сы свободно ниспадали на плечи. Застывшая  на  картине  в
неподвижной позе амазонка была очень красива.
   На другом полотне она же мчалась вперед, положив грациозным  жестом  руку
на гриву животного.
   - Она напоминает тебя, - прошептал Менсур.
   Лорин, несколько удивленная, согласилась.
   По обе стороны коридора располагались комнаты.  Лорин  бросила  взгляд  в
одну приоткрытую  дверь,  потом  потянула  Менсура  ко  второму  лестничному
пролету, освещенному сейчас маленькой лампой из резного стекла.
   Большая  зала  проходила  кругом  по  этажу,  образуя  некоторое  подобие
ротонды. Огромный гобелен на стене представлял собой сцену приема при  дворе
Шах-Яхана. В углу она увидела  большую  изразцовую  печь  голубого  цвета  с
плотным витым узором. Паркет из эбенового дерева  давал  рыжеватые  отсветы,
приятно пахло кожами, выделанными в Корду.
   На последнем этаже под сводом, закруглявшимся  у  пересечения  потолочных
балок, находилась целая анфилада комнат с полом  из  отполированных  плиток.
Там были видны большущие шкафы, тянувшиеся под  самый  верх  остова  здания,
другая мебель розового и  белого  цвета,  а  также  всевозможные  вещицы  из
слоновой кости и нефрита.
   Рука Лорин неразлучно покоилась в ладони Менсура. Он чувствовал на  своей
щеке ее ровное дыхание, которое не участилось даже  от  усталости  во  время
этого подъема.
   На какое-то время она присела на старинный диван  из  светлого  лимонного
дерева, обтянутый тканью в разводах. На ее  взгляд,  тон  был  очень  хорошо
подобран, а эти смешанные отблески золотого и  зеленого  напоминали  морские
ракушки.
   Менсур не отводил глаз от бледной кожи ее обнаженных рук, столь  жаждущих
этой ночью и нежные прикосновения которых он все  еще  чувствовал  на  своем
затылке и спине. Эта женщина заставляла его мечтать.
   - Ну как, что ты думаешь насчет этого дома? - спросил  он  с  мучительным
беспокойством.
   - Очаровательно, оригинально... Какой тонкий вкус! - Она поднялась, чтобы
пойти распахнуть настежь окно.
   У ее ног простирались сады Шалимара - это чудо грациозности  и  гармонии.
Растительность, вода и воздух -  каждый  элемент  нашел  здесь  свое  место.
Беседки из песчаника и фонтаны в белом мраморе каскадами подымались то  там,
то тут. Ручьи источали струи воды и света.
   Какое-то мгновение она  осматривала  самую  высокую  террасу,  называемую
Фарах-Бахш - "та, что  дает  удовольствие",  потом  ее  взгляд  затерялся  в
зеленом хаосе двух других террас: Фаиз-Бахш - "полные добра".
   Тусклое золото, что солнце в избытке изливало на  крыши  башенок,  темные
купы деревьев и журчание водяных струй лишь усиливали красоту этого места.
   Плененная Лорин облокотилась на балюстраду.
   - Если хочешь, я предлагаю тебе  здесь  жить.  Она  обернулась  в  полной
растерянности.
   - Здесь?
   - Да, дом свободен. Ничто не мешает нам остаться здесь.
   Держа руку на балконе,  Лорин  окинула  комнату  долгим  взглядом.  Потом
улыбнулась. Шелковистая нежность ее волос, отблеск плеч, гибкая линия  бедра
придавали ей сверхъестественную грациозность.
   - Ничто не могло бы мне доставить  большего  удовольствия,  -  наконец-то
прошептала она. - Но я думала...
   Он прервал ее, целуя в закрытые глаза.
   - Не беспокойся. Я позабочусь обо всем.
   Застигнутая врасплох, Лорин не могла в это поверить.  Она  будет  жить  в
этом идиллическом уголке, устроенном для радости  могольских  императоров  и
напоминавшем об их былом величии!
   В воздухе пахло мускусом и розами.
   Приведенная в смущение таким обилием красот, она медленно  спустилась  по
лестнице. Менсур молча проследовал за ней. В  комнате,  освежаемой  большими
качающимися  опахалами,  располагалась  кровать  под   балдахином,   Крупные
ярко-красные цветы плавали в водоемах. Внимание Лорин моментально  привлекло
венецианское  зеркало,  заключенное  в  рамку  туалетного  столика.   Слегка
выпуклое,  врезанное  в  блестящую  металлическую  оправу,  оно  давало   ей
укрупненное изображение  комнаты.  Ее  собственные  глаза,  прозрачные,  как
морская вода, вдруг засветились темным гагатом.  Может  быть,  такой  эффект
давала оловянная амальгама зеркала. Или же  в  этом  невинном  куске  стекла
следовало усматривать волшебное зерцало?
   Она инстинктивно сжалась в руках Менсура. На какое-то  мгновение  у  него
промелькнуло видение собственно их  пары,  глядящей  из  зеркала,  этого  их
собственного двойника, отражавшегося столь загадочным образом.
   У  него  возникло  желание  обласкать   ее   загорелую,   горячую   кожу,
почувствовать под своими пальцами формы ее тела, его вновь повлекло  к  этим
губам, которые умеют раскрываться навстречу поцелуям.
   Одну за другой он принялся расстегивать перламутровые пуговицы, сжимавшие
грудь Лорин. С легким шорохом платье скользнуло на пол.
   Дрожащая от волнения и нагая, с длинными  ногами,  прижавшимися  к  ногам
Менсура, с каштановыми волосами, свободно разметавшимися по  плечам,  она  с
полным доверием прильнула к нему. Ее  тело  звало  его,  воспламеняя  в  нем
буйное желание.
   Теперь уже она, дрожа от нетерпения, раздела его и привлекла к  себе.  Ее
волосы, рассыпавшиеся по подушке, придавали ей некую  таинственность.  Смесь
запахов деревьев и воды, что приносил ветер, усиливал запах ее кожи.
   Следуя велению ее желания, он прислушивался к  биению  ее  сердца  и  был
счастлив, что она была тут, в его объятиях, обнаженная и распростертая перед
ним. Он беспрерывно возвращался к ней, откликаясь лишь на  зов  наслаждения.
Это нежное и хрупкое тело, эта самоотдача, эта безмерность удовольствия, это
смешение нежности и страсти приводили его в восторг.
   Отныне ничто не могло нарушить абсолютную и безмятежную полноту их любви.
Их желание нарастало по мере того, как их тела отдавались  друг  другу.  Они
наслаждались единением плоти, свойственной лишь тем, кого посещает  страсть,
эта соучастница любовников, которых  сводит  вместе  ночь.  Вскоре  они  уже
перестали  принадлежать  себе,  чтобы   перейти   в   состояние   счастливой
отрешенности.
   С приближением сумерек запах  кедра  и  других  многочисленных  древесных
пород резко усилился. В сказочном полуоцепенении Лорин  подумала,  что  сады
Шалимара,  это  благословенное  место,  чудесным  образом  оправдывали  свое
название.