мало времени.
     Кивнув, она наклонилась, делая вид, что сметает следы. Внезапно, повинуясь неожиданному импульсу, она сорвала с груда изумрудное ожерелье, благодаря про себя Бога, что Фиц-Алан не отнял его, заключая ее в тюрьму. Если Гай или кто-либо из его людей найдут ожерелье, то легко опознают его.
     - Уже почти все, Данте. Потерпи немного, - крикнула она через плечо и положила ожерелье рядом с веткой. Только бы на него не наткнулись воры или проезжие путешественники! Вся жизнь, все будущее Клаудии зависело теперь от изумрудов ее матери. Сверкающие камни, лежащие на голой земле, выглядели брошенными и одинокими, и точно так же сейчас ощущала себя Клаудия. Повернувшись, она направилась к лесу.

16.

     Клаудия открыла глаза. Единственная комната заброшенной хижины была погружена во мрак, и только тлеющие в жаровне угли отбрасывали слабые отблески на стены помещения. На полу неподалеку от жаровни виднелся смутный силуэт Арманда, который спал, завернувшись в одеяло. Рыцарь храпел с такой силой, что мог бы разбудить мертвеца.
     Вздохнув, Клаудия повернулась на спину, тщетно пытаясь найти удобную позу. Грязный пол служил ей постелью, а седло, подложенное под голову - подушкой. По крайней мере, подумала девушка, эта ночная серенада, состоящая из храпа и свиста, держит на почтительном расстоянии всех лесных обитателей, которые могли бы польститься на их скудные запасы еды. Хижина мало защищала от окружающего мира - штукатурка давно отвалилась от стен, и в образовавшиеся щели легко мог пробраться даже не самый маленький зверь. Дверь, на которой отсутствовал засов, висела на одной петле и скорее была прислонена к косяку, нежели закрыта. Что касается соломенной крыши, то добрая ее часть была разрушена случившимся в незапамятные времена ураганом. Клаудия надеялась, что храп Арманда не даст залететь к ним летучим мышам.
     Странно, что человек, столь молчаливый днем, ночью становится таким шумным. Каждое утро, с первыми лучами солнца, когда Клаудия еще спала, Арманд вставал и занимал свой сторожевой пост, влезая на большой дуб и наблюдая за окружающими их лугами и лесами. Деревья росли здесь не слишком густо, возможно, в результате деятельности жившего прежде в этой хижине дровосека. Из своего смотрового гнезда Арманд легко мог заметить приближение врага, откуда бы тот ни появился. Он провел на дереве три дня от рассвета до темноты, в то время как Клаудия пыталась найти себе занятие на земле. Она обнаружила пару ягодных кустов, почти задушенных сорняками и объеденных птицами, и ухитрилась собрать несколько горстей ягод, которые скрасили их скромные трапезы. В орешнике она сорвала столько орехов, что почувствовала себя белкой. И каждый раз, собирая ягоды, срывая орехи или просто гуляя, Клаудия наблюдала за окрестностями - столь же пристально, как Арманд, и по тем же причинам.
     Если бы только она могла знать, добром кончится прибытие их преследователей или нет! И найдут ли они их вообще? Постоянные сомнения настолько измучили Клаудию, что она вздрагивала при малейшем шуме - пролетала ли то птица у нее над головой, прыгал ли в кусты испуганный ее приближением кролик, или какой-нибудь крупный зверь ломал ветки, пробираясь по лесу. Тысячу раз Клаудия задавалась вопросом - разумно ли она поступила, оставив ожерелье на земле. Что это принесет? Смерть Арманда? Смерть ее брата? Или она сама погибнет? Даже если Гай не верит в ее вину, сможет ли она жить с ним, находясь в вечном страхе перед его родственниками? Вопросов было бесчисленное множество - и ни одного ответа.
     Арманд заворчал, поворачиваясь на бок, и, удобно устроившись в новой позе, возобновил свой мерный храп. Лучше бы половину энергии, расходуемой на это занятие, он тратил на разговоры. Может быть, тогда он бы начал отвечать на ее постоянные расспросы, не ограничиваясь сакраментальной фразой "Лучше спросите об этом вашего брата, миледи". Арманд был столь неизменно вежлив, столь невыносимо любезен и благопристоен, что Клаудия буквально возненавидела его. Что может быть несносней - отвечать на вопросы либо гробовым молчанием, либо набором бессодержательных слов. Еще один день с этим человеком, и она...
     Внезапно неизвестно откуда взявшаяся рука зажала ей рот и нос, и тихий голос прошептал на ухо:
     - Ни звука, если хотите, чтобы ваш рыцарь остался в живых.
     Клаудия закивала головой, давая знак, что поняла приказ, и судорожно попыталась вздохнуть. Чужая ладонь спустилась ниже, освобождая нос, но рот оставался крепко зажатым. Еще одна рука подняла ее на ноги, и храпение Арманда немедленно прекратилось.
     - Миледи? - тихо окликнул он Клаудию, садясь. Меч в его руке тускло сверкнул. - Что-нибудь не в порядке, леди Клаудия?
     Из-за спины Клаудии по направлению к жаровне протянулся какой-то длинный и тонкий предмет. Коснувшись углей, факел ярко вспыхнул.
     Арманд вскочил на ноги, но было слишком поздно. Открыв ослепленные неожиданной вспышкой глаза, Клаудия с изумлением обнаружила, что хижина полна солдатами, чьи обнаженные мечи были направлены на Арманда. Оглядевшись, рыцарь понял, что ему не справиться с заметно превосходящими силами противника. Он перевел взгляд на Клаудию и опустил меч.
     - Если ты навредишь этой леди, можешь распрощаться с жизнью, - негромко произнес он, глядя куда-то за спину девушки.
     - Я не намерен причинять ей вред, - Клаудия узнала голос Фиц-Алана. Значит, это он держал ее. - Где остальные люди Кьявари?
     - Кроме меня, здесь нет никого, милорд.
     - Ты думаешь, я поверю, что Данте Кьявари оставил свою сестру наедине с тобой?
     - Это как вам будет угодно, - ответил Арманд, все с той же ненавистной Клаудии вежливостью.
     - Свяжите его, - приказал Фиц-Алан. Сняв руку со рта Клаудии, он вывел ее наружу.
     Хижина была окружена солдатами. В тусклом лунном свете невозможно было представить точное их количество. Отправив оруженосца за лошадьми, Фиц-Алан отпустил руку Клаудии и повернулся к ней.
     - Мы нашли ваше ожерелье, леди Клаудия. Вы его оставили, чтобы указать нам путь, или эта новый трюк вашего братца?
     - Это я его оставила, - Клаудия сделала шаг назад, надеясь, что Фиц-Алан не видит, как дрожат у нее руки. - Гай выжил?
     - Да, он выжил и теперь вне себя от ярости из-за предательства вашего брата. Сразу после вашего исчезновения он отправился на поиски, хотя был так слаб, что едва мог сидеть на коне. Вряд ли его обрадует то, что вас пришлось искать так долго.
     - Его поэтому нет с вами? - спросила Клаудия. - Потому что он все еще слишком болен?
     Фиц-Алан скрестил руки на груди.
     - Вы разве не знаете?
     - Знаю что? - Ее сердце забилось чаще.
     - Ваш брат вызвал Гая на поединок. Они должны встретиться завтра перед стенами аббатства Келсо.
     - Но ведь Данте... - Клаудия запнулась. Фиц-Алану вряд ли известно, что Данте поклялся не убивать Гая. Что же он тогда задумал? В любом случае ничего хорошего из этого не выйдет. Уж в, этом Клаудия была твердо уверена. - Вы должны отвезти меня к этому аббатству.
     - Именно это я и хотел сделать, - в голосе Фиц-Алана, к удивлению Клаудии, слышались ироничные нотки. - Я рад, что наши желания сходятся.
     - Вы в этом сомневались?
     - Ваш брат приложил множество усилии, чтобы вы могли сбежать из Монтегю, - заметил Фиц-Алан. - И, судя по всему, вы последовали за ним добровольно.
     - Даете предупредил меня, что меня повесят, если я останусь. Он сказал, что Гай сам отдал приказ о моей казни, как только пришел в себя.
     Фиц-Алан долгое время молчал.
     - Ваш брат - лжец, миледи, - сказал наконец он. - Гай очнулся, только когда вы были уже далеко от Монтегю. Он, правда, бредил, но и в бреду не отдавал таких приказов.
     - Гай верит, что я участвовала в заговоре Данте?
     Фиц-Алан прищурился.
     - Я не могу взять на себя смелость отвечать на такой вопрос. Об этом вам лучше спросить самого Гая.
     За три дня, проведенных в обществе Арманда, Клаудия устала от таких ответов. Фиц-Алан был последним человеком, которому она могла доверять, однако она по своей воле намеревалась ехать с ним. Вряд ли он обманул ее, рассказав о поединке Данте с Гаем. Клаудия должна увидеть их, пока один не убил другого.
     - Как далеко мы от аббатства?

***

     Высокие облака покрывали широкую долину мозаикой теней. Но даже в тени невозможно было найти желанную прохладу, и над сочными зелеными лугами воздух дрожал от жара. Гай находился на краю укрепленного лагеря, разбитого его армией. Его боевой конь, которого донимали мухи, то и дело встряхивал головой. Гай не обращал внимания ни на мух, ни на жару, хотя под доспехами буквально плавал в поту. Сквозь щель шлема он пристально наблюдал за воротами аббатства Келсо, высящегося перед ним на холме. Наконец, после долгого ожидания, в воротах показался одинокий рыцарь в полном боевом снаряжении, сопровождаемый скачущим на кобыле оруженосцем. Всадники неторопливо спустились вниз по склону, потревожив покой пасущихся на нем овец, которые разбежались в разные стороны, протестующе блея. Затем всадники скрылись из вида, въехав в небольшую рощу.
     Деревья росли вдоль берета пересекающей долину речки. Под их сводами, наверное, приятно укрыться от жары, с легкой завистью подумал Гай и обернулся к Кенрику. У того было опущено забрало, и выражение его лица осталось для Гая загадкой.
     - Он умно поступил, спрятавшись в монастыре, - произнес Кенрик. Голос, исходивший из-под опущенного забрала, был непривычно глух. - Но надолго ума ему не хватило, раз он решил покинуть убежище.
     Гай вновь посмотрел на рощу.
     - Кьявари не совершил еще ни одного глупого поступка. Наоборот, он всех нас выставил дураками. Сперва он выкрадывает Клаудию, затем, когда я прочесываю в его поисках округу, возвращается в Монтегю и прикрепляет вызов на поединок прямо к двери моей спальни. Я много бы отдал, чтобы узнать, как он ухитрился все это проделать.
     - Как и мы все, - согласился Кенрик, - но вот-вот удача отвернется от него. От Фиц-Алана поступили хорошие новости. Скоро мы поймаем эту лису в ее же собственную западню.
     - После тех новостей Фиц-Алан не дает о себе знать вот уже три дня, - хмуро заметил Гай. - Так что лиса по-прежнему опережает охотников.
     Из-за деревьев показались Данте и его оруженосец, и Гай прекратил разговор с Кенриком. Не было ни одного человека на свете, кого бы Гай ненавидел с большей силой, чем брата Клаудии. Даже барон Лонсдейл не вызывал у него таких чувств. Данте был гораздо искушеннее в искусстве предательства, нежели его дядя. Он отравил Гая, похитил его невесту, затем заставил его впустую рыскать по всему графству. Он обвел его вокруг пальца, как мальчишку. Глядя на скачущего к нему всадника, Гай поклялся, что этот человек заплатит ему за все. И что самое важное - Данте несет ответственность за измену Клаудии. За эти пять дней у Гая было достаточно времени, чтобы обдумать последние события. Ему было совершенно очевидно, что Клаудия не участвовала в заговоре брата. Гай слишком хорошо знал Клаудию, чтобы не понять! выражение ее лица в тот момент, когда на пиру он почувствовал яд в крови - в глазах ее отражался лишь страх за любимого человека н сострадание. Гай сделал вывод, что она ничего не знала о Данте, пока тот не явился за ней в темницу. Конечно, Данте сказал сестре, что дал Гаю не смертельную дозу отравы. Но как он убедил ее бежать с ним?
     Гаю вспомнились клятвы, которые он давал ей, клятвы одурманенного любовью глупца. Сколько раз он говорил, что готов ради нее пожертвовать семьей! Когда перед ней встал аналогичный выбор, она предпочла быть с братом. Стоило Гаю подумать об этом, у него начинало мучительно ныть сердце.
     Клаудия предала его. Но хуже всего было то, что ее предательство ничего не меняло. Он никогда больше не сможет доверять ей, но его решение жениться на ней осталось неизменным. Неважно, что она за человек, неважно, кому она предана больше - он полюбил ее навсегда. Клаудия - его величавшая и единственная слабость. Хотя бы по этой причине он должен жениться на ней - в руках врага она будет страшным оружием против него. Доказательство тому - вызов Данте.
     Прищурившись, Гай посмотрел на приближающуюся к нему судьбу в образе Данте. Одинокий рыцарь скакал без малейших признаков волнения, невзирая на то, что его ждала неприятельская армия из двух сотен рыцарей. Храбрый дурак, подумал Гай. К тому же еще и богатый: Золотые и серебряные насечки на его доспехах ярко сверкали на солнце, а белые перья, украшавшие Шлем и уздечку лошади, стлались по ветру с царственным великолепием. За спиной у Данте развевался темно-красный плащ, и в левой руке он сжимал щит того же цвета. На щите не было ни герба, ни девиза, и из рассказов Клаудии Гай знал этому причину: не будучи ничьим вассалом и признанный бастардом, Данте мог выступать лишь от своего собственного имени. Кроваво-красный цвет, который он выбрал для себя, шел ему как никакой другой - королевский убийца пролил, конечно же, немало крови.
     Гай ожидал, что Данте будет держаться на безопасном расстоянии, готовый при первом же признаке опасности ускакать назад в аббатство. Вместо этого он остановился на расстоянии вытянутой руки от Гая. Самоуверенный наглец, подумал Гай.
     - Я привез вам послание короля, - произнес Данте. Прорезь в его шлеме имела форму креста, и голос звучал гулко и полнокровно. К удивлению Гая, в речи Данте отсутствовал даже намек на итальянский акцент, который был так свойственен его сестре. Сняв латную перчатку, Данте достал из нее небольшой свиток и протянул его Гаю. - Я могу и на словах передать его содержание, хотя не сомневаюсь, что вы захотите иметь письменное подтверждение.
     Не произнеся ни слова, Кенрик подъехал к Данте, забрал бумагу я вернулся на свое место рядом с братом. Сломав печать, он развернул свиток и начал его читать.
     - Король призывает вас решить разногласия мирным путем, - продолжал Данте. - Перед тем как я выехал из Лондона, Эдуард заставил меня поклясться, что я не убью вас в отместку за позор моей сестры. Но он ничего не сказал о честном поединке. - Внезапным движением Данте бросил перчатку на землю перед Гаем. Кони занервничали, и все три всадника до предела натянули поводья, чтобы удержать животных на месте. - Я вызываю тебя на бой, Гай де Монтегю!
     Гай поднял забрало, желая, чтобы голос его звучал в полную силу.
     - Если принять во внимание мое нынешнее настроение, ты поступаешь весьма опрометчиво, бросая мне перчатку.
     - Я знаю, что делаю, - холодно ответил Данте. - Я хочу биться с тобой до смерти!
     На лице Гая появилась жесткая улыбка.
     - Но почему ты полагаешь, что я приму твой вызов, Кьявари? Я могу убить тебя прямо сейчас - за твое предательское поведение. Я не давал никаких обещаний королю насчет твоей жизни.
     - Я думаю, будет лучше, если сначала ты прочтешь послание короля, - хладнокровно сказал Данте.
     Гай взглянул на Кенрика, который, также подняв забрало, читал бумагу.
     - Что там?
     - Эдуард велит тебе соблюдать такое же соглашение, какое он заключил с Данте, - произнес Кенрик. - И еще он удостоверяет, что Данте - законный защитник леди Клаудии. Ее дядя не имел права заключать от ее лица свадебный договор. - Он многозначительно посмотрел на Гая. - Король полагает, что тебя порадуют эти новости, поскольку помолвка была совершена насильно. Эдуард объявляет ее недействительной.
     Гай почувствовал, что у него перехватывает дыхание. Их помолвка недействительна - это означает, что у него нет законных прав на Клаудию. Внезапно новая мысль пришла Гаю в голову, и он метнул быстрый взгляд на Данте, Может быть, поединок для него - просто способ пересмотреть условия брачного договора? Ведь теперь, заполучив Клаудию, он имеет все козыри на руках.
     - Чего ты хочешь от меня, Данте?
     - Твоей крови, - последовал уверенный и быстрый ответ.
     - Я не сделал ничего, что могло бы наложить на твою сестру клеймо позора, - спокойно произнес Гай, хотя и понимал, что множество его людей слышат их беседу. К сожалению, вряд ли Данте так глуп, что согласится на встречу с глазу на глаз в шатре Гая. - Насколько я знал, Клаудия была обручена со мной, и в моих глазах и в глазах закона она была моей. У тебя нет причин вызывать меня на бой, поскольку я обращался с Клаудией со всем уважением, достойным моей нареченной. В течение двух недель я собираюсь назвать ее моей женой.
     - Ей никогда не быть твоей женой, - бесстрастно промолвил Данте. - Клаудия будет пострижена в монахини. Ты никогда ее больше не увидишь, Монтегю.
     Дальше продолжать разговор не было смысла. Гай взмахнул рукой, подавая знак. Двести мечей с громким лязгом покинули ножны, и Гай произнес два слова, которые решали его будущее:
     - Взять его!

***

     Поднеся ко рту кубок с вином, Гай посмотрел поверх него на Данте. Брата Клаудии, казалось, нимало не смущало то обстоятельство, что его руки и ноги были привязаны к центральному столбу шатра Гая. Мгновение назад с него сняли шлем и латы, открыв таким образом лицо, столь долго бывшее загадкой для всей Англии. Гай узнал бы это лицо повсюду.
     В Данте, как в зеркале, отразились черты Клаудии. Тот же профиль, тот же цвет волос и глаз. Это фамильное сходство человека, к которому он питал искреннюю ненависть, и женщины, которую он любил, сводило Гая с ума.
     Еще больше его раздражало то, что взгляд Данте был абсолютно невозмутим. Гай уже сталкивался с Таким выражением лица - некоторые купцы считали должным сохранять его за столом переговоров. Неоднократно Гай сам успешно его имитировал. Это был холодный взгляд стороннего наблюдателя, свысока взирающего на происходящие вокруг события и не проявляющего к ним никакого интереса. Данте не оказал ни малейшего сопротивления своим захватчикам, не протестовал, когда его, лишив доспехов, привязали к столбу. Казалось, его ничуть не волновала его дальнейшая судьба. Гай понимал, что невозможно перехитрить человека, не представляя себе хотя бы примерно ход его мыслей. Данте оставался для него загадкой. Это бесконечно раздражало Гая и в то же время заставляло восхищаться выдержкой противника.
     Гак подозревал, что единственным ответом на его вопросы будет презрительное молчание. Возможно, упрямству Дате надо противопоставить собственную терпеливость. Что ж, можно и подождать. Поудобнее устроившись на походной кровати, Гай принялся медленно потягивать вино. Два человека пристально смотрели друг на друга - один в неудобной позе привязанный к столбу, другой - спокойно раскинувшийся на кровати. Целый час прошел в молчании, и Данте был первым, кто не выдержал.
     - Это ни к чему не приведет, барон.
     - Что ни к чему не приведет? - спросил Гай, пряча торжествующую улыбку.
     - Вы не можете убить меня, а я ни за что на свете не признаюсь, где Клаудия. Вам же никогда не разыскать ее самостоятельно.
     - Ты так думаешь? - с искренним интересом спросил Гай. - Наиболее подходящие места для поисков - запад и юг. Тупице вроде меня никогда не придет в голову обследовать восточную дорогу на Олстед - я уж не говорю о тайной лесной тропе, которая начинается там, где разветвляется дорога на Тайн.
     Эти, слова не вызвали реакцию, на которую рассчитывал Гай, Данте как будто вообще их не расслышал - лицо его оставалось бесстрастным, а глаза - глазами стороннего наблюдателя.
     - Хочешь получить шанс пролить мою кровь, Кьявари?
     - Да.
     - Я предлагаю тебе сделку, - задумчиво произнес Гай. - Я приму твой вызов, но на других условиях.
     - И каковы эти условия?
     - Пеший бой, - сказал Гай. - Оружие - мечи, и оба мы будем без доспехов.
     На лице Данте появилось слабое подобие улыбки.
     - Вы хотите умереть быстро?
     - Нет, у меня нет ни малейшего желания умереть от твоей руки. Равно как и убивать тебя. Твоя смерть мне ни к чему. Мы будем биться до первой крови, и призом победителю будет Клаудия. Если победишь ты, то сможешь беспрепятственно покинуть аббатство и отправиться куда заблагорассудится. Даю слово, что никто не будет тебя преследовать и что я немедл