ерестали работать  на  оборону  и
увидели, что такое война:  легко  им  из  кабинета  предлагать  воевать  "до
победного конца". С другой стороны, офицер считает,  что  нельзя  продолжать
войну и надо заключить мир, пока нет ни победителей, ни  побежденных.  "Если
мир не будет заключен в самом ближайшем будущем,  то  можно  с  уверенностью
сказать, что будут  беспорядки...  Люди,  призванные  в  войска,  впадают  в
отчаяние... не из малодушия и трусости, а потому что никакой пользы от  этой
борьбы они не видят".
   Таково было настроение разных слоев  русского  общества,  когда  Родзянко
поехал в Царское Село 10 февраля со своим последним всеподданнейшим докладом
(см. прил. VI в конце книги). Царь еще в декабре очень сердился на Родзянко;
новогодний прием отличался особой сухостью. Последний же доклад, названный в
газетах "высокомилостивым",  был,  по  словам  Родзянко,  "самый  тяжелый  и
бурный". Царь, после убийства Распутина, был  заранее  агрессивно  настроен;
императрица "пылала местью", видя в каждом врага. В этот день  у  царя  были
великие князья Александр Михайлович и Михаил Александрович;  после  Родзянки
1Цегловитов окончательно испортил дело своим докладом.
   Когда Родзянко прочел доклад, царь  сказал:  "Вы  все  требуете  удаления
Протопопова?"  -  "Требую,  ваше  величество;  прежде  я  просил,  а  теперь
требую".-"То-есть,  как?"-"Ваше  величество,  спасайте  себя.  Мы   накануне
огромных событий, исхода которых предвидеть  нельзя.  То,  что  делает  ваше
правительство и вы сами, до такой  степени  раздражает  население,  что  все
возможно. Всякий проходимец всеми командует. Если проходимцу  можно,  почему
же мне, порядочному человеку, нельзя? Вот суждение публики. От  публики  это
перейдет в армию, и  получится  полная  анархия.  Вы  изволили  иногда  меня
слушаться, и выходило хорошо".
   - "Когда?"  -  спросил  царь.  -  "Вспомните,  в  1913  году  вы  уволили
Маклакова".-"А  теперь  я  о  нем  очень  жалею,-сказал  царь,  посмотрев  в
упор,-этот, по крайней мере, не  сумасшедший".  -  "Совершенно  естественно,
ваше величество,  потому  что  сходить  не  с  чего".  Царь  засмеялся:-"Ну,
положим, это хорошо сказано".
   "Ваше  величество,  нужно  ли  принять  какие  нибудь  меры?"   продолжал
Родзянко:-"Я указываю здесь целый ряд мер, это искренно написано. Что же, вы
хотите во время войны потрясти страну революцией?"
   - "Я сделаю то, что мне Бог на душу положит".
   - "Ваше величество, вам, во всяком случае, очень надо помолиться, усердно
попросить Господа Бога, чтобы  Он  показал  правый  путь,  потому  что  шаг,
который вы теперь предпринимаете, может оказаться роковым".
   Царь встал и сказал несколько двусмысленностей по адресу Родзянко.
   "Ваше величество, сказал Родзянко, я ухожу в полном  убеждении,  что  это
мой последний доклад вам''.-"Почему?"-Я полтора часа  вам  докладываю  и  по
всему вижу, что вас повели на самый опасный  путь...  Вы  хотите  распустить
Думу, я уже тогда не председатель, и к вам больше не приеду. Что еще хуже, я
вас предупреждаю, я убежден, что не пройдет трех недель, как вспыхнет  такая
революция, которая сметет вас, и вы уже не будете царствовать".
   - "Откуда вы это берете?"
   - "Из всех обстоятельств, как  они  складываются.  Нельзя  так  шутить  с
народным самолюбием, с народной волей, с народным самосознанием,  как  шутят
те лица, которых вы ставите. Нельзя ставить во главу угла всяких Распутиных.
Вы, государь, пожнете, то что посеяли". "Ну, Бог даст".-"Бог ничего не даст,
вы и ваше правительство все испортили, революция неминуема".
   На следующий день, или через день, у  царя  был  Н.  Маклаков,  вызванный
Протопоповым из деревни в начале февраля; Протопопов сказал  Маклакову,  что
царь поручает ему написать проект манифеста на случай, если ему будет угодно
остановиться не на перерыве, а на роспуске Думы. Маклаков  составил  проект,
основная мысль которого заключалась в обвинении личного состава Думы: она не
сделала  первостепенного  с  точки  зрения  царя,  не  увеличила  содержания
чиновничеству и духовенству; в то время, когда всем надо быть воедино,  идет
борьба с властью. Поэтому Государственная Дума распускается и  новые  выборы
назначаются на 15 ноября 1917 года. Манифест кончается призывом царя ко всем
верным-соединиться с ним и вместе послужить России.
   Этот проект Маклаков и свез  царю  лично,  вместе  со  следующим  письмом
помеченным 9 февраля:
   "Ваше Императорское Величество,  Министр  Внутренних  Дел  вчера  вечером
передал мне о  повелении  Вашего  Величества  написать  проект  манифеста  о
роспуске Государственной Думы. Дозвольте принести  мне  Вам,  Государь,  мою
горячую верноподданнейшую благодарность за то, что Вам угодно было вспомнить
обо мне. Выть Вам полезным-всегда такая радость для меня;  быть  Вам  нужным
именно в этом деле-поистине великое счастье. Да поможет  мне  Господь  найти
надлежащие слова для выражения этого благословляемого  мною  взмаха  Царской
воли, который, как удар  соборного  колокола,  заставит  перекреститься  всю
верную Россию и собраться на молитву службы  Родины  со  страхом  Божиим,  с
верою  в  нее  и  с  благоговением  перед  Царским  призывом.   Мы   обсудим
внимательно, со  всех  сторон  проект  манифеста  с  Протопоповым,  и  тогда
позвольте мне испросить у Вашего Величества счастье лично представить его на
Ваше милостивое  благовоззрение.  Но  я  теперь  же  дерзаю  высказать  свое
глубокое убеждение в том, что надо, не теряя ни минуты, крепко обдумать весь
план дальнейших действий правительственной власти для того, чтобы  встретить
все временные осложнения, на которые Дума и союзы несомненно  толкнут  часть
населения  в  связи  с  роспуском  Государственной   Думы,   подготовленным,
уверенным в себе, спокойным и неколеблющимся. Это должно  быть  делом  всего
Совета Министров,  и  Министра  Внутренних  Дел  нельзя  оставить  одного  в
одиночестве со всей той Россией, которая сбита с толку.  Власть  более,  чем
когда-либо,  должна  быть  сосредоточена,  убеждена,  скована  единой  целью
восстановить государственный порядок, чего бы то ни стоило, и быть уверенной
в победе над  внутренним  врагом,  который  давно  становится  и  опаснее  и
ожесточеннее и наглее врага внешнего. "Смелым  Бог  владеет",  Государь.  Да
благословит Господь Вашу решимость и да направит Он  Ваши  шаги  на  счастье
России и Вашей славе. Вашего  Императорского  Величества  верноподданный  Н.
Маклаков".-Царь, торопившийся куда то, велел  Маклакову  оставить  письмо  и
сказал, что посмотрит.
   Между тем, у Голицына, по обычаю, укоренившемуся с Горемыкинских  времен,
были уже заранее заготовлены и подписаны царем указы Сенату, как о перерыве,
так и о роспуске Думы. Текст указа о роспуске был следующий.
   "На основании статьи 105  Основных  Государственных  Законов  повелеваем:
Государственную Думу распустить с назначением времени созыва вновь избранной
Думы на (пропуск числа, месяца и года).
   О времени производства новых выборов в Государственную Думу последуют  от
нас особые указания.
   Правительствующий Сенат не оставит учинить к исполнению  сего  надлежащее
распоряжение. Николай".
   Этот указ был испрошен еще Штюрмером перед 1 ноября; потом он был в руках
у Трепова и, наконец, перешел к Голицыну, которому царь сказал:  "Держите  у
себя, а когда нужно будет, используйте". Голицын перед 14 февраля  показывал
бланк Ладыженскому, который, по его словам, убедил Голицына, что  это  будет
нарушением основных законов, с чем Голицын согласился.
   14 февраля открылись  заседания  Государственной  Думы.  Родзянко  указал
накануне, в  беседе  с  журналистами,  на  вред  уличных  выступлений  и  на
"патриотическое" настроение рабочих. В заседании, где присутствовал Голицын,
Риттих, Шаховской, Кригер-Войновский и союзные послы,  обширное  разъяснение
дал Риттих, рассмотрение его разъяснений  было  отложено;  большие  речи  по
общей  политике   произнесли   Чхеидзе,   Пуришкевич   и   Ефремов.   Газеты
констатировали, что первый день Думы кажется бледным, сравнительно  с  общим
настроением страны.
   Открытие Государственного Совета ознаменовалось инцидентом: Щегловитов не
дал Д. Д. Гримму сделать внеочередное заявление, после  чего  зал  заседания
покинула вся левая группа, часть группы центра и некоторые беспартийные.
   Обыватели несколько опасались с утра  выходить  на  улицу,  но  в  центре
города день прошел спокойно. По донесению охранного отделения, бастовало  58
предприятий-с 89.576 рабочими, были отдельные выступления  (на  Петергофском
шоссе-с  красными  флагами),  попытки  собраться  у   Таврического   Дворца,
подавленные полицией, и сходки в университете и политехникуме.
   15 февраля в заседании Государственной Думы произнесли по общей  политике
речи Милюков и Керенский. "Кто-то  из  министров  или  служащих  канцелярии"
доложил  кн.  Голицыну,  что  речь  Керенского  чуть  ли  не   призывала   к
цареубийству. Голицын попросил у Родзянки нецензурованную стенограмму  речи,
в чем Родзянко ему отказал. Председатель Совета Министров, по его словам, не
настаивал,  и  "был  очень  рад",  что  Керенский  не   произнес   слова   о
цареубийстве, ибо "в противном случае  он  счел  бы  своим  долгом  передать
депутата судебной власти".
   В этот день  бастовало  только  20  предприятии  с  24.840  рабочими,  на
Московском шоссе появлялся красный флаг, и в университет, где  была  сходка,
вводили полицию. В следующие дни забастовки пошли на убыль, и до 23  февраля
были только отдельные  невыходы  на  работу  и  предъявление  требований  со
стороны рабочих.

   III.
   Переворот.
   Последовательный ход событий с начала революции (23 Февраля) до отречения
Михаила Александровича (3  марта)-  в  Петербурге,  Царском  Селе,  Могилеве
(Ставке), Москве, по пути следования императорского  поезда  из  Могилева  в
Псков и поезда с отрядом генерала Иванова  из  Могилева  в  Царское  Село  и
обратно, и в Пскове.

   22 февраля в среду царь выехал из Царского  Села  в  Ставку,  в  Могилев.
"Этот отъезд, пишет Дубенский, был неожиданный; многие думали, что  государь
не оставит императрицу в эти тревожные дни. Вчера прибывщий из Ялты  генерал
Спиридович говорил, что  слухи  идут  о  намерении  убить  Вырубову  и  даже
Александру Федоровну, что ничего не делается,  дабы  изменить  настроение  в
царской семье, и эти слова верны".
   Разговоры об ответственном министерстве уже были, Дубенский предполагает,
что произошло нечто, и царь  вызвал  Алексеева.  Царь  уехал  с  тем,  чтобы
вернуться I марта.
   В четверг, 23 февраля, в Петербурге начались волнения.  В  равных  частях
города народ собирался  с  криками  "хлеба".  Появились  красные  знамена  с
революционными надписями. Бастовало от 43 до 5о предприятий, т.-е. от 78.500
до 87.500 рабочих. За порядком следила еще  полиция,  но  вызывались  уже  и
воинские наряды.
   Протопопов просил Хабалова выпустить воззвание к  населению  о  том,  что
хлеба хватит.
   Хабалов пригласил пекарей и сказал им, что волнения  вызваны  не  столько
недостатком  хлеба;  сколько  провокацией,  последний  вывод  он  сделал  из
донесения охранного отделения об аресте рабочей группы.
   Запасы  города  и  уполномоченного  достигали  500.000  пудов  ржаной   и
пшеничной муки, чего, при желательном отпуске в  40.000  пудов,  хватило  бы
дней на 10-12. Хабалов потребовал от Вейса, чтобы он увеличил  отпуск  муки.
Вейс возражал,  что  надо  быть  осторожным,  и  доложил,  что  лично  видел
достаточные запасы муки в пяти лавках на Сампсониевском  проспекте.  Генерал
для поручений Перцов, посланный  Хабаловым,  доложил,  что  и  в  лавках  на
Гороховой мука есть.
   В заседании Государственной Думы из членов  правительства  присутствовали
Риттих и Рейн. Впервые появился депутат Марков 2-й.  Происходили  прения  по
продовольственному вопросу, председатель огласил письмо Рейна  о  снятии  им
законопроекта об  образовании  ведомства  государственного  здравоохранения.
Социал-демократы и трудовики внесли запрос о расчете  рабочих  на  некоторых
заводах.
   День в Могилеве прошел спокойно.
   В пятницу, 24 февраля, появилось объявление Хабалова: "За  последние  дни
отпуск муки в пекарни для выпечки хлеба в Петрограде производится в  том  же
количестве, как и прежде. Недостатка хлеба в продаже не должно быть. Если же
в некоторых лавках хлеба, иным, не хватило, то потому, что многие,  опасаясь
недостатка хлеба, покупали его в запас на  сухари.  Ржаная  мука  имеется  в
Петрограде в достаточном количестве. Подвоз этой муки идет непрерывно".
   По словам Балка, с 11 час. дня все распорядительные функции по подавлению
беспорядков перешли к Хабалову и начальникам  районов,  которым  подчинялась
вся полиция.
   К Хабалову явилась депутация от мелких пекарен  с  жалобами  на  то,  что
из-за объявления, на них валят, будто они прячут муку; у них же мало муки, и
рабочие забраны на военную службу. Хабалов приказал немедленно переслать  их
прошение о 1.500 рабочих в отдел главного управления генерального  штаба  по
отсрочкам.
   После этого к Хабалову явилась депутация  от  общества  фабрикантов;  они
просили увеличить отпуск, муки для фабрик  и  дать  муку  от  интендантства.
Окружной интендант на запрос Хабалова сказал,  что  у  него  на  довольствии
180.000 нижних чинов но уделил для фабрик до 3.000 п.
   В городе бастовало уже от  158.500  до  197.000  рабочих.  Толпы  народа,
втечение   всего   дня,   усиленно   разгонялись   полицией,   пехотными   и
кавалерийскими частями. На мостах стояли заставы, толпа с Выборгской стороны
шла по льду. Беляев посоветовал Хабалову стрелять по  переходящим  Неву,  но
так, чтобы пули ложились впереди  них.  Хабалов  не  отдал  такого  приказа,
считая его бесцельным.
   Однако, были отдельные случаи стрельбы. Между прочим, в  3  часа  дня  на
Знаменскую площадь прорвалась толпа,  впереди  которой  ехало  до  полусотни
казаков рассыпным строем. 15 конных городовых были прогнаны визгом, свистом,
поленьями, камнями и осколками льда; начался митинг у  памятника  Александру
III, Среди криков "да здравствует республика", "долой полицию",  раздавалось
"ура" по адресу присутствовавших казаков, которые отвечали народу поклонами.
   Родзянко объехал утром  город  вместе  с  Риттихом,  посетил  Голицына  и
Беляева, которого просил организовать совещание для передачи  продовольствия
городу.
   В   заседании   Государственной   Думы,   где   продолжались   прения   о
продовольствии, настроение было тревожное. В перерыве происходило  совещание
совета старейшин.
   Хабалов созвал у себя в квартире  совещание,  на  котором  присутствовали
городской голова Лелянов, его товарищ Демкин, уполномоченный  по  Петербургу
Вейс,  градоначальник  Балк,  командующий  войсками   полковник   Павленков,
начальник охранного отделения Глобачев и жандармского  отделения  Клыков,  а
также,  кажется,  Протопопов  и  Васильев.  Обсуждали  вопрос  о   мерах   к
прекращению беспорядков. Решили,  во-первых,  следить  за  более  правильным
распределением муки по пекарням, причем Хабалов предложил Лелянову возложить
эту обязанность на  городские  попечительства  о  бедных  и  на  торговые  и
санитарные попечительства; во-вторых,  решили  в  ночь  на  25-е  произвести
обыски и  арестовать  уже  намеченных  охранным  отделением  революционеров,
причем Глобачев указал, что назначено собрание в  бывшем  помещении  рабочей
группы; в-третьих, решили вызвать  запасную  кавалерийскую  часть  в  помощь
казакам первого Донского полка, которые  вяло  разгоняли  толпу;  у  них  не
оказывалось нагаек; несмотря на то, что 23-го и 24-го  было  избито  уже  28
полицейских, Хабалов не хотел прибегать к стрельбе.
   В 1 час дня Голицын выехал в заседание Совета Министров, как обыкновенно,
по Караванной, и ничего не заметил на  улицах.  Заседание  было  деловое,  о
беспорядках никто не говорил. В 6 часов вечера возвратиться на  Моховую  тем
же путем было уже нельзя, и Голицын поехал кругом.
   В экстренном совещании в Мариинском  Дворце,  при  участии  председателей
Государственной Думы, Государственного Совета  и  Совета  Министров,  решено
передать продовольственное дело городскому управлению.
   Председатель военно-цензурной  комиссии  генерал  Адабаш  написал  доклад
Беляеву о том, что, по  приказанию  Хабалова,  им  сделано  распоряжение  не
допускать в газеты речей Родичева, Чхеидзе  и  Керенского,  произнесенных  в
Государственной  Думе  24  февраля.  Беляев  положил  на  доклад  резолюцию;
"Печатать в газетах речи депутатов Родичева,  Чхеидзе  и  Керенского  завтра
нельзя. Но прошу не допускать белых мест в газетах,  а  равно  и  каких-либо
заметок по поводу этих речей".
   Дубенский записывал в Ставке: "Тихая  жизнь  началась  здесь.  Все  будет
по-старому. От Него (от царя) ничего не будет. Могут быть только  случайные,
внешние причины, кои  заставят  что-либо  измениться...  В  Петрограде  были
голодные беспорядки, рабочие Патронного завода вышли на Литейный и двинулись
к Невскому, но были разогнаны казаками".
   Далее записано, что получены сведения о том, что Алексей, Ольга и Татьяна
болели корью, и что царя беспокоит  доставка  продовольствия  на  фронт:  "в
некоторых местах продовольствия получено на три дня. К тому  же,  подучились
заносы у Казатина и продвинуть поезда сейчас невозможно".
   В Царском Селе заболели корью царские дети  и  Вырубова.  Тем  не  менее,
императрица принимала во дворце послов и посланников.
   В субботу, 25  февраля,  Хабалов  объявил,  что,  если  со  вторника,  28
февраля, рабочие  не  приступят  к  работам,  то  все  новобранцы  досрочных
призывов 1917, 1918 и 1919 годов, пользующиеся отсрочками, будут призваны  в
войска; утренние газеты вышли не все, вечерние вовсе не вышли.
   Был убит пристав; ранены  полицмейстер  и  несколько  других  полицейских
чинов. В  жандармов  бросали  ручные  гранаты,  петарды  и  бутылки.  Войска
проявляли пассивность, а иногда и нетерпимость в отношении действий полиции.
Бастовало до 240.000 рабочих. В высших  учебных  заведениях  были  сходки  и
забастовки.
   В девятом часу вечера у часовни Гостиного Двора стреляли из револьвера  в
кавалерийский отряд, который спешился и  открыл  огонь  по  толпе,  при  чем
оказались убитые и раненые. В этот день военный министр все еще рекомендовал
Хабалову избегать, где можно, открытия огня,  говоря;  "Ужасное  впечатление
произведет на наших союзников, когда разойдется толпа, и  на  Невском  будут
трупы".
   Хабалов и Павленков провели весь день в  квартире  градоначальника.  В  4
часа 40 минут Хабалов послал-  в  Ставку  Наштаверху  секретную  шифрованную
телеграмму (ј 2813-486): "Доношу, что 23 и 24 февраля вследствие  недостатка
хлеба на многих заводах возникла забастовка. 24 февраля бастовало около  200
тысяч рабочих, которые насильственно снимали  работавших.  Движение  трамвая
рабочими было прекращено. В середине дня  23  и  24  февраля  часть  рабочих
прорвалась  к  Невскому,  откуда  была  разогнана.  Насильственные  действия
выразились разбитием стекол в нескольких лавках и трамваях. Оружие  войсками
не употреблялось, четыре чина полиции получили неопасные поранения.  Сегодня
25 февраля попытки  рабочих  проникнуть  на  Невский  успешно  парализуются,
прорвавшаяся часть разгоняется  казаками,  утром  полицмейстеру  выборгского
района сломали руку и нанесли в голову рану тупым орудием. Около трех  часов
дня на Знаменской площади убит при рассеянии  толпы  пристав  Крылов.  Толпа
рассеяна.  В  подавлении  беспорядков,   кроме   петроградского   гарнизона,
принимают участие  пять  эскадронов  9  запасного  кавалерийского  полка  из
Красного Села, сотня лейб-гвардии  сводно-казачьего  полка  из  Павловска  и
вызвано в Петроград пять эскадронов  гвардейского  запасного  кавалерийского
полка. Хабалов".
   Протопопов  со   своей   стороны   телеграфировал   Во