вам  не  провод оборвать, это действует долго. А какая это
была прелесть -- услышать по местной  "Европе  плюс"  версию  о
маньяках-рельсорвателях  и  шабашах  сексуальных  меньшинств на
крышах домов!
       --  ...Слушай, а может, ампутируем ее? Тебе-то не все ли
равно?
      Коля материализовался с другой стороны стола с шампанским
и напряженной думой  в  голове.  Он  только  что,  перед  самым
торжеством,  дочитал  до  конца  книжку  про  психиатрию и стал
агитировать  Игоря  за   самовнушение-ампутацию   воображаемого
органа. Конечно, прокол с шаманом на него здорово подействовал,
но неколебимая вера в силу самовнушения осталась несмотря ни на
что.
       --  Нет,  Игорь,  ты  реально подумай. Для чего она тебе
нужна? Столько возни, а толку? Я  понимаю,  если  бы  глаза  на
затылке, от них хоть реальная польза есть.
      -- Это мне уж точно ни к чему. Я и так вижу, что Ванька у
меня за спиной объясняет Тане,  что,  мол,  пора  меня  красть.
Вань,  слышишь? Ты бы хоть мне сюрприз сделал, честное слово...
       Игорь  решил  переиграть  банальный  аттракцион с кражей
невесты, решив, что от  украденного  жениха  веселья  получится
больше. Но веселье получалось так себе.
       -- Чтобы сюрприз получился, надо находиться в неведении,
-- огрызнулся Ванька. -- А ты все наперед знаешь.
       Коля  отпил  шампанское. Призвание психиатра-практика не
давало ему успокоиться.
      -- Ну а все-таки. Насчет ампутации,
      -- Коля, тебе разве не достаточно шамана? Который вылечил
половину твоих приятелей?
      -- Так ему долечить не дали, эта бабка придурочная.
       --  Ты  по-прежнему  думаешь,  что,  если  бы не она, он
справился?
      Коля кивнул, но почему-то без уверенности. По его словам,
он с утра пытался разыскать шамана и стребовать компенсацию  --
тщетно. Старый исчез.
      Игорь вгляделся в ночь за окном. В желтых световых шатрах
под фонарями разминалась метель; где-то  там,  совсем  недалеко
отсюда,  на  улице Капитанской, мерзла его селезенка. Мальчик с
тепло-желтым деревом сидел на берегу канала в пустыне,  ожидая,
когда на увернальской стороне откроются шлюзы и пойдет вода.
      -- Зайчик, ты о чем задумался?
       --  Да вот, Тань, думаю, что будет, если семьдесят тысяч
населения города в пустыне оставить без воды  --  возьмутся  ли
они за оружие?
       --  Зайчик,  ты  ведь  говорил, что еще в детстве бросил
фантастику писать. Решил возобновить?
        --   Причем   тут  фантастика?  Просто  представь  себе
гипотетический город в нусхетной пустыне, кругом ни капли  воды
и  один  только  канал...  Ладно, потом обсудим, -- Игорь вдруг
почувствовал, что  уже  не  странная  мысль  к  нему  откуда-то
пришла,  а  он  сам  ее  нечаянно  вспомнил. Снова и нестерпимо
захотелось позвонить Гампольскому.
       -- ...Игорь, если не ампутировать, то у тебя опять будут
проблемы, -- Коля снова материализовался, на этот  раз  по  эту
сторону  стола  и с селедкой. -- Я на улице курил, там какие-то
ребята из стройуправления на троих соображали, -- так они хотят
запороть твое первое брачное утро.
      -- В чем еще дело?
       --  По  этой  трамвайной  ветке  ездит  какой-то  бывший
партийный  бугор-пенсионер.  Он  сегодня  всю  мэрию   на   уши
поставил, работы идут полным ходом, и утром должен пойти первый
трамвай.
        Игорь   просверлил   взглядом  в  воздухе  две  больших
бесформенных дыры.
      -- И ты молчал?
       --  А  что  говорить -- ампутировать надо, -- Коля запил
селедку шампанским и причмокнул.
       -- Слушай, за такое по морде бить мало. И ты не мог меня
предупредить!
      -- Зайчик, что случилось? -- обернулась Татьяна.
       --  Скоро  поедут  трамваи.  Будет  больно,  -- склепным
голосом сообщил Игорь.
      -- И ничего нельзя придумать?
       Придумать можно было все. Точнее, не придумать, а сузить
диапазон уже придуманного, исключив  из  него  поджоги  депо  и
прочий  терроризм,  и  выбрать  самый  безвредный и действенный
вариант. Но Игорь чувствовал, что его утомленные мозги  уже  не
справляются.   Для  ускорения  обработки  идей  нужно  было  бы
подключить еще один ресурс.
      -- Игорь, что ты собираешься делать?
      -- Что-что... Не видишь, придумываю. Коля, помогай.
       То  есть как в компьютерах второй процессор. Одна голова
хорошо, а две быстрее.
      -- Чем помогать?
      -- Ладно, проехали, я уже вроде придумал. Коля, ты сейчас
ведь еще не сильно подвыпил? За руль сядешь?
      -- Прямо сейчас?
      -- Прямо сейчас.
      Решение проступало медленно, но четко и ровно, как резьба
по внутренней стороне черепной коробки.
      -- Погоди, ты чего затеял? Куда?
        --   К  селезенке.  Ампутировать,  как  ты  только  что
предлагал.
      -- Игорь, расслабься, у тебя же свадьба! Может, завтра?
       --  А  что,  тут  и без меня уже неплохо справятся. Все,
Коля, заводи свою машинку,  едем.  Хотя...  погоди.  Пойдем  со
мной, поможешь.
       Игорь  вскочил  из-за стола. Вежливо растолкав скопление
гостей возле сцены, они вместе с Колькой  прошли  на  кухню,  в
кладовку,  взяли  там  одну из коробок с водкой и вынесли его к
заднему выходу из кухни.
      Тут их настиг Ванька.
      -- Куда вы, эй! Молодые, в чем дело?!
       --  Ваня,  дорогой,  это  старый полинезийский обычай --
смыться в самый разгар  свадьбы.  Чтобы  детишки  не  выследили
хижину.
       --  Чего-чего? Хижину? Слушай, мы так не договаривались.
Какой  еще  полинезийский  обычай?  Мы   сейчас   тебя   красть
собрались.
       Из-под резца поднимался дымок и скапливался над мозгами.
       --  Ваня,  это  печально,  но  вы опоздали. Займи гостей
чем-нибудь, стишки, анекдоты там, в общем, чтобы нас  не  сразу
хватились,  --  Игорь  положил  коробку  с  водкой в багажник и
захлопнул дверцу.
      -- Какие стишки?
       Ваня  на  некоторое  время  потерял  контроль  над своей
челюстью, и та устремилась вниз.
      -- А вам водки не многовато?
       --  Это для стерильности, -- Игорь повернулся к Татьяне.
-- Солнце, тебя придется отвезти домой.
      -- Нет уж, зайчик, я поеду с тобой. И не отговаривай.
       --  Таня, мы едем на очень рискованное мероприятие, даже
незаконное...
      -- Ах, Игорь, перестань.
      -- Слышь, а гостей предупредить? -- Ваня не сдавался.
       -- Пропадет эффект внезапности. И вообще, моя свадьба --
что хочу, то и делаю!
      Игорь захлопнул дверцу. Коля потормошил двигатель педалью
газа:
      -- Эй, молодожены, куда едем?
      -- К Алексеичу. Только очень быстро.
        Машина,  хлопая  прищемленным  дверью  кончиком  шлейфа
свадебного платья,  выстрелила  в  снежную  мглу.  Струи  снега
бросились  на  лобовое стекло, прокувырнулись по крыше машины и
скрыли из виду силуэт Ваньки.
      Мысли жгли череп -- нестерпимо, отчетливо.
        --  Значит  так,  --  Игорь  принялся  с  остервенением
завязывать ремень безопасности в морской узел,  --  сначала  мы
едем к Алексеичу и забираем у него на некоторое время самосвал.
Сегодня ведь  суббота?  Отлично,  до  понедельника  он  его  не
увидит.
      -- А потом?
       --  Потом  --  помнишь,  как  идти  от селезенки к парку
отдыха, трубы кладут? Там надо будет взять экскаватор, пригнать
его к селезенке, выкопать ее, погрузить в самосвал и увезти.
       --  Откуда  ты  знаешь, что он там стоит? Думаешь, раз с
трактором повезло, так и с экскаватором халява будет?
      -- Мне Серега сказал, муж Танькиной тетки.
       --  А  ты  представляешь себе, как это будет происходить
реально?   Ночь,   экскаватор,   два   кретина   в    костюмах,
развороченные рельсы?
       -- Плевать. Еще сотня-другая таких приступов, и я совсем
рехнусь, вы это-то поймите. И вообще, после первой брачной ночи
я хочу проснуться по своей воле.
      За стеклами проносилась метель -- размашистыми движениями
потрошила ночь, подпрыгивающую на каждом ухабе дороги  и  то  и
дело  срывающуюся в хоровод вокруг тепло-желтого тополя. Вокруг
оси, проткнувшей нусхетную пустыню. Вокруг селезенки.

       Тут  и  там  мелькали бурые глыбы взрывающегося вакуума,
лохмотья пространства носились из одной вселенной в другую,  он
пытался  поймать их, ловил, расправлял, выравнивал, иногда даже
различал какие-то тени  --  крестообразие  стрелы  экскаватора,
пожеванный  бетон  и  мерзлая глина, -- но они тотчас уносились
вверх, стекали, а в руках оказывались раскаленные  перья  птиц,
вытягивающие  его  же  собственные  ребра  и  звезды  из  синих
неструганных стропил.
      -- Все, все, Коля, хватит, хватит, прекрати!!!
        Шум  немного  ослаб,  лоскутики  замерли,  он  суетливо
схватился за них и попытался стянуть в одно целое.
      -- Что, совсем никак? -- послышался Колькин голос.
       Мир  снова  обрел цельность. Оказывается, Татьяна крепко
обнимала его за голову.
       --  Игорь,  ты  как, слышишь? Эй, ку-ку! -- Ваня помахал
перед лицом Игоря чем-то оранжевым.  Каской.  Да,  строительной
каской. -- Игорь, тебе надо еще обезболиться.
       Игорь  не  ответил,  затянул  ватником  дрожащее тело и,
перешагнув скомканный рельс, встал на краю ямы.
      -- Ну как там, много осталось?
       Игорь  поторогал  мерзлые  комья.  Да ведь это настоящий
анатомический театр! Все эти  кровоточащие,  раздираемые  болью
куски   глины,   --   его  плоть,  его  тело!  Хирургия  ковшом
экскаватора!
      -- Ну, Игорь, ну как ТАМ? -- торопил Колька.
       Игорь опустился на колени и прислушался -- присмотрелся?
-- к своим ощущениям. Орган, стонущий каждой  своей  молекулой,
затрепетал  на  кончиках  его  пальцев, ощупывающих рваную рану
посреди улицы. Сильно хотелось заплакать.
      -- Еще где-то столько же, -- Игорь подумал, что еще чуток
алкоголя все же  не  помешает.  --  Говоришь,  в  кузове  места
хватит?
      -- Если столько же, то да.
       Игорь  вернулся к кабине "КамАЗа". По голове неповторимо
завальсировали Танькины пальцы.
       --  Давай  Ваня.  Только возьми левее -- там справа один
простой песок.
      Ваня пожал плечами и кивнул -- чем бы больной не тешился,
лишь бы  побыстрее  выздоровел.  Ковш  встрепенулся,  роняя  на
развороченные  плиты  космы  позапрошлогодней  травы,  неуклюже
бухнулся в грунт. Игоря тут же  скрутило,  он  упал  на  землю,
схватился  руками  за  селезенку, за глину, судорожно удерживая
разлетающиеся кубики бытия.
      Коля передернул рычаги:
      -- Игорь, ты хреново обезболился.
       --  Но  ведь  по  живому  режешь, Коля! Вот если бы тебе
аппендикс плоскогубцами удалить без наркоза!
       --  Так сделай наркоз, твою мать! Танька, дай ему водки,
работать мешает!
       В  глотке  экскаватора  заклокотало, и ковш лихо оттяпал
очередную треть кубометра глиняной плоти. Планета ужасов  вновь
ожила,   разъехавшись   в   стороны  остроконечными  медальками
мозаики.
      -- А-а-а-а!!!
       --  Танька,  влей  ему  водки!  --  пропечаталось сквозь
красный ураган.
        В  селезенке  отстукивались  удары  невидимого  сердца,
прокачивающего что-то похожее  на  кровь,  но  тоже  невидимое.
Осталось чуть больше кубометра, потерпи, родная, сейчас мы тебя
вылечим, обрежем, забинтуем и уложим спать. Ампутируем.  Только
бы  не начала гнить. Гангрена, она ведь поднимется до мозгов, и
тогда конец. Кроме шуток. Соблюсти стерильность. Надо  еще  раз
облить  яму  водкой,  спиртом,  а  лучше -- принести йод, Таня,
принеси йод, на кухне стоит йод в шкафчике йод...
       Еще  один ковш -- еще один взрыв, боже мой, когда же это
кончится, сил  никаких  не  осталось  багровые  мультики  перед
глазами  рассматривать.  Нет, надо лечиться, срочно, как только
выкопаем, так сразу. Терпи, казак, во  главе  сатдава  станешь,
терпи, тер-пи, терр-рррпии-ии!!! А-а-а!!!
      --...Так, это вы че здесь делаете?
        Марево   опилок  цитоплазмы  зацепляется  за  солнце  и
конденсируется  в  два  больших   желтых   костра.   Истекающий
невидимой кровью ковш виснет в полуметре над раной.
       --  Эй, ты, в каске, стоп машина, вылезай из кабины. Где
разрешение на работы?
       Желтые  костры оказываются слепящими фарами милицейского
"бобика".  Мультики  оседают  на  поверхности  серого  бушлата.
Вместо титров остаются стволы автоматов.
      -- Что случилось? -- высовывается из кабины Татьяна.
       --  Смотри, какой шлейф у нее из-под шубы,а? -- тот, что
стоит слева, заглядывает в кабину, проводит колючим взглядом по
Татьяне. -- Работяги, вы что здесь делаете? В галстуках?
      Колька неестественно долго подбирает слова. Все ясно.
       -- Ремонт участка трамвайной линии. Путеремонтный цех...
      Молчание. Слышно только экскаватор.
      -- Че-че? Цех? А этот, в туфлях -- он тоже путеремонтник?
       Реальность  проступает  жирными пятнами. Горизонт плывет
сам  на  себя,  селезенка  вздрагивает  от  толчков  неведомого
сердца.
      -- Он не работает, -- бормочет Колька, -- он проверяющий.
      Пауза.
       --  И  девица  в  белом  тоже  проверяющая? И документы,
наряд-допуск у вас есть? А  ну  быстро  в  машину,  проверяющие
ебаные!
       Надо  блефовать. Надо спасать селезенку, во что бы то ни
стало.
       --  Попрошу  повежливее,  --  Игорь  тужится  изобразить
обиженного ревизора. -- Все документы у  прораба,  на  соседнем
участке.
      -- Это где?
      -- Выше по улице. Прораб Алексеев, он за все отвечает.
      Автоматчик обходит вокруг самосвала.
       -- Точно тебе говорю, эти суки прямо с банкета приехали.
Девка не иначе как невеста, эти двое в костюмах под  фуфайками.
Чую, Василич, надо их до выяснения в отделение.
       --  Специально  для вас повторяю, -- удивительно, откуда
только столько наглости? Никогда бы не  осмелился  менту  такое
сказать,   резерв   второго  счастья  открылся,  не  иначе.  --
Повторяю, все документы у прораба, это на углу Красносельской и
Гагарина, выше по линии на квартал.
      Пауза. В воздухе ощущается каток наглости, расплющивающий
милиционеров. Главное -- не сбавить нагрузки.
       -- Коля, а ты лезь обратно в кабину, продолжай работать,
а то мы действительно не успеем.
      Милиционеры переглядываются. Ошарашенные.
      -- Номер запиши.
       -- Уже записал, -- хрюкает тот, что стоял слева. -- Да я
думаю, если че, далеко уйти не успеют.
       --  Поехали  тогда,  что  ли,  проверим. Всем оставаться
здесь, ясно?
       Колька,  не  отклеивая  испуганого  взгляда от "бобика",
лезет в экскаватор.
      -- Зайчик, они ведь сейчас вернутся, -- грохочет над ухом
шепот Татьяны. -- Что будете делать?
       --  Коля, давай, давай, не спи! -- проклятье, почему они
не отъезжают, надо продолжать операцию, продолжать... --  Таня,
дай мне водку.
       -- Игорь, ведь они сейчас вернутся, Игорь! -- Татьяна не
слышит, дергает за рукав.
       Бренчащий  "Бобик"  заштриховывается  снежным балаганом.
Ковш движется в строну  самосвала,  куски  плоти  высыпаются  в
кузов и содрогаются от боли -- каждый и все вместе.
      -- Таня, дай мне бутылку! Быстрее!
       Надо все делать быстро, очень быстро. Пусть милиция и не
приедет больше -- все равно останавливаться  нельзя.  Чтобы  не
потерять силы от потери крови. Не подохнуть.
       А  вот  и  водка.  Игорь снова спрыгивает в яму, падает,
царапает  левую  щеку,  разбивает  горлышко  бутылки  и   щедро
поливает  истерзанную  селезенку.  До  мозгов доносится сильное
жжение.
      -- Игорь, отойди из-под ковша! -- это уже Коля.
      -- Погоди, Коля, не стой над душой.
      -- Над чем?
      -- Над селезенкой. Тань, еще бутылку. Не открывай, я сам.
      Жжение становится почти нестерпимым.
      -- Может, тебе тампон дать? Нет, реально, без шуток?
      -- Меньше разговаривай! Давай режь!
       Ковш  вонзает  зубья  в  окоченевшее  глиняное мясо, три
тысячи пятьдесят восемь миллионов  метеоритов  разом  входят  в
пике,   мир   вспучивается,   свет  крошится  и  выворачивается
наизнанку, так что в воздухе остается только  мелкая  нусхетная
пыль. А через мгновение становится совсем темно.

      - 4 -

       Утро,  загипнотизированное  легким морозцем, растекалось
поверх заснеженных тополиных лысин. Редкие  вороны,  по  режиму
сна  однозначные  жаворонки,  припомоивались  на  неестественно
зеленый мусорный бак и приступали к завтраку.  Сквозь  заросшее
изморозными  джунгями  окно  виднелся  уголок  парка;  хотелось
крепкого чаю, блинов, лыжни и подальше в зимний лес.
      ...На пороге стоял человек, похожий на бывшего боксера, в
последние годы ударившегося  в  шахматы  и  зачем-то  надевшего
очки.
       -- Здравствуйте, я Исаак Андреевич Теремов, от психиатра
Гампольского. Я к вам буквально на пять минут.
       Наверное,  это вместо извинения. Разбудить в девять утра
-- первого брачного утра! --  и  сказать,  что  зашел  на  пять
минут. Так и быть, извиняю.
       -- Вы проходите, не стойте на пороге, дует, -- и Теремов
в один громадный шаг преодолел половину коридора. --  Я  звонил
Гампольскому много раз, там трубку никто не берет.
       --  Все  верно, он пока в отпуске. Я, собственно, вот по
какому  делу...  прошу  прощения,  конечно,  что  не   позвонил
предварительно,   с   этими  вячбенами  с  ума  сойти  можно...
Гампольский, он только-только узнал,  а  я  как  его  старейший
пациент, значит...
      -- Что?
       --  Вы  извините  за  некоторый сумбур, да... В общем, я
узнал, что у вас сынициировалось восприятие  по  нетрадиционным
каналам...
      Из спальни вышла заспанная Татьяна.
      -- Да, это моя жена Татьяна. Со вчерашнего дня.
      -- Очень рад. Поздравляю.
      Татьяна прошла в кухню.
      -- Так что вы узнали?
       --  Я  не знаю, насколько хорошо вы пока владеете новыми
рецепторами, поначалу всегда долго осознаешь, что  к  чему.  Но
вероятность все же есть.
       -- Вы не могли бы держаться поближе к делу? А то, знаете
ли, ничего не понятно.
       --  Хорошо, я постараюсь. Только сначала скажите, вы еще
не педшлатили седьмой каризе?  Понимаете,  там  на  пересечении
основной магистрали...
      -- Вы имеете в виду седьмое шоссе, которое Южное?
      Гость засмущался.
       --  Извините,  я  должен  был предвидеть, извините... Но
тогда вы, случаем, не делали выход на  озера,  что  на  третьем
варианте Солнца? Извините еще раз...
      Интерсно, кто же из нас двоих на самом деле псих. Или под
такового маскируется.
      -- Уважаемый...
      -- Исаак Андреевич.
       --  ...Исаак  Андреевич.  Вы  уверены,  что  не ошиблись
квартирой?
       --  Но  вы разве не Игорь Стаковенко? Прошу прощения еще
раз, -- отрешенно забубнил  Теремов,  --  это  будет  последний
вопрос:  вы  не  участвовали  в последних выборах увернальского
сатдава?
       --  Ах,  выборы.  Их  отложили, в очередной раз. Видимо,
увернальцы дождутся, когда их канал... -- тут Игорь остановился
и  принялся  усиленно думать, откуда он мог знать про выборы. А
потом  он  почувстовал,  как  мурашки  заскреблись  по  изнанке
халата,  и  понял,  что  ему  стало очень-очень страшно за свой
рассудок.
      -- Ну слава Богу, вам хоть что-то известно.
      Игорь уставился на гостя.
      -- Скажите, а вы откуда и когда узнали про выборы?
      -- Да оттуда же, откуда и вы...
      -- Каким образом, вы не могли бы уточнить?
       --  Могу.  По  из  бесплатного бюллетеня, с вомынков, --
Теремов с подозрением  покатал  взглядом  по  потолку  комнаты,
двери балкона, стенам; чему-то кивнул -- сам себе. -- Это здесь
произошло? Инициация?
        Игорь   опять   ужаснулся   плохой   производительности
непроснувшегося   мозга.   Надо    было    снова    подкачивать
дополнительный ресурс.
      -- Инициация... Да, вот тут, возле выключателя. Пять дней
назад.
       -- И сколько вы пока насчитали новых рецептороносителей?
      -- Один. Я ее назвал селезенкой. Только вчера выкопали. А
что, есть ЕЩЕ?
      -- И что делает ваша селезенка -- педшлатит, воскорыцает?
Не уточняли? Я еще раз прошу прощения,