ал  он  не  от
уверенности, а для того, чтобы лицо ее просветлело.
     "Постой-ка, - подумал он. - Если она знает что-нибудь  о  современном
ей Египте, это поможет определить дату. Хотя я не силен в  хронологии  эры
фараонов, а сейчас, похоже, стоят как раз их времена".
     Мысленно он  нарисовал  маршрут  движения  машины  в  пространстве  и
времени. Если эра Сахира  наступит  через  несколько  столетий  после  его
собственной, а эпоха Эриссы -  за  тысячу  или  больше  лет  до  Христа...
Полученный график будет представлять  собой  половину  петли  гистерезиса.
Какое это может иметь значение и объясняет ли эффект  "инерции"?  Пожалуй,
это пока неважно.
     - Хей-я! - раздался крик, и они выглянули из-под навеса.  На  вершине
холма гарцевал на лошади Ульдин и яростно размахивал при этом саблей.  Все
трое поспешно вылезли из воды и вскарабкались по горячему откосу.
     Гунн был в ярости и плюнуло им под ноги:
     - Прохлаждаетесь, собаки? Мужики вы или нет?
     Олег схватился за топор, Эрисса сжала нож.  Рейд  нервно  сглотнул  и
подумал: что я могу ответить? Я трус, мямля, обыватель,  вся  политическая
деятельность которого сводится к голосованию, человек,  который  старается
потихоньку смыться, когда назревает скандал с женой...
     Он поглядел на рожу в шрамах и сказал:
     - Побереги здоровье и голову, Ульдин, и не жужжи.  Я  все  это  время
думал о наших делах. Никто не знает, что мы здесь находимся, поэтому можно
не торопиться.
     Лицо Ундина застыло:
     - Ты не говорил, Дункан, что ты шаман. Да я в это и не поверю. Однако
в словах твоих есть мудрость. Не будем ругаться, лучше приготовимся. Вдали
я заметил людей. Они идут сюда. Они идут пешком, оборванцы, но с оружием и
вообще мне не нравятся. Должно  быть,  какой-нибудь  пастух  пришел  в  их
стойбище на рассвете и сказал, что видел-де ночью сверкающее сокровище,  и
стерегут его всего четверо. Вот они и пошли.
     - Уф, - сказал Олег. - И когда их ждать?
     - Когда солнце будет в зените. Но в  самую  жару  они,  должно  быть,
сделают привал. Значит, к вечеру.
     - Отлично. Хоть не придется напяливать на  голову  эту  печку.  Будем
убегать?
     Рейд покачал головой:
     - Мы не сумеем уйти далеко. А если и сумеем, так нас  убьет  пустыня.
Останемся здесь и подумаем, как договориться с варварами.
     - Плохие разговоры с перерезанной глоткой!  -  рассмеялся  Ульдин.  -
Собирайтесь побыстрее. Если часть пути мы пройдем по воде, то собьем их со
следа.
     - Ты думаешь, мы не договоримся?
     Олег и Ульдин уставились на него.
     - Ну ясно, нет, - сказал русский. - Это же дикари.
     - А может, пугнуть их? Я, во всяком случае, останусь здесь и попробую
что-нибудь сделать. Это лучше,  чем  мучиться  еще  три-четыре  дня  перед
смертью.
     Ульдин нетерпеливо хлопнул себя по бедру:
     - Скорей!
     - Нет, - ответил Рейд.
     Эрисса взяла его за руку.
     - Вы двое, ступайте, если боитесь, - презрительно сказала она. - А мы
останемся.
     Олег почесал волосатую грудь.
     - Ладно, - пробормотал он. - Ладно, я тоже с вами. Может, ты и прав.
     Ульдин гневно глянул на них:
     - Выбора у меня нет! - рявкнул он. - Что вы собираетесь делать?
     "Действуй или помалкивай", - подумал Рейд. - Не таковы ли все вожди?"
     - Попробую удивить их, - сказал он. У нас есть сама машина и  кое-что
еще...
     Он продемонстрировал свою  зажигалку.  Взметнувшийся  язычок  пламени
вызвал удивленные восклицания.
     - Если придется драться... Вот этим и займитесь,  Олег  и  Ульдин.  Я
думаю, что оборванцы призадумаются, нападать ли на  верховного  лучника  в
компании с воином в броне. Эрисса, мы  с  тобой  наберем  хвороста,  чтобы
зажечь костер, если появится корабль.
     Когда собирали хворост, она сказала:
     - Правильно ли мы делаем, Дункан? Не всякий капитан решится пристать.
Ведь костер может оказаться ловушкой. А если и решится, так  мы  для  него
всего лишь добыча - ограбить и взять в  рабство.  Может  быть,  довериться
Богине и договориться с людьми пустыни, чтобы нас провели в  Египет.  Ведь
морские пути год от года все опаснее, потому что могучая длань  Миноса  не
страшит больше пиратов.
     - Минос! - воскликнул он с волнением, с ослепительной ясностью поняв,
где и когда он находится.
     Снова пошли расспросы. Да, кефту - это народ Кефта, большого  острова
в  Средиземном  море,  лежавшего  между  Египтом  и  землей,   захваченной
ахейцами. Это Крит! Да, второй известный ей язык  -  ахейский,  его  знает
всякий, кто имеет дело с чужестранцами. Нынче эти варвары расположились по
всему побережью Эгейского моря. Они слишком  горды,  чтобы  учиться  языку
Кносса и погибшей Атлантиды...
     Ахейцы! Рейд знал древнегреческий  в  объеме,  обычном  для  среднего
образованного американца в XX веке, но и этого хватило, чтобы  догадаться,
что ахейский - предок древнегреческого.
     Снова Атлантида, Гайя Атлантида, в переводе - Земля Столпа.
     - Парус! - заорал Олег.
     Корабль был большой,  не  менее  90  футов  в  длину.  Если  не  было
попутного ветра, в  дело  шли  полсотни  весел.  Черный  смоленый  корпус,
расширяющийся к середине.  (Эрисса  сказала,  что  корабль  не  боевой,  а
торговый), с закругленной кормой и высоко поднятым форштевнем.  Носовая  и
кормовая палубы украшены резными изображениями конской  головы  и  рыбьего
хвоста. Мачта вместе с реями и парусом снята и уложена на палубе.  Корабль
ожидал, чиркая килем о дно.
     Большая часть команды оставалась на борту. Солнце играло на бронзовых
наконечниках копий. Металлическими были и заклепки на  щитах,  скреплявших
бычью шкуру с основой. Простые матросы были в рубахах, как на Эриссе,  или
вообще голышом.
     Капитан корабля Диор  и  семеро  сопровождавших  его  молодых  воинов
выгодно отличались  от  прочих.  Они  могли  себе  это  позволить:  основу
экономического могущества военной аристократии составляли залежи  олова  и
меди, и она правила миром в бронзовом веке.  Воины  в  шлемах  с  высокими
плюмажами,  в  сверкающих  нагрудниках,  со  щитами,  украшенными  медными
барельефами, в поножах, вооруженные мечами в позолоченных ножнах, одетые в
синие, красные и оранжевые плащи, казалось, сошли со страниц "Илиады".
     "Нет, они еще идут прямиком на эти страницы",  -  с  каким-то  ужасом
подумал Рейд. Из расспросов он узнал, что Троя - могучий процветающий ныне
город, и понял, что стоящие перед ним ахейцы - эллины, данайцы, аргосцы, -
предки Одиссея и Агамемнона.
     Высокие,  хорошо  сложенные,  с   удлиненными   черепами.   Несколько
поколений назад их предки пришли сюда с  севера.  Чаще  всего  встречаются
каштановые волосы, но нередки и рыжие, и соломенные,  волосы  отпущены  до
плеч, а те, у кого растут борода и усы (многие воины весьма юны),  походят
на персонажей с картин  Ван-Дейка.  И  вели  они  себя  с  бессознательной
надменностью потомственных воинов.
     - Ладно, - сказал Диор. - Дивлюсь. Странные вещи вы рассказываете.
     Наши герои решили не усложнять свою и без  того  невероятную  историю
рассказом о странствиях во  времени.  По  словам  американца,  их,  весьма
достойных на  родине  людей,  похитил  волшебник  на  летающей  колеснице.
Волшебник умер, успев продемонстрировать им колдовской механизм, обучающий
языку. Диор приказал откопать тело, удостоверился и велел снова похоронить
с почестями.
     - Странная история, да поразит меня Зевс! - сказал  он  и  прищелкнул
языком. Говорил он врастяжку. - Прямо и не знаю, брать ли мне вас на борт.
Вдруг да на вас проклятие богов?
     - Но ведь... - Рейд устало показал на  ментатор.  -  Мы  отдалим  его
вашему царю.
     Диор вздохнул. Он был поменьше  ростом  и  смуглее  своих  спутников,
крепкий, быстрый в движениях, с ледяными серыми глазами на птичьем лице.
     - Поймите меня правильно, - сказал он. - Вы  мне  нравитесь,  клянусь
грудью Афродиты. Вы-то мне нравитесь. Особенно ты, господин, -  он  кивнул
на Олега, - что одет в чужеземный металл железо. До  нас  доходили  слухи,
что железо умеют обрабатывать в земле хеттов, но их владыка  стережет  эту
тайну. Может, вам она известна? О, тогда вы нам пригодитесь. Но что  толку
от этого, если на нас разгневается Посейдон?  А  у  него  крутой  нрав,  у
Посейдона, в эту пору: скоро начнутся бури в дни равноденствия.
     Его задумчивый взгляд  остановился  на  Ульдине,  который  так  и  не
покинул седла.
     - Да и ты, господин, что сидит верхом вместо того, чтобы следовать за
конем в колеснице... Я отдал бы упитанного быка, чтобы узнать, в  чем  тут
дело. Ведь так можно свалиться во время битвы! Да  еще  собираешься  взять
коня на борт...
     - Я с ним не расстанусь! - воскликнул Ульдин.
     - Ведь лошади посвящены Посейдону, - вмешался Рейд.
     - Так-то оно так, но вот на деле... На корабле уже есть пара  овец  и
голуби, которые отыскивают берег. А до  дому  еще  далеко.  Скажу  вам  по
секрету, что это не простое торговое плавание. Да, мы пристали в Аварисе и
приступили к торгу, покуда команда веселилась  по  кабакам.  Но  несколько
человек поплыли вверх по реке в  Мемфис,  в  столицу,  с  посланием  моего
царевича, в теперь я должен отвезти ему ответ. Я не могу рисковать -  ведь
я служу царской семье давно, когда царевича и на свете не было.
     - Так ты оставишь нас тут подыхать от жары и  дожидаться  дикарей?  -
вскричал Ульдин.
     - Успокойся, - сказал Олег и посмотрел на Диора. При этом  физиономия
у него была такая же лукавая, как у ахейца. - Все так, от нас будет  много
неудобства, капитана. Но  не  изволишь  ли  принять  небольшой  подарок  в
награду за великодушие? И ты, и  твой  царь  убедитесь,  что  мы  люди  не
бедные.
     Говоря это, он рылся в своем  кошеле.  Сверкнули  на  солнце  золотые
монеты и тотчас скрылись в проворных пальцах Диора.
     - Вот теперь я убедился, что люди вы благодарные, - сказал ахеец. - И
одно это обязывает меня помочь вам. Ступайте на борт. А лошадь... Если  бы
ты, господин, согласился принести лошадь в жертву  здесь  же,  на  берегу,
чтобы наше путешествие было благополучным, то  по  прибытии,  клянусь,  ты
сможешь выбрать любого коня из моих табунов.
     Ульдин поворчал, но уступил. Диор приглашающе указал на корабль.
     - Сначала на Родос, - сказала Эрисса радостно. - Дункан,  Дункан,  ты
увидишь своего сына!
     Рейд остолбенел, но Диор осадил Эриссу:
     - Боюсь, что  не  получится.  Я  посланец  царевича  Тезея  и  должен
следовать своим курсом. А отклонился я так далеко к западу от дельты  Нила
потому только...
     - Что боишься пиратов в Эгейском архипелаге, -  с  горечью  закончила
Эрисса.
     - Что? Какие пираты? Тебе напекло голову?  Не  обижайся,  госпожа,  я
знаю, сколь высоко положение женщины у вас на Крите. Ты ведь  в  молодости
танцевала с быками? Это видно по  всем  ухваткам.  Да.  Так  вот,  никаких
пиратов. Или ты думаешь, что мы в Тирренских водах? Просто при таком ветре
я решил пройти вокруг западной оконечности Крита, а затем  -  наискосок  к
Пелопоннесу и к Афинам.  Оттуда  ты  сможешь  добраться  до  Родоса  самое
позднее будущей весной.
     Но это не успокоило Эриссу.
     - Ты говоришь так, как будто Минос со своим  флотом  все  еще  хранит
покой на море для добрых людей! - ядовито сказала она.
     - Мне кажется, госпожа, тебе следует отдохнуть на корабле в  тени,  -
Диор продолжал быть великодушным. - Когда я последний раз ходил в Кносс  с
товаром, а это было  всего-то  с  месяц  назад,  Минос  восседал  в  своем
Лабиринте и его чиновники, как водится, взимали с товара десятину.
     Она побледнела.
     - Проклятые критяне! - проворчал один  из  спутников  Диора.  -  Отче
Зевс, доколе еще нам влачить их ярмо?
     Товарищи его тоже казались разгневанными.



                                    7

     Поначалу корабль показался  раем.  И  Рейду,  ошеломленному  каскадом
невообразимых событий (ведь таких подробностей он  не  мог  узнать  ни  из
одного исторического  романа),  понадобились  целый  день,  ночь  и  часть
следующего дня, чтобы убедиться, что корабль, в лучшем случае, не является
адом.
     Перекусив (солонина, лук-порей, черствый ржаной  хлеб  и  разведенное
вино), Рейд сидел у борта, подставив лицо прохладному  ветру,  шевелившему
волосы, смотрел на чистое небо и синее море и вспоминал  строку  Гомера  о
многосмеющихся волнах. Волны плескались совсем рядом под низким планширом.
Рейд видел каждый пузырек пены, каждый всплеск и не переставал  удивляться
чуду природы - морской волне.
     Корабль   двигался   вперед,   оставляя   след.    Палуба    неспешно
раскачивалась, скрипели бревна, время от времени хлопал  парус,  поймавший
попутный ветер. В воздухе пахло смолой, озоном и морской солью. Рулевой на
корме (а кораблю такого размера полагалось иметь рули и  на  корме,  и  на
носу) возвышался, как молодой бог.
     Остальная команда расположилась под распорками - кто сидя, кто  лежа.
Спали моряки  нагишом,  подложив  одежду  под  голову,  иногда  укрывались
грубыми одеялами из  овчины.  На  кормовой  палубе  было  тесно.  Впрочем,
корабли редко находились в море по несколько суток - плыли,  как  правило,
вдоль берега и ночевали на берегу же.
     Моряки то и дело с любопытством и боязнью поглядывали на незнакомцев.
Откуда взялись эти  чужаки?  Немало  времени  прошло,  прежде  чем  моряки
решились  перекинуться  с  пришельцами   словом-другим,   помимо   хриплых
приветствий. Они в основном толковали друг  с  другом,  занимались  своими
делами и время от времени делали пальцами  знаки,  отгоняющие  злые  силы.
Рейд вспомнил, что видел  такие  знаки  во  время  своего  путешествия  по
Средиземному морю. Но это произойдет лишь через несколько тысяч лет.
     Итак, они плывут в Афины!
     Но не  в  те  полюбившиеся  мне  Афины,  напомнил  себе  Рейд.  Храмы
Акрополя, Башни Ветров, колонны Зевса-Олимпийца,  маленькие  гостеприимные
кофейни,  таксисты,  старухи  в  черном,  торговцы  вареными   кукурузными
початками, веселые мужчины, которым, казалось, поголовно хотелось  узнать,
как там, в Бруклине, - забудь о них, нельзя  об  этом  вспоминать.  Забудь
заодно Аристотеля, Перикла, Эсхила, победу  при  Марафоне,  осаду  Трои  и
самого Гомера. Ничего этого нет, разве что в  песнях  иных  племен  звучат
строки, которые войдут потом в эпос  и  будут  жить,  когда  создавшие  их
обратятся во прах. Все  остальное  -  призрак,  даже  не  призрак  -  так,
галлюцинация, забытый сон...
     Ты направляешься в Афины царевича Тезея.
     Он-то, по  крайней  мере,  дожил  до  твоих  дней:  в  детстве  ты  с
увлечением читал  о  том,  как  герой  по  имени  Тезей  убил  чудовищного
Минотавра...
     Тень упала на него.
     ...Минотавра, которому служила Эрисса.
     Она присоединилась к нему, не обращая внимания на  матросов,  которые
подались назад, чтобы оставить их вдвоем на скамье. Плащ, который ей  дали
на корабле, она не накинула на плечи, а повязала вокруг талии вроде юбки.
     - Почему так? - спросил Рейд, указав на плащ.
     Она пожала плечами:
     А что, лучше кутаться, как ахеянки?
     Слова кефту легко лились с ее языка. Она глядела вдаль.
     - Разве все это не прекрасно? - он неловко старался приободрить ее. -
Теперь я понимаю, почему Афродита родилась именно из морской пены...
     - Что? - она повернулась к нему. - О ком это ты?
     - Разве ахейцы... - он запинался.  -  Не  верят...  в  богиню  любви,
поднявшуюся из моря у берегов Крита?
     Она фыркнула:
     - У твоей Афродиты коровье вымя и голый  зад,  это  сука,  у  которой
постоянно течка...
     Рейд испуганно  оглянулся.  Должно  быть,  мало  кто  из  этих  людей
свободно владел критским. Никто, казалось, не слышал ее.
     - А вот наша Богиня в образе Девы Бритомартис родилась именно так,  -
сказала Эрисса.
     Вероятно, ахейцы сохранили - точнее, сохранят - этот прекрасный  миф,
но отнесут его к своей примитивной богине плодородия. После падения Крита.
     Эрисса стукнула кулаком по перилам.
     - Море принадлежит Ей - и нам! - воскликнула  она.  -  Дункан,  какое
заклятье заставило тебя все забыть?
     - Я же говорил, что я простой смертный, и я более растерян, чем ты, -
с отчаянием сказал он. - Я все пытаюсь понять, что с  нами  произошло.  Мы
перенеслись во времени...
     - Тише! - она положила руку ему на плечо.  -  Не  здесь.  Потом  и  в
другом месте. Этот Диор вовсе не такой болван, каким  хочет  казаться.  Он
постоянно следит, подслушивает, выпытывает. И он враг нам.
     Несмотря на то, что в  приближении  непогожей  осени  судоходство  на
морях шло на убыль, им встретились два корабля. Один, шедший по ветру, был
торговым судном с Кефта, хотя команда  его,  казалось,  собрана  со  всего
Восточного Средиземноморья. Он шел из Пилоса с грузом шкур, которые  нужно
было обменять на доброе ливанское  дерево.  Стволы  же  капитан  собирался
доставить в  Египет  и  взять  там  взамен  изделия  из  стекла,  а  потом
возвратиться в родной порт Наксос на  зимовку.  Диор  пояснил,  что  такие
рейсы снова стали выгодны после того, как фараон Аменхотеп подавил бунт  в
Сирии. Другой корабль, покрупнее, направлялся в Аварис с грузом  слова  из
Британии. Здесь команда была  еще  более  разношерстная  и  включала  даже
выходцев с севера, насколько можно было  судить  с  расстояния  нескольких
десятков ярдов. Мир этот был менее замкнут по сравнению с  более  поздними
временами.
     А потом Рейд  нашел  и  причину  этого.  Стройная  галера  прошла  на
горизонте. Люди Диора грозили ножами в ее сторону и делали  оскорбительные
жесты.
     - Что это за корабль? - спросил Рейд.
     - Критское боевое судно, - ответил Диор. - Сторожевик.
     - Помогает морякам, потерпевшим крушение,  -  заметила  Эрисса.  -  И
воюет в пиратами и варварами.
     - Воюет с теми, кто стремится к свободе! - пылко воскликнул  стоявший
поблизости молодой ахеец.
     - Прекратить разговорчики! - приказал Диор. Юноша поплелся на  корму.
Эрисса сжала губы и промолчала.
     Сразу  после  наступления  темноты  ветер  стих  и  корабль  недвижно
закачался под величественными звездами. Рейд подумал, что звезды ведь тоже
не вечны.
     - Скажи мне, - обратился он к Эриссе. - Какое созвездие открывает ваш
Зодиак?
     - Разумеется,  Бык,  Бык  Астериона,  когда  весной  он  восстает  от
смертного сна! - ее резкий голос зазвучал почтительно, она поцеловала свой
амулет, сделала знак, отгоняющий зло и крестное знамение - символ Солнца.
     Точки равноденствия переместились, подумал он. Я вернулся назад на...
две двенадцатых двадцатишеститысячелетнего цикла. Впрочем, вычислю  потом.
Он задрожал, хотя ночь и не была холодной, заполз под распорку  и  укрылся
овчиной, которую дал ему Диор.
     На рассвете мачту сняли и пошли на веслах под мерный напев  рулевого:
"Рипапай!  Рипапай!"  Хлюпая  и  скрипя,   корабль   двинулся   по   морю,
бледно-голубой цвет которого постепенно переходил в индиго.  Олег  заявил,
что хочет поразмяться, и сел за весло.
     Поступок чужака помог морякам преодолеть боязнь.  Когда  подул  ветер
(не попутный, как вчера, и Рейд удивлялся, как  такая  неуклюжая  посудина
ловит любой ветер), они собрались вокруг русского, который  сидел,  свесив
ноги, на фордеке. Матросы угостили  его  неразведенным  вином  и  засыпали
вопросами.
     - Откуда ты, чужеземец?
     - Где твоя родина?
     - Где ты странствовал?
     - Какие корабли строят в твоей земле?
     - Твои доспехи в самом деле из железа?
     - Железо ведь не годится, оно хрупкое, даже  если  выплавить  его  из
руды, а это куда как трудно, я слыхал. В чем же секрет?
     - Эй, а какие у вас бабы?
     - А вино? Или вы пьете пиво, как египтяне?
     Весело сверкали зубы на смуглых лицах, играли мышцы, смех  и  веселые
разговоры уносились в голубой простор.
     Неужели эти славные,  откровенные  ребята,  мастера  на  все  руки  -