гда таковым себя не чувствовал. Поэтому мне плевать на все условности  и
философские догмы. Я хочу и буду  счастливым!  Я  уверен,  что  мое  желание
совпадает с желанием и необходимостью всей вселенной,  иначе  -  зачем  она?
Пусть сдыхает, коллапсирует, вырождается, но - только без меня. А я  хочу  и
буду жить -  немедленно,  сейчас,  вечно!  И,  желательно,  этим  вечером  в
объятиях  Дульси!"  -  Мы  приехали,  благородный  Ки-ихот,  -  прервал  его
непривычно глубокие мысли  Магг.  -  Это  и  есть  Перекопский  вал.  Сейчас
осторожненько спускаемся к морю,  прижимаемся  предельно  вправо  -  мы  там
незаметно укрепили берег, - и мы, наконец, дома.
   Максим, как по  указке  штурмана  в  автогонках,  послушно  повторил  все
маневры и оказался в глубоком рву перед древней высоченной стеной.
   Липовый генерал-майор вышел из машины, оглянулся. Вокруг ни души, пустота
и заброшенность. Он прикоснулся к одному из  камней,  и  часть  стены  вдруг
отверзлась. Максим включил фары, загнал "Волгу" в черный про„м.
   И тут все силы разом кончились.
   Он вышел из машины полуживой и мельком подумал: "Жаль, если Мудлак и  его
команда не смеют расправиться со мной здесь, в покоях  Е„  Высочества.  Я  -
кончился! Никакой я не  рыцарь,  не  Первый,  не  Второй,  даже  не  десятый
Претендент. Я усталый и заурядный пацан,  которому  больше  всего  на  свете
хочется попасть домой, укрыться в своей  однокомнатной  пещере,  зарыться  в
подушку, а утром  позвонить  отцу,  моему  любимому  полумертвому  человеку,
приехать к нему с бутылкой вина и наблюдать, как он  оживает,  как  радуется
мне и достает свои ничтожные припасы... Мама, мои  биксы,  Ирина,  Дульси...
Простите, но вы все далеко, а я так устал... Чтобы в этом мире жить,  просто
жить, надо обязательно знать, что кто-то тебя любит. Просто любит..."
   - Мы приехали, благородный Ки-ихот, - повторил Магг.
   - Нас ждут!
   Максим  вздрогнул,  будто  просыпаясь   от   сна,   шагнул   за   липовым
генерал-майором. И снова замер, осознавая чужую суть чужих вещей.
   В просторном холле то ли подземного, то ли скрытого  в  каких-то  складах
пространства местного замка Дульси было  пусто  и  мертво.  Мало  того.  Вся
правая половина холла, где,  очевидно,  размещались  функциональные  службы,
была то ли взорвана, то ли выжженна каким-то немилосердным огнем.
   - Ваше Высочество! Что с Вами?! Где вы?! - вскричал бывший двойник  вождя
мирового марксизма и ринулся вперед. Перед ним открывались  какие-то  двери,
вспыхивали и гасли огни, но  нигде  не  было  ни  одной  живой  души.  Через
несколько минут он вернулся,  ошалело  посмотрел  на  Максима  и  безнадежно
выдохнул: - Мы пропали, мой господин!
   - Что здесь горело! - холодно спросил Максим. Все  страхи  и  переживания
вдруг отступили перед суровой действительностью.
   - Здесь были двери, окно, переход, - запричитал Магг.
   - Здесь была кабина нуль-транспортировки. Переход  на  Норману  и  другие
миры нашего Союза... Кто-то взорвал его и захватил  принцессу  в  плен!  Она
исчезла, ее нигде нет, благороднейший рыцарь Ки-ихот!
   - Успокойся и говори внятно! - еще более холодно потребовал Максим. - Что
все это значит?
   - Это значит, - прорыдал Магг, - что ты никогда больше в жизни не увидишь
Е„ Высочество Дульси, а я своих жен и детей!
   - Неужели Мудлак решился в открытую выступить против Е„ Высочества? -  ни
к кому не обращаясь, спросил Максим.
   - Не знаю, ничего не знаю! Я знаю  только,  что  мы  пропали!  -  липовый
генерал-майор был явно не в себе.
   - Прекрати немедленно истерику! - рявкнул на него  Максим.  -  Здесь,  по
идее, должна быть связь с вашей планетой.
   - Все разрушено! Все!
   Максим ступил вперед, и перед ним с мелодичным звоном распахнулись  двери
в зал. По размерам он не отличался от холла. Задрапированные голубым  шелком
с золотыми цветами стены,  горящий  камин,  сервированный  на  шесть  персон
огромный стол. Напротив стола на стене было круглое панно из  драгоценных  и
полудрагоценных камней, изображающее карту звездного неба.  Штук  полтораста
из них светились,  и  Максим  догадался,  что  они  обозначают  владения  Е„
Высочества. Часть панно  была  залита  красным  вином,  а  внизу,  на  полу,
валялась разбитая бутылка "Бордо".
   - Здесь что-то случилось, - пролепетал обезумевший от горя бывший двойник
вождя мирового марксизма.
   - Но что, что?
   - Все еще горячее - заметил Тофик, осматривая
   стол.
   - Где мое место? - спросил Максим у Магга.
   - По правую руку от Е„ Высочества. Вот здесь, во главе стола.
   - Значит, так, - сказал Максим, занимая свое место.
   - Королевский обед в мою честь состоится, даже если  нас  при  выходе  из
замка расстреляют в упор из полевых орудий. Прошу наполнить бокалы! Тофик  и
Магг послушно наполнили.
   - А это что? - спросил Максим, доставая из-под  своего  прибора  янтарный
медальон, точь в точь повторяющий панно на стене. Только вместо камней в нем
горело и переливалось полтораста звездочек.
   - Это знак королевской Власти! - прошептал Магг.
   - Очевидно,  принцесса  в  большой  опасности.  Она  оставила  его  тебе,
благородный Ки-ихот, чтобы обезопасить тебя и помочь тебе в твоих дальнейших
подвигах. Его владельцу повинуется каждый из свободных подданных, независимо
от своего положения и статуса.
   - Я не знаю вашего этикета и традиций, - сказал Максим, поднимая  тяжелый
бокал. - Но раз за столом нет Е„ Высочества,  я  предлагаю  первый  тост  за
любовь и мою несравненную Дульси!


   Книга вторая
   ВЫПАВШАЯ ИЗ СЕДЛА

   ГЛАВА 1

   От немилосердной жары запах гниющих водорослей, тины и дохлой  рыбы  стал
таким жутким, что у Дульси закружилась голова.
   Убивает еще и монотонность работы. Нагнуться, перевернуть валун, который,
кажется, буквально врос в грязь, присесть и  быстро  выбрать  белые  личинки
эмнуса пресмыкающегося, пока  они  не  успели  на  свету  зарыться  в  грязь
поглубже. Каждую ополоснуть в ведре и бросить в другое  -  с  чистой  водой.
Потом перенести ведра к  соседнему  валуну,  перевернуть  его  и  в  той  же
последовательности повторить все операции. Только в том случае,  если  валун
по размерам больше, чем три головы, разрешается позвать на  помощь  соседку.
Запрещается все остальное: садиться на валуны и  отдыхать,  разговаривать  с
другими сборщиками, оставлять невыбранные личинки...  И  так  целый  день  с
коротким перерывом на обед, когда им привозят баланду.  Кроме  того,  первые
дни Дульси не могла побороть брезгливость - личинки эмнуса, по сути короткие
черви в палец толщиной, скользкие,  омерзительно  изгибающиеся  в  руках,  а
иногда и попискивающие, - но потом привыкла и даже, если удавалось пару штук
украсть и высушить на солнце, с удовольствием ела с подругами этих тварей по
вечерам в бараке.
   "Высокие звезды! Я сейчас умру! Кружится голова, подгибаются ноги. Сейчас
упаду - и не встану".
   Дульси присела на большой валун, попробовала  отрегулировать  прерывающее
дыхание: она молодая и сильная, сердце бьется ровно, слабость отступает...
   И тут ее плечи перепоясала кожаная плеть. Так жгуче и больно, что Дульси,
вскрикнув, отлетела в сторону, упала коленями в болотную жижу.
   - Грязная рабыня, - загремел над ней голос надсмотрщика Гермы. - Ты опять
вообразила себя Е„ Высочеством и решила отдохнуть?!  За  работу,  потаскуха,
иначе я распишу плетью всю твою спину! А  после  захода  солнца,  когда  все
пойдут на ужин, ты мне соберешь урожай еще под двадцатью камнями.
   И Герма, огромный  волосатый  толстяк,  чья  одежда  состояла  только  из
кожаных шорт и сапог, довольно расхохотался.
   К Дульси подбежала верная Джи, которая ворочала  валуны  справа  от  нее,
помогла госпоже подняться.
   - Как ты смеешь, подонок, так обращаться с Е„ Высочеством?!  -  закричала
девушка, медленно приближаясь к  надсмотрщику.  Глаза  ее  гневно  сверкали,
черные волосы растрепались, а полусогнутые руки  хищно  протянулись  вперед,
готовые вцепиться  в  горло  обидчика  госпожи.  -  Как  только  нас  отсюда
освободят,  я  сама  придумаю  тебе,  мерзкое  животное,  самую  страшную  и
мучительную казнь! Трепещи, негодяй!
   Джи, тоненькая и смуглая, напоминала в своем праведном  гневе  маленького
зверька, чье сердце не знает страха перед лицом любой опасности.
   Жирный рот Гермы, который от нечего делать пожирал на дежурствах  личинки
эмнуса живьем, расплылся еще шире.
   -  А,  Первая  Подруга...  Как  же  вы  умудрились  сбрендить  вдвоем   и
одновременно? Так веселее, что ли? Впрочем, - Герма рыгнул, и его  по-бабски
отвисшие груди заколыхались над туго набитым  животом,  -  забавляйтесь  как
хотите. Мне все равно, кем вы были в своей прежней жизни. Хоть в самом  деле
принцессой и первой дамой двора. Здесь вы, запомните,  грязные  рабыни  -  и
только. А я ваш бог и судья.
   Герма снова смачно  рыгнул,  посмотрел  на  Дульси.  и  Джи  чуть  ли  не
благосклонно.
   - Не буду врать, - заявил он, поигрывая  плетью.  -  Хоть  вы  и  грязные
рабыни, но на вид обе весьма  аппетитные.  Особенно  принцесса...  Я  помогу
твоей хозяйке, Джи, - вмиг избавлю ее от головокружения и  слабости.  У  нее
белая нежная кожа, как у  эмносов,  а  я  до  них,  тебе  известно,  большой
охотник... Сегодня я занят, но завтра или послезавтра ночью я  вылечу  тебя,
Дульси. У меня здесь самое мягкое ложе и самый твердый...
   Со звериным приглушенным рычанием  Джи  прыгнула  на  тушу  надсмотрщика,
вцепилась руками в его необъятную шею. Герма легко оторвал девушку от  себя,
швырнул в грязь.
   - Ты тоже сегодня после  захода  солнца  вместе  с  хозяйкой  перевернешь
двадцать  валунов.  Но  не  вместе,  а  каждая  по  двадцать!  -  Он   опять
расхохотался. - А я, если останутся силы после Е„ Высочества,  вознагражу  и
тебя, маленькая потаскуха.
   Чавкая по глубокой грязи сапогами, Герма ушел.
   А Дульси, чуть не перекинув ведро с чистыми личинками, снова  присела  на
валун. Она и хотела бы заплакать, но  слез  не  было.  Были  только  звон  в
голове, горечь во рту и ощущение безысходности.
   - Надо бежать, Джи, - прошептала она. - Ночью, сегодня же!
   - Милая госпожа, - возразила Первая Подруга. - Лучше завтра. Вы  в  самом
деле больны, а у нас работы до полуночи. Вам надо поспать,  отдохнуть  перед
дорогой. Тем более, что мы завтра дежурим на кухне: не надо будет целый день
горбиться на солнцепеке. Да и кухню после ужина никто не сторожит.
   - Хорошо, Джи, - согласилась Дульси.
   В барак они вернулись, когда  остальные  рабыни,  измученные  непосильным
трудом, уже уснули. Принцесса и ее  Первая  Подруга  съели  по  миске  дурно
пахнущей бурды, сжевали несколько личинок эмнуса и, не раздеваясь,  улеглись
рядышком на свою кучу сухих водорослей. Болели руки и поясница, огнем  горел
след от удара плетью, но сон к Дульси не шел. В который раз она  заглядывала
в свою память, напрягала ее, но та  хранила  не  цельную  картину  бытия,  а
только отдельные факты и события последних  недель,  может  даже  месяцев  -
время здесь текло как-то странно, чуть ли не по кругу.
   Она прилетела с Джи зачем-то  на  Землю.  Что-то,  кажется,  связанное  с
поисками пропавшего отца и одновременно с Тайным Советником. Но  вот  как  и
когда пропал отец и кто такой Тайный Советник  -  не  помнит,  хоть  убей...
Потом она возвращалась из Афин в свой местный замок.  Морем,  на  Коне...  В
одной из бухточек хотела забрать Магга. Разыгрался  шторм.  Возле  берега  с
системой  управления  Конем  что-то  случилось.  Он  сбросил  ее  и  умчался
неизвестно куда, а она стала тонуть. Ее спас земной рыцарь Ки-ихот, русый  и
голубоглазый, совсем еще мальчишка... Что же дальше? Кажется,  ее  забрал  в
замок Мудлак. Но как он узнал, где я,  и  что  со  мной  приключилась  беда?
Непонятно... Неужели следил за мной, рыжее чудовище? Он что-то орал, угрожал
судом, шантажировал... Опять непонятно: откуда он узнал,  что  я  выпала  из
седла? Хотя, конечно, не выпала - все  это  проделки  взбесившегося  Коня...
Ки-ихот, молодец, защитил меня - ох, и хорошенькую  трепку  задал  он  этому
мерзкому  старикашке...  Я  пригласила   нового   Первого   Претендента   на
Королевский обед, оставила с ним Магга, а сама улетела с Мудлаком... Потом я
знакомилась  в  замке  с  отчетами  сексотов,  кажется,  нашла  там   что-то
интересное... Несколько раз пыталась мысленно выйти на связь с Маггом, но  у
меня ничего не получалось. Мудлак успокаивал, говорил, что это  из-за  моего
нездоровя и магнитных бурь. Мол, Земля совершенно безопасная планета, и  нет
никаких оснований  беспокоиться  о  Ки-ихоте  и  Магге...  Я  в  самом  деле
чувствовала  себя  скверно.  Почти   как   сейчас.   Помнится,   все   время
раскалывалась голова... Накануне обеда я зашла  в  зал,  чтобы  по  традиции
попробовать вино, которым собиралась потчевать дорогого гостя. Мудлак  стоял
напротив. Я сделала глоток  вина  и  почувствовала,  что  теряю  сознание...
Мудлак стоял напротив и улыбался! Коварно так, мерзко. Я швырнула бутылку  в
его ненавистную рожу и... очнулась уже здесь, в  бараке.  Кажется,  когда  я
швырнула бутылку, в холле закричала Джи. Но она вообще ничего  не  помнит...
Неужели Мудлак рискнул в открытую выступить против меня?!  Подсыпал  в  вино
снотворного и... продал меня с Джи в рабство на какой-нибудь дикой  планете.
Нелогично. Даже если он приревновал к Ки-ихоту и обозлен. Ведь без  меня  он
просто никто, он теряет даже свой мизерный шанс Третьего Претендента на  мою
руку и сердце. Но что именно он подстроил всю  эту  пакость  -  не  вызывает
сомнений. Вот только для чего? Может, это  спектакль?  Может,  Мудлак  хочет
извести меня здесь, сломить дух и волю, а потом заявиться в роли спасителя и
тем самым открыть себе дорогу к званию Первого Претендента?!  Одни  вопросы,
на которые пока нет ответа. Разрозненные факты и предположения, которые  она
не может связать в единое целое. Пытается - и не может, словно что-то мешает
ей. От каждой такой попытки начинает раскалываться голова.  Особенно,  когда
она задумывается о судьбе благородного юного  рыцаря  Ки-ихота.  Почему,  ну
почему все пять лун Магг  не  откликался  на  ее  вызовы,  не  прислал  свою
мысль?!. Может, она погубила друзей? Может, Мудлак так  низко  пал  в  своем
коварстве, что поручил своим людям убить Первого Претендента, а заодно и  их
общего слугу?  А  если  и  не  убить,  то  навеки  заточить  в  какую-нибудь
темницу... Почему она не  подумала  об  этом  раньше,  глупая  девчонка,  не
позаботилась об их безопасности?!
   Мысли были такие горькие и жгучие, так  остро  ранили  мозг,  что  Дульси
застонала. Джи прижалась к ней, стала гладить по  голове,  будто  маленькую,
прошептала: - Милая госпожа! Не думайте о дурном, не  мучайте  свое  сердце.
Вот увидите - все образуется. Завтра мы будем на воле! Да и ваш  благородный
рыцарь Ки-ихот, о котором вы столько раз рассказывали. Разве он оставит  вас
в беде?! Я уверена, Дульси, что он уже ищет вас. Он обязательно спасет  вас,
а заодно и меня.
   "Если он жив сам", - подумала Дульси, и впервые за многие годы  по  щекам
ее проползло несколько горячих слезинок, которые, как ни  странно,  принесли
несказанное облегчение.
   Весь следующий день они пробыли на кухне: секли горы листьев бузулука для
ужина, сдирали с вареных личинок эмнуса  кожицу,  которая  заменяла  рабыням
мясо, следили за огромными котлами с похлебкой, разливали ее, мыли посуду  и
вновь наполняли котлы. По сравнению с работой на болоте это  был  отдых,  но
про себя Дульси подумала: если она когда-либо обретет свободу и  свою  былую
власть, то не только наведет порядок на этой гнусной планете, но и пошлет во
все миры СНГ самую суровую инспекцию, чтобы уничтожить рабство и насилие над
личностью. Везде! Даже там, где они присутствуют инкогнито. Кроме того,  она
раз и навсегда вычеркнет из королевского меню блюда из эмнуса - будь проклят
этот деликатес, который так ценится на их Нормане.
   - Я предложила нескольким  девушкам  присоединиться  к  нам,  -  негромко
сказала Джи после ужина, ловко складывая глиняные миски. - Они и слушать  не
хотят о побеге. И вообще: какие-то они все  здесь  странные.  Заторможенные,
двух-трех слов не свяжут, все на одно лицо.
   - Их давно превратили  в  рабочую  скотину.  А  мы  новенькие,  живые,  -
согласилась Дульси. - Кроме того, мы по духу своему, по происходжению  -  не
рабы. А что мы знаем об этих бедных  женщинах?  Может  быть,  и  они,  и  их
матери, и все предки рождались и жили в неволе!
   В дорогу решили взять мешочек сушеных личинок, побольше воды  и  короткий
широкий кинжал, который Джи украла три дня назад у одного из надсмотрщиков.
   Когда последняя из рабынь, доев свой бузулук, поковыляла к бараку, Дульси
решительно отбросила в сторону ее грязную миску: - Пойдем! Надсмотрщики  или
играют в кости, или тоже уже спят.
   Принцесса и Джи вышли  на  дорогу,  по  которой  на  плантацию  привозили
продукты  и  воду.  В  обратный  путь  повозки  загружали  бочонками  с  уже
разделанным эмнусом, и Дульси пришла  к  выводу,  что  таким  образом  везти
скоропортящийся продукт можно недалеко. Значит,  город  или  селение  где-то
рядом, максимум полдня пути.
   - И небо здесь странное, - заметила Джи, приноравливаясь к стремительному
шагу госпожи. - Днем - ни одной тучки, а ночью,  наоборот,  -  мгла  и  тьма
кромешная. Такое впечатление, что  звезды  здесь  появляются  только  тогда,
когда о них вспомнишь.
   - А вон и они, - засмеялась Дульси. - Уже проклевываются.
   Была и еще одна причина, почему они решили удирать по  дороге.  Несколько
раз, ночью, Дульси и Джи пробовали уйти от  плантации  в  первую  попавшуюся
сторону, и всякий раз за порослью болотного кустарника попадали в Нечто, где
не было ни света, ни пространства, где они с каждым шагом как бы деревенели,
умирали по частям, и  где,  на  них,  особенно  на  Дульси,  нападала  такая
головная боль, что они немедленно возвращались. Джи  предположила,  что  это
какое-то силовое поле, ограда, стена загона для человеческого скота, потому,
мол, их практически не охраняют. Дульси с сутью  предположения  согласилась,
но добавила, что это, скорее, не  силовое,  а  какое-то  поле,  влияющее  на
психику. Как бы там ни было, но стена тюрьмы, даже сплетенная  из  нежнейших
цветов, остается стеной тюрьмы.
   Они шли уже часа четыре или пять, однако вокруг ничего не  менялось.  Все
тот же мрак, едва тронутый звездным светом, все  те  же  кусты  на  обочинах
дороги, все та же грязь под босыми ногами - холодная,  липкая,  бесконечная,
как весь этот бред.
   Слева показался большой валун. - Присядем, - предложила Дульси. -  Что-то
я опять начинаю сдавать.
   Запрокинув голову, она долго вглядывалась в незнакомые созвездия.  Похоже
на небо Земли... А вдруг это в самом деле Земля? И, может, ее Ки-ихот и Магг
где-то рядом, в  крайнем  случае  -  на  другом  континенте?  Почему  бы  не
попробовать еще раз? Ведь мысль внепространственна; она, помнится, несколько
раз выходила в детстве на связь с отцом за сотни световых лет.
   Дульси сосредоточилась, вызвала  в  сознании  образ  Магга.  Где  же  ты,
неверный слуга, отзовись! Я прошу и приказываю: отзовись!
   И подсознание, и вся вселенная безмолствовали.
   Дульси, любопытства ради, попробовала вызвать своего благородного рыцаря.
Конечно, его посвящение в Первые Претенденты - не более, чем ритуал, древняя
традиция. Магг сказал, что этот голубоглазый парнишка спас ей жизнь,  и  она
просто обязана была произнести соответствующую фразу. Но признайся,  Дульси,
что ты е„ впервые в жизни произнесла охотно, без внутреннего  сопротивления,
даже с радостью. Конечно, она еще не влюблена по-настоящему,  да  и  рыцарь,
если она ему не понравилась, вовсе не обязан жениться на внеземной принцессе
(тут Ее Высочество почувствовало вдруг укол  досады),  но  если  между  ними
проскочила хоть искра взаимного влечения, его мозг может откликнуться.  "