ном, память
о котором она будет хранить всю жизнь. Какие бы удары ни предназначала ей  в
дальнейшем судьба, куда бы она ни отправилась, что бы с ней ни случилось,  у
нее останутся эти  незабываемые  часы,  незамутненную  радость  которых  она
сможет переживать вновь и вновь. Если она не  уносилась  в  вихре  вальса  с
Алланом и не танцевала квикстеп с одним из его бойких друзей, то пила сидр у
бара, который занимал всю дальнюю стену бального зала, или  кружилась  среди
толпы молодежи, вышедшей "проветриться" на веранду гостиницы. Банту  удалось
один раз заполучить ее, чтобы протанцевать  "Поля  Джонса",  а  с  Энди  она
танцевала "Сейент Бернард" - народный танец, но  большую  часть  вечера  она
провела с  Алланом.  Он  был  прекрасным  кавалером:  забавным,  остроумным,
внимательным - и оберегал ее почти по-братски. Так что Лу почувствовала, что
боль и обиды последних месяцев уносит куда-то далеко в вихре этой радости, к
которой она совсем не привыкла.
   Наконец капельмейстер объявил последний танец, и когда рука Аллана  снова
потянулась, к ней, за его спиной прозвучал голос -  голос,  которому  нельзя
было возражать:
   - Кажется, это танец мой, Йетс.
   Ее взяли под локоть и повели к группе  танцующих  -  и  она  оказалась  в
объятиях Стивена Брайента. Все это произошло так быстро  и  ловко,  что  она
даже не успела ничего сказать. Сейчас, когда она подняла  голову  и  увидела
его подбородок прямо у себя над головой, он улыбнулся ей чуть насмешливо.
   - Не разговаривайте, - скомандовал он немного  грубовато  и  притянул  ее
поближе, нестерпимо красивый сейчас в своем  белом  смокинге.  Лу  полностью
отдалась танцу. Это была вершина блаженства. Ничего из того, что происходило
раньше, не могло сравниться с этим чувством. Теперь она поняла, что  до  сей
минуты вечеру чего-то не хватало. Он танцевал прекрасно: умело, властно, как
и все, что он делал. Вместе они составляли как бы единое целое; движения  Лу
прекрасно сочетались с его, и они кружились, покачивались, скользили.  Когда
музыка смолкла, она все еще была во власти очарования, все еще тихо напевала
эту последнюю мелодию, все еще мечтательно думала о  невыразимом  блаженстве
находиться в его объятиях... Неожиданно чей-то грубый  низкий  голос  разбил
вдребезги ее иллюзию.
   - Эй, привет,  Стив!  -  окликнул  его  неотесанный  коренастый  мужчина,
шутливо пихая огромный кулак ему под ребро, - Танцуешь по-прежнему  неплохо!
Похоже, что не слишком-то и скучаешь по своей крале из Сиднея, а?
   Стивен Брайент не отозвался. Вместо этого он ответил этому типу тщательно
сдержанной улыбкой - скорее гримасой,  чем  улыбкой  -  и  Лу  увидела,  что
несмотря на  загар,  он  побледнел.  Его  губы  сжались  в  тонкую  полоску,
подбородок выдвинулся вперед.
   -  Найдем  остальных  и  будем  возвращаться,  -   сказал   он   яростно,
поворачиваясь к двери.
   Лу  мало  что  запомнила  на  обратном  пути  в  первый   утренние   часы
воскресенья. Свернувшись  под  пледом  на  переднем  сиденье,  она  пыталась
вздремнуть, но жестокий холод и щемящая боль где-то в самом сердце не давали
ей заснуть, хотя она даже не побеспокоилась открыть глаза, чтобы посмотреть,
кто именно - Эндрю или Бант - открывал ворота.
   Она должна бы чувствовать себя счастливой, укоряла она  себя.  Вечер  был
чудесным, и Аллан оказался добрым, веселым другом.  Он  хотел  снова  с  ней
встретиться, и, прощаясь, обещал, что они скоро увидятся. Дженни  тоже  была
очень дружелюбна и приглашала ее приехать погостить. Когда Пенелопа вернется
к себе домой, Дженни снова останется совершенно одна, и будет  так  приятно,
если можно будет время от времени поболтать с ней о том, что обычно занимает
девушек их  возраста.  Почему  же  Луиза  чувствовала  себя  так,  будто  ее
заледеневшее  сердце  медленно  просыпается  для  какой-то  сверлящей   боли
невыразимого томления?.. Ответ Лу узнала только на следующий день.

Глава 4

   Казалось, не успела Лу положить голову на подушку, как уже  рассвело.  Но
было так  приятно  полежать  немного,  перебирая  в  уме  волнующие  события
вчерашнего вечера! По воскресеньям завтрак всегда был  немного  позже,  и  к
тому времени, как она явилась на кухню, у Джима уже пылали куб и плита, и он
наполнял кипятком заварочный чайник для первой утренней чашечки, которую они
всегда с удовольствием выпивали вместе.
   - Привет, Лу. Ну, как сегодня поживает наша танцорка?  По  крайней  мере,
под глазами у тебя мешков нет. Ну, хорошо повеселилась?
   - Конечно, Джим,  -  с  энтузиазмом  ответила  она.  -  Все  было  просто
великолепно, и я никогда  не  видела  таких  прекрасных  созданий,  как  эти
маленькие лошадки. А  какие  они  умницы,  право!  Знают,  куда  скакать,  а
уклоняются и поворачиваются так быстро, как будто тоже играют - даже больше,
чем всадники. Когда матч кончался и игроки были мокрые от пота, эти пони для
поло, кажется, хотели играть дальше и совсем не желали уходить с поля. А как
твой день прошел, Джим?
   - О'кей, знаешь. Мы с Блю чинили изгороди  у  источника  Динго,  где  эти
бычки вечно вырывались. Потом пришла почта. Я дал  Фреду  холодного  мяса  и
пирожки с джемом, как ты сказала. Он все подмел. Говорит, младенец  Питерсов
еще не очень-то поправился, и тот черный с палевым щенок из Форуэйз так и не
нашелся. Они боятся, что он подхватил приманку, говорит Фред.
   Лу пробормотала что-то сочувствующее, укладывая ломтики бекона на большую
сковородку. К тому моменту, как бифштексы и яичница уже лежали на  тарелках,
явились Энди и Бант, протирая глаза, зевая и потягиваясь.
   - Боже, как я умираю с голоду! - воскликнул Бант. - Кажется, я уже неделю
не ел.
   - Но зато много пил, - уколол его Энди, и  Джим  присоединился  к  общему
хохоту:
   - Хо-хо! Сегодня голова поди трещит, а? Бант не снизошел до ответа, а сел
за стол и жадно принялся есть. Лу позвонила в  колокол  у  заднего  крыльца,
вызывая Расти и Блю, потом отнесла  поднос  с  завтраком  в  гостиную.  Стив
Брайент был уже там: он разбирал у окна  вчерашнюю  почту.  Глядя  на  него,
никто бы не сказал, что он танцевал всю  ночь,  а  потом  ранним  утром  вел
машину до дома больше семидесяти миль. Лу подумала, ложился ли он вообще - и
решила, что, скорее всего, нет. И несмотря на это был слишком свеж,  слишком
бодр - и к тому же потрясающе привлекателен, в облегающих бедра габардиновых
брюках и в рубашке с галстуком в честь воскресного дня. Когда Лу  вошла,  он
поднял глаза.
   - О, мисс Стейси. Я получил  письмо  от  Марни.  Она  приезжает  в  конце
недели. Пишет, что  теперь  ее  брату  гораздо  лучше  и  его  вполне  можно
оставить, и что она приедет в  субботу  и  попросит  Фреда  подвезти  ее  на
грузовике. Конечно, я этого не допущу - для женщины ее возраста это  слишком
утомительная поездка. Я в пятницу отправлю ей телеграмму и сам  ее  встречу.
Что-то случилось, мисс Стейси? Вам нездоровится? В чем дело? - В его  голосе
появилась озабоченность.
   Лу сделала напрасную попытку унять дрожь в руках и  поставила  поднос  на
стол. Задыхаясь, она запротестовала:
   - Это.., это.., право же.., пустяки. Я в полном порядке. Просто недоспала
и перевозбудилась вчера, вот и все. Мне уже через секунду  станет  лучше.  -
Она пыталась взять себя в руки. - Я просто пойду прилягу ненадолго, пока  вы
все завтракаете. Я совершенно здорова, право же. - И она бросилась к двери.
   В благословенном одиночестве, в своей комнате она с  отчаянием  бросилась
на кровать, прижавшись щекой к прохладной подушке. Эта  томительная  боль  в
сердце, потрясение, которое холодным твердым комком ударило ей  в  солнечное
сплетение при известии о том, что время ее пребывания в  Ридди  Хиллз  почти
истекло, - теперь Лу знала, что они означают.  Она  знала,  почему  сладость
пребывания в объятиях Стивена Брайента вчера  ночью  растворилась  в  горечи
из-за благодушного намека того грубого человека. Потому что она сама  хотела
оказаться на месте той самой девушки из Сиднея. Нестерпимо хотела! Теперь со
всей  горькой  честностью  своего  страдающего  сердца  она  осознала,   что
произошло.  Она  полюбила  Стивена  Брайента,  полюбила  этого  деревенского
фермера. Ускользающее чувство, которое она испытывала уже несколько  недель,
теперь выкристаллизовалось в нечто определенное, сильное и глубокое, в нечто
постоянное, чудесное и.., безнадежное!
   Лу села на кровати. Ну что ж, по крайней мере она понимает, как  все  это
безнадежно" к это, конечно же, первый шаг на пути  к  победе  над  чувством,
которое грозит ее захлестнуть. Ей просто придется его тщательно  скрывать  -
он не должен ни о чем догадаться. И по крайней мере, ей недолго придется это
делать, печально подумала  она.  Ей  скоро  придется  уехать  -  ведь  Марни
возвращается. Это была временная работа: так было ясно  оговорено  с  самого
начала, и она  сама  этого  хотела.  Она  угрожала,  что  уедет,  просила  и
требовала, чтобы ее отвезли обратно на разъезд Нандойя - а теперь  мысль  об
отъезде заставляла ее  плакать.  Чувство,  которое  она  испытывала  к  Дику
Уорингу, не было любовью.  Она  поняла  это  только  теперь,  обладая  новым
знанием. Это были благодарность, страх  одиночества,  постоянное  общение  -
возможно, все это вместе...
   Лу прошла в  ванную,  сполоснула  лицо  холодной  водой  и  приготовилась
вернуться на кухню. Жизнь сдала ей плохие карты, но, странное дело, она даже
не испытывала обиды за то,  какую  шутку  сыграла  с  ней  судьба  -  только
покорность. Никогда ей не было легко в жизни, и,  видимо,  следовало  уже  к
этому привыкнуть. Ей просто придется смириться со случившимся  и  продолжать
улыбаться, как ни в чем не бывало, а если удастся скрыть  свои  чувства,  то
она по крайней мере сохранит свою гордость.
   Огибая веранду, Лу чуть не столкнулась с Джимом.
   - Лу, ты не заболела? Босс ушел к насосам и велел, чтобы  я  посмотрел  и
убедился, что ты здорова.
   - Да-да, со мной все в порядке, Джим... Не знаю, что это на  меня  нашло.
Наверное, слишком  много  танцев  и  волнений.  -  Она  засмеялась,  и  Джим
облегченно вздохнул.
   С этого момента никто не догадался бы, что у Лу какие-то  трудности.  Она
шутила с парнями за обедом, пела, перемывая посуду, и если голос ее иногда и
срывался, то, кажется, никто этого не заметил. Но потом она побрела  к  реке
вдоль узкой овечьей тропинки,  которая  вела  к  источнику  Динго.  Там  она
уселась на упавший ствол дерева  и  невидящим  взором  уставилась  в  мутные
зеленые  глубины.  Она  не  знала,  сколько  времени  просидела  так,   пока
хрустнувшая у нее за спиной ветка не вывела ее из этого оцепенения.
   Лу оглянулась, встала. Перед ней стоял Стивен Брайент.
   - Садитесь, - сказал он и, не дожидаясь,  пока  она  послушается,  удобно
устроился на бревне, так что когда она села, их плечи почти соприкоснулись.
   - Я пришел сюда за вами следом, - признался он без всяких предисловий.  -
Я увидел от насосной станции, что вы направились к реке. Я подумал,  что  вы
как-то не кажетесь счастливой. Вам плохо, мисс Стейси?
   Плохо! Если бы только этот человек знал, каким преуменьшением это звучит.
Лу собрала все свои душевные силы.
   - Нет, я всем довольна,  мистер  Брайент,  -  ответила  она  спокойно.  -
Естественно, я думаю о своих следующих шагах -  теперь,  когда  возвращается
мисс... Марни. Вы бы хотели, чтобы я была готова к отъезду в  тот  же  день,
когда она приедет? Так вы сэкономите бензин на поездку  в  Нандойю  -  хотя,
конечно, мне нетрудно будет поехать в  субботу  с  Фредом  и  уехать  ночным
поездом.
   Ну вот, главное было сказано, и ей удалось совсем не выдать своих чувств.
Ее голос даже не дрогнул. Лу могла быть собой довольна.
   Однако Стивен Брайент не был ею доволен! Она встревожилась,  увидев,  что
внезапно его  черные  брови  хмуро  сдвинулись,  а  твердо  очерченные  губы
сжались. Некоторое время он молчал: поднял веточку, разломил  ее  на  мелкие
части и отбросил их одну за  другой  нетерпеливым  взмахом  руки.  Когда  он
наконец повернулся к ней, лицо его было сосредоточенным, голос звучал ровно.
   - Вам вдруг очень захотелось нас покинуть - и это после того, как вы  так
счастливо тут устроились? Это имеет какое-то отношение к тому, что произошло
вчера?
   - Вчера? - Лу была так изумлена, что, не  удержавшись,  подняла  на  него
робкий взгляд. Его глаза были совсем рядом: серые, спокойные.
   - Да, вчера, - неумолимо повторил он. - Когда мы танцевали вчера с  вами,
я готов был поклясться... - Он вдруг  замолчал,  поднялся,  засунул  руки  в
карманы и сделал несколько шагов вдоль берега. Когда он вернулся обратно, он
говорил уже сухоофициально.
   - Мисс Стейси, мы все были бы страшно рады, если бы вы остались - хоть бы
на некоторое время. Давайте будем считать, что  вы  делаете  мне  одолжение.
Марни немолода, и ей трудно одной справляться с  кухней  и  всеми  домашними
обязанностями. Вы подумаете над моей просьбой?
   Подумает ли она? О, если бы он только знал, как стихла боль в  ее  сердце
при мысли о том, что отъезд пока  откладывается.  Конечно,  она  никогда  не
будет для него что-либо значить, но по крайней мере он будет  рядом  с  ней,
для нее утешением будет видеть его каждый день,  выполнять  мелкие  домашние
услуги, жить с ним под одной" крышей,  дышать  одним  воздухом...  Это  была
отсрочка исполнения приговора; какой бы короткой она  ни  оказалась,  Лу  не
могла устоять перед соблазном и не ухватиться за нее.
   - Когда вы говорите так, было бы нелюбезно с  моей  стороны,  если  бы  я
отказалась, -  ответила  она.  От  радости  голос  ее  немного  дрожал.  Она
справилась с собой и продолжила в деловом тоне:
   - Возможно, когда Марни будет делить со мной  работу  по  дому,  я  смогу
найти время немного помочь вам с ведением хозяйственных бумаг. Вы  работаете
допоздна, и я уверена, что смогла бы избавить вас от  рутинной  писанины.  Я
немного училась бухгалтерскому делу, - конечно, если вы мне доверите?.. - Лу
закончила немного робко, внезапно вспомнив с резкой  горечью,  как  плачевно
закончилась ее работа в конторе.
   - У меня нет причин не доверять вам, мисс Стейси! -  Он  смотрел  на  нее
очень серьезно, потом  взял  ее  за  руку,  потянул  с  бревна  и  улыбнулся
неожиданно по-мальчишески весело:
   - Я с удовольствием воспользуюсь вашим предложением. Примерно раз в  году
я вылетаю во владения компании в глубине материка, в настоящую "глубинку", о
которой я  как-то  вам  рассказывал,  насколько  помню.  На  каждой  из  тех
отдаленных станций есть конторский работник,  конечно,  но  здесь,  в  Ридли
Хиллз, я предпочитаю сам вести все бумаги. Их  не  такое  количество,  чтобы
брать для этого специального человека, но мне жаль тратить  на  них  дневные
часы, вот почему какое-то время приходится просиживать над ними по  вечерам.
Не думайте, что меня не соблазняла уютная картина, которую составляете вы  с
Бантом и Эндрю у камина...
   Это было неожиданным признанием со стороны сдержанного Стивена  Брайента.
Он вдруг показался ей почти простым смертным, и Лу была тронута. Кроме того,
она очень разволновалась, так как он продолжал  держать  ее  за  руку,  даже
после того как помог подняться по крутому берегу и вывел снова  на  неровную
овечью тропу. Даже когда они снова очутились на тропинке, он не убрал  своей
руки, и она ощущала ее приятную теплоту в своей ладони. Наверное, мы  похожи
на влюбленную парочку, вышедшую на воскресную прогулку, с  горечью  подумала
она. Она старалась не шевелить пальцами, и только когда они уже подходили  к
дому, он разжал свою руку,  чтобы  открыть  калитку.  И  для  Лу  волшебство
закончилось.
   В течение следующей недели она вкладывала все свои силы в то, чтобы тепло
встретить старую няню Стивена Брайента. Лу просто не могла себе представить,
что он когда-то был ребенком: столь явно он был истинным мужчиной,  властным
и уверенным в себе. Ей забавно было воображать  его  розовощеким  младенцем,
которого кто-то с любовью подбрасывает на руках. Он всегда отзывался о Марни
с такой любовью и снисходительностью, что для Лу стало страшно важно,  чтобы
они со старой леди тоже подружились. Полируя и отмывая дочиста  всю  посуду,
наполняя вазы самой вкусной выпечкой, на которую только  была  способна,  Лу
молилась, чтобы так и случилось.
   Комната Марни располагалась справа от ее собственной, и она  открыла  ее,
отполировала старинный дубовый гардероб и комод так, что видела в  них  свое
отражение, поставила на подоконник большую вазу золотых хризантем. Она  даже
сшила новые занавески из одного из  отрезов  пестрых  цветастых  материй  со
склада. Для этого ей пришлось попросить у своего нанимателя ключ, но он  был
настолько доволен ее намерением, что даже не поленился прийти и заглянуть  в
дверь по дороге в  душ.  Его  "очень  мило,  мисс  Стейси"  стало  наивысшей
похвалой - такой отклик эти скупые слова благодарности нашли в чутком сердце
Лу. Теперь она провела руками по занавескам, чтобы выровнять их  складки,  и
отступила назад, чтобы обозреть результат своих трудов.  Да,  удовлетворенно
увидела она, золотые цветы в вазе подчеркнули горчичные оттенки в  цветочном
узоре ярких занавесок, и результат оказался очень радостным и приятным.
   В этот вечер Бант принес столик и стул из комнаты старой няни, которые Лу
перекрасила на веранде на расстеленной по нему газете. Белая  эмаль  придала
комнате оттенок изящной женственности: даже Бант был поражен, хотя  он,  как
правило, не обращал внимания на подобные бытовые, мелочи.
   -  Господи,  комната  стала  совсем  другая,  Лу!  Ты  и  правда  здорово
постаралась. Надо принести или передвинуть чтонибудь еще?
   - Нет, спасибо, Бант. Кажется, все сделано, - ответила она довольно.
   Они с Бантом стали теперь настоящими друзьями, и она рассчитывала на него
и на Эндрю во всех планах, которые строила. Они были добрыми и внимательными
ребятами, хотя никогда не могли устоять перед соблазном поддразнить  ее  при
каждом удобном случае или "сделать из нее посмешище", как неизящно выразился
Джим. Они рассказывали ей о своих проблемах, читали ей письма от родителей и
подружек, а Бант даже как-то негодующе признался ей, что его настоящее имя -
Бертран, и взял с нее клятву, что она никому не расскажет!
   В пятницу утром она слышала, как еще до рассвета от дома отъехала большая
машина, чтобы встретить в Нандойе поезд - тот же самый поезд, что привез  ее
сюда. Когда был съеден завтрак, запакованы  сандвичи  и  работники  ушли  до
вечера, Лу навела последний лоск в доме и  начала  приготовление  ленча  для
приезжающих, накрыв большой кедровый обеденный стол. Когда около  полудня  у
дома  остановилась  машина,  Лу  поспешно  вытерла  руки,  сняла   передник,
пробежала вокруг дома по верандам и робко спустилась  по  ступеням  главного
входа.
   Стив помогал выйти из машины маленькой пожилой женщине.
   - Так вы и есть та самая Лу! Я много о вас слышала, моя милая,  и  я  так
рада, что вы живете здесь. Я уверена, что  мы  станем  добрыми  друзьями!  Я
слышала, что вы сделали немало чудесных приготовлений к моему  приезду.  Ох,
так приятно вернуться - но так утомительно ехать этим  ночным  поездом...  -
Руку  Лу  сжали  теплые  полные  пальцы,  и  она  посмотрела  в  морщинистое
желтоватое лицо с веселыми карими глазами,  которые  хитро  и  проницательно
поблескивали. Волосы Марни, пронизанные сединой, были  когда-то  черными,  и
она носила их, закрутив в большой пучок на затылке. Она была полная и внешне
простоватая, и так и светилась  дружелюбием  и  терпимостью.  Настроение  Лу
сразу поднялось. Неудивительно, что Стивен Брайент говорил о  своей  няне  с
такой любовью! Эта прямо-таки материнская теплота и сердечность тронут  даже
камень.
   Марни опять повторила имя Лу, так непринужденно, как будто знала  ее  всю
жизнь, и Лу поняла, что они действительно будут друзьями.
   - Лу, возьмите, пожалуйста, эту торбочку и плед, а я возьму эти св