; трон осеняли боевые  штандарты  двух
континентов. Я занял свое место рядом с подиумом.  Установилась  напряженная
тишина: все ждали короля. Меня предварительно  проинструктировали,  как  мне
надлежит себя вести во время церемонии.
   Взревели фанфары, на галерее наверху загрохотали  войсковые  барабаны.  В
дверях залы появился король.
   Ригенос облачен был в сверкающие позолотой  доспехи,  поверх  которых  он
набросил белый с красным плащ. Шлем венчала железная корона  с  драгоценными
камнями. В этом одеянии он словно стал выше ростом. Царственной походкой  он
пересек  зал,  поднялся  на  подиум  и  уселся  на  трон,  положив  руки  на
подлокотники кресла.
   Мы отсалютовали ему.
   - Славься, король Ригенос! - раздался громовой клич.
   Затем  мы  преклонили  колена.  Первым  это  сделал  я.   Моему   примеру
последовали немногочисленные маршалы,  сотня  военачальников  и  пять  тысяч
рыцарей.  У  дверей  застыли  в  почетном  карауле  стражники.  Вдоль   стен
выстроились вельможи преклонных  лет,  придворные  дамы,  оруженосцы,  рабы,
управляющие всех кварталов Некраналя и всех провинций обоих континентов.
   И все взгляды были обращены на Ригеноса и его полководца Эрекозе.
   Король встал и сделал шаг вперед. Лицо его было жестким и суровым. Я и не
предполагал, что он может выглядеть так величественно.
   Я  ощутил,  что  оказался  в  центре  внимания.  Люди   знали,   что   я,
Эрекозе-Воитель, защитник человечества, пришел, чтобы спасти их.
   И я разделял их веру в себя.
   Король Ригенос воздел руки, развел их в стороны и заговорил:
   - Слушайте меня, Эрекозе-Воитель, маршалы,  военачальники  и  рыцари!  Мы
выступаем на битву  с  нелюдями.  Нам  предстоит  сражаться  за  собственное
выживание. Мы должны сохранить наши прекрасные земли от поругания. Тот,  кто
победит в этой войне, станет властелином  всей  Земли.  А  прах  побежденных
развеют по ветру, чтобы самая память о них стерлась. Наш поход решит  судьбу
войны. Ведомые Эрекозе, мы захватим порт Пафанааль и  его  окрестности.  Вот
наша первая задача.
   Король помолчал немного, потом заговорил снова. Его голос  был  отчетливо
слышен в почти мертвой тишине, которая установилась в Приемном зале.
   - Нам нельзя успокаиваться. За первой битвой последуют вторая и третья. С
ненавистными Псами Зла надо покончить раз и навсегда. Не щадите никого, даже
детей! Однажды мы уже загнали их обратно в  Печальные  горы,  но  теперь  мы
должны извести их под корень! Пусть только память о них сохранится, да и  то
ненадолго - чтобы мы не забывали, каково зло!
   По-прежнему стоя на коленях, я поднял  обе  руки  над  головой  и  потряс
сжатыми кулаками.
   - Эрекозе! - продолжал король. - Повинуясь  своей  бессмертной  воле,  ты
снова обрел плоть и пришел  к  нам  в  час  тревог.  Под  твоим  началом  мы
уничтожим элдренов. Ты - Серп Человечества, который скосит полчища  элдренов
как сорную траву. Ты - Заступ Человечества, который отроет их из-под  земли.
Ты - Огонь Человечества, который выжжет их  берлоги.  Ты  -  Ветер,  который
развеет их пепел, Эрекозе! Ты искоренишь элдренов!
   - Я  искореню  элдренов!  -  воскликнул  я,  и  голос  мой,  гулким  эхом
отразившийся от стен Приемного зала, показался мне самому голосом Господа. -
Я сокрушу врагов человечества! Сжимая в руке меч Канайану, я нападу на них с
жаждой мести, ненавистью и злобой в сердце и покончу с элдренами!
   За моей спиной раздался могучий крик:
   - Мы покончим с элдренами! Король поднял голову. Глаза его сверкали, губы
были плотно сжаты.
   - Клянитесь! - приказал он. Атмосфера  ненависти  и  ярости,  царившая  в
Приемном зале, проникла в наши сердца.
   - Клянемся! - проревели мы. - Клянемся сокрушить элдренов!
   Ненависть отразилась во взгляде короля, придала звучности его голосу:
   -  Ступайте  же,  паладины  человечества!  Ступайте,  чтобы  покончить  с
элдренами! Очистите нашу планету от нечисти!
   Мы разом поднялись с колен, не  ломая  строя,  повернулись  и,  возглашая
боевые кличи, вышли из Зала приемов Дворца десяти тысяч окон  на  двор,  где
нас поджидали толпы простолюдинов.
   Мне не давала покоя мысль об Иолинде. Где  она?  Почему  не  пришла?  Да,
церемониал начался рано утром, но могла бы, в конце концов, хотя бы прислать
записку.
   Торжественная процессия вышла за стены цитадели и по  извилистым  улочкам
Некраналя направилась к гавани. Доспехи, клинки и  копья  сверкали  в  лучах
утреннего солнца. Ветер шевелил флаги бесчисленных цветов и оттенков.
   Я шел  впереди,  я  возглавлял  войско  -  я,  Эрекозе,  Вечный  Воитель,
Полководец, Мститель. Руки мои были воздеты в воздух, как  будто  я  заранее
торжествовал победу. Меня переполняла гордость.  Я  познал  славу  и  теперь
наслаждался ею.  Это  была  жизнь,  которой  стоило  жить,  -  жизнь  воина,
военачальника, солдата.
   Наш путь лежал к гавани, где наготове стояли корабли. Внезапно на  память
пришли слова песни, маршевой песни,  сочиненной,  должно  быть,  в  глубокой
древности. Я запел, и тут же все те, кто шагал следом  за  мной,  подхватили
песню. Застучали барабаны, загудели трубы; тысячи  глоток  славили  кровавую
жатву на полях Мернадина.
   Вот так мы и шли, чеканя шаг. Таковы были наши чувства. Подождите  судить
меня, пока не узнаете, что случилось потом.
   Процессия достигла излучины реки, где была гавань  и  где  нас  поджидали
корабли - пятьдесят кораблей, над которыми развевались пятьдесят  штандартов
пятидесяти славных паладинов.
   Да, всего лишь пятьдесят  кораблей.  Основные  силы  флота  находились  в
Нуносе, городе сверкающих башен.
   Речные  берега  были  густо  усеяны   жителями   Некраналя.   Шум   стоял
невообразимый, однако мы вскоре привыкли к  нему.  Это  как  грохот  прибоя:
постепенно свыкаешься с ним настолько, что перестаешь слышать.
   Я окинул взглядом корабли. На палубах были поставлены  богато  украшенные
каюты; разноцветные паруса, в которых пока не  было  надобности,  скатали  и
привязали к стеньгам. Весла вставили в уключины и опустили в спокойную  воду
реки. Гребцы расселись по скамьям, по трое на весло. Как я заметил, они были
не рабами, а свободными воинами.
   Ближе всех к выходу из гавани стоял королевский флагманский корабль. Имея
восемьдесят  пар  весел  и  восемь  высоких   мачт,   он   подавлял   своими
внушительными размерами. Его борта были выкрашены в  красный,  золотистый  и
черный, палубы  отсвечивали  багрянцем,  на  парусах  соседствовали  желтый,
темно-голубой и оранжевый, а фигура богини с  мечом  в  вытянутых  руках  на
носовой части была  серебристо-алой.  Изысканно  украшенные  палубные  каюты
сверкали свеженанесенным лаком; с их стенок  взирали  на  торжество  древние
герои рода человеческого, среди которых я узнал  себя,  хотя  сходство  было
весьма  отдаленным;  еще  там  были  нарисованы  эпизоды   былых   сражений,
мифические животные, демоны и боги.
   Оставив войско маршировать по набережной, я  по  укрытым  ковром  сходням
поднялся на борт королевского корабля. Мне навстречу устремились моряки.
   Один из них сказал:
   - Ваше высочество, принцесса Иолинда ожидает вас в Парадной каюте.
   Перед тем как войти внутрь, я постоял немного у входа,  любуясь  красотой
сооружения и с улыбкой поглядывая на собственную физиономию на стене.
   Потом отворил дверь и, пригнувшись,  прошел  во  внутренние  покои.  Пол,
стены и  даже  потолок  обиты  были  ворсистыми  коврами  с  темно-красными,
золотистыми и черными узорами. С  потолка  свисали  фонари.  В  полумраке  я
разглядел Иолинду. На ней было простое платье и легкий темный плащ.
   - Я не хотела отвлекать тебя утром, - сказала она. -  Отец  говорил,  что
вам всем будет некогда. Поэтому я решила не докучать тебе.
   Я улыбнулся.
   - Ты мне по-прежнему не веришь, Иолинда?  Ты  не  веришь  моим  словам  о
любви, не веришь, что ради тебя я готов на любой подвиг. Ведь так?
   Я обнял девушку.
   - Люблю тебя, Иолинда, и буду любить до конца своих дней.
   - И я, Эрекозе. Ты будешь жить вечно, однако...
   - Почему ты в этом так уверена? - спросил я тихо. - Не надо считать  меня
неуязвимым, Иолинда. Если хочешь, я могу показать тебе  царапины  и  синяки,
которые получил, практикуясь с оружием.
   - Ты не умрешь, Эрекозе.
   - Мне бы твою уверенность.
   - Не смейся надо мной, Эрекозе. Я  не  желаю,  чтобы  ко  мне  относились
покровительственно!
   - Я вовсе не смеюсь над тобой, Иолинда, не говоря уж обо всем  остальном.
Просто ты должна взглянуть правде в глаза, понимаешь?
   - Хорошо, - проговорила она. - Я поступлю так, как  ты  советуешь.  Но  я
чувствую, что ты не умрешь. Порой у меня бывают такие странные предчувствия.
Мне кажется, нас ожидает нечто худшее, чем смерть.
   - Твои опасения естественны, но необоснованны. Не надо печалиться, милая.
Взгляни на мои чудесные доспехи, на клинок, который висит у меня  на  поясе,
на войско, которым я командую, наконец!
   - Поцелуй меня, Эрекозе.
   Я выполнил ее просьбу. Мы долго не могли оторваться друг от друга,  потом
Иолинда высвободилась и выбежала из каюты.
   Я уставился на захлопнувшуюся за девушкой дверь. Меня подмывало броситься
следом, найти Иолинду, постараться ее успокоить. Но я  знал,  что  не  сумею
этого сделать. Ее страхи были не то чтобы иррациональными, они  возникли  не
на пустом месте; причиной их,  как  я  подозревал,  было  снедавшее  Иолинду
чувство незащищенности. Я пообещал  себе,  что  как-нибудь  выберу  время  и
попробую втолковать ей, что опасаться нечего. Я научу ее верить и доверять.
   Зазвучали фанфары. На борт корабля поднимался король.
   Спустя несколько секунд он  вошел  в  каюту,  на  ходу  стягивая  с  себя
увенчанный короной шлем. За ним следовал вечно мрачный Каторн.
   - Народ ликует, - заметил я. - Похоже, церемония удалась на славу, король
Ригенос. Он устало кивнул.
   - Да.
   Торжественные  проводы,  по  всей  видимости,  сильно  утомили  его;   он
опустился на стул в углу и приказал принести вина.
   - Скоро уже отплываем. Когда точно, Каторн?
   - В пределах четверти часа, государь, - Каторн принял из рук раба  кувшин
с вином и наполнил кубок Ригеноса, даже не поглядев в мою сторону.
   Король шевельнул рукой.
   - Не хочешь ли выпить вина, Эрекозе? Я отказался.
   - Твои слова, король, запали мне в душу, - проговорил я. - Ты разбудил  в
нас зверей. Каторн фыркнул.
   - Будем надеяться, они не заснут до  встречи  с  врагом.  В  наших  рядах
хватает новобранцев. Половина войска знает что такое  настоящий  бой  только
понаслышке. Через одного - молокососы,  а,  по  слухам,  в  отдельные  части
набирали даже женщин.
   - Мрачновато ты настроен, сенешаль Каторн, - подколол его я.
   - Какие дела, такой и настрой, - проворчал он. - Можно устроить показуху,
чтобы повеселить простолюдинов, но вовсе не обязательно верить в нее  самим.
Уж кому, как не тебе, знать это, Эрекозе; уж кому, как не тебе,  знать,  что
война - это боль, страх и смерть, и больше ничего.
   - Ты забываешь, что я смутно помню свое прошлое, - сказал я.
   Каторн хмыкнул и  одним  глотком  опустошил  кубок  с  вином.  Со  стуком
поставив его на стол, он вышел из каюты, проронив лишь:
   - Пойду прослежу за отплытием. Король кашлянул.
   - Вы с Каторном, - начал было он и остановился. - Вы...
   - В приязни друг к другу нас не упрекнешь, - согласился я. -  Мне  не  по
нраву его угрюмость и недоверчивость, а он считает меня жуликом, изменником,
быть может, лазутчиком.
   Король кивнул.
   - Он не раз заводил со мной такие разговоры, - Ригенос отпил  вина.  -  Я
сказал ему, что собственными глазами видел, как ты материализовался, что ты,
без сомнения, Эрекозе; что у нас нет причин  не  доверять  тебе,  однако  он
продолжает упорствовать. Как ты думаешь, почему? Ведь  он  отважный  воин  и
мыслит всегда весьма здраво.
   - Завидует, - ответил я. - Я перебежал ему дорогу.
   - Но он же был заодно со всеми на том совете, где решено  было,  что  нам
нужен новый полководец, чтобы вдохновить людей на войну против элдренов!
   - Быть может, он не ожидал от меня такой прыти. Какая, впрочем,  разница?
- заметил я, пожимая плечами. - Думаю, мы с ним нашли общий язык.
   Погруженный в размышления, король не обратил внимания на мои слова.
   - Вот оно, наверно, что, - пробормотал он. - Боюсь, к ратным  делам  ваше
соперничество не имеет никакого отношения.
   - То есть?
   Он посмотрел мне в глаза.
   - Пожалуй, всему виной любовь,  Эрекозе.  Раньше  Иолинда  явно  выделяла
Каторна.
   - В этом, похоже, что-то есть. Но опять же я тут ни при чем. Иолинда сама
предпочла меня ему.
   - Каторн,  скорее  всего,  считает,  что  она  воспылала  страстью  не  к
конкретному человеку, а к надуманному образу.
   - А твое мнение?
   - Не знаю. Мы с Иолиндой об этом не говорили.
   - Что ж, - сказал я, - подождем возвращения из  похода.  Тогда,  надеюсь,
все прояснится.
   - Неизвестно, вернемся ли мы, - возразил  король.  -  Тут  я  согласен  с
Каторном. Переоценка собственных сил часто приводила к поражению в битве.
   Я кивнул.
   - Быть может, ты прав.
   Снаружи послышались громкие  крики.  Корабль  качнуло  -  видно,  матросы
отдали швартовы и выбрали якорь.
   - Идем, - сказал король. - От нас ждут, что мы поднимемся на палубу.
   Торопливо допив вино, он водрузил на голову  шлем.  Мы  вместе  вышли  из
каюты. Завидев нас, толпа на берегу загомонила громче.
   Мы стояли на палубе, прощаясь с жителями Некраналя; тем временем барабаны
начали выстукивать медленный ритм для гребцов. Внезапно  я  увидел  Иолинду:
она сидела в своем экипаже, вполоборота к реке, не отрывая  глаз  от  нашего
корабля. Я помахал ей, и она ответила мне тем же.
   - Прощай, Иолинда, - прошептал я. Проходивший мимо Каторн метнул на  меня
циничный взгляд.
   - Прощай, Иолинда.
   Ветер утих. В безоблачном небе ярко пылало солнце, и я  совсем  запарился
под доспехами.
   Стоя на корме раскачивающегося корабля, я продолжал махать рукой Иолинде,
пока мы не миновали излучину реки. Поворот скрыл от нас гавань, но еще долго
виднелись позади высокие шпили Некраналя и слышался отдаленный шум множества
людских голосов.
   Мы быстро двигались вниз по течению реки Друнаа,  направляясь  к  Нуносу,
городу сверкающих башен, где ждал нас весь остальной флот.

Глава 9

В НУНОСЕ

   О, эти жестокие, кровавые войны...
   -  На  самом  деле,  епископ,  вы  просто  никак  не  поймете,  что  дела
человеческие делаются не словами, а поступками.
   Спорные доводы, неубедительные мотивы, цинизм под маской прагматизма.
   - Не желаешь ли отдохнуть, сын мой?
   - Как я могу отдыхать, отец, если орда язычников уже вышла к Данубе?
   - Мир...
   - Неужели они согласятся?
   - Кто знает?
   - Они не удовлетворятся Вьетнамом. Они не успокоятся, даже завладев  всей
Азией.., а потом и всем миром.
   - Мы не звери.
   - Мы должны ими стать. С волками жить - по-волчьи выть.
   - Однако если мы попробуем...
   - Пробовали.
   - Разве?
   - С пламенем надо бороться огнем.
   - А иного пути нет?
   - Дети...
   - Иного пути нет.
   Ружье. Меч. Бомба. Лук. Вибропистолет. Пика-огнемет. Топор. Булава.
   - Иного пути нет.

***

   В ту ночь на борту флагманского корабля я спал плохо.  С  мерным  плеском
погружались  в  воду  весла,  неумолчно  рокотали  барабаны,   поскрипывали,
тимберсы, ударяли в борт волны. Усталый мозг терзали  галлюцинации,  которые
никак не хотели оставить меня в покое. Обрывки разговоров. Случайные  фразы.
Лица.  Тысячи  моментов  времени.  Миллионы  лиц.  Но   ситуация   неизменно
повторялась: суть спора, который велся  на  бесчисленном  множестве  языков,
сохранялась в неприкосновенности.
   Лишь когда я встал с койки, голова моя прояснилась. Поразмыслив, я  решил
выйти на палубу.
   Кто я такой? Откуда это ощущение, будто я  навеки  обречен  скитаться  из
эпохи в эпоху, возрождаясь к жизни всякий раз для одного и  того  же?  Какую
шутку, какую злую шутку сыграли со мной космические силы?
   Ночной ветерок холодил лицо. Прорехи в легком облачном слое располагались
столь причудливым образом, что проникавшие сквозь них  лучи  луны  выглядели
спицами некоего гигантского колеса. Казалось,  Господня  колесница,  прорвав
покров облаков, нашла опору в более плотном воздухе ниже.
   Я бросил взгляд на реку и увидел, что в воде отражаются облака; я увидел,
как они разошлись, освобождая дорогу луне. Эта луна ничуть не отличалась  от
той, за которой я наблюдал в бытность Джоном Дейкером. Бледная  и  холодная,
она с довольной усмешкой взирала  на  выходки  и  выкрутасы  обитателей  той
планеты,  вокруг  которой  обращалась.   Сколько   она   видела   катастроф,
бессмысленных крестовых походов, войн, сражений и смертей?
   Облака снова сомкнулись, и воды реки потемнели, словно  говоря,  что  мне
никогда не найти ответа на мои вопросы.
   Я перевел взгляд на берег. С обеих сторон нас окружал густой лес.  Темные
верхушки деревьев вырисовывались на фоне чуть более светлого  неба.  Изредка
подавали голос ночные животные. В их жалобных криках мне слышались  страх  и
тоска одиночества. Вздохнув, я оперся на поручень и уставился на воду. Весла
поднимали фонтаны серых брызг.
   Надо свыкаться с мыслью, что мне вновь  предстоит  бой.  Вновь?  Разве  я
сражался когда-либо прежде? Что  скрывают  мои  размытые  воспоминания?  Что
означают мои сны?
   Проще всего было бы предположить (как наверняка поступил бы Джон Дейкер),
что я сошел с ума. Моя фантазия разгулялась. Быть может, Джон Дейкер  -  еще
один фантом, порожденный больным сознанием?
   Мне вновь предстоит сражаться.
   Тут ничего не поделаешь. Я смирился  с  отведенной  мне  ролью  и  потому
должен доиграть ее до конца.
   Лишь когда закатилась луна и небо на востоке посветлело, смятенные  мысли
отступили.
   У меня на глазах встало солнце: огромный алый диск торжественно  поднялся
над  горизонтом,  как  будто  пожелал  узнать,  откуда  исходят  звуки,  что
потревожили его покой, - рокот барабана и скрип весел в уключинах.
   - Не спится, Эрекозе? Ждешь не дождешься битвы?
   Только Каторна с его насмешками мне сейчас и не хватало.
   - Интересно, кому я мешаю, наблюдая за восходом солнца? - бросил я.
   - И за заходом луны, - прибавил Каторн. Тон, каким он произнес эти слова,
заставил меня насторожиться.  -  Я  погляжу,  тебе  по  нраву  ночная  пора,
Эрекозе.
   - Не спорю, - отозвался  я  важно.  -  Лишь  ночью  мы  можем  без  помех
предаваться размышлениям.
   - Да, ты прав. Кстати сказать, в тебе есть нечто общее с нашими врагами.
   Я резко повернулся и окинул его гневным взглядом.
   - Что ты имеешь в виду?
   - По слухам, элдрены тоже предпочитают ночь дню.
   - Значит, нам повезло, сенешаль, - проговорил я,  -  ведомые  мною,  наши
воины будут крушить элдренов и при свете, и в темноте.
   - Надеюсь, что так.
   - Почему ты не доверяешь мне, Каторн? Он пожал плечами.
   - С чего ты взял? Мы же дали друг другу слово.
   - Я помню.
   - И я не забываю. Не беспокойся, в  битве  мы  будем  заодно.  Подозрения
подозрениями, но ты - мой командир, и я повинуюсь тебе.
   - Тогда я прошу тебя: оставь свои подковырки. С их помощью ты  ничего  не
добьешься.
   - Ты зря так думаешь, Воитель. Никого  особо  не  задевая,  я  между  тем
облегчаю душу.
   - Я принес обет служить человечеству, - воскликнул я. - Я буду биться  за
короля Ригеноса. Мое бремя, Каторн, и без того тяжело.
   - Искренне тебе сочувствую.
   Я отвернулся. Кажется, я чуть было не сморозил глупость. Подумать только,
я собрался просить Каторна о снисхождении, жалуясь на бесчисленные заботы!
   - Благодарю, Каторн, -  холодно  проговорил  я.  Река  сделала  очередной
поворот, и, мне показалось, впереди мелькнуло море. -  Приятно,  когда  тебя
понимают.
   Я хлопнул себя по щеке - на корабль опустилось облако мошкары.
   - Откуда их столько, таких кусачих?
   - На твоем месте, Воитель, я бы  избавил  с