и,  нам  придется  идти  с  нами  до
конца. Я не вижу способа уговорить их придерживаться умеренного курса.
     - Они... может они правы?
     Трембицкий хмыкнул:
     - Я имею в виду, что они вполне искренни.
     - Искренность не самое лучшее достоинство.
     - Я не знаю... Когда я отправлялся в экспедицию, я  подписал  клятву,
что я всегда буду поддерживать конституцию. Может это звучит по-детски, но
я все еще серьезно отношусь к своей клятве. а эгалитарианцы призывают меня
нарушить эту клятву.
     - Да.
     -  Но  с  другой  стороны  -  ведь  все  революции  в  прошлом   были
справедливыми.
     - Я в этом сомневаюсь.
     - А наша революция?
     - Это совсем другое дело. Вспомни, она началась с  того,  что  Англия
решила  превратить  Америку  в  свою  колонию  на  основании   того,   что
большинство колонистов выходцы из Англии. Но они уже давно перестали  быть
англичанами.  Восстание  против  иностранного  вторжения   легко   назвать
справедливым.
     - А восстание против внутреннего  притеснения?  Например  Французская
Революция.
     - Тебе нужно почитать историю. Французская революция не была основана
на  насилии.  Она  даже  не  упразднила  монархию.  Революционеры   просто
использовали политическое давление для проведения  нескольких  реформ.  Но
затем экстремисты привели Францию к правлению террора и Наполеону.  Первая
Русская революция проходила точно также. Сначала Дума упразднила  царя,  а
затем большевики силой захватили власть. Я мог бы привести тебе еще дюжину
примеров.
     - Но должны же быть...
     - Да, конечно. В некоторых случаях народы избавлялись от тиранов.  Но
это ненадолго. Очень скоро оно попадали под власть нового  деспота,  часто
более жестокого, чем прежний. Иногда, правда, диктатор оказывался  добрым,
но от этого он  не  переставал  быть  диктатором,  хотя  он  давал  народу
кое-какие свободы. Наиболее известный пример этому - Кемаль Ататюрн.
     - Оставь историю, - сказал Коскинен. - Мы живем сегодня.  Разве  есть
другой  путь  создания   мировой   Федерации,   чем   тот,   что   избрали
эгалитарианцы?
     - Вполне возможно. У нас нет времени глубоко проникнуть  в  проблему.
Правда я сомневаюсь, что ее можно развить приказом свыше.  Такая  проблема
не решается быстро, она должна созреть.
     - А ей  дадут  время  созреть?  Ян,  я  не  верю  в  сияющие  вершины
всемирного рая и прочую чепуху. Но я пытаюсь понять, и где правда.  Ты  не
можешь не согласиться с тем, что говорил Карлес  о  Конституции:  она  уже
сейчас превратилась в мертвую  бумагу.  Разве  не  единственный  выход  из
создавшегося положения радикальные изменения?
     Огонек сигареты Трембицкого мерно вспыхивал и затухал:
     - Может и правда, - наконец сказал он. -  Вполне  возможно.  Но  есть
разные  виды  радикализма.  Такой  радикализм,  в  котором   народ   силой
заставляют принять изменения, мне не по душе. Я думаю, и тебе тоже.
     Послушай, Пит, мы же еще не исчерпали все ... возможности. Мы еще  не
зажаты в угол. Маркус вовсе не такой вездесущий демон, как его изображают.
Да и президент совсем не слабая пешка в его руках. Они говорят о поддержке
народом СБ, но это не игнорирует тот факт,  что  существует  и  оппозиция,
хотя они сами являются частью ее.  Они  фанатики  и  совершенно  не  хотят
видеть того, что не входит в их схему. К примеру, Маркус: он совсем не так
уж жаждет личной власти, хотя элемент этого присутствует в его  действиях.
Нет, он просто убежден до мозга костей, что все зло идет от иностранцев, и
что он единственный, кто знает, как спасти цивилизацию. Ты хочешь  сменить
одного Маркуса на другого?
     - Но Ганновей сказал, что хунта отойдет от власти, как только порядок
будет установлен.
     - Мир уже слышал  такие  песенки,  мой  мальчик.  Если  эгалитарианцы
ухватятся за руль,  то  они  будут  держаться  за  него  так  крепко,  как
держались  за  них  другие  революционные  группы  в  прошлом.  Они  будут
оставаться у власти, чтобы убедиться что порядок  в  мире  устанавливается
таким каким его хотят видеть они. И если что-либо  будет  идти  не  по  их
плану - снова аресты, снова убийства, снова СБ, снова диктатура. Нет, если
ты пытаешься весь народ втиснуть в рамки своей идеологии,  ты  обязательно
будешь тираном. Другого пути нет.
     - Карлес не позволит им!
     - Что он может сделать? Он всего лишь теоретик. Если он увидит правду
и выскажет протест - снова разыграется сцена, какая уже была в  истории  -
снова инквизиции.
     Впрочем, что я говорю абстрактно. Тебе нужно спросить себя  только  о
том, можно ли доверять людям, которые хотят добиться цели таким образом.
     Молчание воцарилось в комнате. Коскинен сидел и смотрел на генератор.
- Зачем я привез его на землю? - в отчаянии думал он. - Зачем я родился?
     Звук шагов вернул его к  действительности.  Дверь  в  спальне  Вивьен
открылась. Она вышла к ним в халате. Блики света играли в ее волосах.
     - Мне показалось, что вы разговариваете, - сказала она.
     - Ты все слышала? - спросил Трембицкий.
     - Многое. Но сейчас я расскажу о том,  что  узнала  я.  -  Она  взяла
сигарету, закурила и заговорила безразличным тоном. - Я ходила в город.  Я
ходила под видом босса банды, вернее, помощника босса, и делала  вид,  что
хочу завязать деловые контакты со здешними гангстерами. Вы не знаете,  что
вся страна поделена между разными гангстерскими  бандами.  А  когда  погиб
Зиггер, естественно, что на его территорию  всегда  найдутся  охотники.  Я
подружилась с несколькими девушками,  которые  уже  давно  здесь  и  много
знают. Они вывели меня на одного типа, с которым я  немного  пофлиртовала,
чтобы выведать обстановку. И я узнала, кому принадлежит Зодиак.
     - Ну?
     - Одной незарегистрированной корпорации, где главным держателем акции
является под вымышленным именем Ганновей.
     - Что? - Коскинен вскочил.
     Трембицкий не удивился.
     - Я думал об этом, - сказал он. - Это  место  слишком  открыто  и  не
очень удобно для эгалитарианцев. Я думаю, что они выбрали его не для того,
чтобы устроить здесь штаб-квартиру, а  в  основном  из-за  того,  что  это
богатый   источник   денег.   Для   каждой    революционной    организации
финансирование одна из серьезных проблем.
     - О,  нет,  нет,  -  содрогнулся  Коскинен.  Но  вот  он  снова  стал
решительным и холодным. - Одевайся, Ян, - сказал он, - мы уходим.
     - Тебя этот так встревожило? - спросила Вивьена.
     - Нет, теперь ему  просто  стало  многое  ясно,  -  ответил  за  него
Трембицкий, - Собирайтесь...
     Коскинен ходил по холлу взад-вперед.  Ладони  у  него  вспотели.  Что
делать? Куда уходить? Можно  ли  оставаться  в  доме  Абрамса?  Трембицкий
говорит, что нельзя, а он знает. Кроме того, подвергнуть  опасности  Ли...
нет, нет.
     - А что говорила Ви об убежище Зиггера?
     Да, он теперь вспомнил и сказал об этом Трембицкому. Возможности  там
у них будут  небольшие,  но  будет  небольшая  передышка,  где  они  могут
обдумать следующие действия. Трембицкий согласился.
     - Возможно, мы даже можем взять такие. У  нас  есть  шанс  пробраться
туда. Ты готова, Ви?
     - Сейчас. - Она  вышла  из  комнаты  и  уже  в  платье.  Кошелек  был
пристегнут к поясу. - Может нам надеть маски?
     - Только когда будем на улице. Это иначе вызовет подозрение. Куда  же
я дел свою маску?
     Внезапно дверь распахнулась, Трембицкий резко повернулся и  схватился
за пистолет, но было уже слишком поздно.
     - Стоять! - рявкнул Ганновей. Пистолет в его руке  был  направлен  на
них. За ним стояли вооруженные члены совета. - Неужели вы думаете,  что  я
мог оставить вас без присмотра и не подслушать ваши  разговоры,  -  сказал
он.



                                  16

     - Пит! Генератор! - крикнула Вивьена.
     Генератор  был  на  спине  Коскинена.  Он  включил  его  и   отчаянно
постарался расширить поле, чтобы закрыть  Вивьену  И  Трембицкого.  И  тут
выстрелил пистолет.
     Черт, поздно! Тишина сомкнулась вокруг него. Пуля упала перед ним  на
пол. Двое держали за  руки  Вивьену,  а  еще  двое  схватили  Трембицкого.
Ганновей взял пистолет у Трембицкого и бросил его на софу. Затем он  запер
дверь. Все происходящее казалось Коскинену кошмаром.
     Ганновей заговорил с  Вивьеной,  она  что-то  презрительно  отвечала.
Советники переговаривались между собой. Ганновей  заставил  его  замолчать
повелительным жестом, подошел к экрану и долго смотрел на  Коскинена.  Пит
мог только выругаться.
     Ганновей  щелкнул  пальцами.  Открыв  шкаф,  он  достал  переговорное
устройство с парой наушников. Затем он написал на листке бумаги  что-то  и
показал Коскинену. Тот прочел:
     - Такой способ общения слишком утомителен. Если ты отключишь экран на
короткое время, то можешь взять наушник. На это время  положу  пистолет  в
другой конец комнаты, и не смогу выстрелить  в  тебя.  Остальные  поднимут
руки вверх. Хорошо?
     Коскинен кивнул. Он хотел кое-что сказать  Вивьене,  пока  экран  был
отключен но времени было мало.
     Снова включив экран, он надел  наушник  на  кисть.  Ганновей  положил
второй наушник на стол так, чтобы его могли слышать все.
     - Теперь мы можем разговаривать, - сказал Ганновей.
     - Разговаривать не о чем, - сказал Коскинен.
     - Напротив. У вас фантастически неверное мнение о нас и наших целях.
     - Ваш способ действий все время укрепляет меня в своем мнении.
     - Ты слушал нас, когда мы говорили в кабинете, а теперь Ян Трембицкий
отравил твой разум.
     - Он только разъяснил мне то, к чему вы стремитесь.  Я  не  собираюсь
принимать участие в убийствах своих сограждан.
     - За исключением некоторых, - сказал Трембицкий.
     Ринелати ударил его по лицу.
     - Прекратить! - приказал Ганновей.
     - Неужели революционер не может позволить себе  немного  грубости?  -
ехидно спросила Вивьена.
     - Мы хотим быть вашими друзьями, - заявил Ганновей.
     - Начните с того, что представьте нас самим себе.
     - Это сумасшествие. Вы не пробудете на свободе и неделю.  Я  не  могу
допустить чтобы генератор попал в руки Маркус.
     - Тогда помоги, чтобы он попал в руки президенту.
     - Я уже объяснял вам...
     - Такое объяснение нас не удовлетворяет, - прервал его Коскинен. -  Я
хочу передать прибор властям, которые смогут воспользоваться им  так,  как
необходимо. Ты, Ганновей, не входишь в число таких людей.
     - Все это бесполезно, Карс, - прорычал Томсон. - Они фанатики.
     - Трембицкий - да,  -  сказал  Ганновей,  -  Но  Пит  кажется  вполне
разумным. Ты можешь посмотреть с нашей стороны точки зрения?
     - Могу. В этом-то все дело.
     - Мне не хотелось бы быть жестоким. Но ты не сможешь выйти  отсюда  и
умрешь от голоду через несколько дней.
     Коскинен удивился тому, что не испытывает страха. Он хотел жить,  как
и любое другое существо, может даже больше.  Но  страха  в  нем  не  было.
Только ярость.
     - Я готов к этому, - возразил  он.  -  Но  тогда  мое  тело  навсегда
останется под экраном. Разве что вы разрежете генератор лазером, но это не
поможет вам создать новый.
     - Когда-нибудь построим.
     - Это будет очень долго. За это время люди пошлют экспедицию на  Марс
- может сам Абрамс финансирует ее. И  марсиане  помогут  землянам  создать
новый генератор.
     - Может быть, - Ганновей повернулся к своим  пленникам  и  глаза  его
сузились. - Может ты и не боишься смерти, но  не  захочешь  же  ты,  чтобы
из-за этого упрямства погибли твои друзья?
     Трембицкий с негодованием сплюнул:
     - Ну, разве он не мошенник?
     - Слишком большая ставка, - сказал Ганновей, - я пойду на все.
     Коскинена бросало то в жар, то в холод.
     - Если ты убьешь их,  -  крикнул  он,  -  ты  убьешь  последний  атом
надежды, который еще остается у тебя.
     - Я не  имею  в  виду  немедленную  их  смерть.  Ты  можешь  подумать
три-четыре дня.
     Краска схлынула с лица Вивьены, она с трудом проговорила:
     - Не слушай его, пит. Пусть будет, что будет.
     - Ты еще не знаешь что будет.  -  Ганновей  повернулся  и  сказал:  -
Ребята, вы знаете, где находится аппаратура. Принесите ее сюда.
     Советники вышли. Ганновей сел, закурил. - Можете  поговорить  друг  с
другом, - сказал он.
     - Ви, - прохрипел Коскинен.
     Она сделала несколько коротких вздохов, чтобы придти в себя.
     - Не думай обо мне, пит. Мне  не  нужна  жизнь,  если  за  нее  нужно
помогать всем этим выродкам.
     - Эй, вы! - крикнул Томсон. - Вы думаете, что нам приятно  заниматься
этим?
     - Конечно, - сказал Трембицкий.
     - Я понимаю вас, -  сказал  Ганновей,  и  в  его  голосе  послышалось
отчаяние. - Вы даже не можете представить, как я хотел бы, чтобы  мы  были
друзьями. Мы могли бы столько  сделать  для  планеты.  Неужели  я  выгляжу
преступником?
     Трембицкий обратился к Коскинену:
     - Они, скорее всего, пристрелят меня, но... -  в  его  глазах  стояли
слезы, - ...если я вдруг сломаюсь,  не  выдержу  и  попрошу  тебя  открыть
экран, не слушай меня, Пит.
     Коскинен почти не слушал его. Ужас овладел им. Он видел Вивьену,  как
сквозь туман.
     - решение за тобой, - проговорил он. -  Ты  единственная,  кто  имеет
право решать.
     - Я уже решила. Будь твердым.
     - Послушай, что для тебя все эти бредни о политике? Единственное, что
ты хочешь, это месть Маркусу. Эгалитарианцы тебе это могут обещать. Ви,  я
хочу, чтобы ты сделала выбор.
     Она слабо улыбнулась:
     - Ты трус, Пит, - сказала она, - Ты хочешь переложить ответственность
на меня.
     - Но я не могу взять на себя ответственность, - взмолился он.
     - О, кей, возьму я. Будь твердым, Пит. Моя жизнь мало что значит  для
меня, потеря невелика.
     - Не говори так!
     - А как насчет того,  о  чем  вы  сами  знаете?  -  внезапно  спросил
Ганновей.
     Детонатор! Вспомнил он. Безумная надежда вспыхнула в нем.
     - Хорошо, я выйду, - сказал он. -  Только  сначала  отпустите  ее.  И
тогда я ...
     - Сначала выходи, - ответил Ганновей. - А  то  я  боюсь  какой-нибудь
шутки с твоей стороны.
     - Нельзя, Пит, - сказала Вивьена. - Слишком шикарный подарок для них.
     - Но если у тебя будет шанс, пока я... - продолжал он.
     - Лучше умереть так, чем от голода и жажды, да еще  после  того,  как
увидишь ее мучения. Нет, - дрожащим голосом сказала она. - Я не могу.
     - В чем дело? - спросил Брерсен.
     И тут вернулись Хилл и Ринолетти. Они принесли тяжелый ящик с  ручкой
и рулон пластика.
     - Где его поставить? - спросил Хилл.
     Ганновей осмотрелся.
     - Вот сюда, возле двери в  спальне.  Силовое  поле  занимает  большое
пространство, - сказал он.
     Ринолетти растелил пластик.
     - Чтобы не пачкать ковер, - ухмыльнулся он.
     Хилл открыл ящик, достал веревки и бросил их Вэнбурну.
     - Свяжи этого парня, - сказал он.
     Трембицкий глубоко вздохнул и что-то пробормотал  по-польски.  Он  не
стал сопротивляться, когда его привязали к креслу, но он позвал Коскинена:
     - Пит!
     Коскинен услышал его только с третьего раза.
     - Да, да.
     - Пит, взгляни на меня. -  Трембицкий  внимательно  смотрел  в  глаза
Пита. - Слушай, я уже мертвец.
     - Нет, нет, - сказал Ганновей. - Отдайте мне генератор и вы проживете
еще долгие годы.
     Трембицкий проигнорировал его:
     - Слушай внимательно, Пит. Не думай обо мне. Я люблю  жизнь,  но  уже
давно не боюсь смерти. Я много повидал смертей за  свою  жизнь.  Жена  моя
мертва, дети выросли, никто от меня не зависит. Я умру с  легким  сердцем,
если буду знать, что я хоть немного помог делу свободы. Быть  рабом  я  не
желаю. Ты понимаешь?
     Коскинен кивнул. Он чувствовал, что Трембицкий что-то  хочет  сказать
ему. - Если у тебя появится шанс, не думай обо мне, - продолжал Трембиций.
- Я уже прожил жизнь. Ви еще молода. И ты тоже. К тому же ты единственный,
кто может передать миру секрет генератора.
     Когда-то давно, еще в Европе  я  приказал  уничтожить  город,  где  в
тюрьме находились мои друзья. Они погибли.  Но  я  никогда  не  чувствовал
угрызений совести. Ты тоже не думай обо мне.
     Ганновей что-то заподозрил:
     - Эй, заткнись, Ви.
     - О, кей, - сказал Трембицкий. - Гуд бай.
     - Пока еще рано, - сказал Ганновей и подошел к Коскинену. -  Пит,  ты
понимаешь, что все это означает? Скоро она  перестанет  быть  собой.  А  в
конце она даже не будет человеком.
     - Значит тебе уже приходилось делать это, - сказала Вивьена.
     Ганновей прикусил губу.
     - Начнем с воздействия на нервы, -  сказал  он.  -  Это  не  причинит
вреда, если не делать это слишком долго. Как только ты захочешь прекратить
это, скажи нам. Но если ты будешь упорствовать... - Он  показал  рукой  на
Риколетти, который готовил аппаратуру.
     Хилл поставил кресло в открытом проеме  двери  в  спальне.  Риколетти
подключил возбудитель нервов. Они подвели Вивьену к креслу, усадили  ее  и
привязали.
     - Ол райт, теперь отойдите, - сказал Ганновей.
     С Вивьеной остался один Риколетти. остальные  вошли  в  комнату,  где
внутри экрана находился Коскинен, который не  видел  Трембицкого,  который
сидел возле стены позади него.
     - Нут, Пит? - спросил Ганновей.
     - Нет, - ответила за него Вивьена, - пошли их к черту, Пит.
     Риколетти начал подключать электроды к рукам и ногам Виьвены. Сначала
его похотливые руки были заняты не только электродами, особенно, когда  он
касался ног девушки.
     -  Пит!  -  крикнул  Трембицкий.  -  Расширяй  поле!  руки  Коскинена
действовали помимо его сознания. Они повернули  ручку  до  максимума.  Вся
запасенная в аккумуляторе энергия рванулась  наружу  и  силовое  поле  как
будто взорвалось изнутри. И только тогда он понял, что он делает.
     Он  увидел  Ганновея,  раздавленного  на  стене,  как  насекомое.   А
остальные члены совета... нет, один был зажат в угол.  Расширяющееся  поле
вдавило его в стену. Стены трещали, на потолке пошли трещины.  Выдавленное
окно вылетело на улицу, за ним стол.
     Вивьену и Риколетти просто выдавило в спальню. Коскинен выключил поле
и бросился к ним. Риколетти, как безумный  шарил  по  тунике.  Наконец  он
поднял руку с пистолетом. Коскинен в груде обломков увидел нож  и  схватил
его. Выстрел... В дюйме от ноги Коскинена взорвалось облачко пыли. И одним
прыжком Коскинен достал Риколетти. Он ударил ножом. Лезвие легко  вошло  в
горло Риколетти. И тот опустился на  пол,  обливаясь  кровью,  а  Коскинен
перескочил через него в спальню.
     - Ви! Ты не ранена?
     - Нет. - выдохнула она. - Разрежь ремни. Нам нужно выбираться отсюда.
Сейчас весь дом будет на ногах.
     Разрезав ремни, он бросил нож на пол. Вивьена встала.  Чувствовалось,
что она лучше владеет собой, чем он.
     - Идем.
     Коскинен не мог посмотреть туда, где сидел Трембицкий. Но  он  поднял
руку в прощальном жесте.
     Где-то  в  коридоре  вскрикнула  девушка.  Вивьена  на  ходу  подняла
пистолет и сунула его в сумку. Открыв  дверь  они  оказались  в  коридоре.
Вивьена  повела  Коскинена  в  противоположном  направлении.  Из  бокового
прохода вышел служитель.
     - Что случилось? - спросил он.
     - Я думаю, что-то  взорвалось,  -  сказала  Вивьена.  -  Мы  идем  за
помощью.
     Ее рука была готова нырнуть в сумку за пистолетом. Однако  служитель,
не обратив на них внимания, бросился бежать  туда,  где  произошел  взрыв.
Выйдя из холла, они направились вниз по  лестнице,  где  находилось  много
возбужденных людей. На беглецов никто не обратил внимание.  Двумя  этажами
ниже Вивьена снова повернула в коридор. Тогда они завернули  еще  за  один
угол, где их никто не видел, она остановилась отдышаться.
     - Мы свободны, свободны,  -  как  во  сне  повторял  Коскинен.  -  Мы
сбежали.
     Она оперлась о стену, закрыв лицо руками.
     - Ян не сбежал, - сказала она сквозь слезы.
     Коскинен обнял ее за талию. Так они п