ники, родич.  Много  столетий  назад  к  этому
берегу пристал разбитый пиратский корабль "Ранса". Поэтому  мы  и  Ранасы,
что наши предки приплыли из "Ранса". Тут мы нашли тихую гавань - Рансалу -
отсюда и грабили окрестные берега.  Ладно!  -  сказал  он,  -  затея  была
Третьего брата. Он выбрал Анхил потому, что мы не тревожили  его  двадцать
лет, он успел обрасти и перестал ждать беды. Они вышли из гавани  на  трех
кораблях весной, а вернулся к исходу лета только один корабль,  и  на  нем
было немного людей.
     - Их разбили?
     - Третий Брат не дошел до Анхила. Он наткнулся на белое море и  пошел
вдоль тумана. Энрас был умен - он сразу понял, что это важней,  чем  любая
добыча. Черный огонь, - угрюмо сказал Даггар. - Вот тут  мы  и  увидели  в
первый раз, как он сжигает. Энраса и еще пятерых он опалил  снаружи  -  их
тела были в ранах и язвах, но  они  остались  живы.  А  остальных  он  жег
изнутри; они умирали у нас  на  глазах,  и  не  было  им  ни  надежды,  ни
облегчения.
     - Что это было?
     Даггар не стал отвечать. Поглядел мимо него и вел себе дальше.
     - Две сотни воинов и моряков, но Энрас был прав: совсем не дорого  за
то, что они узнали. Энрас определил наш срок в  десять  лет,  -  он  вдруг
поглядел на Майду и спросил - только ее: но почему? Все так думали,  и  мы
тоже.
     И в первый раз что-то в их лицах не совпало.  Словно  впервые  пришла
неразделенная мысль, мысль, которая нуждалась в словах, но Майда не  смела
сейчас сказать эти слова.
     - Что это было? - опять спросил Торкас.
     - Будь я проклят, если кто-нибудь знает! Если суждено, узнаешь сам!
     - Не спрашивай, - мягко сказала Майда. - Мы ничего  не  скрываем,  но
это не ведомо никому.
     И в мягком голосе твердость камня: не спрашивай, все равно не скажут.
     И он спросил:
     - Зачем Энрас отправился в Ланнеран? Чего он хотел?
     - Помощи и совета, - ответил Даггар угрюмо. - Энрас считал, что  если
построить систему дамб сколько-то подземных хранилищ, мы на века остановим
Белый Ужас и сможем пережить Великую Сушь.
     - У Ранасов было знание, - сказала Майда, - и  мы  не  пожалели  всех
богатств Рансалы, но, кроме богатства и знаний,  нужны  были  руки  многих
тысяч людей, а Рансала всегда была малолюдна.
     - Сначала все шло отлично, - сказал Даггар. -  Он  добился  большего,
чем мы ожидали. Убедил жрецов Верхнего Храма, напугал Соправителей и  даже
породнился с Лодасом - богатейшим из жителей Ланнерана. Наверное,  в  этом
его ошибка, -  сказал  Даггар.  -  Дочь  Лодаса  слыла  первой  красавицей
Ланнерана и была наследницей неисчислимых богатств.
     - Зависть трусов не умаляет  чести  достойных,  -  торопливо  сказала
Майда. - Дочь Лодаса не в чем упрекнуть. Она была честной женой и покинула
дом того, кто предал ее супруга.
     - До сих пор не могу понять! - хмуро сказал Даггар. - Безумие что  ли
нашло на этих подонков? Ладно Энрас мог ошибиться. То ли не сумел поладить
с служителями Предвечного, то ли они сами увидели в нем угрозу.  Ладно!  -
сказал он яростно, и лицо его  исказилось  болью  и  гневом,  словно  годы
ничуть не смягчили боль и не утишили  гнев.  -  Они  заставили  оступиться
служителей Верхнего Храма. Они запугали Соправителей  -  этаких  тряпичных
кукол. Но только безумцы совершили то что  они  сотворили!  Могли  выгнать
Энраса из Ланнерана - уж в такое время Рансала  не  снизошла  до  сведения
счетов! Но  схватить  Ранаса,  как  базарного  вора?  Подвергнуть  пыткам?
Казнить на потеху черни? Неужели они надеялись, что _э_т_о_ мы простим?
     - Мы отомстили, - сказал он с недоброй усмешкой. - Первый мой  бой  и
первая кровь. - Он хохотнул  -  не  смех,  а  рычание,  и  впервые  Торкас
почувствовал в нем родню. - Мы взяли  по  сотне  жизней  за  каждую  каплю
крови. Мы заставили Соправителей - тех, кто остались жив - совершить обряд
поклонения на том месте, где умер Энрас. Мы взяли с  них  столько  золота,
что снарядили двадцать пять кораблей...
     - И мы проиграли, - сказала Майда. Боль и гнев погасли в ее глазах, и
осталась только печаль. - Мы  победили  Ланнеран,  но  не  смогли  бы  его
удержать, и не смогли бы заставить их сделать то, что спасло бы Ланнеран и
Рансалу. Мы потеряли слишком много людей и - главное! - время.
     - Мы бросили жребий, - сказал Даггар, - кому из Ранасов идти по тропе
Третьего брата. Жребий пал на Пятого брата, и с ним пошло двадцать  воинов
- все добровольцы, потому что мы знали: даже тот, кто  вернется,  вряд  ли
останется жив. Вернулся один - в Черном огне - и принес расчеты  и  записи
Пятого брата. Мы убедились, что Энрас был  прав,  что  все  идет,  как  он
говорил. Уйти далеко на север к Пределам Льда - туда не скоро дойдет Белый
Ужас.
     - Мы все рассказали, - сказала Майда. - Прости, Торкас,  но  большего
мы не можем сказать.
     Две пары одинаковых глаз и общее ожидание,  и  он,  сглотнув  упрямый
комок, ответил им торопливо:
     - Спасибо. Я должен подумать. Если вы не обидитесь, я буду  спать  со
своими людьми.
     В эту ночь не  было  полной  тьмы.  Бледный  отсвет,  словно  дальний
проблеск зарницы, Чуть подсвечивал край небес.  В  стороне,  где  уже  нет
моря.
     Торкас стоял у окна, когда тот, другой, зашевелился  в  нем.  Он  был
огромный,  властный,  спокойный.  Прищурившись,  он  вгляделся  в  тьму  и
улыбнулся его губами.
     - Занятно, - сказал он себе и  мне.  -  Похоже,  мы  здорово  влипли,
Торкас. Придется нам завтра пойти и взглянуть.
     "Отец!" - хотел он сказать,  но  не  сумел.  Только  Вастасу  мог  он
сказать "отец".
     - Ничего, - спокойно ответил другой. - Это не важно, Торкас.
     - Я хочу добраться до моря, - сказал Торкас Даггару. - Тайд все равно
от меня не отстанет, а остальные... ничего, если они подождут меня здесь?
     - Сколько угодно, - сказал Даггар. - Запасы Рансалы обильны.
     - Даггар, - сказал Торкас, - если я не вернусь...
     - Я отправлю ребят в Такему и дам им  еды  на  дорогу.  Я  думаю,  ты
вернешься, Торкас. Жаль, что я не могу прогуляться с тобой.
     - Я знаю, - ответил Торкас. В самом деле, он знал - или знал  Другой?
- что Даггару и Майде суждено умереть в один час.
     Но, кажется, это будет не скоро.
     Они ехали по серым пескам бывшего моря. Створки раковин, белые  кости
покрывали песок и тоскливо хрустел  под  лапами  дормов.  Было  душно,  но
Торкас и Тайд закрыли повязками лица, потому что на кожу  садилась  жгучая
соль.
     Три дня они тащились в этом тумане, спали, прижавшись  к  дормам,  не
разжигая огня, и с каждым днем отблеск за краем неба становился все  ближе
и все красней.
     На четвертый день они увидели море. Оно тоже было серым - как небо  и
мир. Но живой беспокойный блеск, но пронзительный запах -  чем-то  острым,
томительным, радостным пахло оно, и усталые дормы пошли скорей,  понеслись
по пескам навстречу прохладе.
     - Тайд, - спросил Торкас, - ты был тогда в Ланнеране?
     - Да, господин, - сурово ответил Тайд.
     - Ты бы _Е_г_о_ узнал?
     - Да, господин. - Помолчал и добавил. - Узнаю.
     - Я не хочу становиться богом, Тайд! Я не знаю, как быть, - сказал он
с тоской. - Сражаться против Судьбы? Но разве это не трусость - не сделать
того, что тебе суждено? Покориться Судьбе?  А  разве  это  не  трусость  -
покориться и делать не то, что хочешь?
     - Нет, господин, - ответил Тайд. - Это не трусость. Только с  Судьбой
все равно не поспоришь - повернет на  свое.  Лучше  уж  сделай,  что  тебе
должно, да и вернись домой, отцу на радость, а нам - в защиту...
     А к вечеру они увидели белое море.  Они  ехали  берегом  вдоль  самой
кромки прибоя, вдоль  волнистой  мерцающей  полосы,  украшенной  у  камней
комочками пены, и ветер нес уже не прохладу, а влажную  паркую  духоту,  и
марево мокро дрожало над морем, и вкрадчивые  полоски  тумана  медлительно
липли к тяжелой воде.
     Туман все гуще мешался с водой,  вскипали  и  лопались  пузыри;  вода
закипала, как в котелке, а  дальше  была  непроглядная  муть,  колышущаяся
стена из пара.
     "Он натолкнулся на белое море и пошел вдоль тумана..."
     Как близко...
     И снова Другой шевельнулся  в  нем,  без  слов  говоря,  что  следует
делать.
     Он спешился, бросил поводья Тайду,  плотнее  закутал  повязкой  лицо,
надел рукавицы и коротко бросил:
     - Жди меня здесь!
     - Нет, господин!
     - Да, - ответил Другой. Без нетерпения  и  досады:  просто  воля  его
закон, и возражения невозможны.
     - Для тебя это смерть, - сказал Другой, - а я вернусь, -  и  довольно
скоро.
     И они вошли в полосу тумана - я и Торкас, я и Другой...
     Вот оно что, подумал он. Похоже на свищ. Занятно.
     Белая-белая смерть, липнет к лицу, щупает тело горячей лапой...
     Не бойся, малыш, я прикрываю.
     Красный отблеск на белой мути. Неужели это горит вода?
     Алая огненная пасть. Жадная пасть жрущая мир.
     Он не добро прищурился  на  огонь  -  он  один,  извечно,  бессмертно
мертвый, он - один на один с врагом, вечно мертвый против вечно живого, но
всегда несущего смерть.
     Алая пасть, огненный вихрь, жаркое колесо из огня; вот оно  двинулось
на него, ничего, здесь стою я, ну,  попробуй  меня  раздавить!  И  Тяжелая
темная сила - сгусток тьмы, наполненной болью, горечь жизней,  одиночество
и гордыня. Черный кокон жгущего мрака; он стоял, погруженный  во  тьму,  и
огонь налетел на него, окружил, отшатнулся.
     И тогда он пошел вперед, шаг за шагом тесня колесо, и оно  откатилось
назад и почти затерялось в тумане.
     Красный отблеск на белой мути...
     - Что, малыш, я еще гожусь?
     Он устало провел рукой по  прожженной  повязке  и,  сутулясь,  побрел
назад.



                                 6. ДВОЕ

     Не спеша возвращались они в Рансалу. Дормы устали, да и незачем  было
спешить. Пока я в пути я никому не должен. А когда я приеду...
     - Тайд, - спросил он, - что же мне делать? Энрас знал, как  задержать
Белую Смерть. Я ничего не знаю. Я даже не знаю, хочу ли я узнавать.
     Тайд ответил не сразу. С угрюмой гордостью  он  поглядел  на  него  -
могучий юноша, отрок годами, но телом и разумом муж. Мой  бедный  мальчик,
ведь это только вчера я посадил его на седло и впервые дал ему в руки меч.
А сегодня судьба взялась за него, принуждая исполнить долг... Как  быстро,
горько подумал он, как мало лет дал ему бог!
     - Долг - есть долг, господин, - ответил он твердо. - Долг важнее  чем
жизнь. Но куда бы я не пошел, я тебя не оставлю.
     - Спасибо, Тайд, - сказал ему Торкас, - только я не  знаю,  куда  мне
идти...


     Жизнь человека проста, хоть,  может  быть,  нелегка.  Смерть  -  удел
человека, смерть в бою - удел мужчины. Он не боялся смерти, слишком  молод
он был, чтобы ее бояться. Даже судьбы он теперь уже не боялся. Мама права:
выбора нет. Вынувший меч обязан драться. Воин живет затем, чтобы  защищать
свой дом. Энрас хотел это сделать, но не  сумел:  его  убили  и  долг  его
теперь перешел ко мне.
     Я не хочу, по - детски подумал он, я не хочу ни судьбы, ни  долга.  Я
не могу, подумал он, это совсем не такая жизнь, я ничего в ней не знаю...
     И он почувствовал  вдруг,  как  он  одинок,  как  он  испуган  и  как
бессилен. Если бы это было сном... если бы я мог просто проснуться...
     Мама, подумал  он,  мама,  отгони  этот  сон,  как  отгоняла  те  сны
когда-то. И он вдруг вспомнил, что она говорила:
     "Безымянный, усни, не тревожь мою детку."
     - Безымянный, сказал он, - не засыпай! Кажется, я боюсь...


     Рансала не изменилась, но стала  другой.  Красивый,  удобный,  богато
украшенный склеп...
     - Я завтра уеду, - сказал он Даггару, и Даггар усмехнулся.
     - Дай хоть старику отдохнуть, раз  сам  двужильный.  Не  торопись,  -
сказал он, - побудь еще пару дней, чтобы  знать,  что  черный  огонь  тебя
миновал. Или ты не добрался до моря?
     - Я дошел до огня, - сухо  ответил  Другой.  Как-то  сразу  он  вышел
вперед и заслонил его. - Не твоя вина, что я  вернулся  живым.  Ты  сделал
так, что я не мог не пойти.
     - Да, - сказал Даггар, - я это сделал. А почему бы  и  нет?  Если  ты
просто человек, то что значит твоя смерть, раз скоро умрут все? А если  ты
в самом деле то, что почудилось Майде...
     - А мне почудилось, что ты - мой родич, брат моего отца и  не  должен
желать мне смерти!
     - Я не желаю тебе смерти, - сказал Даггар, -  и  был  уверен  что  ты
вернешься. Ты носишь обличье Ранасов, но ты не Ранас. Ты и не Васт - Васты
весьма достойный, но варварский род. Ты же ведешь себя  так,  словно  тебе
известно даже то, что не ведомо мне. А я, мой друг,  один  из  немногих  в
этом несчастном мире, кто знает довольно много, потому что Ранасы собирали
не только золото, но и Знание.
     - Ну и что ты знаешь? - с усмешкой спросил  Другой.  -  Как  осаждать
воду на камнях? А, может, ты  знаешь,  откуда  тучи  и  почему  при  таком
испарении почти нет дождей? Или что такое этот самый огонь?
     - Нет, - ответил Даггар, - не знаю. И очень  может  быть,  не  пойму,
если ты попробуешь мне объяснить. Зато теперь я знаю, что Майда  права,  и
ты не совсем человек.
     - Ну и что? Это избавляет тебя от родства со мной?
     - Нет, - ответил Даггар. - Это объясняет то, что  ночью  опять  стало
темно.
     - Я не терплю ловушек, - сказал Другой, - и не люблю, когда  со  мной
хитрят. Ты сделал глупость, когда пошел окольным путем. Счастье твое,  что
я - достаточно человек, и уже разделил с тобой хлеб.
     - Может и так, - ответил Даггар спокойно.  -  Может  быть  я  в  тебе
ошибся. А, может, ты попросту стал другим. Ладно, -  сказал  он,  -  будем
считать, что я понял. Я хочу кое - что узнать...
     - Что?
     - Сколько нам осталось, Торкас?
     - Меньше года для Рансалы и лет пять для всего мира.
     - Теперь?
     - Да. Барьер должен был дойти до вас дней через сто, теперь доберется
дней через триста.
     - Спасибо, - сказал Даггар. - Обреченному каждый день подарок. А если
сделать сейчас то, что рассчитывал сделать Энрас?
     - Дамба? Ерунда! Если эта дрянь выползет из воды, она мигом разогреет
себя до плазмы. Тогда ваш счет пойдет не на годы, а на часы!
     - Не понимаю, - сказал Даггар, -  но  это  не  важно,  если  с  Белой
Смертью можно бороться... и победить?
     - Нет, - сказал Другой, - победить  я  не  смогу.  Поверь  на  слово,
потому что объяснять бесполезно. Может быть, если меня не  заставят  скоро
уйти - оттяну ваш срок на год или два. На большее не надейся.
     - Я привык обходиться без надежды, - сказал Даггар с усмешкой. - Но я
умею быть благодарным. Я сам, и все чем я владею...
     - Ты не владеешь ничем, что могло бы мне пригодится.
     - А, может, этим владеет кто-то другой? Намекни и  он  недолго  будет
этим владеть!


     Что-то томило его и все гнало куда-то. Опять  он  бродил  по  дворцу:
огромные залы, лестницы, маленькие каморки, фрески, богатая утварь,  вещи,
которые он не мог бы назвать, пыль, забвение, запах грядущей смерти...
     - Безымянный, - попросил он, - ты не уйдешь? Ты будешь со мной?
     - Пока ты жив, мне не куда деться. Может и зря, но не я виноват.
     - Ты - мой отец? - спросил и ждал в смущении и тревоге, и  ему  стало
легче, когда Безымянный ответил:
     - Нет. Я разминулся с Энрасом, - сказал ему Другой. - Я думаю,  Энрас
умер от пыток, и я пришел в опустевшее тело. Не думай  об  этом,  -  велел
Другой. - Похоже, что мы с тобой поладим.
     - Знаешь, - сказал он, - мне  снятся  чудные  сны.  Иногда  огонь,  а
иногда человек без лица... Всегда мы деремся, и он всегда меня  побеждает,
но я всегда дерусь до конца. Или это был ты, а не я?
     - Может быть, - ответил Другой. - А что?
     - Я узнал. Вот сейчас, когда ты сражался с Белой Смертью... Это  было
совсем как в этих снах.
     - Ну и что?
     - Даггар удивлялся, что они еще живы... лишних семь лет. Потому,  что
ты был во мне?
     - Может быть, - равнодушно ответил Другой, и Торкас подумал: ему  все
равно. Но ему не может быть все равно - разве он за этим вернулся?
     - Выбрось глупости из головы! - приказал Другой. - Я в  эти  игры  не
играю, и тебе не дам. Это смерть - и скорая смерть...
     - Я не боюсь смерти!
     - Дурачок! Это для меня смерть только немного боли,  и  немного  тьмы
перед новой болью, для тебя смерть - это смерть. Ты мне нравишься, Торкас,
- сказал Другой. - Слишком долго я был один, и мне приятно, что  рядом  со
мной есть еще кто-то. Я не прочь немного продлить эту жизнь.
     "Мама! - подумал Торкас. - Мама, дай мне слова, чтобы его убедить!  Я
совсем этого не хочу, но я унаследовал долг..."
     Мальчика тянет  в  драку,  лениво  подумал  он.  Непросто  будет  его
удержать. Смешно: я хочу удержаться от драки! Но в  этот  раз  я  не  хочу
умирать. "Почему я даю себя убивать? - хмуро подумал он. - Что будет, если
теперь я не дам им себя убить?"



                                7. ЗАСАДА

     Вот и все. Простились с Даггаром и Майдой. Простились  со  слугами  -
невидимками, которые вдруг обрели естество: один глубокий старик, двое - в
тех же годах, что  Даггар.  Простились  с  Рансалою;  грохнули  за  спиной
ворота, и снова пылит заброшенная дорога, и серое небо вдали  сливается  с
серой землей.
     Расшумелись, подумал о  спутниках  Торкас,  рады,  что  выбрались  из
Рансалы. А Тайд молчит и поглядывает с тревогой, и  Другой  затих,  словно
вовсе исчез, но он никуда не ушел, он где-то во мне,  и  от  этого  как-то
увереннее и спокойнее. В се равно, как сильный отряд у тебя за спиной.
     Через несколько я увижу маму, подумал он, и она  сразу  встала  перед
глазами. Девочка в черном со строгим и прекрасным лицом, и в глазах у  нее
тайна. А у Энраса не было Тайны, подумал он, почему же она его так  любит?
Я увижу маму, подумал он, и расскажу о Даггаре и Майде. А  отец...  что  я
должен сказать отцу? Я люблю  отца  и  почитаю  его,  но  мне  не  хочется
говорить ему все...
     Тишина стояла кругом - только топот дормов и  звяканье  сбруи.  Давно
уже скрылись из глаз башни Рансалы, и день наливался тяжестью  и  духотой.
Тихий день, но внутри холодок тревоги. Острый тоненький холодок, как  жало
змеи.
     Они ехали, день тянулся к закату, и тревога делалась все сильней.
     - Что там? - спросил у Безымянного Торкас, но тот не ответил  ему.  И
когда впереди показались люди, он тоже не дрогнул внутри.  Он  знает,  что
делает, подумал Торкас, а я не знаю, что делать мне.
     Люди в серых плащах, но не горцы - другая повадка  и  иначе  сидят  в
седлах. Их в трое больше, подумал Торкас, трое на одного, бывало хуже...
     Миг - и вот мы готовы к бою. Тайд по левую  руку,  Кинкас  -  справа,
остальные трое за нашими спинами. И когда они налетели на нас, мы привычно
сомкнулись в круг мечей. Круг мечей,  молчаливая  доблесть  Такемы;  малое
против большого - но мы стоим до конца, как стоят наши скалы.
     Странный, безмолвный бой. Мы молчим, потому что наш клич -  это  лязг
мечей о мечи, но молчат и они, только звон мечей о  мечи,  только  хрип  и
стоны и редкие крики боли. Кто-то упал позади, но я не могу обернуться. Мы
еще держим круг, нас мало, нас слишком мало,  Я  ошибся,  подумал  Торкас,
надо было пробовать прорваться, вон, справа, подъезжает еще отряд.
     Он свалил того, кто был перед ним, и достал того, кто напал на тайда.
Удар! Он еле успел прикрыться, отбил, ударил, снова ушел. Обманный выпад -
и его меч яростно взвизгнул, сметая голову с плеч, но Кинкас охнул, упал -
и круг мечей разомкнулся.
     Он не успел почувствовать страх - Другой откинул его, как щенка;  меч
вдруг стал легким, словно тростинка, слишком легкий, подумал он, и  больше
он ничего не думал, он просто смотрел чужими глазами: не его это были  уже
глаза, не его это было теперь тело.
     Так в суш обходится с зарослями пожар.
     Миг - и в руках у странника два меча, и то, что  он  делает  с  ними,
н