у кого не было такой возможности отравить его. Братья Гая наверняка исходят из этих соображений. Только дурак поверит в ее невиновность. А Гай - отнюдь не дурак.
     Закрыв глаза, Клаудия прижала руки ко лбу. Эти мысли сведут ее с ума. Как может ночь длиться так долго? Почему темница с каждым часом кажется все меньше и меньше?
     Хорошо хоть, тюрьма сама по себе не так мрачна, как могла бы быть. Темницы в Монтегю были чище, чем где бы то ни было. По иронии судьбы, именно Клаудия отдала приказ вычистить их. Разбрасывая отраву для крыс, они с Ленорой добрались даже до этой отдаленной части замка. Сначала Клаудии внушало страх это место, но оказалось, что в большинстве холодных, темных помещений хранятся бочонки с вином и запасы еды. В одном крыле находилась сокровищница, на часах у которой находились двое солдат. Теперь вдобавок к золоту и драгоценностям им приходится стеречь еще и Клаудию.
     Порой, когда она напрягала слух, до нее долетали обрывки беседы часовых, и их разговор позволял Клаудии не совсем терять чувство времени. Эти двое заступили на стражу около двух часов назад - значит, теперь почти полночь. Клаудия должна была бы чувствовать себя крайне утомленной, но в глазах у нее не было ни крупинки сна, и в состоянии крайнего нервного возбуждения она продолжала свою бесконечную прогулку по тюрьме. Может быть, это последние часы ее жизни.
     - Семь очков!
     Возглас часового заставил Клаудию остановиться и подойти к толстой дубовой двери темницы.
     - Твой черед бросать кости, - продолжал тот же голос. - Возвращайся побыстрее, и доиграем.
     Клаудия надеялась услышать что-нибудь о Гае, хотя в то же время боялась этого. Столь быстрые новости могли быть только плохими. Каждый прошедший час означал еще один час его жизни. Эта мысль немного успокоила Клаудию. Она провела рукой по холодной стене, вновь пересчитывая камни, затем закрыла глаза и попыталась подсчитать, сколько раз Гай целовал ее.
     Металлический звон ключей заставил ее обернуться к двери. Кто-то хочет войти к ней. Но у часовых нет причины делать это. Наверное, это Кенрик или Фиц-Алан пришли сообщить самое страшное.
     У Клаудии замерло сердце, когда дверь медленно отворилась. Ослепляюще яркий свет факелов из коридора проник в камеру, и Клаудия зажмурилась, за долгие часы привыкнув к кромешной тьме. Открыв их вновь и слегка приспособившись к освещению, она никого не увидела в камере, хотя дверь была по-прежнему распахнута. Клаудия в растерянности стала оглядываться, затем уловила краем глаза движение и резко повернулась. Перед ней стояла темная фигура.
     От человека исходило почти физическое ощущение опасности, и Клаудия, чье сердце готово было выпрыгнуть из груди, стала медленно отступать к стене. Это не Кенрик - тот выше ростом и шире в плечах. Может быть, Фиц-Алан? Незнакомец был закутан в плащ, и капюшон скрывал черты его лица.
     - Но fatto tutto questo soltanto per liberarti, Claudia. (Я сделал все это только затем, чтобы освободить тебя, Клаудия.)
     Ее рука потянулась к горлу. Этот человек говорил голосом ее отца! Кровь с такой силой запульсировала в ее ушах, что она едва могла расслышать звук своих слов.
     - Данте!
     Откинув капюшон, человек сделал шаг вперед, и Клаудия наконец-то разглядела его лицо - отчетливо очерченную линию подбородка, высокие скулы, благородный прямой нос. Он протянул к ней руку.
     - Да, это я, Клаудия.
     Данте! Она едва верила своим глазам. Гай предупредил ее, что он может приехать, но она не смела все же надеяться на это. Целых пять лет она жила только этой надеждой, каждый день тщетно ожидая его возвращения. Клаудия пошатнулась, и Данте схватил ее за плечи.
     - Только не падай в обморок, - повелительно произнес он. - Нам надо уходить отсюда как можно быстрее, и я не собираюсь нести тебя на руках.
     - Но почему нам надо... - Клаудия запнулась. С чего вдруг она решила, что Кенрик и Фиц-Алан послали Данте освободить ее? Братья Гая никогда не отпустят ее на свободу по своей воле. Данте пришел, чтобы помочь ей сбежать.
     Ее голову переполняло такое количество мыслей, что Клаудия не могла сосредоточиться ни на одной из них. Данте вернулся к ней! Обняв брата, она прильнула к его широкой груди. Помедлив мгновение, он тоже обнял ее. Клаудия еле слышно прошептала:
     - Я думала, что уже никогда тебя не увижу. Почему ты оставил меня одну в Лонсдейле на целых пять лет?
     - Я надеялся, ты там будешь в безопасности, - сказал он спокойно, - Дядя Лоренс не питает ни к кому из нас родственной любви, но я никак не мог предположить, что он способен причинить тебе вред. Из всех мест, куда я мог взять тебя в эти годы, Лонсдейл был самым безопасным.
     - Ты перестал писать, и я не знала, где тебя искать. Ты можешь представить себе, как я волновалась? - Она слегка отодвинулась, чтобы получше разглядеть его. - Неужели ты забыл обо мне?
     - Я никогда не забывал тебя! - Его голос был полон раскаяния, и он крепче сжал ее плечи, как бы доказывая искренность своих слов. - Никогда, сага (дорогая). Ни на один день! Я живу не такой жизнью, чтобы ты могла гордиться мной, и взять тебя с собой значило подвергать тебя опасности. Только поэтому я не приехал к тебе раньше. У меня и сейчас нет безопасного убежища, куда я мог бы отвезти тебя, но уж лучше ты умрешь в моих объятиях, чем попадешь в руки Монтегю.
     - Король рассказал тебе о послании Гая?
     - Да, - резко произнес Данте. - И я много узнал с тех пор нового. Этим утром я вошел в замок, переодевшись слугой. Во время праздника я был в зале и видел все - в том числе то, что барон Монтегю обращается с тобой так, как будто он имеет на тебя права.
     - Он собирается жениться на мне, - быстро сказала Клаудия, вступаясь за Гая. Она не хотела рассказывать Данте о своих подозрениях - у него самого, конечно, их хватало. И они оба могут быть не правы. Она должна верить Гаю, пусть даже и не уверена в его доверии к ней. - Как только Гай придет в себя, он велит освободить меня.
     - Он велел посадить тебя в тюрьму. Его братья хотят повесить тебя.
     - Гай не говорил ничего подобного, - возразила Клаудия. - Он попросил братьев охранять меня, но они неверно поняли его слова. Кенрик и Фиц-Алан знают, что Роберто - наш брат. К тому же они приехали сюда, чтобы помочь Гаю отомстить нашему дяде. Разве можно упрекать их, что они сочли меня виновной?
     Данте рассмеялся тихим, безрадостным смехом, от которого у Клаудии пробежали мурашки по спине.
     - Я как раз и рассчитывал, что они сочтут тебя виновной.
     - Ч-что... что ты имеешь в виду?
     - Это я отравил Монтегю, - сказал Данте. - Это был единственный способ спасти тебя.
     Клаудия с расширившимися от ужаса глазами отступила назад. Если Данте хочет убить кого-нибудь, этого человека ждет неминуемая смерть. Слабая надежда, которая поддерживала в ней жизнь все эти последние мрачные часы, внезапно рухнула.
     - Ты убил Гая?
     Данте схватил ее за руку и притянул к себе.
     - Нет, Клаудия. Я не мог подвергать тебя риску - вдруг Монтегю захочет изобразить галантного кавалера и предложит тебе отпить из своего кубка. Кроме того, король заставил меня поклясться, что я не стану убивать Монтегю или кого-нибудь из его людей. Он будет страдать, но не умрет. По крайней мере, не теперь.
     Клаудию охватила дрожь.
     - Гай будет жить?
     - Разве я уже не сказал тебе? - Он достал из-под плаща темный сверток. - Надень эту накидку. Мы должны уходить немедленно, или все будет потеряно.
     - Но я не могу! - Клаудия оттолкнула накидку. Руки ее дрожали, и мысли беспорядочно мешались друг с другом. Данте сделал все это, чтобы помочь ей, а о Гае он и не подумал. Ей захотелось ударить брата, заставить его почувствовать такую же боль, какую он причинил ей. В один ужасный момент она даже пожалела, что он вновь появился в ее жизни. Теперь у нее не было выбора - Данте должен покинуть ее.
     - Я останусь здесь, чтобы исправить все, что натворил ты. Гай придет за мной, когда очнется от действия твоего яда, и я расскажу ему всю правду. Не беспокойся - он не сочтет меня ответственной за чужие поступки.
     - Ты сошла с ума! - Данте ошеломленно провел рукой по волосам. - Он повесит тебя.
     - Он... он любит меня, - запинаясь, произнесла Клаудия.
     Данте покачал головой и глубоко вздохнул.
     - Он обманывает тебя, сестра. Монтегю не любит тебя и не доверяет тебе - иначе ты бы не находилась сейчас здесь.
     - Здесь меня держат братья Гая. Гай никогда...
     - Твой драгоценный Гай пришел в сознание несколько часов назад. - Данте вновь взял Клаудию за плечи и слегка встряхнул ее. - Гай и есть твой тюремщик. Он тоже считает, что именно ты хотела отравить его. Если ты останешься здесь, на рассвете тебя повесят.
     - Но Гай...
     - Он повесит тебя, - холодно повторил Данте.
     "Гай и есть твой тюремщик". Эти слова вновь и вновь звучали в ее ушах. Гай ни на одну минуту так и не поверил в ее невиновность. Клаудия закрыла глаза, но волна боли, которую она ждала, так и не пришла. Вместо этого руки ее задрожали, затем онемение стало охватывать все тело. Но даже теперь она не в силах была отказаться от собственной лжи.
     - Гай придет за мной!
     - Да, с веревкой в руках, - Данте покачал головой. - Ты должна идти со мной. Немедленно.
     Ей надо остаться здесь. Зачем - чтобы быть повешенной? Данте прав - Гай обманывал ее. Он поклялся, что не будет винить ее за чужие поступки, но яд, подсыпанный Данте, заставил его передумать. Его братьям даже не понадобится убеждать его. Она могла представить себе, какие злодейства приписывают ей сейчас Кенрик с Фиц-Аланом, какие слова нашептывают они на ухо Гаю, чтобы ожесточить его сердце. Здесь, в этом замке, она чужая. На кого другого могут пасть подозрения? К тому же никому не известно, что Данте был на пиру. Клаудия пристально вглядывалась в лицо Данте, стремясь заглянуть ему в глаза.
     - Хорошо, Данте. Я пойду с тобой.

***

     Гай очнулся на рассвете следующего дня. Голова у него была ясной - почему-то это показалось ему странным. Он повернулся на бок и протянул руку в поисках Клаудии. В тот же момент на него накатила волна головокружения, и он вспомнил все, что вчера произошло: пир, яд, тяжелые кошмары, мучившие его всю ночь, и рвотное, которое дал ему врач, чтобы очистить желудок от остатков отравы. Гай почувствовал страшную слабость во всем теле.
     - Он вновь очнулся, - донесся до него голос Кенрика.
     С трудом подняв веки, Гай нашел взглядом Кенрика и Фиц-Алана, сидящих за столом. Встав, они подошли к кровати. Гай попытался сесть. Обнаружив, что голова его не так ясна, как показалось ему вначале, он потер лоб рукой, пытаясь прийти в себя.
     - Где она?
     - Об этом можно поговорить после, - ответил Кенрик, открывая сундук и доставая оттуда тунику и штаны. - Лекарь сказал, что тебя больше не будет рвать. Я одену тебя, если хочешь.
     - Я могу одеться самостоятельно, - запинаясь, с трудом произнес Гай, неуверенный, что сможет выполнить обещанное. Оглянувшись, он поискал глазами какой-нибудь напиток, которым можно было бы смягчить воспаленное горло. Хотя, судя по состоянию желудка, любое питье сейчас скорее повредят ему, нежели пойдет на пользу.
     Кенрик бросил одежду на постель.
     - Тебе нужно двигаться, чтобы вывести яд из организма.
     - Врач хотел ночью пустить тебе кровь, - добавил Фиц-Алан, когда Гай попытался запротестовать. - И вырвать для полноты ощущений пару зубов. Мы убедили его отложить эти меры до утра, если тебе не станет лучше. Если хочешь сохранить свои зубы в целости, в твоих же собственных интересах встать и пойти с нами на прогулку.
     Единственным желанием Гая было вновь улечься и погрузиться в сон. Кенрик с Фиц-Аланом тоже выглядели усталыми, как будто всю ночь не смыкали глаз. Скорее всего, подумал Гай, так оно и было. На обоих были те же одежды, что и во время праздника.
     Гай откинул одеяло.
     - Если этот шарлатан осмелится приблизиться ко мне со своими щипцами, я из него котлету сделаю. - Он стал натягивать тунику, стараясь не показывать, с каким трудом ему дается эта несложная задача. - Где Клаудия?
     - В тюрьме, - ответил Кенрик, - вот твои башмаки:
     Гай замер.
     - Где-где? - хриплым шепотом переспросил он.
     - В тюрьме, - хмуро повторил Кенрик, затем, взглянув на Фиц-Алана, добавил:
     - Ты же сам велел взять ее под стражу.
     - Я велел охранять ее! - закричал Гай. Схватив штаны, он принялся надевать их, игнорируя протесты желудка. - Я хотел, чтобы вы охраняли ее - ото всех, кому придет в голову обвинить ее в попытке убить меня. Господи, я надеялся, что вы не окажетесь в числе этих недоумков!
     Сильный приступ головокружения чуть не заставил его потерять сознание, и он упал бы, если бы его не подхватил Фиц-Алан. Придя в себя, Гай отбросил его руку.
     - Вы что, не могли остановиться и подумать, что вы делаете?
     - Здесь все ясно! - отрезал Кенрик. - Мы вновь спасли тебя от этой шлюхи. Судя по горам крысиных трупов, разбросанных по всему замку, эта девка хорошо знает свое дело. Она уже пыталась убить тебя в день нашего приезда. Вчера она чуть не добилась успеха. Если бы я мог предположить, что ты станешь отрицать очевидное, я бы сразу приказал ее повесить.
     Схватив Кенрика за ворот туники, Гай произнес сквозь стиснутые зубы:
     - Тебе повезло, что ты этого не сделал, брат. Я убил бы тебя без раздумий.
     - У тебя не все дома, - спокойно произнес Кенрик, легко освобождаясь от хватки Гая.
     В нынешнем ослабленном состоянии Гай не в силах был выдержать поединок с Кенриком. Он глубоко вздохнул.
     - Ты прав. Я не смог бы убить тебя, но не из-за отсутствия желания.
     Сев на кровать, он стал натягивать башмаки.
     - Крысы - единственные живые существа, которым Клаудия способна причинить вред. Неужели вы не помните, как она испугалась, что собака может умереть от ее яда? И вы хотите сказать, что при этом она хладнокровно обрекала меня на тот же удел?
     Ни Кенрик, ни Фиц-Алан не ответили. Гай фыркнул от отвращения.
     - Вам не пришло в голову, что у барона Лонсдейла в Монтегю может быть шпион? И что яд - его рук дело?
     - Мы думали об этом, - сказал Фиц-Алан, - и поэтому приказали запереть ворота и удвоить стражу. Никто не входил в замок и не покидал его. - Он строго посмотрел на Гая. - Мы не такие глупцы, как ты думаешь. Конечно, есть вероятность, что леди Клаудия здесь ни при чем. Но прими также во внимание, что наша способность здраво рассуждать не затуманена безрассудной страстью.
     - Отравлен ты был один, - вступил в разговор Кенрик. - Твой оруженосец проверил все кубки с вином, что были на столе, однако нигде больше не смог обнаружить ни следа яда. Это значит, что яд подмешал в твой кубок тот, кто мог сделать это незаметно. Если говорить конкретней - один из нас. Ты прекрасно знаешь, что ни мы, ни Томас с Эвардом этого сделать не могли. Остается только Клаудия. Не стану отрицать - она производит впечатление благородной и глубоко преданной тебе леди. Но не странное ли совпадение, что она родом из семейства, члены которого известны своей склонностью к отравлениям? - Кенрик покачал головой. - Эта женщина околдовала тебя, ты стал слеп от страсти. То, что ты любишь ее, не снимает с нее вины. Чтобы доказать ее непричастность к преступлению, нужны более серьезные доказательства. Мы делаем все, что полагаем необходимым, дабы обеспечить твою безопасность. На нашем месте ты поступил бы так же.
     Оценивая ситуацию объективно, Гай не мог не признать, что у Кенрика есть веские причины отстаивать свою точку зрения. Легко понять, почему Клаудия не вызывает у его братьев ни малейшего доверия. Гай задумчиво молчал, все же не в силах согласиться с железной логикой Кенрика. Страсть не ослепила его - просто он любил Клаудию за те качества, которые позволяли ему быть уверенным в ее невиновности. К тому же он знал ее гораздо лучше, чем его братья - да и вообще чем кто-либо на свете.
     - Спасибо за вашу заботу обо мне, - спокойно и рассудительно промолвил Гай. - Я понимаю, сейчас вы считаете, что я не в своем уме, но со временем вы поймете, как я был прав. Я попросил вас охранять Клаудию только потому, что уверен - в Монтегю есть по меньшей мере один шпион Лонсдейла. Возможно, их больше. Барон Лонсдейл наверняка уже знает, что вы двое находитесь здесь. Ему не составит труда догадаться, что мы намереваемся осадить Холфорд. Не исключено, что он боится, как бы мы не захотели штурмовать сам замок Лонсдейл. Одно твое войско, Кенрик, вполне в состоянии захватить его. Если же мы объединимся, нашей армии не сможет противостоять ни одна крепость в Англии.
     Посмотрев на братьев, Гай заметил, что в их глазах затеплилось понимание. Обрадованный этим, он перешел к главному доказательству своей правоты. Яд помешал ему рассказать об этом вчера.
     - У меня есть причина подозревать барона Лонсдейла. Когда он планировал убить меня во время моего визита к нему, то полагал, что моя семья не станет мстить за меня, если я умру при подозрительных обстоятельствах в стенах его замка. Он хотел представить мою смерть как дело рук Клаудии, затем выдать ее моим людям. Ее казнь должна была, по его замыслу, удовлетворить жажду мести у моей родни.
     Обведя братьев взглядом, он продолжил:
     - К тому же не забывайте, что Клаудия отнюдь не глупа. Неужели вы думаете, что она отравила бы меня, зная, что именно ее вы оба сочтете виновной в преступлении? Если Клаудия все же столь сильно меня ненавидит, зачем ей убивать меня до свадьбы - ведь она стала бы богатой вдовой, сделав это через две недели! - Гай покачал головой. - Она могла пойти на такое, только желая погибнуть в муках.
     Кенрик и Фиц-Алан нерешительно переглянулись.
     После недолгого молчания Фиц-Алан неуверенно произнес:
     - В письме ты не сообщил нам подробности заговора Лонсдейла и ничего не рассказал об этом после нашего приезда. Если бы мы знали... - Он пожал плечами, давая понять, что все же и новые сведения не доказывают убедительно невиновность Клаудии.
     - И кто кого тогда должен упрекать в слепоте? - Гай неприязненно посмотрел на братьев и направился к двери. Комната раскачивалась у него перед глазами, и он вынужден был опереться о стену. Даже эти несколько шагов дались ему с невероятным трудом, и сложно было представить, что он в состоянии самостоятельно держаться на ногах долгое время. Отринув гордость, он вынужден был попросить братьев сопровождать его.
     - Я готов совершить прогулку, на которой вы настаивали. Мы идем в темницу.

***

     Двумя часами позже Гай судорожно сжимал луку седла, страстно желая, чтобы земля перестала кружиться у него под ногами. Вернее, под ногами его лошади. Он знал, что его скакун смирно стоит на месте, но мир вокруг плясал в сумасшедшем танце. Виною этому было не только действие яда - ничуть не меньше на Гая подействовало исчезновение Клаудии.
     Отправившись в тюрьму, Гай добрался только до залы, когда встретил Эварда и Томаса, спешивших к нему с плохими новостями: солдаты, посланные сменить стражников Клаудии, обнаружили их связанными, с заткнутыми кляпом ртами. Та же участь постигла часовых, охранявших запасной выход. Двое из них, по всей видимости, были опоены тем же ядом, что и Гай, а третий потерял сознание от сильного удара по голове. Никто не успел толком рассмотреть нападавшего. И, что хуже всего, Клаудия исчезла без следа.
     Раздавая приказания и наблюдая, как две сотни рыцарей в полном вооружении седлают коней, Гай никак не мог избавиться от ощущения, что вот-вот проснется и все случившееся окажется не более чем еще одним вызванным ядом кошмаром, каких он уже немало насмотрелся этой ночью. Казалось невозможным, что Клаудия была теперь вне его досягаемости, что он был лишен возможности защитить ее. Стоило Гаю закрыть глаза, как перед ним представала Клаудия - такой, какой он видел ее в последний раз, когда она с испуганным выражением лица склонилась над ним, одурманенным отравленным вином. Гай прошептал самое страшное ругательство, какое только мог