а над ним, а метаморфоза, происшедшая с плотью,
не затронула сознания, -- сам лесник, пока небеса рушились на землю, а
преисподняя исторгалась из ее недр, оставался как бы в стороне, на
ролях стороннего наблюдателя. Но смысл происходящего он отлично понял:
катаклизм вызван сознательной силой, неким глобальным планетарным
разумом агонизирующей Земли, и направлен он в первую очередь на
ненавистное человечество.
     Выходит, не подвело чутье старого лесника: озеро Медвежье
действительно готовило сюрприз. Что таит в себе возникшая бездна? Что
там, внутри? Есть ли дно у этого гигантского колодца?
     Дед Мартын видел, как бандиты, едва волоча ноги, убрались
восвояси, но тень не последовала за ними -- она повернула к озеру.
Повинуясь недавнему зову, лесник пошел (пошел? поплыл? полетел?) за
ней.
     Над бывшим озером клубился то ли туман, то ли дым. Тень, достигнув
края, медленно понеслась над пропастью и вскоре скрылась за его густой
завесой. Дед Мартын последовал за ней.
     У него осталось лишь две способности -- способность воспринимать
окружающий хаос и способность мыслить. Красно-бурый туман окутал всю
его нематериальную сущность; в плотной, почти вязкой, толще клубов
тумана возникали перед ним картины гибнущего мира. Стремительной
вереницей проносились они мимо, заставляя содрогаться разум и цепенеть
душу. Газовые камеры, гибель Хиросимы, колымские лагеря, истребление
целых народов, бомбардировки Дрездена, Багдада и Сталинграда,
беспощадная вырубка лесов, массовое уничтожение диких животных,
Чернобыль, социальные потрясения, железнодорожные крушения и
авиакатастрофы, "зеленый ад" над Антарктидой, истерзанная земля ядерных
полигонов, гибель Оркнейских островов, стоны и стенания истерзанной
планеты -- все это сплеталось в единый клубок, превращалось в
гигантский ком, давило со всех сторон, терзало и уничтожало. Черная,
зловещая мгла сопровождала видение, обрамляла его, проникала внутрь,
становилась неотъемлемой его частью -- то витали черные мысли и тени
кровавых людских деяний. Земля задыхалась в этой черноте, дергалась в
судорогах, хрипела и кричала от боли, но все ее страдания оставались
втуне -- зло неудержимо брало верх. Поздно. Спасения нет. Ни Земле, ни
человечеству. И вновь голос, грозный и неумолимый: "Виновен, человек!"
Голос высшего судии, словно подводящий итог истории.
     Все оборвалось в один миг. Где-то за тысячу верст глухо прозвучали
выстрелы. Кто-то словно закрыл ему глаза, выдернул из тумана и швырнул
в тайгу. Острая боль пронзила плечо.
     Боль?!.
     Дед Мартын очнулся. Он снова был во плоти, и снова тень его была с
ним. Он лежал на твердом, словно отполированном, снежном насте, метрах
в тридцати от бездны. Ныло плечо. На фоне багрового тумана четко
выделялась фигура Игоря. Игорь! Бедный мальчуган!.. Жив, жив!
     В недрах планеты, под бывшим озером, глухо зарокотало.
     Началось...

     7.

     -- Ты видел?! Вся вода ушла! -- орал Плохой, в страхе пятясь от
края бездны.
     -- Да хрен с ней, с водой! -- грубо отозвался Меченый. -- Лишь бы
ноги унести...
     Ноги унести им не удавалось. Вот уже в пятый раз они выходили на
то же самое место -- к берегу бывшего озера. Бездна не отпускала их,
притягивала словно магнитом. Они окончательно выбились из сил, их
горящие безумием взоры блуждали по тайге в поисках спасения, но
находили лишь ужас и боль. Всюду царили хаос и запустение. Их лица и
руки были изодраны в кровь, одежда превратилась в лохмотья. Но автомат
все еще висел на плече Меченого.
     -- Я больше не могу! -- захрипел Плохой и грохнулся в снег. -- Я
схожу с ума....
     Меченый с ненавистью посмотрел на своего сообщника и лишь крепче
сжал зубы.
     -- Призрак! -- вдруг заорал он, вглядываясь в кровавый туман над
бездной. -- Проклятый старик!
     Мимо них, окутанный густой пеленой тумана, медленно и бесшумно
плыл старый лесник.
     Обоих бандитов трясло крупной дрожью, глаза лихорадочно блестели,
волосы встали дыбом, будто наэлектризованные. Из полуоткрытых глоток
вырывались гортанные нечленораздельные звуки, подобно реву
взбесившегося медведя. Безумие охватило их.
     Руку Меченого свело судорогой, и автомат тут же выплюнул порцию
смертоносного свинца.
     -- Не стреляй!! -- завопил Плохой и бросился на Меченого. Оба
покатились по краю бездны, хрипя и кусая друг друга, словно дикие
звери.
     Видение исчезло. Туман завибрировал и стал быстро рассеиваться.
Земля захрустела под ними, поползла трещинам, застонала.
     Началось...

   Глава шестая

                И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник,
                которому имя смерть; и ад следовал за ним...

                                                 Откровение Иоанна
                                                 Богослова

            Слышу, как рушатся пространства, обращаются в осколки
            стекло и камень, и время охвачено сине-багровым пламенем
            конца. Что же нам остается?

                                                 Джеймс Джойс,
                                                 "Уллис"

     1.

     Бездна обрела дно. Бесконечно далекое, невидимое, не
воспринимаемое органами чувств, но внезапно ставшее реальностью. Из
недр бездны доносился чуть слышный, неизменно нарастающий гул. Туман
быстро рассеялся, воздух стал прозрачен и кристально чист. Тайга
замерла в напряженном ожидании, тишина и безмолвие окутали мир.
     Дно медленно поднималось...
     -- Дедушка, дедушка, куда же ты пропал? -- плакал Игорь,
прижимаясь к деду Мартыну.
     -- Игорек, мальчик мой, как я рад, что ты жив! -- шептал лесник,
гладя мальчика по голове.
     -- Я думал, они убили тебя, дедушка...
     -- Я не надеялся больше увидеть тебя, Игорек...
     Они не слушали друг друга, дав волю чувствам. Они были счастливы,
но обоих терзало смутное предчувствие неизбежного конца. Это
предчувствие заполняло атмосферу, висело в воздухе, забивалось в поры,
пронизывало все вокруг -- оно исходило от бывшего озера, обретшего
второе дно.
     А дно поднималось.
     Уже слышно было, как кто-то гигантский копошится в бездне,
скребется в отвесные стены, источает злобу и алчность. Снизу несло
разложившейся органикой, гнилью и кладбищем.
     Озеро не отпускало их, не давало уйти. Да они больше и не пытались
покинуть его, ибо знали, что обречены познать все до предела, до самого
конца, заглянуть в самую пасть дьяволу, в нутро преисподней. Они -- это
двое беглых убийц на грани сумасшествия и дед с внуком, нашедшие друг
друга и потому счастливые -- счастливые счастьем обреченных.
     Небо заволокло густой чернотой, но это были не тучи, это была
именно чернота -- чернота, не дающая ни малейшей надежды на просвет.
Она низко нависала над тайгой, верхушки длинноствольных сосен утопали в
ней, словно в вязкой, густой смоле. Но тьме противостояло какое-то
странное, необъяснимое свечение, исходившее неведомо откуда и
отливающее фосфорическим светом, холодным, кладбищенски-могильным.
Постепенно свечение разрасталось, становилось ярче, и вскоре наконец
стал ясен его источник: то светился снег в тайге. Свечение шло
откуда-то изнутри, пробиваясь сквозь спрессованный, обледеневший наст,
сквозь нагромождение поваленных стволов, бурелом и слой обломанных
ветвей. Свет шел прямо из-под ног, создавая впечатление зыбкости
снежного покрова.
     Словно гигантский лифт, озерное дно поднималось все выше и выше.
Но лифт не был пуст, он нес на себе нечто ужасное, непостижимое,
сверхъестественное, изрыгающее отвратительные звуки, скрежещущее
сотнями голодных челюстей. Теперь уже можно было различить кишащую
массу на дне бывшего озера, массу живую, алчущую крови, злобно
сверкающую из тьмы сотнями годных глаз. Что это -- посланники ада? сам
дьявол? или отторгаемая планетой зараза, проникшая в ее недра, словно
червь в яблоко?
     На противоположном краю бездны, у самого обрыва, освещенные
каким-то дополнительным светом, льющимся сверху, из хаоса черных,
полумертвых ветвей древнего уродливого дуба, под звуки мрачной,
мистической музыки плясали две странные фигуры. Это были мутанты: тот
самый желтый безумец, заглядывавший в окно сторожки несколько дней
назад, и бывший дедов пес Марс. Оба хихикали и повизгивали от
удовольствия, кружась в хороводе и держа друг друга за руки (вернее, за
передние конечности).
     Черная масса на дне озера была теперь хорошо видна. Поблескивали
чьи-то длинные, продолговатые спины, дергались многометровые
суставчатые лапы, подобно гигантским антеннам резали мглу упругие усы.
И вся эта отвратительная смердящая каша из тысяч и тысяч тел медленно,
но верно поднималась из бездны. Это было похоже на вражеский десант,
только десант готовился не с иных миров, а из недр самой Земли. Ужас
пронзил сердца четырех наблюдателей, дух смерти завис над ними, готовый
принять жертву.
     -- Это конец, -- глухо прошептал дед Мартын и крепко, до боли сжал
плечо мальчика.
     -- Что это? -- срывающимся голосом спросил Игорь, не в силах
оторвать взгляд от бездны.
     -- Гигантские тараканы, -- отрешенно отозвался дед. -- Или
нечисть, подобная им... Скорее! -- вдруг спохватился он, и глаза его
вспыхнули чуть заметным огоньком надежды. -- Тут есть берлога... кто
знает, может, еще уцелеем...
     Он потащил Игоря вглубь тайги.
     Берлога, действительно, была в двух шагах от озера. Медведь,
обезумевший от страха, давно покинул ее и теперь носился по лесу в
поисках пристанища. Именно в берлоге и решили укрыться дед с внуком от
гнусных тварей, вот-вот готовых заполнить своею массою окрестную тайгу.

     2.

     Уже не менее тридцати метров отделяло кишащую массу от края
бездны.
     Меченый и Плохой словно одеревенели, глубокая апатия овладела,
обоими: они смирились со всем.
     -- Послушай, Плохой, -- вдруг прохрипел Меченый, -- подыхать, так
с музыкой. Может, шарахнуть по этим тварям, а?
     Плохой не отозвался. Тогда Меченый вынул из кармана запасной
"рожок" и заменил им пустой.
     -- Получайте, мать вашу!.. -- проревел он, и неясно было, что
мгновением позже прозвучало громче: отборная матерная брань или длинная
автоматная очередь.
     Бездна взорвалась нечеловеческими воплями и жутким металлическим
скрежетом. Чудовища заметались по каменному колодцу, топча друг друга,
теряя лапы, усы и челюсти, вгрызаясь в брюха соседей, поедая трупы себе
подобных, отвратительно чавкая, шипя и извиваясь от боли. Объятые
паникой, они совершали гигантские прыжки -- и тогда их толстые, словно
витые канаты, усы оказывались над краем бездны.
     Меченый дико захохотал и тут же выпустил вторую очередь по
обезумевшей бурлящей массе. Плохого выворачивало наизнанку.
     И вновь тайга пришла в неистовство. Снова застонал лес,
исполненный боли и страдания, снова неведомая сила принялась корчить,
гнуть и валить деревья. Снова лес превратился в кромешный ад. Только
теперь все было иначе. Деревья не просто гнулись и корчились -- они
завязывались в узлы, раздувались, словно резиновые, до неимоверных
размеров и внезапно лопались, осыпая окружающее пространство крупными
бурыми пятнами; та же бурая жидкость, вязкая и дурно пахнущая,
изливалась из поверженных стволов, сочилась из ран и бурлящими
ручейками стекала в бездну.
     И вот настал тот момент, когда кишащая масса достигла земной
поверхности. Гигантские тараканы зловонным потоком хлынули в тайгу,
круша все на своем пути. Во мгновение ока оба бандита были сметены
живой волной, отброшены на десятки метров в лес и тут же затоптаны. В
довершение ко всему одно чудовище на ходу отхватило голову Меченого и,
хрустнув челюстями, мигом проглотило.
     Были они метров пяти длиной, стремительные, беспощадные, с
огромными круглыми глазами-шарами, с вечно жующими челюстями и длинными
мохнатыми лапами. Они сыпались из бездны в тайгу, тут же вскакивали на
лапы и двумя правильными потоками текли: одни -- на юго-запад, другие
-- на юго-восток. Многие, оказавшиеся брюхом кверху, не успевали встать
на лапы и оказывались раздавленными своими же сородичами. Деревья
сыпались под их напором, словно спичечные коробки, срезались острыми
челюстями подобно хлебным колосьям, отбрасывались как никчемные
сорняки.
     А дно тем временем поднималось все выше и выше, вздымая к
черно-свинцовой мгле все новых и новых посланников ада. Гора из
копошащихся тел неуклонно росла и становилась похожей на гигантский
муравейник. С хрустом, с треском сыпались тараканы с ее вершины, ломая
усы, лапы и головы. Вот один из них сорвался, попытался спланировать на
куцых крыльях, но напоролся брюхом на обгоревший остов сосны и,
пронзенный насквозь, долго еще бился в конвульсиях, судорожно царапая
лапами небесный мрак.
     Гул, подобный топоту сотен табунов, несся по тайге. Земля
дрожала...

     3.

      -- Скорее! -- торопил дед Мартын Игоря. -- Скорее же, Игорь!
     Они мчались по агонизирующему лесу, настигаемые полчищами
гигантских тараканов. Так уж распорядилась судьба, что медвежья берлога
оказалась на пути одного из тараканьих потоков. Вернее, поток должен
был лишь краем зацепить брошенное жилище хищника -- и тем не менее...
Тем не менее берлога не могла служить идеальным убежищем для двух
погибающих мужчин. Но иного выхода у них не было.
     Игорь бежал впереди, а дед Мартын подталкивал его сзади,
одновременно указывая верное направление. Чудовища быстро настигали
беглецов.
     -- Беги один, Игорь! -- крикнул дед Мартын. -- Я постараюсь их
задержать!
     -- А ты, дедушка? -- остановился мальчик в растерянности. -- Я
останусь с тобой.
     -- Беги!! -- грозно загремел старый лесник, ловко скидывая с плеча
двустволку. -- Вон у того оврага возьмешь чуть правее и как раз выйдешь
на берлогу. И чтобы духу твоего здесь не было! Слышишь?
     -- Слышу, -- сквозь слезы прошептал Игорь. -- А как же ты,
дедушка?
     -- Я следом за тобой, вот только... Да уберешься ты отсюда или
нет?
     Последний окрик подстегнул Игоря, и он стремглав бросился к
оврагу.
     А дед Мартын, с ружьем наперевес, широко расставив ноги, стоял и
ждал тараканьего авангарда. Самый первый из них, с обломанным усом,
несся прямо на человека. Дед Мартын вскинул ружье и тщательно
прицелился. Когда до чудовища осталось не больше десяти метров, грянул
выстрел. Бронированные челюсти страшного хищника, постоянно что-то
жующие, разлетелись в разные стороны, словно разодранные невидимым
великаном, а сам таракан встал как вкопанный, тут же взвился на дыбы и
грохнулся на спину. Раздался ужасающий хруст. Образовался затор. Вновь
прибывающие тараканы спотыкались, падали, пятились, пытались подняться,
встать на лапы, но их тут же безжалостно топтали, топтали, топтали...
Всеобщая сумятица дала Игорю выигрыш в десять-пятнадцать секунд, и этих
секунд как раз хватило, чтобы укрыться в берлоге.
     Проводив внука взглядом, дед Мартын улыбнулся одними уголками рта.
     -- Слава Богу... Теперь и умереть не страшно.
     Он повернулся лицом к опасности и снова вскинул ружье. Но
выстрелить он не успел: напиравший сзади поток перевалил через
незначительную преграду из нескольких задавленных тел и захлестнул
его...
     Когда Игорь невзначай обернулся, деда Мартына он не увидел; лишь
старая двустволка, отброшенная лапой одного из чудовищ, изуродованная и
помятая, одиноко висела на суку чудом уцелевшей сосны и мерно
покачивалась над потоком полированных спин, сотни и тысячи которых
черными тенями растекались по тайге...
     Глотая горькие слезы, Игорь нырнул в берлогу. Тоска и чувство
невосполнимой утраты сжали его сердце железными тисками, хотелось выть
от отчаяния и внезапного одиночества. Бедный, бедный дедушка... Земля
под ним вдруг всколыхнулась, оглушительные рокот и гул наполнили
атмосферу, сверху посыпались комья грязи, прошлогодние ветви и сухие
листья -- то правильной колонной шли гигантские тараканы, шли на
юго-запад. Неведомая сила гнала их вперед, вперед, вперед и только
вперед...
     Поток ширился, и теперь фланг его как раз проходил над бывшей
берлогой. Ветхое медвежье строение с трудом выдерживало натиск тяжелых,
подобных танкам, чудовищ и вот-вот готово было рухнуть. Дважды уже
тараканьи лапы пробивали ненадежную кровлю берлоги и, неистово царапая
тьму, заставляли едва живого от страха мальчика забиваться в самый
дальний угол.
     Сколько прошло времени, Игорь не знал. Нескончаемый тараканий
поток продолжал тянуться сквозь тайгу. И вот наконец произошло то, чего
бедный мальчик боялся больше всего: берлога не выдержала и рухнула.
Страшная тяжесть навалилась на него, смрадное дыхание обожгло лицо.
Игорь закричал и потерял сознание.

   Глава седьмая

                 В те дни люди будут искать смерти, но не найдут ее;
                 пожелают умереть, но смерть убежит от них.

                                                 Откровение Иоанна
                                                 Богослова

     1.

     Он брел по лесу, теряя последние силы. Сознание, словно вспышки
солнечного света сквозь густую пелену облаков, озаряло порой
помутившийся разум. Вспышки эти были слишком недолговечны, и все же в
их короткие мгновения Игорь успевал вспомнить все, что с ним произошло
накануне.
     ...очнулся он от собственного же стона. Тело страшно ломило,
голова раскалывалась от нестерпимой боли. Он с трудом размежил
свинцовые веки.
     Тайга стояла безмолвная, неподвижная. Ни звука, ни шороха, ни
дуновения ветерка -- лишь откуда-то с края земли, из-за тысячи верст,
доносился приглушенный гул. Тараканы ушли. Ушли, забрав с собой жизнь
деда Мартына. Игорь пошевелил рукой. Острая боль пронзила плечо, и он
снова застонал. Он лежал в ложбине, под поваленным стволом, слегка
присыпанный ветвями, грязным снегом и обломками ледяного наста.
     Близился вечер. В лесу царили запустение и хаос, тайга напоминала
место, где накануне произошла страшная битва и где дух смерти нашел
себе последнее пристанище. Туман клочьями висел над землей, заполняя
собой все видимое пространство. С небес, обретших свой естественный
цвет, мутным грязным пятном глядело солнце. Игорь попытался встать, но
не смог. В глаза, мозг, тело нахлынул мрак, и мальчик снова провалился
в небытие.
     ...как пролетела ночь, он не помнил. Следующий проблеск сознания
застал его продирающимся сквозь заросли колючего можжевельника, на дне
сырого, болотистого оврага. Он стал похож на бродягу -- да он, по
существу, таковым теперь и являлся. Лес стал прежним, по тайге неслась
опомнившаяся весна. Было тепло, снег интенсивно таял, становясь рыхлым,
мокрым и тяжелым. Он шел наугад, так как давно уже потерял
представление о времени и направлении. К чему забивать голову ненужными
проблемами? Если судьбе будет угодно, она сама позаботится о нем. Он
слишком устал, чтобы...
     "Тараканий тракт" остался где-то в стороне. Гул стих -- видно,
посланцы ада ушли слишком далеко. Тайга судорожно, нехотя, будто тоже
полагаясь исключительно на судьбу, а не на собственную страсть к жизни,
просыпалась от зимней спячки. Птиц не было вообще. Ни одной.
     ...снег почти сошел, из обнаженной, заваленной лесным мусором
земли местами пробивался бледный стреловидный папоротник. Небо
подернулось мутной пеленой, и солнце, размазанное по нему от края и до
края, неохотно роняло на землю чахлые лучи.
     Неизвестно, чем он питался все эти дни, наверное, инстинкт далеких
предков помогал ему найти в полумертвой тайге какие-то крохи, способные
поддержать искру жизни в изможденном, доведенном до истощения теле.
Уродливо распухшие почки, вот-вот готовые лопнуть, липкими гроздьями
застревали в волосах несчастного путника, когда тот, не в силах поднять
воспаленные веки, шел напролом сквозь липовый молодняк, сквозь заросли
орешника, через густые ельники. От земли, медленно прогреваемой дневным
светилом, невидимыми струйками поднимались вверх нездоровые запахи
гнили, кладбища и плесени.
     ...лес покрылся первы