основания, а святилище под ней  не  тронули?  По  логике,  они  должны  были
разграбить его дочиста.
   - Ну, а если там было замуровано что-то, чего  они  не  хотели  касаться?
Это, конечно, только гипотеза. Мы, возможно, никогда не узнаем правды,  даже
когда откроем святилище - если откроем.
   - Если?
   - С этим могут быть проблемы, ваше величество. Я имею в виду политические
проблемы. Мы обсудим их позднее - сейчас не время.
   Валентин кивнул и посмотрел на ряд  ниш  дюймов  девять  глубиной  и  фут
высотой, выдолбленных в стене примерно в восемнадцати дюймах над полом.
   - Они предназначены для жертвоприношений?
   - Совершенно верно. - Магадоне Самбиса осветила ниши справа налево.  -  В
нескольких мы нашли микроскопические следы засохших цветов,  в  других  были
черепки и яркие камешки - они и сейчас там лежат. И останки животных. -  Она
помолчала. - А вон там, в крайней левой  нише...  -  Фонарик  задержался  на
желтой звезде, прикрепленной к задней стенке углубления.
   - Значит, это там? - ахнул Валентин.
   - Да, там лежала голова Гуукаминаана. Аккуратно помещенная в центр  ниши,
лицом наружу. Приношение своего рода, я полагаю.
   - Но кому? И зачем?
   Магадоне Самбиса пожала плечами.
   - Вернемся, ваше величество. В этом воздухе лучше не оставаться долго.  Я
просто хотела показать вам,  где  расположено  святилище.  И  где  мы  нашли
недостающую часть доктора Гуукаминаана.
 
   Позже, когда  к  ним  присоединились  Насимонте,  Тунигорн  и  остальные,
Магадоне Самбиса показала Валентину  еще  одно  важное  открытие,  сделанное
экспедицией: необычное кладбище, где древние обитатели Велализьера  хоронили
своих мертвых.
   Вернее, фрагменты своих мертвых.
   - Видимо, ни в одной из  могил  нет  цельного  мертвого  тела.  В  каждом
вскрытом нами погребении мы находили только крошечные частицы -  палец  там,
ухо здесь, губу, палец  ноги.  Или  какой-нибудь  внутренний  орган.  Каждый
кусочек тщательно набальзамирован,  помещен  в  красивый  каменный  ларец  и
захоронен под своим надгробным камнем.  Часть  целого,  вид  метафорического
погребения.
   Двадцатитысячелетнее кладбище метаморфов было одним из самых удивительных
зрелищ, какие Валентин видел среди множества диковин, на которые столь  щедр
Маджипур.
   Оно занимало участок не более ста футов в длину и  шестидесяти  в  ширину
a`%$( пустынных, заросших травами дюн в конце одного из  мощеных  бульваров,
пересекающих город с севера на юг. На этом  клочке  земли  помещалось  около
десяти тысяч могил, плотно стиснутых вместе. Могильные камни  напирали  один
на другой, перекошенные в разные стороны так, что в глазах рябило.
   В свое время, вероятно, каждый камень любовно ставился под  прямым  углом
над ларцом, вмещавшим  избранную  для  погребения  частицу  усопшего.  Но  с
течением веков могил на маленьком кладбище становилось все больше и  больше,
и в конце концов им  стало  тесно.  На  каждом  квадратном  ярде  помещалось
несколько дюжин.
   Камни продолжали воздвигаться,  невзирая  на  соседние,  и  более  старые
клонились набок. Теперь они напоминали лес, пострадавший  от  жестокой  бури
или сильнейшего землетрясения. Здесь не было и двух надгробий,  которые  сто
яли бы под тем же углом.
   На каждой из маленьких стел из бурого песчаника, с ладонь шириной и около
пятнадцати  дюймов  высотой,  точно  на  треть  от   вершины   был   вырезан
один-единственный иероглиф, затейливый и сложный -  такие  встречались  и  в
других частях города. Ни один из них не походил на другой. Что  это  было  -
имена покойных? Молитвы, обращенные к давно забытому богу?
   - Мы не имели представления о том, что оно  находится  здесь,  -  сказала
Магадоне  Самбиса.  -  Это  первое   место   захоронения,   обнаруженное   в
Велализьере.
   - Могу это засвидетельствовать, - весело подмигнул Насимонте. - Я ведь  и
сам пробовал копать здесь когда-то. Охотился за сокровищами  -  в  то  время
ложный Валентин прогнал меня с моей земли, и  я  жил,  как  бандит,  в  этой
пустыне. Но ни одной могилы я так и не нашел. Ни единой.
   - Вот и мы не находили, как ни старались, - сказала Магадоне  Самбиса.  -
На это место мы наткнулись  по  чистой  случайности.  Оно  было  укрыто  под
десятью-двадцатью футами песка, и никто не подозревал о  его  существовании.
Но однажды зимой над равниной пронесся ужасающий смерч. Он с  полчаса  стоял
над этой частью города,  а  когда  прошел,  то  оказалось,  что  целая  дюна
сметена, а под ней открылась вот эта коллекция надгробий. Вот посмотрите.
   Став на колени, она разгребла тонкий слой песка под одним  из  камней,  и
показалась  крышка  из  полированного   серого   камня.   Магадоне   Самбиса
отковырнула ее и отложила в сторону.
   Тунигорн издал звук, выражающий отвращение. Валентин заглянул в ящичек  и
увидел там нечто вроде сморщенного куска темной кожи.
   -  И  так  везде.  Символическое  захоронение,   требующее   минимального
пространства. Очень эффективно, если учесть, какое огромное население должен
был иметь Велализьер в период своего расцвета. Здесь помещалась лишь частица
мертвого тела, обработанная столь искусно, что все они со хранились до наших
дней. Остальное, насколько нам известно, выбрасывалось на холмы за  городом,
где подвергалось естественному разложению. Тела пьюриваров разлагаются очень
быстро - мы до сих пор не нашли никаких следов.
   - А как это соотносится с современным погребальным ритуалом метаморфов? -
спросил Миригант.
   - Мы почти ничего не знаем о современном погребальном ритуале пьюриваров.
Вы же знаете, какая это скрытая раса. Сами они  никогда  не  рассказывают  о
таких вещах, нам вежливость не позволяет расспрашивать, поэтому это  до  сих
пор остается загадкой.
   - Но ведь у вас в экспедиции есть свои метаморфы, -  сказал  Тунигорн.  -
Разве вежливость запрещает консультироваться с коллегами? Какая польза учить
перевертышей на археологов, если вы так опасаетесь задеть их чувства, что не
можете получить от них сведений об их собственном народе?
   -  Вообще-то  я  обсуждала  эту   находку   с   доктором   Гуукаминааном.
Расположение   кладбища   и   плотность   захоронений   явились   для   него
неожиданностью, как мне показалось, но он не выразил никакого  удивления  по
поводу захоронения частей тела вместо цельных трупов. Он дал мне понять, что
это не слишком отличается  от  современных  похоронных  обычаев  пьюриваров.
Тогда у нас не было времени входить в подробности, и мы оставили эту ему.  А
теперь...
   Ее лицо снова приняло беспомощный, растерянный вид человека  перед  лицом
насильственной смерти, который приобретало всякий раз, когда  речь  заходила
об убийстве Гуукаминаана.
   "Это не слишком отличается от современных похоронных обычаев /ln`(" `."",
- повторил про себя Валентин.
   Он подумал о расчлененном теле Гуукаминаана, разбросанном  по  жертвенной
платформе,  о  голове,  унесенной  в  подземелье  под  Седьмой  пирамидой  и
аккуратно помещенной в одну из ниш святилища.
   В этом жутком акте сквозило нечто столь чуждое, что Валентин снова пришел
к необъяснимому и неприятному, но неизбежному выводу, который напрашивался с
первых  же  минут  его  прибытия  сюда.  Убийца  археологаметаморфа  -  тоже
метаморф.  Как  сразу  отметил  Насимонте,  в  этом  кровавом   преступлении
просматривался ритуальный аспект, носивший все признаки деяния метаморфов.
   Но это по-прежнему не имело  смысла.  Валентин  не  мог  поверить,  чтобы
старика убил кто-то из его соплеменников.
   - Каким он был, Гуукаминаан? - спросил понтифик Магадоне Самбису. - Я  не
был с ним знаком. Не грешил ли он вспыльчивостью? Сварливостью?
   - Ни в коей мере. Он был славный, добрый.  Блестящий  ученый.  Здесь  нет
никого, будь то люди или пьюривары, кто не любил бы его и не восхищался им.
   - Но один, по крайней мере, нашелся, - ехидно вставил Насимонте. Эту идею
стоило исследовать, и Валентин спросил:
   - А не было ли у вас какого-нибудь научного соперничества? Спора  о  том,
кому принадлежит то или иное открытие, жарких дискуссий на  предмет  какойто
теории?
   Магадоне Самбиса посмотрела на понтифика, как на безумного.
   - Вы полагаете, что мы способны убить друг друга из-за таких вещей,  ваше
величество?
   - Признаю, что сказал  глупость,  -  улыбнулся  Валентин.  -  Ну  хорошо:
предположим,  что  Гуукаминаан  во  время  раскопок  нашел  какой-то  ценный
предмет, какое-то сокровище, способное  принести  большие  деньги  на  рынке
древностей. Не могло ли это стать причиной для убийства?
   Снова непонимающий взгляд.
   - Во время раскопок, ваше величество, мы находим статуэтки из песчаника и
кирпичи с надписями, а не  золотые  тиары  или  изумруды  величиной  с  яйцо
гихорны. Все, что можно было украсть отсюда, украдено  давным-давно.  И  про
давать свои находки мы склонны не более, чем... чем убивать друг друга.  Все
находки  делятся  поровну  между  университетским  музеем   в   Аркилоне   и
пьюриварским хранилищем в Иллиривойне. Во всяком случае... но нет, это  даже
обсуждать не стоит. Совершенно абсурдная мысль. - Внезапно она вспыхнула.  -
Простите меня, ваше величество, я не хотела проявить неуважения.
   Валентин отмахнулся.
   -  Я  просто   пытаюсь   нащупать   какой-нибудь   правдоподобный   мотив
преступления. Надо же с чего-то начать.
   - Я дам вам этот мотив, - внезапно  сказал  Тунигорн.  Его  лицо,  обычно
открытое и дружелюбное, исказила хмурая гримаса, и тяжелые брови  сошлись  в
сплошную черную линию. - Нельзя  забывать,  что  над  этим  местом  тяготеет
проклятие. Вы это знаете не хуже меня. Проклятие. Перевертыши сами  наложили
его на этот город, одному Божеству ведомо сколько тысячелетий  назад,  когда
разрушили его за убиение морских  драконов.  Они  хотели,  чтобы  это  место
осталось покинутым навсегда. С тех пор здесь обитали  только  призраки.  Вы,
ваше величество, прислав сюда археологов,  нарушили  покой  этих  призраков,
прогневали их, и они нанесли ответный удар. Смерть  старого  Гуукаминаана  -
это только начало. Будут и другие, помяните мое слово!
   - Так ты полагаешь, что призраки способны разрезать кого-то на  пять  или
шесть кусков и раскидать эти куски во все стороны?
   Но Тунигорн отказывался понимать шутки.
   - Я не знаю, на что призраки способны, а на что нет, - сказал он  упрямо.
- Я поделился с вами своей мыслью, вот и все.
   - Спасибо, дружище, - ласково сказал Валентин. - Мы рассмотрим  эту  идею
со всем вниманием. Я тоже хочу поделиться с вами своей мыслью, -  сказал  он
Магадоне Самбисе. - Она пришла ко мне после  всего,  увиденного  здесь  и  в
святилище пирамиды. Это преступление очень похоже  на  ритуальное  убийство,
отмеченное характерными чертами пьюриварского культа. Я  не  утверждаю,  что
произошло именно это, - просто говорю, что сходство есть.
   - И что же?
   - Да то, что это  дает  нам  нашу  отправную  точку.  Пора  переходить  к
a+%$cni%) фазе расследования. Пожалуйста, соберите сегодня всех  археологов.
Я хочу поговорить с ними.
   - Поочередно или со всеми вместе?
   - Сначала со всеми вместе - а там посмотрим.
 
   Но ученые были разбросаны  по  всей  огромной  зоне  раскопок,  поскольку
каждый занимался своим проектом, и Магадоне Самбиса  упросила  Валентина  не
созывать их до конца рабочего  дня.  Пока  отыщут  их  всех,  говорила  она,
наступит самое знойное время дня, и им придется тащиться по руинам  в  самую
жару,  вместо  того  чтобы  переждать  ее  в  каком-нибудь  темном  погребе.
Начальница просила дать им закончить дневную работу и встретиться с ними  на
закате.
   Это выглядело разумно, и Валентин согласился.
   Но сам он оказался не в силах терпеливо дожидаться заката.  Это  убийство
потрясло его до глубины души. Вот еще один симптом зла, пришедшего в мир уже
при его жизни. При всей своей огромности Маджипур долго был мирной планетой,
где жизненных благ хватало на всех и  преступления  всякого  рода  случались
крайне  редко.  Но  на  памяти  ныне  живущих  произошло  убийство  коронала
Вориакса, а за этим последовал дьявольский заговор, на время лишивший  трона
преемника Вориакса - Валентина.
   И, как теперь стало известно всем, за  обоими  этими  злодеяниями  стояли
метаморфы.
   Когда Валентин вернул свой  трон,  метаморф  Фараатаа  поднял  восстание,
принесшее с собой чуму, голод, всемирную панику и великую разруху.  В  конце
концов Валентин покончил с мятежом, лично лишив Фараатаа  жизни;  мягкий  по
натуре, он смотрел на этот подвиг с ужасом, но все-таки совершил его, потому
что так было надо.
   А когда Валентин, став  понтификом,  положил  начало  новой  эре  мира  и
гармонии, на него обрушивается зверское убийство всеми любимого и уважаемого
ученого-метаморфа. Гуукаминаан убит здесь, в  городе,  священном  для  самих
метаморфов, во время раскопок, которые Валентин и начал-то для  того,  чтобы
продемонстрировать уважение человеческого населения Маджипура к столь  долго
угнетаемым аборигенам. И все, по крайней мере на данной стадии, указывает на
то, что убийство совершил другой метаморф.
   Но ведь это безумие.
   Быть может, Тунигорн прав  и  все  это  -  следствие  какого-то  древнего
проклятия. Валентину тяжеловато было это проглотить - он не  верил  в  такие
вещи. И все же... все же...
   Он беспокойно бродил среди руин в самые жаркие  часы,  увлекая  за  собой
своих несчастных спутников. Зеленовато-золотой глаз солнца беспощадно глядел
вниз. Воздух дрожал от зноя. Мелкие кусты с кожистыми листьями, растущие  на
руинах, скукожились под палящими потоками света. Даже бес численные  ящерицы
унялись и перестали шмыгать туда-сюда.
   - Можно подумать, что  нас  перенесли  в  Сувраэль,  -  сказал  Тунигорн,
отдуваясь, но не покидая понтифика.  -  Это  климат  пустыни,  а  не  нашего
благодатного Альханроэля.
   Насимонте сардонически усмехнулся.
   - Еще один пример зловредности перевертышей,  любезный  мой  Тунигорн.  В
былые времена вокруг  города  росли  зеленые  леса,  и  воздух  был  свеж  и
прохладен. Но потом реку обратили вспять, леса засохли, и здесь не  осталось
ничего, кроме голого камня, который днем впитывает жару  и  хранит  ее,  как
губка. Спросите нашу археологиню, если мне не верите.  Этот  край  намеренно
обратили в пустыню, чтобы наказать грешников, которые жили здесь.
   - Тем больше причин убраться отсюда, - проворчал Тунигорн.  -  Но  делать
нечего: наше место рядом с Валентином, ныне и присно.
   Валентин почти не обращал внимания на  то,  что  они  говорили.  Он  брел
бесцельно от одного заросшего переулка до другого,  мимо  упавших  колонн  и
разрушенных фасадов, мимо пустых скорлупок того, что было раньше  лавками  и
тавернами, мимо величественных некогда дворцов. Здесь не имелось табличек, и
Магадоне Самбисы больше не было  рядом,  чтобы  многословно  повествовать  о
каждом здании. Это были куски погибшего Велализьера, части скелета древ него
метрополией
   Даже Валентину легко было представить  это  место  обиталищем  призраков.
Стеклянный блеск, идущий  от  груды  поваленных  колонн  -  скребущий  звук,
$.-%ah()ao оттуда, где заведомо нет ничего живого  -  шорох  песка,  который
движется словно по собственной воле...
   -  Каждый  раз,  как  я  посещаю  эти  руины,  -  сказал  он   Мириганту,
оказавшемуся ближе всех к нему, - меня поражает их древность. Груз  истории,
который давит на них.
   - Истории, которую никто не помнит, - сказал Миригант.
   - Но груз остается.
   - Это не наша история.
   Валентин одарил кузена презрительным взглядом.
   - Это ты так думаешь. Разве история Маджипура - не наша история?
   Миригант пожал плечами и промолчал.
   Есть ли смысл в том, что я только что сказал, подумал Валентин?  Или  это
жара действует мне на мозг?
   При этой мысли что-то словно взорвалось у него  в  голове,  и  перед  ним
возникла картина Маджипура во всей его  необъятности.  Огромные  континенты,
многоводные реки, сверкающие моря, непроходимые джунгли  и  жаркие  пустыни,
высоченные леса и горы, населенные невиданными  существами,  многомиллионные
города. Память Валентина переполнили ароматы тысячи цветов и тысячи  специй,
воспоминания о вкусе тысячи тонких блюд и тысячи вин. Бесконечно  богатым  и
разнообразным миром был этот его Маджипур.
   И он, Валентин, по праву наследования и по  воле  судьбы,  сразившей  его
брата, стал сначала короналом,  а  потом  понтификом  этого  мира.  Двадцать
биллионов населения признают его своим императором, его лицо чеканят  на  мо
нетах, ему воздают хвалы, его имя навечно внесено в список монархов в Палате
Летописей - он вошел в историю этого мира.
   Но были времена, когда здесь не было ни понтификов, ни  короналов.  Когда
не существовало таких городов, как Ни-Мойя и Алаизор, и  пятидесяти  больших
поселений Замковой горы. И нога человека еще не ступала на Маджипур, а город
Велализьер уже стоял.
   По какому праву он называет  своим  этот  город,  мертвый  и  заброшенный
тысячи лет уже тогда,  когда  первые  колонисты  прибыли  сюда  из  космоса,
несомые потоком собственной истории? По правде говоря, пропасть между  их  и
нашим Маджипуром почти непреодолима, подумал Валентин.
   Как бы там ни было, он не мог избавиться от чувства, будто  все  призраки
этого  места,  верит  он  в  них  или  нет,  сгрудились  вокруг  него,  дыша
неутоленным гневом. Придется и ему иметь дело с  этим  гневом,  который,  по
всей видимости, уже вырвался  наружу  в  форме  злодеяния,  стоившего  жизни
безобидному старому  ученому.  Логика,  неотъемлемая  от  натуры  Валентина,
отказывалась признать  нечто  подобное,  но  он  знал,  что  его  судьба,  а
возможно, и судьба  его  мира,  зависит  от  того,  разгадает  ли  он  тайну
происшедшего здесь.
   - Прошу прощения, ваше величество, - прервал его раздумья Тунигорн, когда
перед ними открылся новый лабиринт разрушенных улиц, - но если я ступлю  еще
хоть шаг по этой жаре, то начну бредить, как умалишенный. У  меня  уже  мозг
плавится.
   - Тогда, Тунигорн, тебе следует поскорее поискать укрытия  и  охладиться.
Остатками мозгов рисковать нельзя, дружище. Ступай в лагерь - а я,  пожалуй,
еще поброжу.
   Он сам не знал, зачем ему это надо, но какая-то сила влекла его через эти
занесенные песком, спаленные  солнцем  руины  с  только  ей  ведомой  целью.
Спутники под тем или  иным  предлогом  постепенно  покинули  его,  и  только
неутомимая Лизамон Гультин  осталась.  Эта  беззаветно  преданная  великанша
защищала его от опасностей Мазадонского леса до того,  как  он  вернул  себе
трон коронала. Она же побывала с  ним  в  брюхе  морского  дракона,  который
проглотил их в море близ Пилиплока, когда они потерпели крушение на пути  из
Зимроэля в Альханроэль - это она прорезала выход наружу и вынесла  Валентина
на поверхность. Вот и теперь она осталась с ним, готовая шагать  весь  день,
всю ночь и весь следующий день, если так будет надо.
   Но мало-помалу даже и Валентин утомился. Солнце давно миновало  зенит,  и
зубчатые тени стали ложиться вокруг - розовые, пурпурные и  густо-черные.  У
него слегка кружилась голова, зрение устало сражаться  с  невыносимо  резким
светом, и каждая улица походила на предыдущую. Пора  было  возвращаться.  За
что бы он ни наказывал себя, предпринимая эту изнурительную  прогулку  через
обитель смерти и разрушения, кара уже совершилась. Опираясь на руку  Лизамон
Гультин, он повернул к палаткам.
   Магадоне Самбиса, следуя уговору, собрала восьмерых археологовметаморфов;
Валентин, выкупавшись, отдохнув и немного перекусив, встретился с ними сразу
после заката в своей палатке. При нем был только  маленький  вроон,  Аутифон
Делиамбер. Валентин хотел составить себе мнение об этих метаморфах без помех
со стороны Насимонте и остальных, но магические способности  Делиламбера  он
ценил высоко: это маленькое, снабженное множеством  щупалец  существо  может
прозреть своими  золотистыми  глазищами  то,  что  недоступно  человеческому