сло миру его правление, оказалась  куда  более
шаткой, чем ему представлялось.
 
   К  тому  времени,  как  Валентин  обосновался  в  своей  палатке,   стало
смеркаться. По обычаю, против которого он был бессилен, его поселили одного,
а его супруга Карабелла на этот раз осталась в Лабиринте. Она  и  его  всеми
силами пыталась удержать от поездки. Тунигорн, Миригант, Наси монте и  вроон
заняли вторую палатку, а в третьей разместилась охрана.
   Валентин вышел в вечерний сумрак. Зажглись ранние звезды, и на  горизонте
виднелось зарево Большой Луны. Воздух был сух  до  треска  -  казалось,  его
можно разорвать руками, как бумагу, и на пальцах  останется  пыль.  Странный
покой царил здесь, нездешняя тишина.
   Зато здесь он под открытым небом и смотрит на настоящие звезды, и здешний
воздух, хоть и сухой, тоже настоящий,  а  не  искусственный,  как  в  городе
понтификов. Валентин был благодарен за это.
   Вообще-то ему не полагалось покидать Лабиринт.
   Его место как понтифика там, глубоко под землей, где многочисленные ярусы
укрывают его от обыкновенных смертных. Коронал, младший правитель, живущий в
замке на сорок тысяч комнат на  заоблачной  вершине  Замковой  горы,  -  вот
активная фигура, представляющая собой  монархическую  власть  Маджипура.  Но
Валентин терпеть не мог сырой Лабиринт, где высокий сан вынуждал его жить, и
пользовался каждым случаем, чтобы улизнуть оттуда.
   А в этом случае его вмешательство было прямо-таки обязательным.  Убийство
Гуукаминаана - серьезное дело, требующее расследования на высочайшем уровне,
а коронал Хиссьюн как раз отбыл  на  далекий  континент  Зимроэль.  Пришлось
понтифику заменить его.
   - Любишь смотреть на небо, да? - Герцог  Насимонте  приковылял  из  своей
палатки и стал рядом. В его хриплом голосе слышались нежные ноты. -  Понимаю
дружище. Хорошо понимаю.
   - Я редко вижу звезды, Насимонте, там, где мне приходится жить.
   - Приходится? - хмыкнул герцог. - Самый могущественный человек на свете -
всего лишь узник? Сколько в этом иронии! Как печально!
   - Я знал с того самого дня, как  стал  короналом,  что  когда-нибудь  мне
придется жить в Лабиринте. И я попытался примириться с этим. Ты же знаешь, я
никогда и не думал быть короналом. Если бы Вориакс остался жив...
   - Да, Вориакс... -  Брат  Валентина,  старший  сын  верховного  советника
Дамиандана, которого с детства готовили к тому, чтобы занять трон Маджипура.
Насимонте пристально посмотрел на Валентина. - Ведь это метаморф сразил  его
тогда в лесу? Теперь-то доказано?
   - Какая теперь разница, кто убил его? - неохотно сказал  Валентин.  -  Он
умер, и его трон перешел ко мне, как к другому сыну нашего отца. Я никогда и
не мечтал носить эту корону. Все знали, что она предназначена Вориаксу.
   - Но его ждала иная судьба. Бедный Вориакс.
   - Да, бедный Вориакс. Стрела поразила его, когда он охотился  в  лесу  на
восьмом году своего корональства  -  стрела  из  лука  какого-то  метаморфа,
затаившегося в чаще. Приняв корону своего погибшего  брата,  Валентин  обрек
себя на неизбежное сошествие в Лабиринт, когда старый понтифик умрет  и  он,
коронал, займет его место.
   - Ты верно сказал - так распорядилась судьба. И теперь я понтифик.  Но  я
просто не могу все время сидеть под землей - и не стану.
   - Да кому какое дело? Понтифик может поступать, как ему угодно.
   - Да, но не выходя за рамки закона и обычая.
   - Ты сам творишь закон и обычай, Валентин. Ты всегда так поступал.
   Валентин понимал, что Насимонте имеет в  виду.  Понтифик  всегда  был  не
совсем обычным монархом. Во время своего изгнания он скитался по  свету  как
бродячий циркач, забыв о своем титуле из-за амнезии,  которой  наделили  его
сторонники узурпатора. Эти годы изменили его необратимо, и он,  даже  вернув
себе свои права, продолжал вести себя так, как немногие  короналы  до  него:
общался с народом, весело проповедуя мир и любовь - и это в то время,  когда
метаморфы  готовили  свою  тщательно  выношенную  войну  против  ненавистных
завоевателей.
   И когда война наконец вынудила Валентина принять сан понтифика, он  тянул
сколько мог,  прежде  чем  сдать  верхний  мир  своему  протеже  Хиссьюну  и
спуститься в подземное царство, столь чуждое его солнечной натуре.
   За девять лет своего понтификатства он пользовался любым предлогом, чтобы
выйти наружу. Все понтифики до него покидали Лабиринт разве что раз в десять
лет, и то лишь затем, чтобы  присутствовать  на  торжественной  церемонии  в
замке коронала. Но Валентин убегал при малейшей  возможности  и  шатался  по
свету, как будто  по-прежнему  должен  был  совершать  Выходы,  входившие  в
обязанности коронала. Хиссьюн в таких случаях проявлял большое терпение,  но
Валентин не  сомневался,  что  молодого  коронала  раздражает  столь  частое
появление старшего монарха на публике.
   - Я меняю то, что считаю нужным, - сказал Валентин. - Но ради Хиссьюна  я
обязан лезть на глаза как можно реже.
   - Ну, теперь, во всяком случае, ты вылез из-под земли!
   - Так-то оно так, но на этот раз я охотно бы остался. Только потому,  что
Хиссьюн в Зимроэле...
   - Как же, как же. У тебя просто не было выбора. Кроме тебя, это следствие
никто провести не мог. - Они помолчали. - Скверное дело -  это  убийство,  -
сказал наконец Насимонте. - Подумать только - раскидали куски этого бедолаги
по всему алтарю! Тьфу!
   - А с ним, боюсь, пришел конец и нашим  стараниям  наладить  отношения  с
метаморфами.
   - Ты думаешь, тут замешана политика?
   - Кто его знает. Но я опасаюсь худшего.
   - Ты? Неисправимый оптимист?
   - Правильнее было бы назвать меня реалистом, Насимонте. Реалистом.
   - Как будет угодно вашему величеству, - засмеялся старый герцог. И  снова
наступила пауза, еще  длиннее  предыдущей.  Потом  Насимонте  заговорил  уже
спокойнее: - Я должен попросить у тебя прощения,  Валентин.  Я  был  слишком
резок сегодня, говоря о перевертышах как о гадах, которых следует истребить.
Ты же знаешь, в самом-то деле я так не думаю. Я старый человек и могу  порой
ляпнуть такое, что сам себе удивляюсь.
   Валентин кивнул, но промолчал.
   - И еще мне не следовало говорить,  что  археолога  убил  кто-то  из  его
сородичей. Ты верно сказал - выводы делать еще рано. Мы еще  и  не  начинали
собирать улики. Непростительно с моей стороны утверждать...
   - Напротив, Насимонте. Очень даже простительно.
   - Ваше величество? - растерялся герцог.
   - Не будем играть в игры, дружище. Здесь нет никого, кроме нас с тобой, и
мы можем говорить правду без прикрас, не так ли? Да, я сказал тебе, что рано
делать выводы, но этот вывод так очевиден, что напрашивается сам собой.  Нет
никакой  рациональной  причины,  чтобы  кто-то  из  археологов-людей  -  или
гхайрогов, если на то пошло,  -  вздумали  убить  одного  из  своих  коллег.
Впрочем, я не вижу, зачем это могло бы понадобиться  кому  бы  то  ни  было.
Убийство - такая редкость,  Насимонте.  Нам  не  понять  мотивов  того,  кто
способен это совершить, - однако кто-то тем не менее это сделал.
   - Верно.
   - А чьи мотивы нам понять труднее всего? По моей  логике,  убийцей  почти
наверняка должен быть перевертыш - участник экспедиции или тот,  кто  пришел
извне с заранее обдуманным намерением убить.
   - Да, это резонно. Но зачем было перевертышу убивать одного из своих?
   - Даже представить себе не могу. Потому мы и  приехали  сюда  в  качестве
следователей. И у меня такое чувство, что ответ, когда  мы  его  найдем,  не
доставит мне удовольствия.
 
   Археологи  ужинали  на  открытом  воздухе,  под  ясным  черным  небом   с
ослепительными  звездами,  льющими  холодный  свет  на  таинственные  руины.
Валентин познакомился со всей командой Магадоне Самбисы. В  ней  было  семна
дцать археологов: шесть человек, двое гхайрогов и восемь метаморфов. Все они
казались  мирными  существами,  настоящими  учеными.  Воображение  Валентина
отказывалось представить, чтобы кто-то из них мог убить и расчленить  своего
почтенного коллегу.
   - Это единственные лица, которые имели доступ в зону раскопок? -  спросил
понтифик Магадоне Самбису.
   - Днем там, разумеется, работают землекопы.
   - Ага. А где они теперь?
   - У них своя деревня - там, за последней пирамидой. Они  уходят  туда  на
закате и возвращаются только к началу рабочего дня.
   - Понятно. И много их там?
   Магадоне Самбиса посмотрела через стол на бледного длиннолицего метаморфа
с  сильно  скошенными  внутрь  глазами.  Это  был  ее  помощник  Каастисиик,
отвечавший за рабочую силу.
   - Как по-вашему? Около сотни?
   - Сто двенадцать. - И Каастисиик стиснул  свой  маленький  щелистый  рот,
весьма гордясь собственной точностью.
   - И большинство из них пьюривары? - спросил Валентин.
   - Они все пьюривары, - ответила Магадоне Самбиса. - Мы  сочли  за  лучшее
использовать только туземных рабочих, поскольку  мы  не  только  раскапываем
город, но в каком-то смысле  восстанавливаем  его.  Пьюривары  не  возражают
против присутствия чужих археологов, но восстановление города  человеческими
руками крайне обидело бы их.
   - Вы нанимали их прямо здесь, на месте?
   - В  непосредственной  близости  от  руин  нет  никаких  поселений,  ваше
величество. Да и в близлежащих провинциях живет не так много пьюриваров.  Их
пришлось везти издалека -  многих  из  самого  Пьюрифайна.  Валентин  поднял
брови. Из Пьюрифайна?! Пьюрифайн был далекой зимроэльской провинцией,  очень
далекой,  по  ту  сторону  Внутреннего  моря.   Восемь   тысяч   лет   назад
землянин-завоеватель Стиамот, сокрушивший все надежды  пьюриваров  сохранить
свою независимость, загнал уцелевших метаморфов  во  влажные  джунгли  Пьюри
файна и учредил там резервацию для них. Хотя старые  ограничения  давно  уже
были отменены и метаморфам разрешали селиться, где они пожелают, !.+lh(-ab".
из них так и осталось в Пьюрифайне. В этих субтропических краях и зародилось
подпольное движение мятежного Фараатаа, и оттуда же восстание, словно  поток
раскаленной лавы, хлынул на мирный Маджипур.
   - Полагаю, вы их всех опросили? - осведомился Тунигорн. -  Выяснили,  кто
где был в момент убийства?
   - Разве я должна была рассматривать их как подозреваемых?  -  растерялась
Магадоне Самбиса.
   - Они и есть подозреваемые, - заметил Тунигорн.
   - Это простые землекопы и чернорабочие, принц Тунигорн. Убийц  среди  них
нет - я это точно  знаю.  Они  преклонялись  перед  доктором  Гуукаминааном.
Видели в нем хранителя своего прошлого, почти  священную  особу.  Невозможно
поверить!
   - В этом самом месте двадцать лет назад, - заговорил Насимонте,  глядя  в
пространство, - здешний царь, как вы нам сами  напомнили,  велел  забить  на
платформах двух огромных морских драконов.  Из  ваших  собственных  слов  яв
ствует, что тогдашние перевертыши почитали морских драконов еще  более,  чем
ваши рабочие доктора Гуукаминаана. Их называли "водяными царями", давали им,
если я правильно помню, имена, относились к ним, как к  старшим  братьям,  и
обращали к ним молитвы.  Тем  не  менее  здесь,  в  Велализьере,  состоялось
кровавое жертвоприношение, которое сами же перевертыши по сей  день  именуют
Кощунством. Разве не так? Позвольте мне тогда предположить,  что  если  царь
мог поступить таким образом, то нет ничего невероятного в том,  что  и  ваши
рабочие по какой-то причине решили поступить так же со злосчастным  доктором
Гуукаминааном на том же алтаре.
   Магадоне Самбиса казалась ошеломленной, как будто Насимонте нанес ей удар
по лицу. Она ответила не сразу, и голос ее звучал хрипло:
   - Как можно использовать древний миф,  легенду  против  группы  невинных,
безобидных...
   - Стало  быть,  это  миф  и  легенда,  когда  вам  нужно  защитить  своих
безобидных, как вы говорите, рабочих, -  и  неоспоримый  исторический  факт,
когда вы хотите внушить нам почтение к этой куче старых камней?
   - Прошу вас, герцог. - Валентин бросил  гневный  взгляд  на  Насимонте  и
спросил Магадоне Самбису: - В какое время суток произошло убийство?
   - Поздней ночью - после полуночи, судя по всему.
   - Я был последним, кто видел  доктора  Гуукаминаана,  -  сказал  один  из
метаморфов, хрупкий,  с  кожей  красивого  изумрудного  оттенка.  Его  звали
ВоСимифон, и Магадоне Самбиса представила его  как  специалиста  по  древней
пьюриварской письменности. - Мы поздно засиделись в нашей палатке,  обсуждая
надпись, найденную накануне. Буквы были очень  мелкими.  Доктор  Гуукаминаан
пожаловался на головную боль и сказал,  что  пойдет  прогуляться,  а  я  лег
спать. Больше он не вернулся.
   - Отсюда до жертвенных платформ путь неблизкий, - заметил Миригант.
   - Нужно не меньше получаса, чтобы добраться до них, а  то  и  больше  для
существа его лет. Он ведь был уже стар?
   - Но если кто-то встретил его около  лагеря,  -  добавил  Тунигорн,  -  и
заставил дойти до платформ...
   - Лагерь кто-нибудь охраняет ночью? - спросил Валентин.
   - Нет. Мы не видели в этом необходимости.
   - А сами раскопки? Они ничем не огорожены?
   - Нет.
   - Тогда любой мог уйти из  рабочей  деревни,  когда  стемнело,  -  сказал
Валентин, - и ждать на дороге, когда доктор Гуукаминаан выйдет.  -  Понтифик
посмотрел на Во-Симифона. - Покойный имел привычку гулять перед сном?
   - Нет, насколько я помню.
   - Но если бы он все-таки решил прогуляться ночью, разве он предпринял  бы
такую дальнюю прогулку?
   - Он был вполне крепок для своего возраста - но, конечно, вряд ли стал бы
уходить так далеко.
   - Скорее всего. - Валентин снова обратился к Магадоне Самбисе:  -  Боюсь,
нам придется опросить ваших рабочих. И всех ученых тоже.  Вы  же  понимаете,
что в данный момент мы не можем исключить никого.
   - Я тоже нахожусь под подозрением, ваше величество? -  сверкнула  глазами
она.
   - Пока что не подозревается никто - и в то же время все. Не хотите же  вы
внушить мне, что доктор Гуукаминаан покончил с собой, расчленив свое тело  (
разбросав его куски по всей платформе.
 
   Ночь была прохладной, но утром солнце  взлетело  на  небо  с  невероятной
быстротой, и воздух почти сразу же начал дрожать от зноя.  Магадоне  Самбиса
сказала, что надо поскорей приступать к работе,  поскольку  к  полудню  жара
станет совсем уж невыносимой.
   Валентин был уже готов, когда она зашла за ним вскоре после рассвета.  По
его просьбе его сопровождали только телохранители, без придворных.  Тунигорн
ворчал по этому поводу, и  Миригант  тоже.  Но  она  стояла  на  своем:  она
предпочитает, чтобы сегодня понтифик сопровождал  ее  один  -  когда  же  он
увидит то, что она хочет ему показать, он сможет  поделиться  информацией  с
остальными.
   Она повела Валентина к Седьмой пирамиде - вернее, к тому, что осталось от
нее, то есть к урезанному основанию, квадратному сооружению со сторонами  по
двадцать футов и пяти-шести футов высотой. Пирамида была сложена из того  же
красноватого базальта, что арена  и  многие  другие  обще  ственные  здания.
Восточное постамента валялись разбитые куски верхней части, разбросанные  на
обширном  пространстве,  точно  какой-то  рассерженный  великан  хлопнул  по
западной грани пирамиды своей ручищей и разбил ее вдребезги.  На  расстоянии
примерно пятисот футов виднелась острая верхушка нетронутой Шестой пирамиды,
торчащая  над  купой  низеньких  корявых  деревьев,  а  дальше   выстроились
остальные пять, ведущие к царскому дворцу.
   - Согласно пьюриварским преданиям, - сказала Магадоне Самбиса,  -  жители
Велализьера каждую тысячу лет  устраивали  большой  праздник  и  каждый  раз
строили пирамиду в  честь  этого  события.  Это  не  расходится  с  истиной,
насколько нам удалось установить возраст шести сохранившихся  пирамид.  Эта,
как нам известно, была последней в  ряду.  Если  верить  легенде,  -  и  она
многозначительно посмотрела на Валентина, - ее построили в честь того самого
празднества,  на  котором  произошло   Кощунство.   Постройка   толькотолько
завершилась, когда в город вторглись жители  провинций,  пришедшие  наказать
горожан за совершенное ими преступление.
   Магадоне  Самбиса  провела  Валентина  на  северную  сторону  разрушенной
пирамиды. Отойдя футов на пятьдесят от основания, она остановилась.  Верхний
слой почвы здесь был  аккуратно  срезан,  и  Валентин  увидел  прямоугольное
отверстие, достаточно широкое для человека, а за ним ход, ведущий обратно  к
пирамиде.
   К большому камню слева от раскопа была прикреплена метка из желтой  ленты
в форме звезды.
   - Это здесь вы нашли голову? - спросил Валентин.
   - Не здесь. Внизу. Не желаете ли спуститься, ваше величество?
   Валентина     к     пирамиде     сопровождали     шестеро     охранников:
великаншавоительница   Лизамон   Гультин,    его    личный    телохранитель,
сопутствовавшая ему во всех путешествиях  еще  с  его  цирковых  дней;  двое
громадных косматых скандаров; пара гвардейцев,  которых  он  унаследовал  от
своего пред шественника,  и  даже  один  метаморф,  Ааризиим,  перешедший  к
Валентину от мятежного Фараатаа в  последние  часы  восстания.  Все  шестеро
выказали намерение спуститься вниз  вместе  с  понтификом,  хотя  Лизамон  и
скандары были слишком  велики,  чтобы  пролезть  в  отверстие.  Но  Магадоне
Самбиса энергично потрясла головой, и Валентин, улыбнувшись, сделал им  знак
остаться наверху.
   Женщина зажгла фонарик и спустилась в лаз. Крутые земляные  ступени  вели
вниз на глубину девять-десять футов, где проход неожиданно становился ровным
и начинался  пол,  вымощенный  плитами  гладкого  зеленого  камня.  Магадоне
Самбиса посветила на одну из  плит,  и  Валентин  увидел  глубоко  врезанные
иероглифы вроде тех, что украшали церемониальный бульвар у царского дворца.
   - Это наше крупное открытие, - сказала Магадоне Самбиса. - Оказалось, что
под каждой из семи пирамид существуют святилища, о которых прежде  никто  не
подозревал. Около полугода назад мы работали у  Третьей  пирамиды,  стараясь
укрепить ее фундамент, и обнаружили одно из них. Оно было разграблено скорее
всего еще в древности. Но это  все  равно  была  выдающаяся  находка,  и  мы
принялись искать  такие  же  святилища  под  остальными  пятью  уце  левшими
пирамидами. И нашли их, тоже разграбленные. Мы не  стали  тогда  раскапывать
седьмое святилище, сочтя, что ничего интересного там не  увидим:  ведь  его,
вероятно, разграбили в то же время, когда разрушили /(` ,($c. Но потом мы  с
Гуукаминааном решили, что не помешает проверить, и проложили ход, в  котором
мы сейчас находимся.  Примерно  через  день  мы  докопались  до  этих  плит.
Пойдемте.
   Они углубились в подземный  ход,  где  могли  уместиться  в  ряд  четверо
человек. Стены, выложенные тонкими пластинами  черного  камня,  похожими  на
корешки книг, восходили к сводчатому потолку из  того  же  камня.  Это  была
искусственная работа, явно выполненная руками древних мастеров. Даже  воздух
здесь был древний, затхлый, безжизненный.  Он  оставлял  мертвенный  вкус  в
ноздрях Валентина.
   - Такие помещения называются у нас церемониальными камерами,  -  пояснила
Магадоне Самбиса. - Вероятно, жрецы использовали его для принесения жертв.
   Луч ее фонарика упал на белую стену, загораживающую  проход  прямо  перед
ними.
   - Это что, фундамент пирамиды? - спросил Валентин.
   - Нет. Это стена  святилища,  примыкающая  к  фундаменту.  Сама  пирамида
находится по ту ее сторону. Остальные святилища примыкают к своим  пирамидам
точно таким же образом. Вся разница в том, что  все  прочие  святилища  были
взломаны, а это не тронуто.
   Валентин тихо присвистнул.
   - И что же, по-вашему, находится там, внутри?
   - Мы не имеем об этом ни малейшего представления. Мы откладывали вскрытие
святилища, ожидая, когда коронал Хиссыон вернется из  своего  путешествия  в
Зимроэль, чтобы и вы,  и  он  могли  присутствовать  при  этом  событии.  Но
потом... это убийство...
   - Да-да. Но не странно ли, что разрушители  снесли  Седьмую  пирамиду  до