оянии  выдержать
немного критики.
   - Что-то не в порядке с человеком, если он не в состоянии  разобраться  и
занять более позитивную позицию, - сказала Мелоди  старому  Логану,  который
злорадно хихикал, наблюдая за развернувшейся баталией. - А такой  негативный
вклад нам не нужен.
   Чугунная сковорода была поставлена на плиту с невероятным грохотом.
   - Может быть, - откликнулся Джеймс, - вообще никаких  вкладов  не  нужно.
Может быть, люди, жизнь которых вы во что бы то ни  стало  хотите  изменить,
предпочитают, чтобы все осталось как есть.
   - А что, если он прав на  сей  раз?  -  Сет  взглянул  на  Мелоди  из-под
лохматых бровей.
   Мелоди окинула взором скудные предметы первой необходимости,  из  которых
состоит дом Сета.  На  языке  вертелся  вопрос,  как  может  он  поддакивать
оппонентам в то время, как проект способен лишь улучшить качество его жизни?
Но ей на память вновь пришли преследовавшие ее слова Джеймса: "Они не  хотят
благотворительности от вас. Они ее отвергают. Более того, она никоим образом
не решает проблем, лежащих под поверхностью явлений".
   Мелоди взглянула еще  раз  на  Сета,  обратила  внимание  на  его  упрямо
выставленную челюсть. Это тот самый гордый человек, который победил смерть и
который приходит в бешенство,  когда  ему  пытаются  силой  навязать  помощь
других, хотя она ему крайне необходима. И Мелоди знала, что в  одном  Джеймс
прав: она не смогла учесть важное обстоятельство, когда впервые выступила  с
оригинальной    идеей    создания    общественного    центра,    -    Мелоди
проконсультировалась со всеми на свете, только не с подлинными экспертами  -
людьми, для которых этот центр предназначался. Что думают они, ее  не  очень
тогда интересовало. С точки зрения Сета и его друзей, это, должно  быть,  не
только смехотворное упущение, но и самое непростительное нахальство.
   - Мы не хотим, чтобы посторонние вмешивались в нашу  жизнь,  -  продолжал
Сет, придавая больше весу ее запоздалым раздумьям.
   - Значит ли это, что я для вас посторонняя?
   - Нет, девочка. Но это лишь потому, что я узнал  тебя  лучше,  увидел  не
только то, что дано видеть глазу.  А  о  твоих  странных  коллегах  этого  я
сказать не могу. - Сет потянул воздух носом. - Их не волнует, как живут люди
вроде меня, Мелоди. Они обеспокоены лишь тем, чтобы мы не умирали на  пороге
их магазинов и домов, так как это плохо для их бизнеса.
   Сет был слишком близок к истине, чтобы это  успокаивало.  Но  все  же  не
утрачивало свою ценность то хорошее,  что  тот  же  Сет  может  получить  от
будущего  центра,  если  проект  осуществится.  Застегивая  пальто,   Мелоди
продолжила свою мысль.
   - Конечно, теперь вы знаете, что ваши судьбы мне совсем не безразличны, и
по этой причине я не могу просто забыть о своей идее.  Можем  мы  как-нибудь
поговорить еще о проекте и выработать  насколько  возможно  взаимоприемлемый
план?
   - Сомнительно, на мой взгляд, но, наверное, попытка не в убыток,  буркнул
Сет, стерпев мимолетное объятие.
   - Так быстро уезжаешь? - выглянул из кухни Джеймс с деревянной лопаточкой
в руке и посудным полотенцем, завязанным на поясе. - Вот так так!  А  я  как
раз    собирался    пригласить    тебя    закусить    простым    старомодным
североамериканским гамбургером.
   Мелоди сладко улыбнулась.
   - Пожалуй, в другой раз.
   Он вздохнул с явным облегчением.
   - Тогда я провожу тебя.
   - Не беспокойся. Я не хотела бы отрывать тебя от плиты.
   - Никакого беспокойства, - настаивал он, направляя ее в дверь, а потом по
дорожке.
   Мелоди собиралась уйти тихо и незаметно, но пальцы  Джеймса,  сжавшие  ее
локоть сквозь материю пальто, заставили ее передумать.
   - Хочу, чтобы ты знал,  -  вскипела  она,  энергично  вырвавшись  из  его
хватки. - Если бы у твоего бедного отца была  большая  печь,  я  бы,  может,
осталась, чтобы отправить тебя туда - головой вперед.
   Джеймс так пнул ногой  в  старую  скрипучую  калитку,  что  она  чуть  не
сорвалась с петель. Он прорычал сквозь стиснутые зубы:
   - А я хочу, чтобы тебе было известно: если ты объявишься  здесь  снова  с
видом леди из старинного особняка, раздающей милостыню нуждающимся, я засуну
тебя и твои деликатесы в...
   Мелоди уперла в бока сжатые кулаки и стала нос к носу с Джеймсом.
   - Да?
   - А-а-а! - Джеймс махнул рукой, как будто отгонял мучившую  его  муху,  и
издал возглас отвращения. - Я противен сам себе! Мелоди, поезжай  домой.  И,
пожалуйста,  если  приедешь  сюда  снова,  то  доставь   мне   удовольствие,
удостоверься заранее, что меня здесь не будет. Мне  не  очень  нравится  моя
манера поведения, когда я нахожусь вблизи от тебя.
   - Хотела бы верить этому, но  не  верю,  -  грустно  сказала  она.  -  Ты
считаешь, что я все делаю не так.
   - Это не правда!
   - Нет, это правда. Когда дело касается меня, ты для удобства не замечаешь
того, что не подтверждает твое предвзятое мнение. Ты  заранее  вбил  себе  в
голову, что я богатая,  пустоголовая  светская  дамочка,  скачущая  поверху.
Соответственно ты все  внимание  обращаешь  на  такие  вещи,  которые  могут
свидетельствовать о моих просчетах в  суждениях,  но  никак  не  затрагивают
моего уважения к тебе или твоему отцу.
   - Какие это вещи? - горячо потребовал ответа Джеймс. - Приведи пример.
   - Ты издевался надо мной из-за еды, купленной мною для Сета, лишь по  той
причине, что она несколько более экзотична, чем та,  к  которой  он  привык.
Однако ты решил позабыть вечер, когда ты сам себя пригласил ко мне на ужин и
в моем доме обошелся самой обыкновенной и неприхотливой едой. Фактически  мы
не раз обедали или ужинали вместе, пища всегда была простая, и ты ни разу не
слышал, чтобы я жаловалась.
   - Ради Бога, Мелоди, я говорю о более серьезных  вещах,  чем  пища!  Речь
идет о жизненных принципах - о том, что мы с тобой говорим на разных языках,
происходим из разных миров.
   - Речь идет о нечестности,  -  заявила  она.  -  В  особенности  о  твоей
нечестности. Ты скорее солжешь сам  себе,  чем  посмеешь  взглянуть  в  лицо
правде обо мне.
   Джеймс отступил на шаг, подозрительно глядя на Мелоди.
   - Что эта чертовщина должна означать?
   - Она означает, что для тебя безопаснее наклеить на меня  ярлык  скучной,
богатой, достойной сожаления бабенки, чем признать, что  я  не  подхожу  под
твои стереотипные, предубежденные, узколобые и несправедливые мерки.
   - Ты забыла еще одно определение - "нелюбезные", - добавил Джеймс,  когда
Мелоди выпустила пар. - И ты забыла кое-что еще.
   - Не знаю, о чем ты.
   - Очень не правдоподобно, чтобы  меня  сексуально  увлекла  женщина  того
типа, который ты только что описала.
   - Ничуть ты не увлечен,  -  печально  ответила  Мелоди,  оскорбленная  до
глубины души тем, как Джеймс упомянул о совершенно особом вечере в ее жизни.
- В этом-то все дело, неужели  ты  не  понимаешь?  Ты  стоишь  в  стороне  и
выносишь суждения, вместо того чтобы проверить, правильны ли твои теории.
   Он  приблизился  на  шаг,  затем  еще  ближе.  Его  голос  превратился  в
отрывистый шепот.
   - Как раз я проверил свои теории, например, когда мы занимались  любовью.
Я был склонен задуматься над последствиями, но ты поспешила меня осадить.  -
Джеймс впился в нее взглядом. - Я не единственный, кто не увлечен.  Помнишь,
что ты сказала, Мелоди? Не надо, мол, выдумывать что-то из ничего. Мы,  мол,
с тобой ни о чем не договаривались. Или нечто в этом роде.
   - Помню, - ответила  она  резко.  Джеймс  преодолел  последние  несколько
дюймов, разделявшие их, и взял ее лицо в ладони.
   - И ты. разумеется, продумала  каждое  слово.  Она  безмолвно  кивнула  и
закрыла глаза, с  ужасом  замечая,  как  ее  гнев  улегся  и  превратился  в
сожаление.
   Не имеет смысла да и слишком поздно было бы утверждать иное. Он ясно  дал
понять, что не заинтересован в брачном союзе, хотя находит Мелоди  желанной.
Она  же  теперь  знала,  что  не  относится  к  тому  типу  женщин,  которые
удовлетворились бы жалкими крохами. Джеймса можно было бы заставить пойти на
такой союз - и затем питаться его подаянием всю жизнь.  Таких,  как  Мелоди,
подобный вариант не устраивает. Ее девиз - все или ничего!
   Мелоди  чувствовала  на  губах  его  дыхание  и  знала:   достаточно   ей
пошевелиться, и Джеймс прильнет к ней  губами.  Однако  ей  было  ясно,  что
сейчас нельзя допускать поцелуев. Это было бы ошибкой. Но  секунды  уходили,
Джеймс  не  делал  попыток  воспользоваться  случаем,  и   Мелоди   испытала
разочарование, а вместе с ним - боль...
   Ночь была полна голосов: прогудел морской паром, отваливая от пирса, - он
уходил в рейс через пролив, волны били в мол, тихие звуки радио донеслись из
проехавшей мимо машины. Однако все  это  заглушалось  взволнованным  тяжелым
биением ее сердца.
   Мелоди уже готова была вырваться и избавиться  от  гнетущего  очарования,
когда Джеймс заговорил.
   - Посмотри на меня, Мелоди. Ничто  не  сдвинется  с  места,  если  ты  не
сделаешь следующий шаг. Захваченная врасплох его словами, она повиновалась -
взглянула на Джеймса.
   - Это уже лучше, - сказал он и преодолел разделявшее их  микроскопическое
пространство. Теперь последовал поцелуй, и Мелоди нашла, что он стоил  любой
цены, какую бы ей ни  пришлось  платить.  Джеймс  нежно  держал  ее  лицо  в
ладонях, как истинный любовник. Его рот уговаривал, поддразнивал и соблазнял
с такой убедительностью, что Мелоди не знала, откуда она берет  силу,  чтобы
устоять на ногах.
   Он разжег в ней невероятную страсть, и Мелоди охватила его за шею руками,
прижалась к  нему.  Она  была  совершенно  бессильна  сдержать  легкий  стон
наслаждения. Все ярко сверкающие звезды, что еще секунду назад прочно стояли
на якоре в небесном океане,  вдруг  закрутились  в  колесе  забвения.  Глаза
Мелоди вновь закрылись, ослепленные этим  звездным  светом,  и  вся  она  до
последней косточки, до последнего мускула, до  последнего  малейшего  очажка
сопротивления растворилась в закручивающейся  на  гребне,  гигантской  волне
экстаза.
   Джеймс нигде больше не касался Мелоди. В  этом  не  было  нужды.  Он  все
выразил языком и губами, воспламенил ее  всю,  затемнив  сознание  и  убедив
смотреть на острые углы жизненных проблем сквозь розовые очки. Неужели может
быть правдой, что она значит для Джеймса больше, чем он готов признать?
   Должно быть, интуиция подсказала ему, какой оборот  принимают  ее  мысли,
потому что он отстранился, но не резким движением, а понемногу, с медленной,
рассчитанной жестокостью.
   Мелоди не могла вынести утрату, потерю  его  мощного  тепла,  сладкого  и
дикого вкуса его рта. У нее  снова  вырвался  стон.  Она  прильнула  к  нему
сильнее, запустив пальцы в волосы и цепляясь за него отчаянно, как за жизнь.
Но ей не было дано удержать Джеймса. Он преспокойно высвободился, и холодный
зимний воздух обнял ее как бы вместо него, остудил губы  и  горло,  наполнил
сердце льдом.
   И хотя луны не было, свет, лившийся из  окон  коттеджа,  позволял  Мелоди
видеть его лицо. Кто бы мог подумать, что  эти  сурово  сжатые,  неулыбчивые
губы способны выражать нежность и страсть? Однако как  бы  этот  поцелуй  ни
воздействовал на Мелоди, он раздул и те угли, что тлели в душе у Джеймса.
   - Никаких договоров, да? - издевался он.
   Она не осмелилась отвечать, боясь, что голос сорвется и выдаст ее.  К  ее
ужасу глаза наполнились слезами, губы задрожали. С  единственным  намерением
избавить его от  неприятного  зрелища,  когда  она  будет  выглядеть  полной
идиоткой, Мелоди отшатнулась от Джеймса. Однако  она  не  успела,  очевидно,
спрятать сверкнувшие слезы.
   Рука его вытянулась и задержала Мелоди.
   - Скажи мне, что я прав, - настаивал он, и неожиданно его  голос  утратил
настойчивость. - Подтверди, что ты достаточно практична,  чтобы  не  верить,
будто такое поверхностное взаимное влечение, как между нами, может перерасти
во что-то более глубокое. - По ее лицу сбежала одинокая слеза  -  Мелоди,  -
забормотал он торопливо, - я не  понимаю,  как  ты  можешь  вводить  себя  в
заблуждение, считая, будто из нас получится хорошая пара!
   - Конечно, ты не понимаешь, - заплакала  она.  -  Ты  слеп  и  не  видишь
очевидное, уж не говоря о том, чтобы подумать и заглянуть в голову и  сердце
другого человека да узнать, что там происходит.
   - Я не слеп, - возразил он. - Я просто реалист.
   - Реалист?
   Дрожь в голосе Мелоди по мере того, как оживал ее  гнев,  уступила  место
чему-то похожему на смех.
   - Забудь свои теории обо мне, точнее о нас, и осмотрись хорошенько вокруг
себя, Джеймс. Подумай, что ты реально Видишь, когда снова  войдешь  в  дверь
этого жалкого маленького коттеджа...
   - Для тебя он жалкий, может быть, но Сет называет его своим домом.
   - И пока ты будешь там находиться, - продолжила Мелоди, набираясь сил  от
своего разгорающегося гнева, - посмотри на человека, которого  ты  называешь
отцом, и задумайся над тем, какую жизнь он ведет. Ах, я  забыла,  ты  же  не
называешь его отцом, не правда ли? Ну да, конечно, -  это  свидетельствовало
бы о слишком большой  личной  привязанности,  о  близости  между  вами,  что
создавало бы неудобства. В конце концов важны не  слова,  и  как  бы  ты  ни
называл его, это наименование не сделает благого дела  -  не  избавит  жизнь
Сета от пустоты, которая  уже  завладела  ею.  Задумайся  над  тем,  как  он
проводит рождественские праздники, Джеймс. Спроси у себя, почему он болтался
в дождь у здания, где был бал-маскарад, полупьяный  и  задиристый,  в  ночь,
когда его сбила машина.
   - Мне это нельзя поставить в вину, - хмыкнул  Джеймс  -  Допустим.  Тогда
поспеши с чистой совестью  на  острова  Карибского  моря  или  еще  лучше  в
Тимбукту. Это гораздо дальше и безопаснее. Сет не объявится там  неожиданно,
и, можешь быть уверен, черта с два появлюсь там я. Так  что  тебе  не  нужно
будет возиться с нежелательным бременем наших пожеланий или привязанностей.
   - Мой отец не хочет, чтобы я был к нему привязан.
   - Твой отец даст отрубить свою правую  руку  ради  того,  чтобы  вы  были
близки, но не хочет это тебе показывать. До сего дня он обходился без  сына,
на которого мог бы опереться. Что для него еще тридцать пустых лет?
   На гранитном подбородке Джеймса дрогнул мускул.
   - Ты кончила?
   Мелоди взглянула на него и подумала, неужели  потребуется  тридцать  лет,
чтобы забыть, как легко было бы прожить жизнь, любя его. Злость обратилась в
отчаяние.
   - О, да, - сказала Мелоди покорно. - Я кончила. До свиданья, Джеймс.
   Он смотрел вслед, пока красные огоньки задних фар ее машины не исчезли за
поворотом старого мола, и  все  время  убеждал  себя,  что  у  него  в  душе
преобладает чувство облегчения. С самого начала она  служила  раздражителем,
и, хотя порой требовались чрезвычайные шаги, ему  удалось  по  крайней  мере
отделаться от нее. В этом он не  сомневался  ни  на  миг.  В  том,  как  она
попрощалась, с предельной ясностью прозвучало, что все закончилось навсегда.
Да и потом - она села за руль и уехала, ни разу не оглянувшись назад.
   Если бы он не был так чертовски зол, он бы посмеялся при мысли о том, что
только что произошло. Место действия: одна из глухих улочек в  бедной  части
города. Двухместный спортивный автомобиль за семьдесят тысяч долларов  стоит
у обветшавшей хижины преклонного возраста, за которую не дали бы  и  десятой
части этой суммы, хотя цены на недвижимость раздуты. Действующие лица: она -
дама, закутанная в радужно-зеленоватое пальто с золотистым начесом, на ногах
импортные итальянские сапоги  на  меху,  женщина  надушена  лучшими  духами,
которые может предложить Париж; он -  талия  обвязана  кухонным  полотенцем,
призванным  предохранить  джинсы,  которые  куплены   на   местной   дешевой
распродаже, когда он понял, занимаясь делами отца,  что  ему  не  отделаться
обязательными визитами в больницу и беготней по поводу страховки.
   Представление, конечно, было смехотворным с начала до конца. Но  в  конце
концов почему бы и не посмеяться. С первой минуты все его контакты с  Мелоди
Верс были просто нелепы, и теперь совершенный абсурд - стоять  на  морозе  и
размышлять, а нет ли крупицы правды в том, что она наговорила.
   В разладе со всем этим проклятым миром Джеймс направился назад в дом.  Он
сморщился, когда заскрипели петли - сначала  калитки,  затем,  более  резко,
входной двери.
   - Если твое настроение хоть на одну десятую такое же плохое, как  внешний
вид, - изрек Сет, глядя из-под нахмуренных бровей, - то мне тебя жаль.
   Ну, это, наверное, та последняя капля,  которая  может  переполнить  чашу
терпения: жалость Сета в дополнение к презрению, выраженному Мелоди.
   - Я голоден, - выпалил Джеймс. - Давай поедим.
   Гамбургеры имели вкус опилок, пиво выдохлось и было  как  вода,  но  Сет,
кажется, наслаждался вовсю.
   Джеймс прочистил горло.
   - А что, э-э, у тебя было на ужин на Рождество, Сет?
   - Да я и не помню. Ничего особенного, - сообщил Сет, вылизывая  последние
крошки.
   Гамбургер, как кусок свинца, давил в желудке у Джеймса.
   - А как бы  ты  посмотрел,  если  бы,  -  спросил  о,  -  я  свозил  тебя
куда-нибудь, где можно прилично поесть, пока я здесь?
   - Ну его у черту, парень, - возразил Сет. - Мне это ни к чему.  Для  меня
уже удовольствие, если кто-то приготовит еду. Никогда не думал, что скажу об
этом, но временами мне недостает твоей матери. Что-то есть  в  прикосновении
женщины... - Сет нахмурился и, откатившись  от  стола,  повернулся  лицом  к
огню. - Не таю, это вроде как закругляет жизнь  мужчины  по-настоящему.  Она
создает дом в месте, где ты живешь, наполняет его запахом  вкусной  пищи,  и
тогда хочется поскорее за стол.
   Джеймсу не нравилось слушать такие рассуждения.
   - Для этого тебе не нужна женщина. Сет. Приготовить по рецепту -  в  этом
нет никакого секрета.
   - Может быть, но женщина, у нее есть секрет, который ничто не заменит.  -
Сет осклабился - не без доли мечтательности, как  показалось  Джеймсу.  -  Я
иногда думаю, если бы твоя мать не собралась и  не  убежала  и  ни  разу  не
подала голоса после того,  как  ты  окончил  школу,  я  бы,  может,  и  один
прекрасный день вдруг оказался у нее на пороге и постучался в ее дверь.
   - Надеюсь, не только потому, что тебе не  хватало  ее  на  кухне!  Как  я
понимаю, вы с ней были парочкой, которая никогда не занималась ничем,  кроме
рукопашной драки.
   - Ну, да. В общем... - Сет принялся задумчиво  массировать  ногу.  -  Она
была слишком молода, чтобы знать, как лучше обращаться  со  мной,  а  я  был
слишком туп. чтобы это понять, и иногда  скандал  -  это  способ  по-другому
выразить свою любовь к человеку. Думаю, если бы мне выпал шанс снова,  я  бы
вел себя во второй раз не совсем так, как прежде. По правде  сказать,  в  те
времена я сам не представлял себе, как объяснить женщине, что я люблю ее.  -
Сет посмотрел в огонь, затем повернулся к Джеймсу. - Думаю,  У  тебя  та  же
проблема.
   - У меня нет никаких проблем, - прозвучал ответ.
   Сет закашлялся.
   - Если ты так думаешь, то ты хуже, чем тупой, ты - чертов идиот. У всех у
нас  есть  проблемы,  сын,  и  что  самое  главное  в  конце  концов  -  это
разобраться, какие из них нам по зубам, а потом иметь мужество заняться ими.
   Джеймс перевел взгляд на огонь, плясавший в камине,  но  не  потому,  что
относился к тем, кто в заблуждении считает, будто в  огне  найдет  ответ  на
нечто столь загадочное, как смысл жизни. Просто смотреть в камин легче,  чем
выдержать довольно проницательный взгляд отца, вот и все.
   Он сосредоточил было внимание на обстановке в комнате, но каждый раз, как
Джеймс пытался сделать это, он слышал снова и снова бичующие слова Мелоди, а
затем и вынесенный ему приговор. Она была права.  Место  жуткое.  Джеймс  не
представлял себе, как отец мог здесь жить.
   А разговор с отцом, который только  что  состоялся,  оказался  не  только
самым продолжител