Эдуард Мезозойский и Эллон Синев


     Срез рассказов Эдуарда МЕЗОЗОЙСКОГО и Эллона СИНЕВА

   1. Первый дылехохл
   2. Виктория
   3. Телефон
   4. Биография

   а также поэтический сборник Эллона Синева "Сон длиною в жизнь"

     Об авторах

       Родились  и  выросли  в  городе  Северодвинске, на Южном
берегу Белого моря. Пишем, по всей  видимости,  еще  с  прошлых
жизней   и   надеемся  не  оставить  это  занятие  в  ближайших
последующих. Эллон СИНЕВ: выпускник Поморского  педагогического
университета, филолог, проживает в Северодвинске (81842)369-81,
основное  занятие  в  настоящий  момент  не  выяснено.  Эдуард:
выпускник  МГТУ им. Баумана, ходит по Москве, раздает визитки с
надписью

"GAME.EXE. Дизайнер. (095) 232-22-61,
ihrupalov@cterra.msk.ru",

но  истинный характер своих занятий также скрывает
(как, впрочем, и настоящую фамилию).

     ПЕРВЫЙ ДЫЛЕХОХЛ

       ...Интересно,  почему  это  слово  до сих пор не вошло в
нормативную русскую лексику? Нет, действительно,  почему?  Ведь
сколько   же   лет,   тысячелетий   люди  вливают  в  себя  эту
м-мер-р-рзостную жидкость, и каждый раз на  следующее  утро  их
ломает,  ломает,  ЛОМАЕТ  --  так  почему  же  до сих пор мы не
приучились описывать это простым и точным словом "ломка"?
       --  Игорь,  так вы, значит, гуляете свадьбу полностью на
свои деньги?
       ...И  что самое паскудное -- ведь и писатели, и поэты, и
всякие там лингвисты-филологи -- они ведь тоже, гады, только  и
делали,  что  водку  пили  --  так  ведь  нет, так и не ввели в
словари этот термин. Оставили его  для  каких-то  наркоманов...
Как будто после пьянства ломки не бывает.
      -- И родители вам совсем-совсем ничем не помогают, да?
      ...И это именно ломка, ломка, и ничто иное -- лом-ка, все
ло-ма-ет, вы-ла-мы-ва-ет,  все  клеточки  пе-ре-ла-мы-ва-ют-ся,
лом-лом, скрипят, ломаются, клом-плом-лом, лом-лом....
      -- А вы где будете праздновать -- дома, в ресторане?
       Боже, ну почему же все такое тяжелое -- и мысли, и руки?
Зачем надо было растягивать мальчишник на два дня?..
       --  Видишь  ли,  Саша...  -- нет, разговаривать во время
ломки --  это  хуже  подвига.  --  Видишь  ли,  Саша,  когда  я
вспоминаю свое детство и мою первую свадьбу, которой занимались
исключительно наши родители... когда я  вспоминаю  эту  тусовку
якобы моих любимых родственников -- которых я почему-то видел в
первый раз, -- то я чувствую, что  вся  моя  несчастная  юность
именно этим и была загублена.
       Саша, главный дизайнер, оторвался от своего компьютера и
попытался поймать последние  слова  Игоря  --  поздно,  слишком
поздно.  При  этом,  как  всегда,  у  него  возникли проблемы с
припоминанием своего последнего вопроса.
      В этот момент в комнату пролился тягучий полусмрад духов,
в шлейфе которого замелькало пятно Аллочки-секретарши.
       -- Алла, тебя где носит? -- воспламенился Саша. -- Я уже
полчаса фотографии жду, у меня работа стоит.
      -- Как где? А на компьютере своем не смотрел?
       "Какая  тоска",  -- проломилось в голове Игоря. Внезапно
обмороженные рыбки "хранителя экрана" застыли на месте. Из Саши
выпала  парочка  изысканных  ругательств,  и  стало ясно: опять
повис сервер. Рабочий день рекламного бюро разламывался со всех
сторон.
       Аллочка  вздохнула  --  максимально томно. Вообще-то она
была давно и наглухо убита собственными комплексами, однако все
ее существо постоянно дышало какой-то дикой ненасытностью.
      -- Облом, да?
       --  Сейчас наладим, -- Саша закашлял новое ругательство.
-- Где Митя?
      -- А он только что уехал за тонером для принтера. И будет
не раньше чем через два часа.
      -- Ты серьезно?
       Игорь  бухнул  взглядом по клавиатуре. Все, рабочий день
для него закончился. Кроме Мити, местного  технического  гения,
секретами  реанимации сервера не владел никто. И через два часа
он не придет, это ясно как трижды семь.
      Саша страдальчески заломил руки над головой. Макет должен
быть готов к вечеру, а теперь до  возвращения  Мити  работа  не
сдвинется ни на шаг.
        --   Ой,   а   можно  я  тогда  погуляю  полчасика?  --
встрепенулась Аллочка.
       "А ведь это хорошая мысль, -- заворошилась хорошая мысль
в разламывающемся мозгу Игоря. -- Сходить домой, выпить пива  и
лечь  СПАТЬ!  Вот  только  кто  бы  меня  поднял и ногами моими
пошевелил..."
       --  Слушай,  Сань, -- не иначе как еще один подвиг, -- я
тоже, наверное, пойду. Отдохну как раз, взбодрюсь...
       -- Только ты приходи часика через три. Может, напряжемся
и успеем еще.
       Напряжемся  и успеем. Может. Какая наивность. Непуганая,
неломаная наивность. Будет хорошо, если макет поспеет хотя бы к
середине завтрашнего дня.
       -- Если кто мне позвонит -- я ушел. Но не домой. Не надо
меня будить.
      -- А если Татьяна?
      -- Скажи, что ее зайчик пошел спать, Но ее я и так увижу.
Она на перерыв скоро придет.

      - 1 -

       Наверное,  так  бывает  всегда,  когда  во  время  ломки
пытаются починить выключатель света  в  туалете.  Сначала  вниз
летит  тело,  потом  вверх  уходят  цветочки обоев, потом дверь
пытается прислонить тело к полу, но оно  не  держится,  и  кино
заканчивается крупным планом дымящихся носков. Неслабо. С точки
зрения дизайна, композиции -- просто отлично!
      Игорь суетливо отполз в сторону и первым делом осмотрелся
-- уши, руки-ноги целы, только вот сердце  колотится  где-то  в
голове,  на  уровне  висков,  да  руки  промахиваются одна мимо
другой.   Неслабо,   что   и    говорить.    Так    вот    люди
работают-работают,  рисуют  по  десять  часов  в день рекламные
макеты за гроши, а их потом р-рраз ни за что ни про  что  --  и
дергом  токает.  И  все.  Полное слияние с макрокосмом и вечная
память идиотам.
       Нехороший выключатель призывно щерился из лунки в стене.
Не дождетесь. Этот номер у вас больше не пройдет, ребята,  свет
мы  наладим  попозже,  когда  проспимся.  Например вечером. Или
вообще завтра. В темноте, как  говорится,  да  не  в  обиде,  а
главное  --  живым.  Игорь  привел  неумеренно  ватные  ноги  в
вертикальное положение, чуть не  поскользнулся  на  отвертке  и
благополучно прибыл в коридор.
       За  трюмо  его  встречал  друг детства Игорь Зеркальный,
бледный, как холодильник, и жалкий, как  вымокший  заяц.  Обоих
колотило  легкой  дрожью.  На  секунду  Игорь представил себя в
костюме и при галстуке, под руку с зашитой  в  атлас  и  бархат
Танькой,  и  чуть  не рассмеялся. Вот бы был цирк, если бы меня
током убило! Пипл, свадьба отменяется! Все по домам, танцев  не
будет!  Точнее,  вместо  свадьбы  --  поминки.  А что? Стол уже
заказан, люди приглашены... Цирк,  да  и  только.  Эх,  а  ведь
сейчас как раз Танька на перерыв с работы придет!
       Между  тем  цирк  уже  начинался.  Сначала  на  лестнице
зашумели шаги, затем Игорь вдруг  услышал  внутри  себя  что-то
очень  похожее  на  гул паровозика, въезжающего на мостик между
мозгами и печенью, насторожился -- и в следующее мгновение  уже
падал  лицом  в собственные меховые сапоги возле входной двери.
Потому что паровозик внезапно превратился в  тиски  и  с  силой
сжал  что-то...  наверное,  в  животе. Скорее всего, да, именно
там. Или нет... Или все-таки там?
       Боль  отхлынула так же неожиданно, как и пришла. Искры в
глазах    начали    сгущаться,    сворачиваться,    бессистемно
группироваться,  как  будто  впихиваться в темноту сапога ногой
недовольного обувного божества. Затем сама темнота  отлетела  в
сторону,  и  возник  убегающий  в  горизонт  коврик,  а над ним
потолок, люстра и лиловый испуг в Танькиных глазах.
       --  Игорь, -- это были звуки, -- ты в порядке? Игорь, ты
меня слышишь?
      -- Да, Тань, слышу. Что-то случилось?
      -- А ты разве ничего не заметил?
      Боже мой, что это было? Откуда было так больно...
      -- Ты в курсе, что ты до сих пор пьян?
       Интересно,  причем  тут пьян, когда в животе... или не в
животе? Где?
       --  ...И  что  за  все  это время ты мне только один раз
соизволил позвонить?-- Таня нервно впечатала дверь в  лестницу.
       --  Таня,  солнышко,  погоди,  я  тут  кое-чего  не могу
понять...
      В это время сволочной выключатель пронырливо влез Тане на
глаза и сдал Игоря с потрохами.
       --  Алкоголик ненормальный! Тебя же током убить могло! И
вообще, ты хоть помнишь, что у нас на этой неделе свадьба?
       --  Танечка,  про  нашу  свадьбу я знаю не хуже тебя, но
прежде чем...
        Внезапно   паровозик  снова  выскочил  на  мост,  ловко
превратился в тиски, те сомкнулись, Игорь изо всех  сил  укусил
воздух и снова бросился вниз.
      -- Что с тобой? Водка ядовитая попалась?
       Вообще-то, для Таньки, воздушного солнышка Таньки, такой
сарказм был нехарактерен. Но  Игорь  не  слышал.  Он  выкапывал
взгляд   из  сапога.  Вслушивался  в  эхо  собственного  вопля.
Мучительно пытался понять, ЧТО же  у  него  так  сильно  болело
несколько мгновений назад.
      Татьяна прижала его руку к своему виску.
      -- Да тебя всего трясет!
       Игорь  хотел  что-то  сказать про ломку, но губы осилили
только  невыразительный  каучук.   На   углу   Первомайской   и
Капитанской мерзко завизжал трамвай.
       Странное  дело, но откуда же пришла боль? Что же болело?
Рука? Нога? Печень? И почему с таким ощущением, что эта рука --
и моя и не моя одновременно?
       --  Тань... Тань, погоди, солнышко, у меня сейчас что-то
болит, и я не могу, мне надо разобраться...
       Черт, вот если бы с утра не было такой ломки, может, все
сразу бы стало ясно? Ведь от удара током так не  бывает.  А  от
водки  уж  тем  более,  это  однозначно...  или  это  уже  все,
приехали, белая горячка?
      -- Игорь, что ты делаешь?
       Игорь  суетливо  ощупал  ноги  и  руки, помял их, потер,
подергал -- бесполезно.  Никаких  ран  или  растяжений.  Грудь,
живот?  Нет,  все не то. А может, это рак костного мозга? Кости
изнутри гниют, крошатся, болеют, бедненькие... Нет, не то.
      -- Игорь, ты в порядке?
      -- А что?
       --  Все  ясно, глюки, -- Татьяна открыла шкаф и повесила
шубу, -- твой Колька опять вчера анашой угощал.
      -- Таня, я не шучу, и у меня не глюки. Я действительно не
могу понять, что у меня болело.
      С угла Первомайской донесся стон трамвая.
      -- А может, просто пить меньше надо?
       --  Нет, ты не... -- и в глаза опять бросился веер тупых
лезвий. Это же надо! В третий  раз!  Пространство  разорвалось,
что-то  в  этом странном мире скрутилось, вмялось самое в себя,
вдавилось -- и прошило позвоночник жгучей струей.
      -- Тебе таблеток дать?
       На  глазах Игоря подсыхала парочка слезинок. Однозначно,
это болел какой-то его орган. Но орган, находящийся  где-то  за
пределами тела. В стороне. В подпространстве, не иначе.
       -- Игорь, ты меня слышишь? Зайчик, что с тобой? Боже, но
разве можно так напиваться...
       ...И  нужно-то  --  вытянуть  руку,  схватить этот орган
дурацкий, укрыть его платочком, забинтовать, избавить от  боли,
оградить.  Только  бы знать, куда вытянуть руку и что схватить.
Только бы узнать, куда. Делов-то.

       Челюсти  стрелок на часах заглатывали последнюю четверть
первого ночи. Ужасно хотелось спать, но  взъерошенные  за  день
нервы  не позволяли даже закрыть глаза. Прибитый к дивану тремя
одеялами, Игорь с интересом разглядывал часы: что  же  все  это
значит? Неужели прошло? Неужели он до сих пор жив?
        К   вечеру   интервалы  времени  между  приступами  все
удлинялись, и последний схлынул полчаса назад. Днем же приступы
шли   со   средней   частотой  раз  в  семь  минут,  совершенно
одинаковые:  сначала  очень   короткое,   с   секунду,   низкое
вступление, гул в затылке, а затем резкая, страшная боль -- как
будто чья-то властная и беспощадная рука  царапала,  стискивала
что-то  в  окрестностях  его тела... ЧТО? ЧТО? В этом был самый
ужас.  Смешная   безысходность.   Кричащий   памятник   вечному
удивлению. За весь день он так и не определил источник боли.
       Неужели такое бывает от простого электрического удара? А
от похмелья? Но ведь он же не алкоголик, в конце  концов,  пьет
раз  в  полгода (хотя иногда и на пару лет вперед случается, но
это неважно). Или, может, что-то вышло из  строя  в  голове,  и
теперь  генерируются ложные болевые импульсы? Выходит, эту боль
он сам придумал?
       Игорь  спрыгнул  с  кровати, прислушался: Таня сидела на
кухне и осторожно шуршала журналами по вязанию.  Черт,  как  же
неловко...  Сколько  ненужных  отрицательных  эмоций для такого
гения человечности, как Танька... Никаких  выводов  из  прошлой
жизни.  Даже  стыдно.  Он осмотрел полупустой, однако купленный
только позавчера,  пузырек  с  анальгином,  хрустнул  ключицей,
припал к телефону, набрал номер Кольки.
       --  Колян, извини что так поздно звоню... я сегодня весь
день отходил, не смог... Какие-то странные боли.
      -- А, ерунда. Ты завтра с утра как -- нормалек?
      -- Думаю, да.
       --  Ты  постарайся,  Игорь, а то нам с Ванькой вдвоем ее
реально не выдернуть.
       Игорь  понял,  что  уже  немного  ненавидит свою будущую
свадьбу: нужно было раскопать Колькин гараж и вытолкать из него
белый  "Мерс"  его  папы  -- транспорт для молодоженов, взять у
бабушки хрусталь, а у Танькиного дядьки  --  фарфор  на  второй
день свадьбы, отдать в срочную химчистку костюм, договориться с
вахтершей в  ДК  насчет  аппаратуры,  взять  ленты  на  машины,
забрать   долг  у  Алексеича...  Просто  мрак.  Зато  полностью
по-своему -- потому  что  исключительно  своими  силами.  И  не
какой-то  там  день рождения, а свадьба, праздник переписывания
жизни заново.
      А теперь еще и целый день потерян! Хорошо хоть, приступов
больше нет. А с этой селезенкой  --  для  определенности  Игорь
назвал  ЭТО  селезенкой, потому как до сих пор не мог запомнить
место настоящей селезенки в теле человека, -- с ней надо  будет
обязательно разобраться. Обязательно, утром. Утром.
      ...Усталость была хорошей форме: Татьяна вошла в комнату,
как только услышала, что Игорь положил трубку,  но  на  кровати
лежал лишь прерывисто дышащий имитатор трупа.

        ...Бетонная   сопля  вытягивается  из  бесконечности  в
темноту,  а  на  дне  желоба,  вот,  прямо  под  ногами,  лежит
селезенка -- хоть прыгай на нее и пляши. Очертаний не видно, но
они и не нужны: сказано  --  селезенка,  значит,  так  и  есть.
Играем по правилам сна. На стенах желоба хихикают длинные тени;
он смотрит налево и  видит,  что  оттуда  скатывается  белое  и
гудящее. Белое. Очень белый, очень железный и очень неумолимый.
Колькин  "Мерс".  Приближается  --  уверенно,  как   -то   даже
меланхолично.  Законы  жанра:  надо  бежать.  Очень  быстро. Он
разворачивается и с ужасом  видит,  что  стенки  желоба  растут
вверх,  загибаются, пытаясь сомкнуться в верхней бесконечности,
и вот ему уже не достать, никогда не достать их краев, а машина
приближается,  все  ближе, все отчетливее, уже виден потертый о
многочисленные жертвы бампер,  черные-черные  стекла,  холодные
фары,  заволакивающий  глаза  капот, засыпающий, задавливающий,
черный, очень  черный,  застывающий  в  монолит,  задушивающий,
заслоняющий...  Ноги,  разумеется,  вязнут в воздухе, каменеют,
бетонеют, чем быстрее он ими перебирает, тем медленне движется,
останавливается,   селезенка   расплющивается,  кричит,  громко
кричит,  зовет  на  помощь,  но  ее  не  видно,   не   достать,
никогда....
      -- Игорь, Игорь, проснись!
      Лиловость в глазах Татьяны покрылась наледью ужаса.
      -- У тебя опять... заболело, да?
      Игорь почувствовал себя полным мертвецом: наступало утро,
и его, как на работу, снова звали радости ада. Перед ним  вдруг
с совершенной отчетливостью разверзлось будущее, уже заведомо и
до самой бесконечности мелко изрубленное на приступы боли. Жить
расхотелось моментально.
      -- Игорь, тебе надо к врачу. Срочно. Сейчас.
       --  Брось,  солнышко, врачи еще спят, -- он посмотрел на
будильник: стрелки выплевывали седьмой час утра. -- Да и Колька
скоро должен зайти.
      Татьяна замотала головой.
      -- Никуда ты не пойдешь.
       Игорь  пошевелил  пальцами  ног,  рук -- странно, все на
месте. Вздохнул.
       --  Солнышко,  я  в  порядке. Никаких больниц не надо. И
вообще, у нас через три дня свадьба.
      -- Свадьба, в таком состоянии?
       Игорь  на  секунду представил себя корчащимся на ковре в
загсе под звуки свадебного марша. А что,  неплохое  будет  шоу,
можно  даже  с  гостей денег за это пособирать. "Внимание, леди
энд джентльмены, сейчас  наш  новобрачный  исполнит  ритуальный
танец! Лежа!"
       --  Ты понимаешь, насколько серьезно ты болен? Тебя надо
немедленно к врачу!
       Он  задрал пижаму и пристально осмотрел свой живот. Нет,
за ночь здесь ничего не опухло и не болит.  Значит,  болело  не
здесь. Значит, ничего на самом деле не болело... Мистика.
      С улицы прилетел обрывок трамвайного визга.
       -- Завари кофе, Тань. Не бери в голову. Мне кажется, что
сегодня я буду гораздо лучше себя чувствовать.
       Однако  замогильность интонации Игоря свидетельствовала,
что в его слова верят разве что буквы, их  составляющие.  Когда
он  вышел  встречать  Колю и Ваньку, уже девятый за сегодняшнее
утро приступ бросил его на пол,  прямо  к  их  ногам:  пока  он
разглядывал  стельки  то  в  своих, то в Танькиных сапогах, она
пыталась запихать ему в рот  новую  таблетку,  а  Колька,  душа
телефон   своими   ручищами,  пытался  отжать  запавшую  кнопку
"тройки" и дозвониться до  "скорой".  Разумеется,  ни  о  каком
гараже не могло идти и речи: спустя сорок минут Игорь уже жевал
простыню  кушетки,   обалдевший   невропатолог   вовсю   шуршал
справочниками,    а    дребезжащий    жестяной    гроб   чертил
энцефалограмму.
      -- Ну как, доктор, до свадьбы заживет?
        Врач  оторвался  от  бесконечного  синего  иероглифа  и
покосился на Игоря.
      -- Скажите, что у него болит?
       Бедная Татьяна. Несчастное солнышко больного мужа. Тихая
нежная истерика.
      Врач сел за стол и снова углубился в справочники.
      -- Ну? -- нетерпеливо откашлялся Коля.
       --  Коля, веди себя поприличнее, -- буркнул Ванька. -- В
конце концов, ты ему просто мешаешь.
       Невропатолог  вырвал из блокнота лист бумаги, пробежался
по нему  обгрызенным  фломастером  и  сунул  в  ледяную  ладонь
Татьяны.
       -- Вот телефон профессора Гампольского, психиатра. Может
быть, он ответит на ваш, -- тут он сделал угнетающую паузу,  --
вопрос.
      -- Так значит, вы не знаете, что у него болит?
       Невропатолог  сел  обратно  за  стол  и  вонзил  зубы во
фломастер.
      -- Ну?
        Врач   обдал  Колю  возмущенным  взглядом  и  тщательно
пережевал пластмассовый колпачок.
      -- По всей видимости, -- выдавил он вместе с фломастером,
-- источник болевых ощущений  находится  внутри  самого  мозга.
Нужны  более  тщательное обследование. Томография. Анализы. Как
минимум. И обязательно сходите. К профессору. Гампольскому.
      Игорь уставился в потолок. Дискотека получается что надо.
Если уж даже врачи  не  могут  определить  источник  боли,  то,
наверное, самое время тушить свет...
      -- Понаблюдайте за своими ощущениями. Это все, что я пока
могу вам посоветовать.

      Он подумал, что даже в том случае, если ему осталось жить
недолго, это утро все  равно  стоит  запомнить  --  утро  новой
жизни,  время в которой измеряется не в секундах и минутах, а в
интервалах, разделяющих жуткие  приступы,  пусть  и  не  всегда
одинаково  отстоящие  друг от друга, но неизбежные, как помывка
посуды.  Например,  спуститься  из  кабинета  невропатолога  до
крыльца  --  один  приступ, пройтись до дороги -- два приступа,
поймать такси -- еще один...
       Оно  было  серое,  это  утро  новой  жизни,  унылое, как
похороны.  Рога  тополей