очно.
     - Вы не представляете, Натали, как трудно сейчас встретить  вежливого
и по-настоящему культурного молодого человека. В наши времена было  совсем
иначе. А теперь -  полеты,  контроли...  Вы  знаете,  это  ужасно  портит.
Недавно у меня снял комнату  один  приезжий.  Приличный  молодой  человек,
обходительный, серьезный. Кухонных киберов отладил, а то  ведь  ремонтники
тяп-ляп... Приходит всегда рано. Но повесил в своей комнате дикие картины.
Из этих...  объемных  безобразий.  Возмутительно!  Я  его  спрашиваю:  "Вы
приличный молодой человек, зачем вам эти гадости?" Молчит,  улыбается.  Не
понимаю!
     Она замолчала, возмущенно глядя на меня. Я тосковал. Было непонятно -
брюзжит она или тонко намекает, что второго жильца ей не нужно.
     Мишель подумал о том же.
     - Мы Вика в какой комнате поселим?
     - В любой, - рассеянно ответила тетушка. - А о жильце  вы  ничего  не
говорили... Пригласите-ка его к нам в  гости!  Хотя  бы  сегодня  вечером.
Поужинаем вместе, с ребятами познакомится... Девушка есть у него? Пусть  с
ней приходит.
     Элеонора пожала губы. Веселый космос! Теперь весь  вечер  пройдет  за
столом, в компании Элеоноры и "приличных молодых людей". Не  люблю!  Может
быть, потому, что сам я "неприличный молодой человек". Лучше бы по  городу
сегодня прошлись! Может быть тогда что-нибудь  прояснилось.  Странно,  два
часа смотрю  -  все  спокойно.  Для  чего  я,  спрашивается,  спецконтроль
нарушал?
     Я вспомнил добрые глаза, бархатный голос декана и поежился. Как это у
него? "Ай-яй-яй! Безобразничаете, Симонов?"
     - Что у вас случилось тут? - спросил я.
     - У нас? - удивилась тетушка.
     - Говорят, эпидемия...
     - Стройотряд, - напомнил Мишель.
     - Вот именно, стройотряд! - внезапно возмутилась Элеонора. -  Молодые
люди  разучились  вести  себя  прилично!  Возмутительно!  Перессорились  и
улетели...
     - Что мы можем знать? - пожала плечами тетушка. - Спецконтроль не  мы
придумали. Землян сложно понять. Постоянные секреты, тайны,  опасения.  Вы
на самом деле всех боитесь или у вас традиция такая?
     - Не всех, а за всех, - сказал я.
     - За всех боитесь, что правду узнают?
     - Это какую такую правду?  -  подобрался  я.  -  Нам  правды  бояться
нечего!
     - Правду про Освоение, - прищурилась тетушка. - Ведь  все  совсем  не
так было, как представляют земляне!
     - Оч-чень интересно! Вы-то откуда знаете?
     - Земля  просто  избавилась  от  нас!  Вышвырнула  в  пространство  и
оставила на других планетах без помощи, без связи, без поддержки.
     Слышать такие вещи было дико и я даже не сразу нашелся, что ответить.
     - Дорогостоящее избавление!  Тогда  один  запуск  знаете  во  сколько
обходился? Были другие способы, попроще... избавиться.
     - Нас отторгли, - гнула свое тетушка, -  потому  что  мы  не  приняли
вашей жизни, бездумного  поклонения  технике.  Не  о  людях  думали,  а  о
энергостанциях, компьютерных сетях,  орбитальных  лабораториях...  А  леса
вырубали! И  траву  заливали  пластикатом,  асфальтом  закатывали...  Реки
высосали все!
     Мне стало скучно и  я,  отвернувшись,  уставился  в  окно.  Началось!
Обычные штучки глухачей - все виноваты, только не они.
     А тетушка полыхала  как  сверхновая!  На  приборную  доску  она  едва
поглядывала, уселась в пол-оборота ко мне и вещала:
     - Глухое Столетие! Хватит за него прятаться! Это  тоже  ваша  работа!
Загадили планету, озоновый слой сожрали, а потом  перетрусили  до  смерти,
как мелкие шкодники!
     Шкодники?! Я разозлился. Что-то много себе эта дамочка позволяет!
     - Это предки ваши хваленые - шкодники!  Из  них,  между  прочим,  две
трети ученых было! - я хлопнул по сиденью. Старуха Элеонора  вздрогнула  и
отодвинулась подальше. - Оставили за собой  кучи  дерьма,  дали  форсаж  и
привет! А земляне разгребали...
     - Именно  ученые  первые  поняли,  что  нельзя  разменивать  себя  на
железки, отрываться от духовных корней своих, от предков, от крови... И  с
Земли они ушли, чтобы сохранить то немногое, что оставалось.
     О чем это она? Бред какой-то! И неувязочки...
     - Ага! Кто же их изгонял-то, если они сами? - усмехнулся я. - Кто же?
     -  Не  техника  главное,   -   не   слушала   тетушка.   -   Человек!
Нравственность! Совесть!
     Тетушка вдруг сразу  перестала  мне  нравиться.  Знакомые  лозунги  в
знакомых  сочетаниях.  Сейчас  она  скажет,  что   нравственный   прогресс
необходимо подстегивать... Бустеры.
     - Что ж это ваши ученые обратно на Землю  ринулись,  как  возможность
появилась? - ехидно спросил я.
     - Никто не знает куда делся Вольдемар Цепеж! - неожиданно  встряла  в
разговор Элеонора. - Он пришел из Вселенной и ушел во Вселенную, слился  с
ней.
     Я внимательно посмотрел на старуху. Ну о чем  можно  разговаривать  с
такими людьми? Психогенная инфекция...
     Я перестал слушать эту белиберду и уставился в окно. До меня долетали
обрывки фраз, что-то о "слове и деле", "Идее, воплощенной в  действие",  о
разбитых головах собак... А я сидел, маялся от жары и думал,  глядя  вниз,
что тетушка слишком уж увлеклась разговором. Совсем за флаером не  следит!
Рухнем куда-нибудь!
     Флаер резко тряхнуло и я до слез ударился о потный затылок Мишеля,  а
Мишель въехал коленом в приборный щиток. Машина выровнялась, я утер пот  с
лица и поинтересовался:
     - А до города еще далеко?
     - Не очень... - Мишель осекся, - ...что случилось?
     Тетушка не слушала. При  встряске  она  оцарапала  руку  и  с  ужасом
смотрела на царапину. Нервная женщина! Побледнев, она  промокала  царапину
платочком. Все женщины боятся крови, но чтоб так!
     - Натали! - нахмурилась Элеонора.
     - Да... Да, простите, не привыкну никак.
     Мишель достал из аптечки заживитель и тетушка успокоилась.
     А внизу проступали черепичные крыши  домов,  башенки  и  яркие  пятна
садов Тории - родного города Мишеля.


     Родной город Мишеля не был похож на виденные мной города. Он  не  был
похож  на  древние,  вросшие  в  землю,   растекшиеся   по   ней,   города
планеты-матери, на  изящные  переплетения  холодных  граней  и  плоскостей
мегаполисов Магдалины.  Здесь  не  пахло  наглым  великолепием  сверкающих
космопортов Белой Радости, где приятно гулять ночью и опасно бродить днем.
     Невысокие дома из настоящего камня  сжимали  улицу  стенами.  Большие
деревья упирались ветками в  широкие  окна  галерей,  соединяющих  здания.
Многие  стекла  давно  не  мыты,  покрылись  паутиной.  Ветер   гоняет   в
подворотнях пыльные смерчики. Сквозь трещины в мостовой пробивается трава.
А сама мостовая залита настоящим  асфальтом.  Галактика  чудес!  Я  думал,
такие мостовые остались только в городах-музеях на Земле! Пахло непривычно
- нагретым асфальтом,  опавшими  листьями  и  травой.  Тихий  город.  Лишь
изредка проплывали по улице,  тяжело  дыша  воздушной  подушкой,  грузовые
траллеры.
     - А где народ? - с подозрением спросил я. - Действительно, эпидемия!
     - Кто где... - рассеянно ответил Мишель. - А что, страшно?
     Мы прошли мимо закрытого бара, пустых столиков, засыпанных листвой  и
мусором, сваленных в кучу  тентов,  застывшего  одноразового  пластикового
кибера, зачехленного коктейль-комбайна. Прошли еще немного и свернули  под
арку. Шли двориками, жаркими проулочками, заросшими травой. Много зелени и
цветов, сочных одуряющих запахов. На скамеечках, в тенечке сидели  молодые
люди, тихие и нешумные. Приличные. Старуха Элеонора могла  быть  довольна.
Сидели скучно, разговаривали вполголоса или просто  молчали.  Один  вообще
стоял столбом, напряженно глядя в пространство и беззвучно общался  сам  с
собой. Его обходили, не обращая внимания.
     В песочницах вяло ковырялась малышня. Тихие  дети.  У  нас  давно  бы
стоял пиф-паф и трам-тара-рам. "Я буду спецконтроллером, а ты  аборигеном!
Жанка вчера была! Давай, прячься! К-кхх! Ба-бах!"
     - Хорошие у вас дети. Воспитанные... Как добились, поделись опытом, -
я еще не отошел от спора во флаере и был агрессивен.
     - Да, воспитанные, - не понял Мишель. - Никто их не воспитывает... То
есть, все их воспитывают.
     - То-се... Все-ничего... Ладно, не пой мне саги! В строгости наверное
держите? Во! - я показал Мишелю кулак.
     - Они знают совесть, - Мишель отвечал вяло и словно нехотя.
     - Нравственный прогресс! - усмехнулся я.
     Мишель молчал. Но я решил не отставать.
     - Слушай, а твоя тетушка - она не бустер?
     Вообще-то движение бустеров не запрещено. У нас в  Сообществе  ничего
не запрещают, демократия.  Но  относятся  к  этим  людям  неприязненно,  с
брезгливым снисхождением. Саньку Портнова, например, их  призывы  доводили
до бешенства. На Периферии, среди глухачей они еще популярны, но у  землян
"давно" стало словом ругательным.
     - Тетушка бустер? - повторил я. - А?
     - Слушай, - Мишель, повернувшись, аккуратно взял меня двумя  пальцами
за воротник. - Тебе здесь  многое  покажется...  необычным.  У  нас  много
традиций.  Это  сразу  не  объяснишь.  Может  быть  тебе  что-то   смешным
покажется, но смеяться над этим не надо.
     И прежде чем я успел опомниться и дать по рукам, Мишель отпустил меня
и зашагал дальше.
     Пошли молча. Мишель смотрел под ноги. Я, задрав  голову,  разглядывал
странные узоры под крышами домов и резные флюгера.  Подумав,  я  решил  на
Мишеля  не  обижаться.  Ему  виднее.  Хотя,  неприятно,  конечно.  Мог  бы
объяснить, рассказать. Друг, называется!
     - Вот он! - сказал Мишель и потащил меня к маленькой, обитой металлом
дверце в стене одного из домов. Над дверью красовалась вывеска. Шрифт  был
времен Освоения, да и язык тоже, но смысл я все-таки уловил. Это бар.
     За дверью оказался полумрак,  сухая  прохлада  и  аппетитные  запахи.
Глаза привыкли к сумраку и я разглядел большой полупустой зал с пленочными
столиками. Вдоль стен зеленовато светились  грубые  подделки  под  идолища
Белой Радости, а над головами - звездное небо. Я пригляделся к созвездиям.
Небо было тоже с Радости. Безвкусица!
     - Зачем ты меня сюда привел? - поинтересовался я.
     - Как зачем? Посидим, познакомимся. Девочки здесь хорошие бывают.
     - Девочки! - хмыкнул я. - Ваши девочки!..
     И вдруг вспомнил одну из лекций по "отравам".
     - Слушай! У вас ведь здесь должны быть эти... Вино!
     - Есть, - нехотя ответил Мишель. - Мрачная штука. Видел  я  некоторых
после этого вина...
     - Вызывает психическую зависимость, разрушает мозг... -  с  восторгом
процитировал я по памяти. - Слушай, нам это обязательно надо попробовать!
     - В створ попал?! Соображаешь, что говоришь? - изумился Мишель.
     - А что такого? Надо же знать, чему  учат.  С  одного  раза  мозг  не
разрушим, ничего страшного. А потом у  нас  подготовка.  И  вакцинами  нас
накачивали и противоядиями...
     - От этого вакцины не помогут, - буркнул Мишель. - Ладно,  там  видно
будет.
     Мы  уселись  за  ближайший  столик.  Из  темноты  выскочил  бармен  и
устремился к нам. Обслуживали  здесь,  как  Мишель  и  обещал,  по  классу
"экстра". И бармен был живым человеком, а не кибером.
     - Что будем пить? "Остров",  "Колокола",  "Метагалактика"?  -  бармен
перебрал еще с десяток названий. Я на секунду растерялся, а потом небрежно
сказал первое пришедшее на ум:
     - Мы с другом пьем только "Карантин". С вином...
     - Пассаж! Простите, такого коктейля не знаю, - бармен развел руками.
     -  Ничего,  -  улыбнулся  я.  -  На  ваше  усмотрение,  дружище.   Но
обязательно с вином.
     Бармен внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал.
     Хороший  такой  бармен,   вежливый.   Крепкий   мужчина.   Загорелый,
бородатый. Зверская внешность.
     Посетителей в баре было немного  и  мне  они  не  понравились.  Хотя,
девочки смотрелись занятно. Но  какие-то  вялые,  скучные,  заторможенные.
Некоторые, галактика чудес! сидели и читали кристаллы. А  в  дальнем  углу
по-моему кто-то плакал. Жутко весело! Музыки и той не было.
     Появился  бармен  и  поставил  на  столик  коктейли.  Я  с  сомнением
посмотрел на смесь. Она сильно  смахивала  на  гипердвигатель  в  разрезе:
разноцветные слои  в  стаканах  жили  каждый  своей  жизнью  -  клубились,
подрагивали. Бармен с интересом наблюдал.  Мужественно  выкатив  глаза,  я
взял стакан...
     Первый коктейль скользнул в желудок без последствий. Бармен произнес:
"Пассаж!" и ушел. Мне стало лучше и я повернулся к Мишелю.
     - Продолжение следует?
     - Ты смотри, - ответил он. - Сегодня еще ужин. Желудок расстроишь.
     - Не учи, - хмыкнул я. - Чепуха! Веселый космос, какой это  яд?!  Это
просто очень вкусно. Форсаж! Ты уверен, нам то принесли?
     - То, то, не волнуйся. Не перебирай! Еще  не  ясно,  чем  история  со
станцией кончится.
     - Ладно, старик, брось! Обойдется.
     - Это тебе обойдется. Ты-то выкрутишься, ты у Ломакина  в  любимчиках
ходишь.  Он  к   тебе   неравнодушен.   В   крайнем   случае:   "Ай-яй-яй,
безобразничаете, Симонов?" Я  хмыкнул.  Наш  декан  -  Михаил  Зигфридович
Ломакин  или,  в  зависимости  от  обстоятельств:  "дядя  Лом",  "ломтик",
"чертова железяка" из школьной братии меня действительно  выделял,  считая
корнем зла, зачинщиком и подстрекателем.
     Вообще-то он мужик неплохой. Внимательный, спокойный, умный. Но народ
он  держать  умеет  и  от  его  бархатного:  "Ай-яй-яй,  безобразничаете!"
холодеют не только первокурсники, но и старички-ветераны. Впрочем, меня он
никогда не воспитывал на людях. Со стороны могло даже показаться, что мы с
ним  большие  друзья.  Но  я-то  знал  -  всплыви  сегодняшнее   нарушение
спецконтроля - Лом отчислит, как на ноготь плюнет.
     Я пожал плечами:
     - Ну, тебя Лом тоже не обидит. Ему до сих пор, наверное, перед  тобой
неудобно. Он едва пальцем тронул, а ты - в отключку!
     - Да, пальцем! - Мишель покраснел. - Я и к  защите  подготовиться  не
успел, а он уже...
     - Не нужно было с ним на спарринг вызываться. Тоже, доброволец!
     - Так вы все не захотели!
     - Да. И знаешь почему? Потому что, против Лома нет приема.
     Мишель поморщился. Я заметил, что второй коктейль кончился и  заказал
еще.
     - Эх! - грустно сказал я, рассматривая  стакан.  -  Нашего  бы  Змея,
Саньку Портнова сюда. Он экзотику любил.
     Мишель  вздохнул.  Да,  от  нашей  троицы  осталось  всего  двое.  Мы
помолчали.
     - Слушай, Миш, - спросил я. - А почему такая  скорбная  тишь?  То  ли
дело у нас, на Земле! Помнишь?
     - Здесь не развлекаются шумно. Не то место. Не Остров.
     - Что ж мы сидим? - я отпил половину коктейля и поднялся.  -  Поехали
на остров!
     - Сядь, - сказал Мишель. - Во-первых, вечером нам надо быть  дома.  Я
тете обещал. А во-вторых, туда не попадешь, желающих много, очередь.
     - П-паломники! Ритуальное место! Обычаи! - я вспомнил слова Мишеля. -
Надо смелее ломать старые, замшелые традиции невзирая на...
     Меня  понесло.  Я  стал  речист  и   плавен   в   жестах.   Наверное,
подействовало вино. Следовало остановиться, передохнуть. Заказать еще  две
порции. Так я и сделал.
     - Это не традиции, - нахмурился Мишель. - Тебе трудно понять.
     - Ну-у-у, почему-у-у же? - протянул я. - Спой, Миша, не стыдись!
     - Мы разные - вот и вся песня. Земляне - пройденный  этап.  Следующая
ступень - мы, лабиане. Мы биологически выше.
     О,  галактика  чудес!  У  этих  глухачей  комплекс   неполноценности.
Считают,  что  их  обделили,  обошли,   вот   и   компенсируют   апломбом.
Биологически они выше! Веселый космос! Что=то я не заметил у нас с Мишелем
особых биологических различий. И школьные  медкомиссии  тоже.  Так  он  же
шутит, приколец!
     Истома накатывала ласковыми теплыми волнами. Мысли расплывались,  как
не успевший затвердеть терролит. Хотелось спать и хохотать одновременно.
     Где-то вдалеке Мишель говорил:
     - ...все время стоять над тобой  и  грызть  душу.  Кровь,  ничего  не
поделаешь. Здесь кровь наша и мы ей связаны. Каждому времени свои колдуны,
свои призраки, свои страхи. Раньше бесы, экстрасенсы, "летающие  тарелки",
мутанты Паркинса...
     Я попытался поднять  руку  -  ее  словно  зацепили  из  парализатора.
Онемела и еле двигалась. Странное чувство. Страшное? Но страшно  не  было,
было смешно. Форсаж!
     - Форса-а-аж-ж-ж! - я засмеялся.
     Мишель долго смотрел на меня, а потом сказал:
     - Попробуй запомнить, Вик. На Лабе боятся не силы, а совести.  Боятся
и ненавидят. Ух, как ненавидят!
     Он  вдруг  замолчал.  Уставился  мне  за  спину  пустым  взглядом.  Я
обернулся. Пусто. Светящиеся уроды вдоль стен, мерцающий коктейль-комбайн.
Мрачное место! Ничего, сейчас мы их поразвлечем! У  меня  и  синтезатор  с
собой,  в  кармане.  Сыграю-ка  я  этим  скучным  типам   парочку   наших,
студенческих.
     И я спел. Сначала "Загубленную душу", потом про аборигена  на  скале,
потом "Песню третьего тоста". Играю я здорово, да  и  голос  неплохой,  но
внимания на меня не обращали. Эти странные люди сидели, уткнувшись в  свои
кристаллы и коктейли. Я хотел обидеться, но  понял,  что  меня  просто  не
слышат. Врубил синтезатор на полную и чуть не оглох.  Зато  подействовало.
Они стали подходить к нашему столику. По одному,  с  разных  концов  зала.
Стояли, слушали и молчали. А я играл. Почему-то никто не  подсаживался  за
наш столик. Наверное стеснялись.
     Я вновь начал про аборигена, когда, растолкав толпу, подошел бармен.
     - Извините пожалуйста, - крикнул  он,  наклонившись  ко  мне.  -  Вам
придется прекратить играть. Люди отдыхают...
     Веселый космос, сбил он меня!  Отложив  синтезатор,  я  отхлебнул  из
стакана и посмотрел по сторонам. Отдыхающие внимательно разглядывали меня.
Не переговаривались даже. Неужели, я плохо сыграл? Им  не  понравилось?  Я
так и спросил:
     - Разве плохо? Таких  вещей  у  себя  век  не  услышите.  Пользуйтесь
случаем.
     - Простите, вы не на острове, - вежливо улыбаясь, ответил бармен.
     Второй раз слышу про остров. Надо обязательно съездить. А бармен прав
- не стоит шуметь, пожалуй. Пож-жа-луй! Ха-ха! О чем  я?  Забыл.  Неважно.
Сейчас все не важно. Кроме синтезатора. Плевать я хотел на их традиции!
     - Миллион извинений, я не могу не играть, - я  церемонно  поклонился,
едва не свалившись с кресла. - Это выше моих сил.
     Я опять взялся за синтезатор. Толпа зашептала и стала сжиматься. Меня
это не испугало, скорее обрадовало. Вскакиваю, хватаю... м-м-м...  столик,
пожалуй тяжеловато... Значит, хватаю кресло и по часовой...
     - Пассаж! -  изумился  бармен.  -  Очень  сожалею,  но  вам  придется
покинуть бар.
     Покачав головой, я взял аккорд.
     - Минутку, - очнулся от  летаргической  спячки  Мишель.  -  Мой  друг
погорячился. Я прошу прощения. Мы уходим.
     Я рассмеялся и покачал головой. Мишель вдруг  сжал  челюсти  и  остро
посмотрел на меня, ловя мой взгляд. Это что-то напоминало, но я  не  успел
понять что... Глаза Мишеля превратились  в  узкую,  ослепительную  полосу.
Полоса свилась в спираль и растеклась  зеркалом.  В  нем  я  увидел  себя,
падающего и вверх, и вниз,  и  во  все  стороны  одновременно.  А  вокруг,
кривляясь, плясали идолы Белой Радости.


     Луч "Ньюмена" рассек комнату  пополам.  В  стороны  полетели  горящие
обрывки, дымящиеся  клочья  и  куски.  Голова  несчастного  и  чрезвычайно
честного инженера Адама, разбрызгивая кровь, укатилась в угол, за диван, а
на пол, к моим ногам упала обугленная кисть руки со скрюченными  пальцами.
Все было кончено и только дым красиво струился в разбитом окне.
     Объем-экран погас и я снова ткнулся лицом в диван.  Мне  было  плохо.
Тяжелый фильм. Очень тяжелый фильм местного производства. Я  люблю  такие.
Когда много огня, дыма и кого-нибудь головой об  стол  молотят.  Но  здесь
перебор. Будто специально к мертвякам приучают.
     Мысль о мертвяках ввинтила в организм новый смерч тошноты  и  я  едва
успел к  утилиза