А это мои друзья, почтенные Рогволд  и  Урук,  отважные  богатыри  из  лесов
русов.
   Нганга  Карим-Те  с  интересом  взглянул  на  обоих  спутников  Ратибора.
Конечно, с его точки зрения  они  составляли  достаточно  забавную  картину.
Рослый рус, по одежде походивший на купчину, и маленький, почти  карлик,  по
меркам русов, Урук, закованный в вороненый доспех, в  полностью  закрывающей
лицо маске оскаленного демона.
   Протянув лапу, закованную в боевую  рукавицу,  с  накладными  когтями  из
стали, Урук почти прорычал: - Урук, рад знакомству.
   Чернокожее лицо  внезапно  посерело.  Потрясенный  звуками  родной  речи,
Карим-Те пожал лапу орка. Рукопожатие затянулось. Рогволд заметил, как плечи
чернокожего напряглись, пытаясь выдержать хватку лапы орка. Наконец  Ратибор
заметил: - Урук, хватит с него, теперь наш нганга знает, что ты батыр.
   Оскаленная маска повернулась к ведьмаку, и орк хрипло бросил в  ответ:  -
Нет, не знает, и я думаю, что не узнает.
   После чего он наконец выпустил руку чернокожего.
   Похоже, Карим-Те не обиделся, а, наоборот,  еще  больше  развеселился  и,
растирая левой рукой кисть правой, побывавшую в  тисках  лапопожатия,  начал
приглашать в гости. Однако  его  ждал  еще  один  сюрприз.  Оказывается,  он
приглашал в гости орка, притом на родном языке, и вежливый  ответ  Рогволда:
"Спасибо, почтенный Карим-Те, если  сможем,  то  придем",  -  добил  беднягу
окончательно.
   Совсем посерев лицом, нганга пробормотал  на  ломаном  наречии  русов:  -
Земляк, земляк...
   После этого, заявив, что Винт знает, где его дом, поспешно  попрощался  и
скрылся в соседнем переулке.
   Ратибор задумчиво покосился на обоих.
   - Ладно, - обратился к нему Рогволд, - будет время, поговорим.
   Ведьмак кивнул.
   Пройдя вдоль канала, по улочке из зажиточных домов  белого  кирпича,  они
вышли на площадь. Вернее, не площадь, а  перекресток  каналов,  над  которым
возвышался крестообразный каменный мостик. Сразу  за  ним  высились  ворота,
увенчанные  двухскатной  изогнутой  крышей  из  странного  красного  дерева,
покрытого блестящим лаком  На  створках  ворот  были  с  большим  искусством
вырезаны фигуры воинов Прямо перед воротами стояли  трое  ханьцев  в  черных
шелковых рубахах и шароварах, в мягких туфлях,  со  странными  трезубцами  в
руках Центральное острие трезубца смотрело прямо в небо, а боковые волнистые
отходили в разные стороны.
   - Это стражи Ханьского квартала, - объяснил спутникам  Винт,  -  от  трех
крупнейших кланов Они вечно соперничают, но у ворот распри кончаются.
   Рогволд вспомнил рассказ Филина о ханьцах, живущих  в  Ашуре,  и  спросил
Ратибора.
   - Винт, они из кланов Феникса, Тигра и Дракона?
   Ведьмак молча кивнул
   Подойдя  ближе,  Рогволд  и  Урук  смогли  рассмотреть  одежду   стражей.
Горловины  рубах  поражали  роскошью  вышитых  золотом  узоров.   У   одного
прекрасная птица, у другого на вышивке выгибалось странное чудище с  лапами,
напомнившими Рогволду лапки Урука. У третьего,  очевидно  старшего  сегодня,
вышивка изображала оскаленную морду полосатой кошки.
   Поравнявшись с воротами, Ратибор учтиво обратился к  страже  и  объяснил,
что почтенный купец следует через  квартал  по  своим  делам,  добавив,  что
телохранитель из цеха Ночных Убийц связан долгосрочным контрактом на охрану.
   Старший из охраны внимательно посмотрел в  зеленые  глаза  и  неторопливо
кивнул
   Пусть кивок и напоминал поклон, но  сразу  после  того,  как  они  вышли,
бесшумно вслед  пристроились  четверо  ханьцев,  все  с  тигриной  вышивкой,
правда, серебряной. Они шли по пятам, пока Рогволд, Ратибор и Урук проходили
через квартал. Казалось, путники перенеслись прямо в загадочную страну Хань.
Дома, ворота, входные  двери,  беседки  и  маленькие  пруды  в  садах,  чуть
прикрытые низкими оградками, все  было  непривычно.  Непривычно  и  красиво.
Бродячий  фокусник-ханец,  показывающий  свое  искусство  толпе   непривычно
серьезной ребятни, странно одетые люди - все было  в  диковинку  и  русу,  и
орку. Даже сам воздух казался другим, запахи благовоний и незнакомых  цветов
мешались с запахами из харчевни, где повар готовил свои кушанья прямо  перед
посетителями. Когда Рогволд увидел перед  собой  вышивки  Тигра,  Дракона  и
Феникса на спинах стражников других ворот, четверка шедших за  ними  ханьцев
как сквозь землю провалилась. У  этих  ворот  старшим  был  Феникс,  вежливо
поклонившийся русу и его спутникам.
   Выйдя за ворота, они вновь окунулись в лабиринт  улиц  Казалось,  путники
мгновенно перенеслись обратно в Ашур из далекой страны Хань. Однако  миновав
несколько домов, они опять увидели ворота в  ханьском  стиле,  над  воротами
висела  вывеска,  на  которой  были  нарисованы  белая  змея   и   несколько
иероглифов. Если б Рогволд поднял глаза, он смог бы с помощью  чар  прочесть
название  "Школа  Белой  Змеи".  Однако  он  этого  не  сделал.  Мало  того,
задумавшись об увиденном  в  Ханьском  квартале,  рослый  рус  со  всех  сил
ударился об нее головой. Потирая голову, Рогволд в сердцах проорал  в  белый
свет: - Понавешали тут всякую заразу, уже и пройти нельзя!
   Услышав это, молодой ханец, стоявший рядом с воротами, выхватил из  ножен
длинный прямой меч и с криком, напоминающим шипение, прыгнул к  Рогволду.  В
следующий миг ханец отлетел в сторону  от  сильного  пинка  в  бедро  лапой,
обутой в стальной сапог. Урук бросил спутникам: - Не лезьте  под  меч,  -  и
шагнул вперед.
   Юный ханец отлетел в сторону, но меча из рук не выпустил.  В  падении  он
перекрутил ноги под себя в какой-то  замысловатый  узел.  В  следующий  миг,
распрямившись, он крутанулся и выстрелил, как пружина, прямо навстречу орку,
уже успевшему обнажить ятаган. Меч в руке юнца походил на змею и порхал, что
твой змеиный язык. Но все хитрые финты ханьца были бессильны перед  ятаганом
в лапе орка, неизменно оказывающемся там, где надо и когда надо.  Пока  Урук
только защищался, но вот орк плавно шагнул вперед, чуть повел ятаганом  и  -
удар! Меч вырвался из руки юноши и улетел шагов на пять,  к  самому  забору.
Ханец замер, с каменным, бесстрастным лицом глядя куда-то в сторону,  словно
видя клинок орка перед собой.
   Казалось, бой прекратился. Торопясь не допустить кровопролития,  Рогволд,
помня о своих липовых сединах, степенно,  как  и  подобает  уважающему  себя
старосте, обратился к юноше: - Сынок, одумайся, к чему хвататься за меч...
   Но закончить ему не удалось. Речь явно  произвела  обратное  впечатление.
Ханец немыслимым вывертом отпрыгнул в сторону. На  молодом  лице  проступила
гримаса дичайшей ярости. Следующий прыжок, и, схватив меч, юнец оскалился  в
злобной ухмылке. Сложив кольцом пальцы левой руки, он как будто взял в  руку
невидимую чашу и рывком поднял ее к  запрокинутой  голове.  Движения  ханьца
стали точной копией движения пьяного. Пошатываясь, он двинулся к Уруку.  Орк
стоял, сильно ссутулившись, обнажив оба клинка. Удар, еще и  еще.  Казалось,
ханец, падающий, кувыркающийся, неотличимый от обычного  пьяного,  полностью
подчинился легкому жалу меча, тянущему его  за  собой  и  жалящему  орка  из
невозможных, неправильных позиций. Здесь не было лязга сталкивающихся мечей,
как если бы в бою сошлись рус и варяг. Здесь не было места  грубой  силе,  и
невесомый меч юнца, который он держал даже не  ладонью,  а  тремя  пальцами,
легко  уворачивался  от  тяжелых  клинков  в  лапах  Урука.  А  когда   мечи
сталкивались в блоках, то клинок не отбивался, а мягко отводился в  сторону.
Дважды ханец попробовал пройти по лезвию ятагана и дважды  еле  уворачивался
от контратак орка. Юнец дрался непривычно, но, похоже, и  Урук  черпал  свои
знания меча от схожих источников.
   Внезапно меч Странников в левой лапе орка коротко блеснул, ловя солнце на
лезвие. Детская шалость - солнечный зайчик. Но этот зайчик  ударил  прямо  в
глаза ханьца, на мгновение ослепив его. В  следующий  миг  ятаган  коротким,
почти не различимым глазом движением выбил вверх меч  из  руки  юнца.  Ханец
попробовал лягнуть орка ногой в грудь. Урук легко увернулся, но выбитый  меч
ханьца обрушился сверху на шлем орка и рассек завязки  стальной  маски.  Они
вместе упали в придорожную пыль, легкий прямой меч и  стальная  личина  цеха
Ночных Убийц вольного города Ашура.
   Орк стоял с открытым лицом, левой ногой придавив  лезвие  меча  раскосого
юноши. Руки Рогволда рванулись к луку.  Рус  был  готов  вогнать  обратно  в
глотку стрелой вопль ужаса ханьца. Но оружие  не  понадобилось  -  вопля  не
было.
   Увидев клыки и зеленую кожу своего противника, юнец не  стал  кричать,  а
спокойно сложил руки перед собой и низко, почтительно поклонился.  Казалось,
вместо врага, с которым он  только  что  рубился  насмерть,  юноша  встретил
почтенного  человека,  волхва  или,  скажем,  князя.  Он  трижды  поклонился
изумленному Уруку, не замечая ни Рогволда, ни Ратибора.
   - Я приветствую почтенного Ао Жуна, сына Дракона, князя Восточного  моря,
- почтительно заговорил юноша ханец с Уруком, -  позднорожденный  умоляет  о
прощении почтенного Ао Жуна, сына...
   - Дракона, князя Восточного  моря,  -  перебил  его  Урук.  -  Можешь  не
продолжать, я прощаю тебя. В свою очередь прошу простить невольную  дерзость
моего спутника, этот глупец не хотел оскорблять  школу  Белой  Змеи  и  тебя
лично.
   Рогволд хлопнул  себя  по  лбу.  В  голове  руса  всплыли  слова  Филина,
говорившего им о том, что при обращении к ханьцам  не  следует  называть  их
родственными титулами.  Единственное  обращение,  допустимое  при  дружеском
разговоре, это браток, братец. "Я же назвал его - сынок! Это же оскорбление!
Болван, верно говорят; хотел как лучше, а вышло, как всегда..."
   Пока рус размышлял, разговор ханьца с орком,  нахально  присвоившим  себе
титул княжича Восточного моря, продолжался. Приняв  извинения  Урука,  ханец
начал расспрашивать о судьбе своего отца, пропавшего вместе с кораблем в год
Огненной Лошади. Орк степенно отвечал, что с папой все в порядке, просил  не
забывать, весел, здрав, ждет  встречи  с  любящим  сыном.  В  ответ  на  это
сообщение заметно обрадовавшийся юноша низко поклонился пять раз,  поднял  с
земли свой меч, протянул его Уруку,  встал  на  колени  и,  склонив  голову,
сказал, что он готов к встрече с отцом, пусть почтенный  Ао  Жун  рубит  ему
голову. Пораженный до самих печенок орк  вернул  меч  владельцу,  помог  ему
подняться  и  заверил  почтительного  сына,  что  рано,  мол,  ему  к   папе
отправляться...
   Напялив на лицо маску, Урук попрощался с опять начавшим бить поклоны юным
ханьцем. После чего велел ему жить, как  раньше  жил,  папу  не  забывать  и
помирать не на коленях, а в достойном мужа  бою.  Проповедь  орка  произвела
впечатление на юношу, и, попрощавшись, не  обращая  внимания  на  его  новые
поклоны, путники величественно и степенно скрылись в соседнем переулке.
   Правда, величественности и степенности им  хватило  только  до  угла.  За
углом Ратибор расхохотался: -  Ну,  княжич,  ну  сын  Дракона!  Отсмеявшись,
ведьмак внимательно, зорко посмотрел на Рогволда. "Да, - подумалось русу,  -
хорошо Уруку в личине, ни один ведьмак  в  лицо,  не  уставится".  Очевидно,
осмотр удовлетворил Ратибора, и провожатый  бросил  своим  спутникам:  -  Мы
почти пришли. Башня звездочета рядом, но только сомнительно мне, что  примет
он нас. Он нашего брата  ведьмака  не  особо  жалует,  кабы  еще  взашей  не
попросил. Но не мне решать.
   Филин мне сказал: "Ратибор, доведи их до  башни".  Я  вас  довел.  Дальше
идите сами. - На секунду ведьмак замялся, как будто что-то решая  для  себя,
потом подытожил: - Удачи вам,  ребятки.  Не  поминайте  лихом.  Буду  нужен,
найдите харчевню "У Пяти Углов", скажите, мол. Винт нужен.  Будете  письмецо
туда посылать али спросят в "Углах", кто, мол, такие, так скажите: княжич  и
купчина.
   Махнув рукой на прощание, ведьмак по прозвищу Винт скрылся в  щели  между
лавками "Абдулла - ковры из Багдада" и "Ральф Хансен. Пиво и  эль".  Миновав
еще три дома, рус и орк оказались у высокой каменной башни. Правда,  вход  в
башню отсутствовал, каменное крыльцо  поднималось  прямо  к  голой  каменной
кладке. Однако Рогволд привык  доводить  дело  до  конца  и,  поднявшись  по
ступенькам из стертого гранита, решительно  постучал  в  стену  кулаком.  На
удивление звук получился гулким, как от удара  в  деревянную  дверь.  Что-то
скрипнуло, и накладная панель  под  каменную  кладку  со  скрипом  поднялась
вверх, открыв взглядам руса и  Урука  массивную  дверь,  покрытую  стальными
пластинами, хищно ощетинившимися острыми шипами.
   По центру двери на  черном  дереве  красовалась  серебряная  инкрустация,
изображавшая скупыми штрихами горный перевал, над которым  висел  шар  луны,
рассеченный зигзагом облаков. Точно такой же узор красовался на гарде клинка
Странников. Бронзовая дверная ручка изображала месяц с оскаленными зубами, в
которых намертво был зажат кинжал. Орк,  успевший  подняться  на  крыльцо  и
встать рядом с Рогволдом, в изумлении прищелкнул языком.
   - Рогволд, это вещь из моего мира, у нас когда-то была крепость Заходящей
Луны. Я видел эту эмблему на щитах тех, кто  служил  силе,  захватившей  эту
людскую крепость, - медленно и устало проговорил орк.
   - Неужели кто-то в твоем мире помнит о тех, кто бился  там?  Возьми  меч,
отдай им.
   Урук снял  плащ  и  потянул  через  голову  перевязь  с  клинком  Стражей
Перевала.
   - Рогволд, - продолжал Урук, - мой народ для них враг,  они  убивали  нас
везде, а победив, на нас охотились, как на бешеных собак, не щадя ни женщин,
ни детей. Хотя на щитах моих предков была Белая Ладонь,  хотя  мы  на  треть
люди, ни для них, ни для нас это ничего не меняло.
   Сунув меч Странников оторопевшему Рогволду, Урук спрыгнул  с  крыльца  и,
обнажив  свой  вороненый  ятаган,  грозно  прорычал:  -  УРУК-ХЕЙ!   ШАРКИЧ,
УРУК-ХЕЙ!
   Странно,  стоило  рукояти  меча  коснуться  запертой   двери,   как   она
распахнулась. За дверью стояла невысокая хрупкая девушка, почти  девочка.  В
ее серых глазах были слезы. Простое русское платьице из беленого льна, яркие
бусины стеклянного ожерелья. Обычная  русоволосая  заплаканная  девчушка,  с
ужасом смотревшая на Урука в маске цеха Ночных Убийц,  застывшего  в  боевой
стойке с обнаженным ятаганом.
   Схватив  за  руку  замершего  на  крыльце  Рогволда,  она  прошептала:  -
Дяденька, прыгай за дверь, он не сможет ее выломать. - И попыталась  втащить
руса за собой внутрь башни.
   Поняв, что последний бой для него  откладывается,  орк  вложил  ятаган  в
ножны и, протянув девчушке лапу в латной рукавице, шатнул на крыльцо.
   - Дяденька, скорее, -  прошептала  девочка.  Но  Рогволд  не  шелохнулся,
застыв  в  непонятном  параличе.  Единственное,  на  что  его  хватило,  это
прошептать перепуганной девчонке непослушными, онемевшими губами: - Не бойся
его, это Урук, он хороший.
   Поднявшись  на  крыльцо,  орк  аккуратно  коснулся  своей  лапищей  плеча
девчушки и тихо сказал' - Не бойся. Я не кусаюсь. Меня зовут Урук.  Ты  меня
понимаешь?
   Слабый кивок был ответом. Орк продолжил: -  Я  не  убийца,  эта  маска  -
хитрость, чтобы никто не видел моего лица. Мое лицо - это большой секрет. Не
надо меня бояться. Ты меня понимаешь?
   Бледная, закусившая губу девочка еще раз кивнула.
   Рогволд  заговорил:  -  Мы  с  моим  другом,  доблестным  Уруком,  пришли
издалека. У нас важное дело к почтенному звездочету.
   Рус заколебался, говорить или нет ребенку условные слова, которым  научил
их Филин. Но орк опередил его.
   - В гороскопе важно положение Черной Луны, - медленно и  внятно  произнес
Урук, - и оно важно для птиц.
   Подняв заплаканные глаза, девочка почти прошептала: - Особенно если птица
- Филин.
   На ее губах проступила тень улыбки, и, разом  обмякнув,  она  рухнула  на
руки Рогволда. Поудобнее подхватив девочку, рус шагнул в  башню,  сзади  шел
орк.
   Сухо щелкнула, закрываясь за ними, дверь, и перед путниками  развернулась
огромная винтовая лестница, сложенная из серого камня. Поднявшись  вверх  на
сорок пять каменных ступеней, они оказались в горнице, застланной ковром,  с
огромным камином и широкой  деревянной  лежанкой,  на  которой  лежал  ворох
звериных шкур.  Положив  на  лежанку  девочку,  Рогволд  огляделся.  В  углу
громоздились обломки книжных полок и разбитый в щепу стол. И ни одной книги,
ни одного листа пергамента или куска бересты. Поднявшись покаменным ступеням
выше, под самую крышу, орк и рус оказались в другой горнице. В  крыше  башни
были проделаны  отверстия,  видимо,  раньше  аккуратно  запирающиеся  плотно
пригнанными ставенками. Теперь  ставенки  были  сорваны  с  петель.  Взгляду
Рогволда  открылась  груда  обломков  медных  трубок  и  осколков   странной
прозрачной слюды. Все, что было возможно поломать, разнести  в  клочья,  все
уничтожила злая воля. Урук и рус видели только груды  обломков.  Спустившись
вниз, в нижнюю горницу, они  разожгли  камин  дровами  и  обломками  мебели.
Девушка лежала в забытьи на треснувшем деревянном ложе. Теперь  по  ее  лицу
можно было понять возраст. Девочка лет двенадцати, дергавшая за рукав  руса,
исчезла, теперь ей можно было дать лет пятнадцать или шестнадцать.
   Лицо  девушки  стало  строгим,  спокойным.  Проступила  исконная  женская
мудрость, и рус недоумевал, как он мог ошибиться  на  крыльце,  посчитав  ее
почти ребенком. Медленно текли  мысли  Рогволда:  "Может,  рост  обманул?  Я
привык  к  рослым,  статным  девушкам  своего  городища  и  не  могу  здраво
судить..."
   Так думал Рогволд, сидя у изголовья. Урук, оседлав свой заплечный  мешок,
сидел молча, глядя в огонь. Они ждали...
   Инга медленно  приходила  в  себя.  Казалось,  ее  душа  блуждает  где-то
вдалеке, и боль кончается, ибо есть предел и у боли.  Как  залпом  кончаются
последние силы, так залпом исчезает и последняя боль. Когда моровое поветрие
скосило ее мать и отца,  прадед,  старый  мудрый  Гостомысл,  смог  выходить
только ее. Он  не  был  целителем,  звездочет  Гостомысл,  сумевший  сделать
невозможное. Когда ни один лекарь ни за какие деньги не  соглашался  идти  к
больным, когда город был полон смерти и людей хоронили в безымянных могилах,
скопом, не зная ни имен, ни  прозвищ.  Выпушенные  из  темницы  преступники,
которым было обещано помилование, и рабы, которым была  обещана  свобода,  -
вот могильщики безымянных могил. Они забрали мать и отца, хотели  забрать  и
ее, мол, все одно помрет, чего ходить два раза, но прадед не  позволил.  Она
выжила смерти вопреки.
   Когда она поправилась, именно он, прадед, которого  она  звала  просто  -
дедушка, научил ее всему. Учил писать и говорить на доброй дюжине  языков  и
диалектов, различать пути людской судьбы, рисовать карты сочетаний  звезд  и
рассчитывать гороскопы. Он был суровым, строгим учителем,  но  Инга  помнила
улыбку, прячущуюся в бороде дедушки, ласковую, любящую улыбку.
   Забытье проходило, и когда она открыла глаза, то увидела  ту  же  улыбку,
прячущуюся в тронутой сединой черной бороде человека, сидящего в  изголовье.
Повернув голову, Инга  поняла,  что  она  лежит  дома,  на  ложе,  и  чья-то
заботливая рука положила ей под голову плащ. Горели,  потрескивая,  дрова  в
камине, и давнишний "Ночной Убийца", так  и  не  снявший  маски,  глядел  на
пляску пламени в камине.
   Порывисто сев, она осмотрелась. Горница была прибрана, но следы  разгрома
все равно были заметны. Исчезли сломанные книжные полки и разломанный  стол.
Их  обломки  лежали,  аккуратно  сложенные,  вместе   с   дровами.   Чувство
защищенности, надежности, исходившее от пришельцев, наполнило  душу  покоем.
Прислушавшись к себе, к своему внутреннему голосу, Инга поняла:  этим  людям
можно верить, пусть даже один и носит маску убийцы.
   Увидев, что девушка очнулась, Рогволд обратился к ней  -  Ну  что,  будем
знакомы: меня Рогволд зовут, а это - Урук.
   Человек, сидев