прыжками. Еще секунда - и вот  она
уже лижет его лицо, встав лапами ему на плечи.
     "Милая, милая, родная моя, - бормотал он, лаская ее золотистый мех на
загривке и теребя острые уши. - Маленькая, отважная девочка".
     "Я не могу жить без тебя, отец, - услышал он мысленный призыв Соль. -
Эти люди вокруг... Они такие чужие,  такие  пустые,  жалкие...  Все,  даже
Синфьотли, даже Сунильд. Они так не похожи на нас..."
     "Я знаю, дочка, я все знаю", - говорил Сигмунд.
     "Синфьотли сводит меня с ума, - продолжала она. - Я ненавижу его.  Он
так похож на тебя... и совершенно другой. Я готова - разорвать его за это.
Никогда я не была так одинока, отец".
     "Малышка, - сказал ей Сигмунд. - Ты не должна больше  превращаться  в
волчицу. Я сделал большую ошибку, показав тебе эту сторону нашей жизни".
     "Но почему, отец? Мне так легко в этом  теле,  мне  так  свободно!  Я
больше не слабенькая девочка, я - вольный зверь. Пусть они боятся меня!"
     Она завертелась волчком, лязгая зубами, потом бросилась  на  спину  и
вывалялась  в  снегу.  Встряхнувшись,  она  уставилась  на  него  сияющими
глазами.
     "И столько запахов вокруг, отец! И от меня самой так чудесно пахнет!"
     "Знаю. Знаю..."
     Волчица села, подняла голову, ластясь к человеку, и толкнула его  под
руку крутым лбом. Озаренный последним  лучом  заходящего  солнца,  Сигмунд
казался ей очень красивым и очень печальным. Глаза его тонули  в  глубокой
тени.
     "Будь осторожна, Солнышко".
     "Чего мне бояться, отец? Правда, поначалу я действительно испугалась,
когда увидела, что мы сделали с убитым человеком... Но теперь  я  понимаю,
что это было правильно. Иначе и быть не может. Они - еда  дня  нас.  Мы  -
дети Младшего Бога".
     "И в этом наше проклятье, девочка".
     "В этом наше счастье и благословение".
     "Соль, ты не знаешь, о чем говоришь.  Волчья  природа  берет  в  тебе
верх, лишает ясного разума".
     Волчица вскочила и помчалась, пыля снегом,  выплясывая  петли  вокруг
человека-оборотня.
     "А если мне скучно, скучно, скучно быть просто женщиной! А если я  не
хочу выходить замуж и быть женой обыкновенного человека!  А  если  я  хочу
рожать детей волку, волку, волку!"
     "Опомнись, Соль!"
     "Нет, нет, нет!"
     "Соль!" - В его призыве появился  оттенок  властности,  волчица  Соль
уловила это. Перед ее мысленным взором встал смутный  образ,  который  она
определяла как "Тот-Кто-Сильнее". Опустив голову, волчица  приблизилась  к
оборотню и села у его ног.
     "Соль, -  повторил  он  мягче.  Тот-Кто-Сильнее  перестал  хмуриться.
Волчица тихонько взвизгнула. - Рано или поздно, Соль, люди выследят нас. Я
уже мертв, девочка, я мертв, но ты жива, и тебе нужно  постараться  забыть
обо всем. Стать просто человеком. Просто женщиной. Я хотел бы видеть  тебя
счастливой".
     "Я так счастлива с тобой, отец".
     "Меня скоро убьют, - спокойно продолжал Сигмунд. - Я не  смогу  жить,
не терзая человеческую плоть. Зверь во мне так и рвется на волю".
     "Тебя не убьют".
     "Запомни, Соль.  У  нас  с  тобой  есть  две  жизни:  человеческая  и
звериная. Когда умирает человек, оживает зверь. Во мне  жива  только  одна
душа - волчья".
     "И во мне! И во мне!"
     Он опустил руку, провел  пальцами  по  нижней  челюсти  волчицы.  Она
ласково прихватила его руку зубами.
     "Соль, я хочу, чтобы ты поняла. Скоро, очень скоро они нападут на мой
след. Я чувствую близость  врага.  Кто-то  умный,  хитрый  знает  обо  мне
слишком много... Когда он найдет меня, ты не должна быть рядом".
     "Почему ты так уверен в этом?"
     "Потому  что  один  человек  знает,  кто  я.   Не   догадывается,   а
з_н_а_е_т_. И, возможно, у него есть союзники".
     "Откуда жалкий сын жалкого  племени  может  что-либо  знать  о  тебе?
Никому, даже бабушке, не известно, кто ты такой, кто  я  такая.  Никто  на
всем белом свете - ни одна живая душа - нет - нет - нет..."
     Сигмунд сердито топнул ногой.
     "Говорю тебе, он знает. Я прочел это в его  глазах.  У  него  нет  ни
малейших сомнений".
     "Как это может быть, отец?"
     "Он и сам наполовину дикий зверь.  Юноша-варвар,  пленник  Синфьотли.
Тот, что отнял мою первую жизнь, убив Сигмунда-человека в последней  битве
с киммерийцами. Сегодня он видел меня на гладиаторских  играх.  Другой  бы
обманулся, но только не он".
     Волчица вскочила. Глаза ее загорелись красным дьявольским огнем.
     "Я разорву его на части, отец! Я перегрызу ему  глотку  и  прикачу  к
твоим ногам его окровавленную голову!"
     Сигмунд безмолвно смотрел на охваченного  охотничьим  азартом  зверя,
опасного, кровожадного. И это - его дочь, нежное дитя,  рожденное  кроткой
Изулт, которая была такой покорной, такой ласковой. Ему стало страшно,  но
превыше страха,  превыше  отвращения  к  своей  хищной  натуре  оставалась
смертная, властная тоска.
     Чем чаще он и его дочь совершали превращения, тем меньше была нужда в
кинжале Младшего Бога, и они сами не заметили, когда научились  обходиться
без него.
     Над  горизонтом  показалась  луна.  Огромный  шар,  вновь  набирающий
полноту, повис на самом краю темного небосклона. И Сигмунд не вынес этого.
Отчаянно вскрикнув, он  переметнулся  через  голову  и  обернулся  большим
зверем. И сразу же мир для него стал другим, исчезли мучительные сомнения,
не стало тоски,  бесследно  пропала  жалость  к  людям,  осмотрительность,
тревога за Соль. Жажда жизни - деятельной, полной  простых  забот  о  еде,
питье, - ночлеге - охватила его. Он подбежал к золотистой волчице,  лизнул
ее в нос.
     "Моя Соль! - ликовал он. - Моя дочь! Нас с тобой двое, - только двое,
и людям никогда не выследить нас!"
     Волки помчались вздымая снег, и только луна на зимнем, ветрами умытом
небе следила их одинокий путь.


     На  рассвете  Сунильд  проснулась  словно  от  толчка.  Ее  разбудило
непонятное беспокойство. Она лежала под шерстяными одеялами в своей тесной
и темной спальне огромного дома и слушала. Старый дом спал. За долгие годы
Сунильд успела  изучить  каждый  шорох  скрип  каждой  половицы.  Мышь  не
пробегала в подполе без того, чтоб ее не уловило чуткое ухо хозяйки.
     Сунильд прислушивалась, лежа без сна. Все как  обычно:  за  закрытыми
ставнями гуляет холодный ветер, в стойлах фыркают кони,  в  закутке  возле
кухни звучно храпит конюх Кай и в его объятиях прикорнула маленькая Хильда
- служанка,  недавно  купленная  вместо  умершей  в  прошлую  зиму  старой
стряпухи, вынянчившей еще саму Сунильд.
     Хильда была родом  откуда-то  из  Пограничных  Королевств.  Синфьотли
нашел ее в Похьеле, куда они с Сигмундом  ездили  на  ярмарку  -  покупать
лошадей. Девушка была насмерть запугана. Ее украли из  родительского  дома
разбойники-пикты. За два  года  она  сменила  пять  хозяев.  Тощенькая,  с
тонкими темными косичками, Хильда поначалу вызывала у  Сунильд  брезгливую
жалость, но постепенно, видя, как старается новая стряпуха, хозяйка начала
ее привечать. Как-то само собой вышло, что в  комнатку  Хильды  перебрался
конюх - это случилось недели через три после  появления  девушки  в  доме.
Старая хозяйка застала их утром на кухне,  снисходительно  усмехнулась,  и
тем самым дело о замужестве Хильды было решено.
     От Хильды мысли Сунильд сами  собой  перескочили  к  Соль  -  внучке,
единственной наследнице. В последнее время с  ней  явно  творилось  что-то
подозрительное. Девочка стала очень странной. И та ее отлучка - уж  не  на
тайное ли свидание она ходила? И к кому? Сунильд снова подумала  о  пятнах
крови на рубахе Соль. Может ли так статься, что Соль заманили в ловушку  и
обесчестили? Она покачала головой. Что-то здесь  было  не  так.  Не  такая
девушка Соль, чтобы поддаться на хитрость. Она  хорошо  знает  себе  цену.
Гордая, умная, сдержанная - дочь своего отца, внучка своей бабки.
     Незаметно для себя Сунильд снова задремала. Ее разбудил тихий стук  в
дверь.  Кто-то  царапался  у  входа  в  спальню.  Старая   женщина   села,
перебросила на грудь заплетенные в косу седые волосы.
     - Госпожа Сунильд! - пропищал голосок Хильды.
     - Входи, дурочка, - разрешила хозяйка.
     Хильда влетела так, словно за  ней  гнались  дьяволы,  споткнулась  о
порог и едва не расплескала  молоко,  которое  несла  в  большом  глиняном
горшке.
     - Ну, что еще случилось? - спросила Сунильд. - Почему  ты  бледная  и
дрожишь?
     - Ох, - простонала Хильда, - ноги не держат.
     Сунильд выхватила у нее из рук горшок, потому что Хильда  рухнула  на
хозяйскую кровать и уставилась на  входную  дверь  вытаращенными  глазами.
Несколько секунд она беззвучно  шевелила  губами,  потом  перевела  полный
ужаса взгляд на хозяйку.
     Сунильд осуждающе покачала головой.
     - Детка, если ты не перестанешь трястись от страха и делать  глупости
только потому, что тебе опять что-то приснилось, я велю тебя выпороть.
     - Ох, госпожа Сунильд, если бы мне  это  приснилось!  Лучше  бы  так.
Попробуйте молоко, попробуйте.
     - При чем тут молоко? Хильда, почему ты  врываешься  ко  мне  с  этим
дурацким горшком? - рассердилась Сунильд, но все же наклонилась и понюхала
молоко. - Кислое, - сказала она, все еще недоумевая. - Ну и  что  с  того?
Слушай, детка, я ценю твое усердие. Ты действительно  хорошая  кухарка,  и
все мы рады, что ты живешь в нашем доме. Но все-таки не стоит будить  меня
сообщением, что молоко скисло. Не такая это страшная вещь, и я полагаю, ты
сама придумаешь, что из него приготовить.
     Хильда вцепилась в горшок мертвой хваткой.
     - Это утреннее молоко, госпожа! - запричитала  она.  -  Утреннее!  На
рассвете его надоили, а спустя полчаса оно было уже кислое.
     - Грязный горшок, - предположила Сунильд.
     Хильда залилась слезами.
     - Если бы грязный, госпожа Сунильд, только я все начисто отмыла еще с
вечера...
     - К чему ты клонишь?
     - А кони? Кони такие, будто на них всю  ночь  носились,  не  разбирая
дороги! В мыле, на губах пена, дрожат, храпят...  а  ведь  мой  Кай  вчера
почистил их, напоил, засыпал свежего сена.  И  собаки  под  утро  скулили,
тявкали, словно бы от страха. В доме какая-то нечисть госпожа, вот что все
это значит! Да спасут нас всемогущие боги...
     Она плакала от страха. Большой рот Хильды  распух,  остренький  носик
покраснел. Залитые слезами глаза в немой мольбе уставились на Сунильд.
     Старая хозяйка, услышав это, точно окаменела. Признаки, перечисленные
девушкой, были бесспорны и  очевидны.  Сунильд  и  сама  чувствовала,  что
какая-то темная, мрачная тень нависла над  их  домом.  И  как  ни  боялась
Сунильд признаться в этом самой себе, но видела она и другое:  крыло  этой
черной тени задело Соль.
     Хильда тихо шмыгала носом у плеча хозяйки. Сунильд вернула ей  горшок
с молоком, погладила по волосам.
     - Никому об этом не говори, детка, -  велела  она.  -  И  своему  Каю
скажи, пусть помалкивает. Не хватало еще, чтобы о нашем доме пошла  дурная
слава.
     - Мне страшно... - прошептала Хильда. - На рассвете _о_н_о_ как будто
посмотрело на меня...
     - Кто - "оно"? Опять твои сны, Хильда.
     - Нет, не сны... И у _н_е_г_о_ красные глаза...
     - Деточка, ступай на кухню  и  займись  завтраком.  Я  сама  во  всем
разберусь. И ничего не бойся.
     Сунильд отстранила цеплявшуюся за нее служанку и встала с кровати. Не
спеша оделась, убрала волосы под платок. Насмерть перепуганная девушка все
сидела на кровати, прижимая к себе горшок со скисшим молоком, и следила за
хозяйкой большими, полными слез глазами.


     Стараясь не выдать своего беспокойства, Сунильд направилась  прямо  в
спальню внучки.
     Соль была дома, и  старая  женщина  мысленно  вознесла  хвалу  богам.
Девушка спала по одеялом из  собачьих  шкур  и  во  сне  вздыхала  и  тихо
постанывала. Когда Сунильд наклонилась над ней, она не проснулась,  только
мотнула головой и сильно вздрогнула. Сунильд уловила  незнакомый,  тяжелый
запах - как будто в комнате побывала большая мокрая собака -  и  подумала,
что давно уже не проветривала собачьи шкуры, которыми  в  холодные  зимние
ночи укрывалась Соль. Надо будет распорядиться, подумала она, пусть Хильда
хорошенько вытряхнет их и почистит снегом.
     Соль снова застонала. Сунильд прислушалась и ей даже показалось,  что
девушка не стонет, а повизгивает  и  поскуливает,  как  охотничья  собака,
которой снится охота. Когда Соль зашевелилась в  беспокойном  сне,  одеяло
сползло, и Сунильд увидела ее босые ступни. Соль поджимала  и  расслабляла
пальцы  ног.  В  этом  рефлексивном   движении   было   что-то   настолько
нечеловеческое, что Сунильд ощутила холод в груди, и сердце старой женщины
сжали ледяные пальцы.
     Во сне  полудетское  личико  Соль  казалось  взрослым  и  прекрасным.
Сунильд никогда еще не видела ее  такой.  И  этот  очень  красный,  жадный
рот... В складках губ Соль старая женщина увидела  тайную  боль  и  тайный
порок. И она стала намного старше, маленькая Соль. В свои  тринадцать  лет
она выглядела теперь на семнадцать, а то и  на  двадцать.  Она  становится
взрослой, вот в чем дело, сказала себе Сунильд  и  направилась  к  выходу.
Ничего страшного не происходит, упрямо твердила  она  себе,  спускаясь  по
лестнице на кухню, чтобы  отдать  необходимые  приказания  Хильде.  Просто
нужно проветрить одеяла и поскорее выдать Соль замуж.



                                    11

     Конан  сгрыз  мясо,  потом  высосал  из  кости  мозг,  запил  трапезу
чудовищным количеством пива и  только  после  этого  перевел  дух.  Нельзя
сказать, что варвар смирился со своей участью, -  однако  он  начинал  уже
находить в гладиаторской жизни хорошие стороны. У него появились - нет, не
друзья, но люди, с которыми он  предпочитал  иметь  дело.  На  тренировках
Конан выбирал себе противников посильнее и потяжелее, инстинктивно избегая
хитрецов и лукавцев - Каро,  Аминту,  еще  нескольких.  Гунастр,  конечно,
видел это, но пока что не вмешивался.
     Иногда в гладиаторскую  казарму  приходили  воины  -  гиперборейцы  и
асиры, порой из знатных семей, - посмотреть на нового гладиатора,  который
запомнился им на игрищах в память Сигмунда, поразмяться, взять у  Гунастра
один-два урока. Некоторые выражали желание помериться силой с Конаном,  но
Гунастр чаще всего под каким-нибудь предлогом отказывал - боялся за  жизнь
почтенных господ надо полагать. И это  тоже  вызывало  у  Конана  приятное
чувство. Ему льстило, что его считают опасным..
     - Привет, киммериец! - услышал он  знакомый  голос  и  нехотя  поднял
глаза. К нему подсел Арванд. Конан молча  смотрел  на  него  и  откровенно
ждал, пока ванир уйдет. Но Арванд не уходил.
     - Слушай, мальчик... - начал он.
     Конан зашипел от злости и не выдержал:
     - Я тебе не мальчик. Мне уже пятнадцать, и мужчина моего возраста  не
позволит, чтобы...
     Арванд прикусил губу,  чтобы  не  расхохотаться,  с  видимым  усилием
подавил приступ неуместной веселости и испытал прилив острой благодарности
к повару Акуну, который очень кстати подскочил и спросил, не угодно ли ему
пива.
     - Кувшин не помешает, - сказал Арванд. Акун поклонился. Он знал,  что
Арванду предстоит  когда-нибудь  стать  его  хозяином,  и  заранее  мостил
дорожку к сердцу будущего владыки. Арванд видел это,  усмехался,  принимал
как должное - и помалкивал. Жизнь приучила его не отказываться ни от  чего
- что бы она ему не предлагала.
     Налив себе полную кружку, он предложил пива  и  Конану.  Тот  ответил
хмурым взглядом.
     - Господское, - пояснил Арванд.
     Конан взял кувшин, раскрыл рот пошире у  влил  в  себя  остатки  пива
(добрую половину кувшина), после чего обтер губы, и сердито  уставился  на
Арванда.
     - Ну? - спросил он наконец с неприкрытой злобой.
     Арванд засмеялся. Конан побагровел.
     - Ну-ну, - сказал Арванд. - Как тебя все-таки зовут, киммериец?
     - Конан, - ответил юноша. - Что тебе нужно от меня?
     - Что тебе известно о Синфьотли?
     Этот вопрос заставил Конана подскочить.
     - То, что я убью его, - сказал Конан.
     - Я говорю вполне серьезно, Конан.
     - И я серьезно, - оскалился варвар. - Он унизил меня,  он  вообразил,
будто может держать меня в плену и заставлять драться себе на потеху...
     - Но ведь ты дерешься?
     - Только потому, что мне это нравится, - отрезал Конан.
     - Если ты не будешь побеждать, ты никогда не вырвешься на  свободу  и
не отомстишь - напомнил ему Арванд. - А пока не настало время,  постарайся
устроиться здесь как можно лучше.
     Конан набычился, не понимая, к чему клонит собеседник.
     - Ты слишком хитроумен для меня, ванир.
     - Не ломай позвоночник слугам, не кидайся на решетки, не  старайся  в
тренировочном поединке отделать противника до крови, - сказал ванир. - Это
совет.
     - Я не нуждаюсь в твоих советах.
     - Конан, - настойчиво проговорил Арванд - скажи мне, что ты знаешь  о
Сигмунде и Синфьотли? Это очень важно.
     - Почему?
     - Если ты что-то о них знаешь, то понимаешь почему.
     - Какое мне дело до ведьмы и вервольфа? - брякнул  Конан.  Мгновением
позже он сообразил, что выпитое пиво лишило его обычной  осмотрительности,
но слово, как известно, не воробей. - Тьфу! - в сердцах плюнул  киммериец.
- Отстань, Арванд. Ничего я тебе не буду рассказывать.
     - Ведьма? - переспросил Арванд, начиная понимать. - Детские следы  на
снегу возле отпечатков волчьих лап... Значит, их и вправду двое...
     Конан склонился над столом и схватил Арванда за плечи.
     - Забудь, что я сказал, понятно? До них мне нет никакого дела, и тебе
тоже. Пусть сожрут хоть полгорода, нам-то что? Эти гиперборейцы держат нас
в плену, заставляют проливать  кровь  себе  в  угоду,  а  нам  без  всякой
пользы...
     -  Я  не  прошу  тебя  рисковать  собой,  -  холодно  ответил  Арванд
высвобождаясь из его железной хватки. Он знал, что этими  словами  наносит
киммерийцу тягчайшее оскорбление. - Я ненавижу оборотней.  Любая  вермагия
вызывает у меня жгучее желание избавить мир от еще одной нечисти, и за это
я жизнь готов отдать. Но ты, конечно, другое дело. Я прошу тебя только  об
одном: если ты что-то знаешь о Сигмунде,  расскажи  мне.  Все-таки  это  я
принес тебе воду, когда ты страдал от жажды.
     - А я не выдал тебя, когда Гунастр поколотил  за  это  ни  в  чем  не
повинного повара, - возразил Конан. - Так что мы, считай, квиты.
     - Конан, пожалуйста.
     Конан покусал губы и вдруг махнул рукой.
     - Мне и самому противно. Как подумаешь об этих волках...
     - Сигмунд действительно мертв? - перебил Арванд.
     - Нет, - прямо сказал Конан. - Я видел его на игрищах.
     - Волком?
     - Нет. Человеком. Я сразу узнал его: он как две капли воды  похож  на
Синфьотли, только без шрама на щеке.
     - Как ты думаешь, он ведьмак?
     - Нет, - сказал Конан. - Он сын Младшего Бога.
     - Та-ак, - протянул Арванд мрачнея. -  А  девушка?.  Ведь  это  Соль,
глухая, так?
     - Да, - подтвердил Конан. - Соль. Так ее зовут.
     - Ее можно как-нибудь освободить от заклятия?
     - От какого заклятия? - не понял Конан.
     - Так ведь Сигмунд связал ее чарами,  иначе  почему  бы  ей  помогать
волку-оборотню...
     - Чарами связал, как же...  -  Конан  усмехнулся.  -  Тебе,  конечно,
хотелось бы видеть в этой бедняжке невинную жертву, но не  получится.  Она
ничем не отличается от Сигмунда.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Только то, что она - его  плоть  и  кровь.  И  коль  скоро  ты  так
ненавидишь оборотней, тебе придется взяться за них обоих.
     - Плоть и кровь? - переспросил Арванд, становясь как туча.
     - Разумеется. Соль - его дочь.
     - Не может быть...
     - Еще как может, - сказал Конан. - Впрочем, мое  дело  сторона.  Если
эти гиперборейцы перегрызут друг другу глотки, будет легче дышать  в  этом
мире, только и всего.
     Арванд обеими руками вцепился в волосы, все  еще  густые,  хотя  и  с