мя, чтобы оборудовать офис и обставить Вашу
квартиру. И там, и там мы установим компьютеры, связанные между собой, в
любой из которых Вы будете заносить имя, фамилию, отчество и год рождения
наших клиентов-продавцов, а также данные о выплаченном вознаграждении.
   От клиента Вам необходимо только устное согласие. Никаких документов.
 
   "Бред какой-то." - Я почти не воспринимал то, о чем мне говорил Билл.
Все его указания и объяснения сами срывались и падали в пропасть моей
памяти, втискиваясь между инстинктами, рефлексами, воспоминаниями.
 
   - Особой секретности в Вашей деятельности не требуется, она разрешена
на уровне правительства, поддерживается и контролируется многими научными
учреждениями. Следует Вам сообщить, что прибор никак не реагирует на
сотрудников "Америкэн перпетум мобиле".
   С момента, как Вы поставите свою подпись в контракте, ни одна из двух
ламп индикатора не будет на Вас реагировать. А сейчас взгляните, - он
направил прибор на меня, ярко загорелась зеленая лампа. - Еще раз о
моральной стороне вопроса: Вы, надеюсь, знаете, что многие продают или
завещают свое тело или, отдельные органы после смерти на благо науки, это
делали даже знаменитые люди. Биоэнергетическую субстанцию можно тоже
рассматривать как один из органов человеческого организма. При этом к
паталогоанатомии Вы не будете иметь никакого отношения. Естественно, могут
возникать разного рода неприятности, затруднения, но это, как в любой
другой работе...
 
   В ночь я провалился, как перо в чернильницу. Но часто просыпался в
холодном поту и не помнил, что мне снилось. Так бывает всегда, когда
выходишь из долгого запоя. Ночь была не январская, а словно заплутала и
пришла не в свою очередь апрельская. Так и осталась в городе до утра,
отсчитывая время каплями с крыш. Я даже выходил на балкон, вдохнуть
весеннего ветра.
 
   Под утро снился портрет Гоголя в кабинете литературы. На доске дурацкая
тема сочинения: "Чичиков - символ бездуховности и авантюризма." Я не читал
"Мертвые души", и Гоголь смотрел на меня с явным сочувствием.
   Рядом сидел Митька-математик и уже заканчивал свое сочинение, доказывая
актуальность борьбы с чичиковщиной с точки зрения идеологической работы
комсомола и КПСС. На мою кривую усмешку он отреагировал невозмутимо, почти
по-философски:
 
   - Я бы тоже торганул мертвыми душами, чтобы купить себе хорошую
аппаратуру, а значит - Чичиков актуален. Тем более, что души-то все равно
мертвые.
 
   С передней парты обернулся Андрей и совершенно серьезно спросил:
 
   - Кто-нибудь объяснит мне, как душа может быть мертвой? Эй, Серега, ты
чего уставился на Гоголя, ты спишь?! Просыпайся-просыпайся давай! Да
быстрее, а то этот Кинг-Конг мне руку оторвет!!!
 
   Я открыл глаза. Лицо Гоголя расплылось, почернело и превратилось в
объемную короткостриженную голову негра на толстой шее. Голова открывала
рот, называла меня "сэром", себя - Варфоломеем и спрашивала, что ей
сделать с этим молодым человеком, который потревожил мой сон, открыв дверь
собственным ключом, после чего и был задержан.
 
   Вы спросите: как я все это воспринял? А Вас когда-нибудь будили негры?
 
   И тут "призраки" вчерашнего дня вынырнули из моей памяти, чтобы вновь
завладеть моим сознанием. На столе лежал прибор-индикатор, конверт с
пачкой долларов, мой экземпляр контракта с "Америкэн перпетум мобиле" и
еще какие-то документы и рекомендации.
 
   - Варфоломей? - утвердительно спросил я, и, мгновенно войдя в роль,
повелел. - Отпустите его.
 
   Поэт Андрей Белов был настоящим другом, "незаслуженным" поэтом и
поэтому имел ключ от моей "хрущевки". Он мог прийти и днем и ночью, когда
заканчивалось вдохновение, появлялось желание выпить и заканчивалось
терпение его жены. Работая одновременно сторожем в детском саду и
дворником, он едва сводил концы с концами и часто жаловался на то, что его
жена, "отбывая рабочее время" в еще не закрытом проектном институте,
получает больше его. Издав маленький сборник стихов еще в "эпоху"
перестройки, на второй он не мог собрать денег. Стихи, как Вы знаете,
нынче не в моде. Меценатов не находились, а я меценатом стать не успел.
 
   Не знаю зачем, но я направил на Андрея индикатор.
   Вспыхнула зеленая лампа, и я мгновенно испытал сильное искушение
заключить с ним устный контракт на приобретение биоэнергетической
субстанции, но прежде все же заставил себя пойти умыться. Негр встал молча
у входной двери, как часовой, и только движение широких ноздрей говорило о
присутствии жизни в его могучем организме. Пройдя мимо него, я отметил,
что едва достаю ему до плеча.
 
   Пока я приводил себя в порядок и одевался (кстати, Варфоломей привез
мне новый костюм, пачку сорочек, груду галстуков, плащ как у Сэма Дэвилза
и даже престижную авторучку), Андрей, сидя в кресле, пробовал виски
различных марок, которые невесть откуда взялись на моем столе. Выпиваемые
рюмки он перемежал с вопросительной болтовней: ограбил ли я банк, получил
ли наследство за бугром, на какую разведку работаю, по чем продался,
откуда у меня в квартире Майкл Тайсон (глядя на Варфоломея), где нарубил
капусты (глядя на приоткрытый конверт с пачкой долларов)?..
 
   - Мы должны куда-то ехать? - осведомился я у водителя.
   - Да, сэр, отвезем Вашего приятеля, куда он пожелает, и я покажу Вам
офис. - Варфоломей говорил без малейшего акцента, и я подумал, что есть,
наверное, специальные русские негры.
   Прилично захмелевший Андрей попросил, чтобы его отвезли домой. Всю
дорогу мне казалось, будто он что-то хочет сказать мне или спросить. Но
слова эти, видимо, еще не созрели, и он угрюмо хмурился, глядя в окно. На
пороге своего подъезда он оглянулся, с каким-то сомнением окинул взглядом
лимузин, но так ничего и не сказал.
 
   Потом мы петляли по узким улочкам исторического 
   центра, где стоят вперемешку деревянные и каменные особняки, взирающие
на день сегодняшний со степенностью и усталым безразличием. Машина
остановилась у дома под номером "22" на улице Дзержинского. Сморщенное
серое лицо старика - вот что напоминал фасад этого дома. Крашенная за
последние тридцать лет только дождями штукатурка кое-где отвалилась
пластами, обнажив красную кирпичную кладку. Мутные сонные окна, казалось,
больше смотрят вовнутрь, чем наружу. Зато на заборе красовалась яркая
голубая табличка, извещающая, что здесь расположено представительство
компании "Америкэн перпетум мобиле". Варфоломей сказал что-то о
предстоящем капитальном ремонте, и мы вошли в дом.
 
   Внутри оказалось просторно и даже уютно. Большая прихожая-коридор шла
мимо четырех дверей и упиралась в одну двустворчатую дверь, на которой
висели три таблички: "приемная", "директор филиала" и пустая - место,
куда, вероятно, планировалось разместить фамилию и инициалы будущего шефа.
Так как шефом был я, то прошел прямо, по-хозяйски распахнул дверь и
остановился на пороге. У светящегося экрана компьютера сидела
очаровательная девушка лет двадцати пяти, которая, увидев меня, (а за моей
спиной Варфоломея) тут же встала и представилась: "Гражина,
секретарь-референт - делопроизводство, оргтехника, машинопись..."
 
   Негр-водитель, секретарша - полячка, и начальник - неудачливый
российский коммерсант. Хорошая компания! В этой компании уместными мне
казались только длинные стройные ноги Гражипы. Подробно изучив их
визуальные достоинства, я бодро встряхнулся и, потерев руки, деловито
спросил; 
   - Ну, что у нас на сегодня? - как меню в столовой.
   Гражина также деловито открыла лакированную папку и зачитала неожиданно
длинный перечень посещений и приемов на сегодняшний день. Список посещений
был особенно странным: от распивочной забегаловки на вокзале (где мы часто
бывали с Андреем) до посещения заместителя главы администрации
Чуфылдинского района. Переварив все это и получив в руки специально
подготовленное расписание с подробными инструкциями и пояснениями, я уже
мчался на вокзал, задумчива развалившись на заднем сидении нового
служебного "линкольна". Отбросил папку с пояснениями и решил довериться
вольной импровизации. На какое-то мгновение, как молния, меня пронзило
некое подобие интуитивного сомнения, чувство опасности, испуг перед таким
головокружительным разворотом событий, но, посудите сами, какая хорошая
начиналась жизнь! Кто бы из вас отказался?
   - Что я должен делать в этой забегаловке? - спросил я у Варфоломея на
вокзале.
   - Пойдите и чего-нибудь выпейте, сэр, - четко ответил он. - У Вас будет
несколько возможностей заключить контракты. - И неодобрительно посмотрел в
сторону оставленной на заднем сидении папки с инструкциями.
   Я уверен, что только благодаря своему пижонскому одеянию, испытывал в
тот день невероятное отвращение к подземному вокзальному буфету, где
нередко, бывало, напивался до чертиков. И какими липкими мне показались пол
и стены, и какими немытыми - стаканы, и какими отвратительными - лица
посетителей! Заказав привычную "сотку" и бутерброд, я встал у столика в
углу, за которым боролся с бутылкой одинокий мужчина лет пятидесяти, судя
по одеянию - бывший (загнанный перестройкой в это подземелье) интеллигент.
Окинув меня мутным, изначально неприязненным взором, он напрямик спросил:
   - Неужели и такие как ты здесь опохмеляются.
   - Я завсегдатай, - ответил я, опрокинув стакан для вящей
убедительности. Водка была теплой и противной.
   - А я здесь в первый раз, - сообщил мне мужчина и плеснул в мой стакан
из своей бутылки. - Петр Петрович. - Представился он и, подняв свою
емкость, предложил: - Выпьем, чтобы наши дети не были такими сволочами?!
   Я согласился, и мы выпили. Потом выпили еще. и еще. Я купил вторую
бутылку, а Петр Петрович стал клевать, но при этом пытался рассказывать о
своей беде.
   - Ты не поймешь,вот будет у тебя сын сволочь,тогда поймешь... Не дай
Бесконечного опять же чем черт шутит... От "адидасов" и "панасоников" до
сволочизма один шаг ша-а-аг!!! Я блин инженер по специальным спе-циаль-ным
средствам связи я ему все отдал а он такое...
   Мать лет десять назад умерла от рака а я усирался на работе чтобы эти
сами "адидасы" у моего Ромочки бы-ыли... Но ведь теперь хоть лоб разбей не
угонишься... Опрезидентили страну!!! Мозги не нужны стали а у Ромочки мозг
ком-м-мерчески устроен стал... Понимаешь? Бабка с нами живет мать моя
в-восемьдесят лет ей едва ходит всю воину прошла теперь еле ходит еле
соображает н-ну кое-как соображает медали целыми днями перекладывает да
фотографии старые но ведь это не значит что ее убивать надо! Д-да д-да
уби-вать!!! Эт Ромочка... Бабуленька его с пеленок нянчила, а теперь своим
существованием досаждает он и говорит: давай батя застрахуем бабу Клаву на
десять лимонов а она в ванной поскользнется и об уг-гол виском деньги
говорит для страховки найду только п-проценты п-потом вернем а так мол тот
же лимон на похороны понадобится... Ты не думай! Не думай слыш-шь!!! Я
Ромочке хотел Тараса Бульбу показать: я тебя породил я тебя и убью но он
мне своей адидасиной так промеж ног заехал что еле до сюда доковылял здесь
и уп-паду... Он напоследок мне еще и сказал: Д-думай, старик, а то впустую
коптишь небо, не лучше бабы Клавы, та-то хоть не соображает, а ты -
ж-жертва коммунизма, во как! Жертва! - и тут Петр Петрович зашелся навзрыд.
   Я вдруг понял, что от меня требуется. Пьяные мои мысли подло нащупали
беззащитную цель, и я лупанул прямо из пушки:
 
   - Хочешь десять миллионов, Петр Петрович?
   Он даже не отреагировал. Потом что-то промямлил про издевательство и
хотел было упасть под стол, по я почти закричал:
 
   - Я куплю у тебя биоэнергетическуго субстанцию!
   Какая Вам разница, как я ему объяснил, что от него требуется. Он готов
был продать и душу. Когда я записывал в блокнот "Полуэктов Петр Петрович,
1946 г. р." и т. д., Варфоломей за моей спиной уже держал туго набитый
конверт. И я даже позавидовал Петру Петровичу, что он за день заработал
столько, сколько даже в лучшие свои коммерческие времена я не мог
заработать за две недели.
   Кстати, Варфоломей благополучно доставил его домой, к Ромочке. Я же
вернулся к рюмочке и слышал, как за моей спиной двигался приглушенный
ропот, а для беседы со мной созрел новый клиентРасценки в этот день были
разные: от бутылки до десяти миллионов. Видимо, Петр Петрович задал
потолок.
   Никто не спрашивал, что это за зеленая лампочка почти не гаснет у меня
в руках, никто не спрашивал, что такое биоэнергетическая субстанция и на
хрена она мне нужна (зато об этом велись пьяно-научные разговоры за
другими столиками). Это то, что я помню. А вот как я отдал маленькой
женщине двести долларов просто так (потому что ее больному ребенку
необходимо дорогое лекарство), я не помню. Был провал. До нее, а потом
смутно и размыто: маленькая женщина со слезами на глазах. У нее слезы - у
меня слезы. И дал эти паршивые двести долларов просто так. Я даже не
подумал, что с нее следует стребовать биоэнсргетическую субстанцию. После
нее на очереди оказался какой-то бугай, направив на которого индикатор, я
с трудом определил, что не горит ни одна лампочка. Это был Варфоломей.
 
   - Вам нельзя столько пить на работе, сэр. Это может отразиться на Вашей
карьере, сэр. Могут быть иьгаеты и штрафы. И главное: мистер Билл,
вероятно, забыл Вам объяснить, что когда Вы не используете возможность
заключения контракта, оказывая при этом услуги за счет фирмы. Вы теряете
свою биоэнергетическую субстанцию, хоть и незначительно - в микродозах, но
нельзя быть таким сентиментальным, я понимаю Ваши чувства к этой женщине,
они обострены алкоголем, я отвезу Вас в офис, сэр, где Вы сможете
отдохнуть и принять специальные таблетки от алкогольного опьянения,
Гражина Вам поможет, а пока отдыхайте здесь, сэр... - И я провалился с его
огромных рук на заднее сиденье автомобиля.^ 
   Что-то я хотел у него тогда спросить на счет своей биоэнергетической
субстанции, сказать ему, что он хороший мужик, но наползавшая
бессмысленная темнота была сильнее.
 
   Гражина разбудила меня после двух. Я в одних трусах лежал на диване,
подпирая головой маленькую упругую подушку. После двухчасового сна и
горсти таблеток я почувствовал себя лучше и отрезвел. Умывшись, я вновь
облачился в "спецовку" и выслушал от Гражины расписание на вторую половину
дня. Честно говоря, я уже думал о вечере и думал о том, куда дену
сегодняшнюю тысячу долларов. Представьте себе, тысяча долларов за один
день, а завтра будет столько же! Да еще я не считал выданных мне вчера
подъемных. Поэтому, поглощая кофе с бутербродами, я ломал голову над
предстоящими затратами, вспоминал долги и даже не помышлял о каких-то там
посетителях. Но вошла Гражина, и поезд тронулся дальше...
 
   Первым был нагловатый молодой человек в джинсовом костюме. Не
расшаркиваясь особо у входа, он ломанулся к моему столу и кинул на
полированную поверхность цветастую визитку:
   - Ваша?
   Визитки я раздавал сегодня в забегаловке на вокзале, и мне (невзирая па
стыд о пьяном состоянии) пришлось сознаться:
   - Моя.
   - Я - Рома, - сообщил молодой человек. - Вы моему пахану десять
кисленьких на вокзале отвалили. Так вот, я и мои три друга готовы продать
Вам наши... Как их там?..
   - Биоэнергетические субстанции.
   - Да. Биоэнергетические субстанции. Но, учитывая оптовую поставку, мы
желаем иметь тридцать пять лимонов.
   Кое-как я сдерживал тошнотворную неприязнь, перебирая в голове
матерщину в девятнадцать этажей, но вынужденное профессиональное отношение
к клиенту заставило меня холодно, но весьма вежливо ответить:
   - Во-первых, молодой человек, оптовые цены по законам рынка всегда ниже
розничных. Во-вторых, биоэнергетическая субстанция Вашего отца значительно
качественнее, тем более - прошла обработку временем (под столом я уже
любовался зеленой лампочкой индикатора, которая и впрямь была тускловата),
поэтому могу предложить Вам только по 5 миллионов рублей, что в сумме на
троих составит... - с достоинством я воспользовался калькулятором, чтобы
совершить эту сложнейшую математическую операцию, - 15 миллионов рублей.
 
   В моих глазах, видимо, было столько сонного безразличия, что Рома,
оглянувшись на дверь, решил посоветоваться с друзьями. Я знал, что они
согласятся. И когда контракт был заключен, и Гражина заносила данные в
компьютер, я смотрел в окно, где трое молодых людей перепрыгивали сугробы
и попсременке крутили пальцем у виска.
   - Прекрасная работа, сэр, - услышал я за спиной одобрение Варфоломея,
и, подмигнув ему, вернулся в кабинет.
   Следующим посетителем был лысый круглый и неприятный толстяк. В руках
его была папка, из которой он извлек листы с длинными списками фамилий и
дат.
   - Вот, - ответил он на мой немой вопрос, - это списки работников моего
предприятия, их биоэнергетические субстанции в Вашем распоряжении. С тех
пор, как я с помощью Вашей замечательной фирмы сохранил за собой
управление заводом и получил новые материальные перспективы, я решил, что
вправе, нет, даже просто обязан предложить Вам биоэнергетические
субстанции моих подчиненных.
   - Они все согласны? - спросил я.
   - Разве их следовало об этом спрашивать? - возмутился он.
   - Без их согласия я не могу заключить с Вами контракт. - Под столом
горела красная лампа.
   - Но я не прошу многого! Человеку просто необходим дальнейший рост!
   Его возмущение насмешило меня.
   - Когда-то Вы уже воспользовались услугами "Америкэн перпетум мобиле" и
сами назначили цену за свою биоэнергетическую субстанцию. Продавать же
чужую, даже ради общественного, в Вашем понятии, блага, Вы не вправе. До
свидания.
   Уходя, он пообещал нажаловаться президенту Соединенных Штатов и в ООН.
"Вы еще услышите вой русских бомбардировщиков, Вы еще вспомните шведов под
Полтавой!"
   Потом в кабинет вошла тихая совершенно седая старушка с хозяйственной
сумкой в руках. Примостившись на самый край стула, она некоторое время
молчала.
   Смотрела на меня так, будто хотела заглянуть в душу, а, может быть,
наоборот - раскрыть свою.
   - Это, конечно, нельзя, - наконец начала она, - но я все же зашла
спросить: можно ли вернуть социализм?
   Хоть какой - хоть сталинский, хоть развитой, хоть застойный...
Ненадолго, чтобы я успела умереть.
   Даже зная, что за моей спиной вся мощь "Америкэн перпетум мобиле", я не
решался ей ничего ответить.
 
   - Я отдам Вам эту самую субстанцию и половину пенсии буду приносить
каждый месяц...
   Я схватил трубку и попросил:
 
   - Гражина! Соедините меня с мистером Биллом. - И почти сразу услышал
его тихий, но уверенный голос.
 
   - Я знаю, у Вас проблемы с пожилой леди. Это как раз тот случай, те
трудности, о которых мы Вас предупреждали. Все дело в том, что из
социализма за 70 лет мы уже взяли всю возможную и даже невозможную энергию.
   А последний горбачевский период был просто небывало урожайным. Так что
поворачивать историю вспять ради сентиментальных воспоминаний этой пожилой
женщины не в наших интересах, но не все потеряно. Предложите ей коммунизм
для отдельно взятой личности. Ведь хотели сначала построить социализм в
отдельно взятой стране?! Так и мы - предлагаем ей сразу же коммунизм,
только для отдельно взятой личности. Бесплатное питание, одежда, проезд на
транспорте, забота школьников, статьи в газетах о пройденном трудовом
пути... - словом, все, что она связывает с понятием о коммунизме. Но сами
понимаете, ее биоэнергетическая субстанция особо ценна!..
 
   Старушка печально глядела в окно и поминутно вздыхала. Руки ее
перебирали затертые лямки авоськи. Мистер Билл еще говорил о различных
способах воздействия на ее сентиментальное сознание, когда она вдруг
встала и, смущенно сказав "извините", вышла из кабинета. Я в растерянности
положил трубку, в дверь заглянула встревоженная Гражина:
   - Что-нибудь нужно, Сергей Иванович?
   Я хотел, чтобы старушка вернулась, но этого Гражина сделать не могла. Я
хотел помочь старушке просто так...
   Гражина, закрывая дверь, предупредила:
   - Нельзя так волноваться из-за