вал. Я заглянул туда и увидел, что
 из кабинета мэра тянется завеса сизого дыма.

Мэр занимался ежедневным делом: сидел за столом, курил и читал
 газету. Пепел со стола он стряхнуть не удосужился. На мгновение
 оторвав глаза от газеты, он взглянул на меня и вновь погрузился в
 свое занятие.

- Здравствуйте, - сказал я.

- Все гуляешь, приятель? - ответил он рассеянно. - Чего же вчера не
 зашел?

- Не сумел. Но я только что говорил с Печальными Братьями. По
 телефону, в типографии. Сегодня с ними встречусь.

Мэр с иронией посмотрел на меня, поднялся, взял со стеллажа какие-то
 бумаги, бросил на стол и принялся перебирать. Видно было, что делает
 он это абсолютно бесцельно, лишь бы убить время.

- Давай, действуй, - сказал мэр. - Встречайся, говори. Чем не
 занятие?

Я понял его. Он уже смирился. Он уже был готов к финальной сцене и
 теперь пальцем о палец не ударит, чтобы постараться что-то изменить.

- А эвакуацию организовать вы не думаете? - спросил я его.

Мэр пожал плечами:

- А зачем? Если надо - они и там достанут.

Убеждать его в чем-либо было бесполезно. Да и некогда мне было его
 убеждать.

- Я пошел.

- Будь здоров, приятель. Привет Печальным Братьям.

Мэр потянулся к стеллажам за очередными бумагами, дым от зажатой
 во рту сигареты лез ему в глаза и он недовольно морщился.

Я закрыл тяжелую дверь с завитушками и вышел из мэрии. Я хорошо
 понимал, что мои шансы составляют величину, бесконечно близкую к
 нулю. У "Подвальчика веселых сновидений" меня, конечно, встретят.
 Сначала долго будут рассматривать из какого-нибудь окна, пока не
 убедятся, что я действительно один. Один я им ничего сделать не
 смогу. Если замысел Печальных Братьев серьезен - я им не помешаю.
 Если же они задумали грандиозную, хоть и не очень веселую шутку, то
 задержат меня до тех пор, пока вдоволь ею не насладятся. Чтобы я не
 старался убедить людей в том, что это не более, чем шутка.

Впрочем, Печальные Братья, конечно, знали не хуже меня, что никого и
 ни в чем мне убедить не удастся. Ну вот, в порядке эксперимента...

У подъезда стоял пожилой мужчина в строгом черном костюме. Он держал
 за волосы большую куклу с голубыми глазами. Пока я подходил, мужчина
 медленно оторвал у нее ногу в белой туфельке, повертел перед собой,
 словно не зная, что с ней дальше делать - и бросил на тротуар. И
 принялся за вторую.

Я поздоровался, но ответа не получил. Послышался негромкий хруст - и
 вторая нога последовала за первой.

- Я знаю, как найти Печальных Братьев, - сказал я, наблюдая, как он
 выкручивает у куклы руку.

Ответа опять не последовало. Мужчина с печальным лицом молча и
 сосредоточенно продолжал свое занятие.

- Я знаю, где их искать, - повторил я на всякий случай, уже понимая
 всю бесполезность разговора. Впрочем, я понимал это еще до его
 начала. - Можно им помешать.

- Туда нам и дорога, - недружелюбно ответил истязатель кукол.

Он подержал сломанную игрушку еще немного, отшвырнул, серьезно
 посмотрел на меня печальными глазами и скрылся в подъезде.

Вот и все. Глас народа, как говорится...

И все-таки я должен был использовать последний шанс.

На улицах было на удивление много людей. Они поодиночке стояли у
 подъездов, сидели на тротуарах, бесцельно бродили вдоль домов. Они
 ждали.

Мне вспомнился старый рассказ: однажды всем приснилось, что через
 день они умрут. Думаете, кто-то пытался сопротивляться? Нет, вечером
 все просто легли спать. Здесь получалось нечто похожее.

Унылое серое небо цеплялось брюхом за крыши домов, тишину
 нарушало лишь шарканье подошв по тротуару. Люди ждали.

- Послушай, друг! - произнесли рядом и я очнулся от невеселых
 размышлений.

Снизу вверх смотрел на меня задумчивыми глазами карлик. Карлик очень
 смахивал на гофмановского Циннобера. Голова его торчала прямо из
 плеч, короткое туловище походило на бочонок и неуверенно держалось на
 сравнительно длинных и тонких ножках. Его костюм состоял из короткой
 жилетки, из-под которой высовывалась грязная майка, и брюк,
 кончавшихся где-то на полпути между коленями и босыми ступнями.
 Тонкие губы карлика растянулись в грустной извиняющейся улыбке.

- Сегодня ночью ко мне пришли сожженные руки, - доверчиво сообщил
 Циннобер и часто заморгал. - Я лежал, не мог заснуть, а они открыли
 дверь - и ко мне. - Карлик замолчал и вздохнул. Откровения его были
 вполне в стиле Гофмана. - Ползли, ползли, уцепились за одеяло и прямо
 на грудь. Вот сюда. - Карлик ткнул пальцем в грязную майку. -
 Пошевелились, прижались ладошка к ладошке и затихли. Так всю ночь мы
 и пролежали.

Циннобер снова вздохнул и грустно и выжидающе посмотрел на
 меня. Надо было что-то ответить.

- А потом они ушли?

Карлик заморгал еще чаще и окинул меня взглядом, полным удивления.

- К-как ушли?.. - пробормотал он, запинаясь, и с сожалением
 покачал непомерно большой головой, покрытой редкими кустиками
 седых волос. - Ты разве не видишь, друг? Вот же они, под плащом.

Он распахнул жилетку и еще раз продемонстрировал ветхую майку.
 Глаза наши встретились и я прочитал в его взгляде тихое сострадание.
 Он сочувствовал моей слепоте.

- Голубая Танцовщица умерла, а я так ее любил, - кротко признался
 карлик, подтягивая короткие брюки. - Я бы отрезал ее руки и тоже
 положил на грудь... Но ее спрятали, и никто не хочет сказать, где...
 Ты не знаешь, друг? - В голосе Циннобера звучали мольба и надежда.

Я развел руками. Мне было очень плохо. Я ничем не мог ему
 помочь. Никому не мог помочь.

- Жаль, - Циннобер вздохнул, ссутулился и, отойдя от меня, сел на
 край тротуара. Время от времени он осторожно проводил рукой по груди,
 словно опасаясь, что его воображаемая жуткая ноша может исчезнуть.

Я двинулся дальше по улице, искренне не желая больше ни с кем
 встречаться, и вдруг ощутил какую-то неустроенность. Мне показалосъ,
 что я упустил некий важный момент, не доделал что-то, отправившись к
 "Подвальчику веселых сновидений". Кстати, не спросил у мэра, где
 искать этот "Подвальчик"...

Немного поразмыслив, я понял, что хотел бы увидеть Равнодушную.

Тогда, в тот уже бесконечно далекий вечер, когда я попал к ней домой,
 Равнодушная зарыдала. Сидела, съежившись в кресле, уткнувшись лицом в
 широкий рукав черного платья, и плечи ее вздрагивали. Я хотел встать,
 подойти к ней, как-то успокоить - но не успел. Девушка подняла
 заплаканное лицо, резко отбросила назад черные волосы и презрительно
 сказала:

- Думаешь, боюсь? Нисколько! Только не нужно было предупреждать.
 Тогда бы он не ушел...

Я понял, что она говорит о том, чей бокал остался недопитым
 в одной из комнат.

- Тогда бы вместе... До самого конца... - прошептала девушка и
 с силой провела ладонью по глазам. - А, что говорить! Получил
 свои газеты - и проваливай.

"Одиночество, - думал я, шагая к "Приюту уходящих в никуда". -
 Они все здесь страшно одиноки..."

В "Приюте", кажется, ничего не изменилось. Царству теней не было
 никакого дела до гибели Города. Троица в углу воспринималась уже как
 часть интерьера и у меня возникло сомнение: действительно ли люди там
 сидят? Или это большие заводные куклы для придания бару особого
 колорита?

Кстати, одного не хватало в баре. Не хватало Равнодушной.
 Сердце мое болезненно сжалось. Неужели?..

Из-под кресла у стены торчали чьи-то ноги в джинсах. Я быстро
 наклонился, вгляделся. Неизвестный лежал ничком, уткнувшись
 головой в сложенные руки, и сопел.

Я выскочил из тихого бара и бросился к подъезду. Влетел на лестничную
 площадку, распахнул дверь, прошел через анфиладу комнат и, тяжело
 дыша, остановился перед последней. Осторожно постучал. Не дождался
 ответа и постучал снова. В комнате было тихо. Тогда я решительно
 открыл дверь и вошел. Медленно обвел глазами зеркало, окно, пустые
 кресла, кровать под красным балдахином. Сказал негромко, чего-то
 пугаясь:

- Здесь есть кто-нибудь?

В ответ не раздалось ни звука. Я пробрался к кровати и отодвинул край
 балдахина. Сначала мне показалось, что на кровати лежит только
 длинное черное платье, но я тут же понял, что ошибся. Девушка лежала
 ничком, как тот неизвестный в баре, спрятав голову под подушку, - и у
 меня опять болезненно сжалось сердце. Опоздал...

Едва я дотронулся до ее плеча, как Равнодушная резко сбросила
 подушку с головы, быстро села и подобрала под себя ноги. Волосы
 ее спутались, бледное лицо было страдальческим и злым, а
 под глазах легли темные круги.

- Ты что? - зло сказала девушка. - Тебе чего надо?

Мне хотелось ее обнять. Я отступил на шаг и облегченно вздохнул:

- Mне показалось...

- А мне наплевать, что там тебе показалось! - выкрикнула девушка
 и ударила кулаком по подушке. - Наплевать! Убирайся отсюда!

- Я иду к Печальным Братьям.

Девушка вздрогнула. Я видел, что она поверила мне сразу и
 безоговорочно. Она соскочила на пол, подошла ко мне, подняла
 бледное лицо и спросила шепотом:

- Можно я с тобой? Глаза им выцарапаю! - В шепоте ее звучали
 боль и ненависть. - Горло им перегрызу! Задушу...

- Нет, я пойду один.

Девушка подступила еще ближе.

- Не за то, что они задумали. А за то, что предупредили. Зачем,
 скажи, зачем?

Что я мог ей сказать? Что я мог ей объяснить?

- Я иду, чтобы убедить их отказаться от этой затеи.

Девушка оторопело посмотрела на меня, медленно откинулась
 назад и захохотала.

- Не... нор... мальный! - проговорила она, задыхаясь от смеха. -
 Ненормальный! Вы посмотрите на него, на спасителя и защитника!
 Убедить! Ха-ха-ха!..

- Э-эх, люди-человеки беспомощные, - я махнул рукой. В конце
 концов, в чем она была виновата? В чем они все были виноваты? -
 Где тут у вас "Подвальчик веселых сновидений"?

Девушка продолжала смеяться, не слушая меня. Кажется, у нее
 начиналась истерика.

- Где "Подвальчик веселых сновидений"? - крикнул я так, что в
 высокой вазе загудело.

Девушка резко оборвало смех и торопливо ответила:

- На окраине. У самой равнины. Кажется, сорок третий сектор.
 Или сорок второй.

- Хорошо. Найду.

Я повернулся и зацепился ногой за стул. Стул с грохотом повалился
 на пол. Я перешагнул через него и вышел из комнаты.

Да, они ни в чем не были виноваты. Да, они были жертвами. Но как же
 быстро они сдались! Ведите их к пропасти - и они пойдут за вами, и
 бросятся вниз головой. Привыкли к тому, что блага сами падают им в
 руки... Небожители...

Я быстро шагал вдоль серых домов, отыскивая взглядом цифры на стенах.

- Все, все в "Подвальчик веселых сновидений"! - завопили нестройные
 голоса. - Выпьем за освобождение! Выпьем за гибель!

Я резко остановился, словно наткнулся на невидимую стену.
 Невдалеке улица переходила в равнину, а напротив, через дорогу,
 вчерашняя компания с криками толпилась у входа в бар.

- Я жил в чудесном мире! - вопил лиловый толстяк, продираясь
 вперед. - И завтра снова буду там!

- Пей, пей, не жалей! - визжала фиолетовая женщина, повиснув
 на сутулом парне в серых лохмотьях.

Звенели бутылки, разбиваясь о тротуар, кто-то кричал, а кто-то
 заходился в хохоте, и зычно ревел полуголый верзила с залитым
 кровью лицом:

- За нашу смерть!

- За нашу смерть! За смерть! - подхватили нестройные голоса,
 закривлялись потные лица, и люди, сбиваясь в кучу, потянулись в дверь
 бара.

...Хрустело стекло под ногами. Я медленно ходил вдоль серого
 дома - вперед и назад - и мне было грустно. "Мгла! Мгла!.." -
 неслось из "Подвальчика" вперемешку с хохотом и рыданиями.

Я расхаживал очень долго. Темнело, кое-где в окнах начали зажигаться
 огни. Из-за угла вышел высокий широкоплечий человек. Он медленно
 приближался, и белый свитер пятном выделялся в сумерках. На лице
 человека чернела маска. Я, замерев, напряженно ждал, когда он
 подойдет.

Человек замедлил шаги и произнес знакомым надорванным голосом:

- Ну, пошли, что ли, спаситель.

- Рад приветствовать Печального Брата, - ответил я и не узнал
 своего голоса.

5.

- Смотрите! Смотрите, как они радуются своему последнему
 вечеру, - со злостью сказал Белый, глядя в окно.

Мы - я, Синий, Зеленый и Светловолосая - поднялись с кресел
 и молча встали за его спиной.

В бледном вечернем искусственном свете бродили черные тени. Тени
 кричали, пели, смеялись и плакали, собирались в небольшие группки и
 распадались, словно окно было большим мрачным калейдоскопом,
 подзорной трубой, нацеленной на круги Ада.

- А что у Трех Покойников! - мрачно произнес Синий. - Столпотворение!
 Безумие... Громят игральные автоматы, деревья ломают, спариваются у
 всех на виду...

- Готовятся отойти в лучший мир, - сказал Зеленый.

- И все-таки это жестоко, - произнес я, глядя на их невеселые лица.

Белый с горечью засмеялся:

- Жестоко! Просто небольшая встряска ддя прочистки мозгов.

- А ведь они действительно радуются, - задумчиво сказала девушка. -
 Им показали выход и у них нанонец-то появилась цель: завтра умереть.

Я повернулся к ней:

- Возвращаю ваш утренний вопрос: почему вы, Печальные Братья,
 противопоставляете их и себя? Вы что, из другого теста?

- Отвечаю, - процедил Белый, не отрываясь от окна. - Разница
 в том, что придумали это мы, а не они. А теперь мы любуемся на них.

Я снова сел в кресло и произнес в пространство:

- Интересно, в завтрашнем номере газеты Печальные Братья
 сообщат граду и миру о том, что жизнь продолжается?

- Сами догадаются, - пробурчал Белый. - И вообще, спутал ты нам все
 своим появлением. Благодетель... Только учти, - он, наконец,
 повернулся ко мне, - нас не переделаешь.

Я промолчал. Теперь можно было помолчать. Печальные Братья отказались
 от своей затеи - и это было главное. Хоть и скрывали они свои
 чувства, но я-то понял: с моим появлением у них появилась надежда.
 Все-таки я убедил их в том, что я - посланник Земли.

- Костры разложили, - задумчиво сказал Зеленый, глядя в окно. -
 Мебель жгут. Радуйтесь, братья, они проявляют инициативу.

- Уж куда как радостно! - фыркнул Синий. - Плакать хочется от
 счастья.

Я вновь обвел их взглядом:

- Интересно, а как вы нашли друг друга?

- Это я их нашла, - заявила Светловолосая. - Один книжки читал,
 другой стихи сочинял, а третий вечно брюзжал. А поскольку у них
 всегда были унылые физиономии, они назвали себя Печальными Братьями.
 Ну, а мне пришлось присоединиться к этому названию, потому что
 Печальные Братья И Не Очень Печальная Сестра - это было бы не слишком
 красиво, согласись.

- Кстати, о стихах, - вмешался Зеленый. - Делать-то все равно нечего,
 так я вам стихи почитаю. Написанные на основе жизненного опыта.

- Представляю! - буркнул Белый. - Представляю, какие это стихи.
 Тематика известная.

- Давай! - разрешила Светловолосая. - Не слушай его, он сейчас
 злой, у него игрушку отняли.

Зеленый сел в кресло, посмотрел на меня и уставился в потолок.

- Да, я струсил. В последний миг. Когда смерть показала лик, - начал
 он приглушенным голосом, останавливаясь после каждой фразы, словно
 отрубая их друг от друга. - Я умереть не сумел. Хоть и очень хотел.
 Хотел... Да, я снова живу. Живу. Вновь по жизни плыву. Плыву. Но, не
 таясь, говорю: скоро сгорю. Сгорю... И потечет молва, и поползут
 слова: "Где же он? Чем он стал?" - Зеленый помолчал немного дольше и
 закончил совсем тихо: - Просто пропал. Пропал...

- Миг, лик... - пробормотал Белый. - Сумел, хотел... Еще можно:
 запел, поел, вспотел. Можешь поместить в газете. Или в Саду читать. В
 большем не уверен, но стаканчик, возможно, тебе и поднесут. Потому
 как на основе жизненного опыта.

Зеленый беззлобно рассмеялся и махнул рукой.

Я сидел, погрузившись в мягкое удобное кресло, и мне казалось,
 что я нахожусь в каком-то темном фантастическом мире, где бродят
 чьи-то тени, бродят, ничего не видя в темноте, и страдают,
 и жаждут хоть какого-нибудь, хоть маленького просвета...

- А вон девчонка идет, у которой парень пропал, - Светловолосая
 показала в окно. - Помните, я говорила, из Отлетающих? А она теперь
 день и ночь в "Приюте" торчит.

Я вздрогнул, поднялся с кресла и подошел к окну. По улице
 медленно шла Равнодушная и смотрела на окна.

- Я позову ее, - торопливо сказал я.

Белый удивленно взглянул на меня, поколебался немного и пожал
 плечами:

- Зови, если хочешь.

Я распахнул окно и крикнул, перекрывая вопли, пьяные голоса,
 песни, смех, завывания и плач:

- Девушка! Девушка-а!

- Эй, ты меня?

Под окном, покачиваясь и упираясь в стену руками, стояла
 женщина в разодранном платье. Она подняла голову, тряхнула волосами,
 пошатнулась и упала на тротуар. Равнодушная всмотрелась
 в окно, увидела, что я машу ей рукой, и бегом бросилась к подъезду.

Через несколько мгновений она уже плакала в прихожей, заливая
 слезами мой комбинезон. В дверном проеме возник Зеленый.

- Проходи, прелестное создание, я почитаю тебе стихи.

Он исчез, сделав прилашающий жест, и я провел девушку в
 комнату. Зеленый принес еще одно кресло. Равнодушная села и,
 согнувшись, уткнулась лицом в колени.

- Это жестоко... Жестоко! - приглушенно стонала она. - Нужно
 было без предупреждения... Жестоко...

Белый подошел к ней и присел на корточки.

- Город помилован. Можешь спать спокойно.

Равнодушная на мгновение затихла, потом заплакала еще сильнее.

- Э... то... жесто... ко!.. Не... навижу!..

- Дай ей воды, - резко сказал Белый Светловолосой и поднялся. -
 Жестоко! А жить так - не жестоко? А в "Приюте" своем торчать с теми
 придурками - не жестоко? Да все вы должны спасибо сказать за такую
 встряску. Когда бы вы получили такие острые ощущения? Отменяем мы это
 развлечение, понимаешь? Отменяем, - Он взглянул на меня. - Во всяком
 случае, откладываем.

- На, выпей.

Светловолосая протянула бокал, но Равнодушная оттолкнула ее руку. Она
 постепенно затихла, но по-прежнему не поднимала голову.

И в комнате наступила тишина. Сидели в креслах я, Равнодушная и два
 похожих друг на друга парня, застыла у стола Светловолосая, а Белый,
 прижавшись лбом к оконному стеклу, смотрел на улицу. Молчание
 затягивалось, угнетало, молчание было унылым, как здешнее небо.

- Может быть, мне что-нибудь рассказать? - решил я разбить
 это тягостное молчание.

Белый внезапно подошел ко мне, положил тяжелые ладони на мои плечи и
 сказал, глядя мне прямо в глаза:

- Не надо. Не сейчас... Расскажешь завтра утром.

- Завтра утром, - эхом отозвалась Светловолосая.

Синий хмыкнул:

- Завтра утром мы пойдем по улицам и станем стучать во все
 двери, призывая людей к новой жизни.

- Помолчи, - коротко сказал Белый и добавил, по-прежнему глядя на
 меня: - Дождемся финала. Ничего ведь уже не изменишь. А завтра будем
 думать...

И вновь все застыли в прежних позах. Словно актеры бросили
 веревочки и деревянные куклы больше уже не могут пошевелиться...

Равнодушная распрямилась и осмотрелась, будто только что
 проснулась. В слабом свете, текущем в комнату из окна, виднелось
 ее бледное лицо с большими застывшими глазами.

- А если я расскажу? - Голос ее дрожал. - Он ушел и оставил недопитый
 бокал. Можете посмотреть. И они тоже ушли. Они стали Поклонницами
 Скорби и замуровали себя в подвале, а он исчез... Где мне его искать?
 - Равнодушная снова уронила голову на колени.

- А зачем его искать? - вдруг спросил Зеленый. - Вы вот еще меня
 послушайте и сразу все поймете.

Белый недовольно поморщился и собрался что-то cказать, но
 Светловолосая его опередила:

- Давай, коли ты сегодня в ударе.

- Только прозу для разнообразия, - буркнул Синий.

- А я как раз и собирался прозу, - ответил Зеленый. - Плоды
 размышлений, так сказать. Слушайте.

- Ну-ну, - сказал Белый.

- Было время, когда не существовало таких понятий, как жизнь и
 смерть. Небесные тела закономерно расцветали и закономерно уходили в
 небытие, не осознавая себя, как дар, данный Закономерностью, и как
 дар, отнятый той же неумолимой Закономерностью. - Зеленый говорил
 медленно, с запинками, словно вспоминая. - О