что
угодно.
     - У меня на сегодня уже никаких дел, - сообщил он.  -  Завтра  что-то
было...
     - Завтра у тебя встреча с Хафиисом, - напомнила Селена. - Будь с  ним
поосторожней.
     - В каком смысле?
     - Ну, он человек очень умный...
     - Знаю, - сказал Виктор.
     - А это опасно, потому что он наш враг.
     - Не знаю, - сказал Виктор.
     - Чего ты не знаешь?
     - Я не привык считать врагами не знакомых мне людей.
     - А на войне? - спросила Селена.
     - Но мы же не на войне.
     - Это с какой стороны посмотреть, - возразила Селена. - Кстати,  надо
послушать вечерние новости. Возможно, уже  ввели  чрезвычайное  положение.
Или военное. Не знаю, какой вариант они выберут.
     - Весело, - сказал Виктор.
     И тут они пришли. За углом, где кончалась улица и начинались пустыри,
у края разбитой пыльной дороги, лежал ничком человек в темно-синем бурнусе
и с косматой бородой - бедуин. Кто-то проломил ему  голову,  как  пишут  в
протоколах, тяжелым тупым предметом, и зрелище было не  из  приятных.  Шея
лежащего неестественно вывернулась, капюшон сбился  на  сторону,  открывая
вид на то, что было лбом, а теперь представляло собой жуткую  мешанину  из
раздробленных костей черепа,  курчавых  волос,  темных  сгустков  крови  и
желтовато-серой мозговой ткани.
     По дороге, пару раз оглянувшись, торопливо уходил паренек  в  сафари.
Селена даже не попыталась его остановить, и Виктор, хоть  и  был  озадачен
такой странностью, счел за лучшее промолчать по этому поводу.
     - Кто ж это его так? - тихо проговорил он. - Ваши?
     - Наши не занимаются такими глупостями, - обиженно ответила Селена.
     - Размозжить  человеку  голову  теперь  считается  просто  глупостью.
Интересный подход.
     Селена промолчала. Ей было явно  не  до  разговоров.  Она  все  время
озиралась  по  сторонам  и  пристальнее  всего  вглядывалась  в  скопление
покосившихся ржавых гаражей, сарайчиков и ангаров за пустырем.
     - Может, вызвать полицию? - Виктор продолжал говорить как  бы  сам  с
собой.
     - Ты что, с ума сошел?! - вздрогнула Селена.
     - Почему?
     - Слушай, ты можешь помолчать сейчас? А? Пожалуйста.
     Виктор пожал плечами.
     - Помоги-ка вот лучше. - Селена  наклонилась  над  трупом  и,  достав
платок, попросила: - Переверни его.
     Отчаянно борясь с подкатывающей к горлу тошнотой, Виктор ухватился за
плечи мертвого бедуина.
     - Нет, одной рукой возьмись за капюшон, - распорядилась Селена.
     Виктор расправил смятый капюшон бурнуса и резко перевернул неожиданно
тяжелое (даже для мертвого) тело, а Селена с профессиональной сноровкой  и
аккуратностью, не запачкав ладоней, вложила разбитую голову в капюшон.
     - Подержи так, - продолжала командовать она и, быстро поискав глазами
вокруг, зачем-то подложила кирпич под затылок бедуину.
     - Черт! Ну где же они? - прошипела Селена,  выпрямившись  и  еще  раз
оглядевшись. - Постой здесь минутку. Ладно?
     Виктор даже не успел ответить, а она уже шагала в сторону домов. Роль
охранника при свежем трупе неизвестного происхождения все меньше и  меньше
нравилась писателю Баневу, но он все-таки поборол в с