ной,  как  это
представляется ее полным слез глазам, но не Эмма будет  этим  человеком.
Надо рассказать обо всем Майклу как можно скорее.
   В то памятное утро он брился,  что-то  напевая,  думая  о  хорошем  и
надеясь на нее. Он не понимал, что  она  не  в  состоянии  справиться  с
задачей, за которую сама взялась с таким пылом. Она обманщица.
   Она даже не настоящая жена ему. Обманщица, самозванка. Майкл заслужил
настоящую жену, а не такую жалкую  неумеху,  которая  не  способна  даже
приготовить приличную еду.
   Сгорбившись на стуле, Эмма шмыгнула носом. И как  раз  в  ту  секунду
когда она собиралась встать, чтобы пойти и сказать всем о своей  ошибке,
стул под ней заскрипел  и  развалился  на  куски,  Эмма  растянулась  на
грязном полу.
   Это  стало  последней  каплей.  Самообладание  покинуло  ее,  и   она
разрыдалась. Эмма плакала как ребенок, расслабившись и забыв  обо  всем.
Страх, накопившийся  в  ней  за  это  время,  исчез.  Его  место  заняло
безнадежное понимание того, что она ни на что не способна.
   - Эм!
   Голос Майкла раздался от двери. Она не слышала, как он вошел,  но  он
внезапно оказался здесь, рядом с ней, и осторожно поднимал ее с пола.
   - Пожалуйста, уходи, - проговорила Эмма, закрыв лицо руками,  пытаясь
укрыться от взгляда его поразительных глаз. - Пожалуйста, оставь меня.
   - Нет. - Он нежно отвел от лица ее руки.
   - Пожалуйста, уходи. Я не хочу, чтобы ты  меня  такой  видел.  -  Она
попыталась отстраниться, но Майкл обнял ее своими крепкими руками.
   И только тогда она почувствовала, что он тяжело дышит, словно  только
что бежал.
   - Майкл? - Слезы мгновенно высохли,  когда  она  взглянула  на  него.
Волосы растрепались, щеки раскраснелись от резкого декабрьского ветра. -
Что случилось? С тобой все в порядке?
   Она была так занята, купаясь в жалости к себе, а  он  все  это  время
нуждался в ней.
   Он кивнул, потом глубоко вздохнул.
   - Я пошел посмотреть, дома ли ты. В город приехали новые  люди,  и  у
них маленький ребенок.  Здесь  холоднее,  чем  они  ожидали,  поэтому  я
подумал, не дать ли им одеяло нашего малыша. И полез в сундук, ни о  чем
особенно не задумываясь.
   Он стиснул ее плечи так, что ей стало больно, но она не  обратила  на
это внимания.
   - И что?
   - Твой дневник выпал. Я стал класть его на место, Эм. Он раскрылся на
последней записи. Я не собирался его читать, но мои глаза сами впитывали
слова, пока я закрывал дневник. Я старался не читать.  Но  я  Прочел.  А
после мне необходимо было найти тебя.
   - Майкл?
   Он потер глаза рукой, потом продолжил:
   - Ты не знаешь, что значат для меня твои слова. Несколько секунд Эмма
пыталась вспомнить, что написала тогда. Потом вспомнила  -  когда  рядом
Майкл, нет ничего невозможного. Видел ли он другие записи? Нет. Он видел
только последнюю, ту, что она сделала несколько дней назад.
   - Майкл. - Эмма протянула руку, просто для того чтобы прикоснуться  к
его лицу, а он схватил ее и поцеловал ладонь.
   Затем порывисто страстно сжал ее в объятиях. Эмма  собиралась  что-то
сказать, как вдруг поняла,  что  плечи  Майкла  трясутся,  его  широкие,
сильные плечи. Сбитая с толку,  она  обняла  его,  гладя  по  спине,  не
понимая, что происходит.
   Он плакал.
   У нее начали дрожать колени, она крепко зажмурилась,  обнимая  его  и
утешая.
   - Я скучаю по нему, Эм. - Его голос сорвался. - Я так  сильно  скучаю
по нему. И все это время я считал, что ты винишь меня.
   - Нет. Конечно, нет.
   Ее словно окатило холодной водой, когда она осознала,  через  что  он
должен был пройти. Как она не поняла этого  раньше.  Как  он,  наверное,
мучил себя, как страдал в одиночку, вдвойне страдал -  от  потери  и  от
чувства вины!
   Они долго стояли в холодном школьном помещении, держа  друг  друга  в
объятиях,  слегка  покачиваясь  из  стороны  в  сторону   в   молчаливом
понимании. Его дыхание стало ровнее, не таким хриплым и  прерывистым,  и
Эмма уже не могла припомнить, что казалось ей таким  важным  перед  тем,
как он пришел.
   Наконец Эмма заговорила:
   - Ты дал им одеяльце?
   - Дал - Он поколебался. - Оно все еще хранит его  запах,  Эм.  Я  уже
почти забыл этот сладкий запах, но он  там,  во  всей  его  одежде  и  в
одеяльце.
   - Знаю. - Ее голос тоже  дрогнул,  затем  окреп.  -  Знаю.  Перед  ее
мысленным взором появился малыш с черными кудрявыми волосами  и  карими,
глубокими, как у отца, глазами. И его  улыбка,  открывавшая  только  что
начавшие резаться зубки, и маленькая нежная ручка, похлопывающая  ее  по
щеке.
   - Ты помнишь, как он похлопывал тебя по лицу? Помнишь, Эм?
   Она улыбнулась и кивнула - Помню - Еще одна  картинка  всплыла  в  ее
памяти. - У него был кролик, которого я ему связала. С  такими  длинными
ушами Он прижимал этого кролика к лицу  так,  чтобы  уши  закрывали  ему
глаза, когда он ложился спать.
   - Этот кролик все еще лежит в сундуке. Я только что его видел, но  не
смог взять в руки. Сегодня не смог,  Эм.  Но  может  быть,  когда-нибудь
смогу.
   Снова  они  молчали,  потеряв  счет  времени.  В  ее  памяти   словно
прокручивалось старое домашнее видео, мелькали кадры,  на  которых  были
запечатлены любимый малыш и Майкл:
   Майкл подбрасывал ребенка вверх, а  малыш  пищал  и  гукал  в  полном
восторге.
   Он глубоко вздохнул и поцеловал ее в висок.
   - Эмма?
   - Что?
   - Эта школа - просто кошмар.
   Она готова была согласиться.  Готова  была  признаться,  что  затеяла
невозможное, что ни за что  на  свете  не  справится  с  этим  делом,  и
предложить ему убежать под покровом ночной темноты  и  никогда  сюда  не
возвращаться.
   Но теперь эти мысли показались  ей  абсурдными,  даже  смешными.  Она
взглянула на мужа снизу вверх, и он показался ей таким красивым,  полным
надежд и молодым, гораздо моложе, чем выглядел раньше. Тень  исчезла,  а
последняя мимолетная тучка была похожа на позабытый ночной кошмар. Майкл
улыбнулся открытой, щедрой улыбкой, полной любви, силы и энергии.
   - Ох, Майкл, - прошептала Эмма, - когда ты рядом со мной, нет  ничего
невозможного.

Глава 8

   Ученики входили один за другим, одни  кивали  Эмме,  другие  нарочито
старались не встречаться с ней глазами Она повернулась спиной к классу и
написала на доске свое имя крупными буквами:  "Миссис  Грэхем".  Секунду
помедлила у доски  и  сделала  глубокий  вдох  в  надежде  унять  сильно
бьющееся сердце.
   Это был первый день. Он должен быть совершенно не  похожим  на  любой
другой день работы учителя из ее предыдущего опыта Она осталась  наедине
с детьми, которые выросли без  телевидения,  без  видеоигр  и  даже  без
книжек. Большинство из них слышали музыку только тогда,  когда  бродячий
актер появлялся в их городке со своей скрипкой. Газеты были редкостью  и
попадали в городок с  опозданием  на  многие  месяцы  Таких  вещей,  как
гамбургеры, пицца и игрушки-трансформеры, вообще не существовало.
   Правда заключалась в том, что у нее не было совершенно ничего  общего
с этими ребятишками из другого столетия. В работе с этими детьми  ей  не
удастся опереться на  опыт  собственного  детства.  Это  все  равно  что
обучать пришельцев с другой планеты.
   С помощью Майкла  и  неожиданно  с  помощью  миссис  Цоллер,  которая
относилась к школе как к собственному любимому детищу,  помещение  стало
теплым и приветливым. Очаг прочистили, все следы грязи  и  пыли  исчезли
Эмма развесила по стенам некоторые из произведений Ребекки Ларсон -  те,
которые чуть надкололись или треснули в печи при  обжиге,  -  и  изучила
старые школьные учебники Майкла, чтобы понять, как учить этих детей.
   Учебники не слишком помогли, но по крайней мере она  поняла  значение
некоторых устаревших слов, в которых было так много слогов, что со счета
можно сбиться.
   -  Доброе  утро,  -  произнесла  она  голосом,   полным   неискренней
уверенности.
   - Доброе утро, миссис Грэхем, - ответили дети.
   Эмма заморгала Она почему-то не  ожидала  ответа,  а  предчувствовала
вместо него угрюмое молчание. Оглядела  ряды  учеников,  не  снявших  ни
пальто, ни сапог, они ерзали на  своих  отремонтированных  лавках  Майкл
починил лавки с поразительной быстротой и ловкостью. Перед каждым лежали
грифельная доска и два куска мела, чтобы писать на них. В этой школе  не
было бумаги, только доски и мел.
   Ученики были самых различных возрастов.  Ее  диплом  давал  ей  право
преподавать   в   начальных    классах.    Как    она    сможет    учить
четырнадцатилетнего мальчика?
   Девочка в первом ряду подняла руку Эмма улыбнулась ей.
   - Да. Пожалуйста, представься  Девочка  стянула  с  головы  выцветший
розовый капор и явила миру великолепную гриву русых волос.
   - Меня зовут Ханна. - Она пригладила волосы и посмотрела на остальных
девочек, словно бросая им вызов.
   Эмма заметила девочку со  стрижеными  каштановыми  волосами,  которая
неподвижно смотрела прямо перед собой. Она подошла к ней и наклонилась.
   - Меня зовут миссис Грэхем, - мягко произнесла  она.  -  А  как  твое
имя?
   Девочка ничего не ответила, потом ее нижняя губка задрожала.
   - Меня тоже зовут Ханна, - сказала она наконец убитым голосом.
   - Ну, это очень красивое имя.
   Первая Ханна отбросила назад волосы, тряхнув головой.
   - Спасибо, миссис Грэхем.
   Эмма осталась возле темноволосой девочки.
   - А как твоя фамилия, Ханна? После короткого колебания та ответила:
   - Робинсон. Моя фамилия Робинсон.
   - Значит, ты будешь Ханна Р., -  сказала  Эмма,  что  вызвало  легкую
улыбку на губах девочки.
   - А моя фамилия Ван Уайк, - объявила длинноволосая Ханна.
   - Тогда ты будешь Ханна В.
   Эмма обошла комнату, попросив детей называть  свои  имена  и  немного
рассказать о себе.
   - Меня зовут Аза Блейк. - Голос четырнадцатилетнего мальчика ломался,
когда он говорил. - Я живу на самой окраине города и очень хорошо  играю
в шашки. Только считаю совсем плохо, поэтому мой папа послал  меня  сюда
ненадолго.
   - Я Элмер Дженкинс, - сказал следующий мальчик. - У нас много свиней,
а моего любимого борова зовут Джаспер.
   - Ага. - Эмма скрестила руки на груди. - Как поживает мистер Джаспер?
Я его в последнее время что-то не встречала, Элмер.
   - Ну, он в это время года немного напуган, потому  что  сейчас  время
забоя свиней, и все такое. Думаю,  запах  коптящихся  окороков  навевает
грусть на бедного Джаспера, миссис Грэхем.
   Эмма постаралась скрыть улыбку при мысли о грустном борове и  перешла
к следующему ученику. Это был мальчик лет восьми.
   - Меня зовут тоже Аза. - Он хихикнул. - То есть не тоже Аза, а просто
Аза. Моя фамилия Циммерман, поэтому,  наверное,  я  буду  Аза  Ц.  -  Он
поерзал на лавке. - Тут  как-то  вечером  мои  родители  издавали  такие
странные звуки. Правда, я даже уснуть не мог от всех этих криков и шума,
которые они устроили.
   - Они дрались? - спросил Элмер Дженкинс.
   - Так я сперва и подумал, - задумчиво ответил Аза Ц.
   - Миссис Грэхем! - Ханна В, помахала рукой в  воздухе.  -  Я  однажды
слышала историю про одного человека, которого звали Синяя Борода, так он
убивал всех своих жен.  Вешал  их  в  сарае,  одну  за  другой,  в  ряд.
Интересно, отец Азы Ц, тоже пытался убить свою жену?
   - Нет! - Аза Ц, встал. - Ничего подобного! Я подумал, что кому-то  из
них больно, поэтому и вошел к ним, а они просто переодевались.
   - Переодевались? - переспросил кто-то из детей.
   - Ага. Они сказали, что хотели одеться потеплее. Не знаю, почему  они
не зажгли лампу, но им пришлось повозиться с пуговицами и  так  далее  в
темноте. Вот почему они так шумели.
   Четырнадцатилетний парень загоготал, но когда Эмма  сурово  взглянула
на него, затих.
   - Отлично А теперь я напишу на доске несколько слов и хочу, чтобы  вы
написали эти слова на своих грифельных досках.
   По комнате пронесся стон - знакомый звук, звук, издаваемый нерадивыми
учениками. Эмма остановилась. И запах тоже. Раньше, когда  комната  была
пустой,  этого  запаха  не  чувствовалось.  Но  теперь  ошибиться   было
невозможно: это детский запах, который так хорошо знаком ей по Бруклину.
Он оказался здесь, в штате Индиана 1832 года!
   Она начала писать, когда открылась дверь. Это  был  Джордж  Вашингтон
Ларсон, держащий во рту два пальца и сжимающий в руке ведерко  со  своим
ленчем.
   - Доброе утро, Джордж - Эмма взяла его за руку. Кожаный шнурок на его
ботинке развязался, поэтому она наклонилась  и  завязала  его  бантиком.
Двое других детей попросили тоже зашнуровать им ботинки, и Эмма про себя
с сожалением помянула облегчившее жизнь изобретение - липучку.
   Наконец она  смогла  снова  обратить  внимание  на  Джорджа,  который
выглядел очень одиноким и испуганным и с еще большим  пылом  сосал  свои
пальцы. Она нагнулась к нему поближе и спросила:
   - Где ты хочешь сесть?
   В классе оставалось несколько  свободных  мест,  и  когда  Эмма  вела
мальчика к одному из них, Элмер Дженкинс встал.
   - Миссис Грэхем, мэм! Этот Джордж  Ларсон  -  он  индеец,  а  мне  не
позволяют и близко подходить ни к одному из них,  потому  что  мой  дядя
Генри был убит индейцами. Мама говорит, если хоть один индеец появится в
школе, я должен идти домой. Она боится за меня.
   Эмма остановилась, совершенно ошеломленная.  Выражение  лица  Джорджа
осталось бесстрастным. Он просто смотрел прямо перед собой.
   - Мне  очень  жаль,  что  так  случилось  с  твоим  дядей,  Элмер,  -
заговорила Эмма. - Джордж? - Малыш поднял глаза, и Эмма сжала его  руку.
- Ты обещаешь никого в школе сегодня не убивать?
   Последовало короткое молчание, и дети озадаченно переглянулись Джордж
вытащил изо рта мокрые пальцы.
   - Обещаю, мэм.
   Элмер Дженкинс покраснел, некоторые  из  ребят  захихикали  несколько
смущенно. Потом, когда Маленькому Джорджу пришлось помогать  залезть  на
лавку, даже Элмер Дженкинс начал улыбаться.
   Эмма остановилась у парты Элмера.
   - Я поговорю с твоей мамой,  Элмер.  Может  быть,  она  изменит  свое
решение.
   Эмма вернулась к доске и начала писать.
   День понемногу двигался к концу,  поначалу  медленно,  потом  Эмма  с
удивлением обнаружила, что этот день уже  кончился.  Дети  потянулись  к
выходу, некоторые толкали друг друга Аза Ц дернул Ханну. В за волосы,  а
потом сделал вид, что это не он, а другой мальчик.
   И они ушли.
   Эмма сидела в непривычно тихой комнате, болтовня детишек,  идущих  от
школы, замирала в отдалении. Доска  была  исписана  цифрами,  буквами  и
словами.
   Дверь класса открылась, и к ней подошел Майкл.
   - Как прошло?
   Она вздохнула.
   - Так же, как всегда Не могу в это  поверить,  Майкл.  Здесь  есть  и
выскочка, и озорник,  и  классный  клоун.  Думаю,  есть  даже  несколько
трудных родителей.
   Ее последние слова заглушил его поцелуй.
   - Я так горжусь тобой, Эм! - шепнул он. - Так горжусь!

***

   К тому времени как Эмма и Майкл вернулись домой, оба были без сил. Он
молчал всю дорогу от  школы  и  смотрел  прямо  перед  собой,  пока  они
пробирались по глубокому снегу.
   - Майкл?
   - A?
   -  Как  ты  думаешь,  может,  мне  устроить  в  школе  рождественский
праздник? Мы могли бы пригласить весь  город.  В  Классе  уже  развешаны
украшения, а за школой я видела несколько елочек. Может  быть,  я  смогу
приготовить маленькие подарки для детей.
   - Подарки? Эмма, никто так не празднует Рождество здесь, у нас. -  Он
остановился. - По крайней мере не праздновали до твоего приезда.
   - Но я готова держать  пари,  что  детишкам  это  понравилось  бы,  -
вздохнула она. Они вошли в дом и повесили на вешалку свои  пальто.  -  А
если я разучу с ними постановку "Двенадцать дней Рождества"? Это был  бы
хороший способ научить их  складывать  числа  и  слова,  а  я  могла  бы
получить представление об уровне  их  подготовки,  не  заставляя  никого
смущаться. Я считаю, что дети в школе должны учиться с удовольствием,  а
ты?
   - Может быть. - Майкл положил дрова в очаг, поджег и раздувал  огонь,
пока дрова не занялись.
   Эмма  наблюдала  за  его   движениями,   за   сильными   руками,   за
поразительным профилем. Словно догадавшись, что  она  смотрит  на  него,
Майкл медленно встал и повернулся к ней.
   - Эм. - Голос его был тихим. Она шагнула  в  его  объятия  и  закрыла
глаза, а он покачивал ее в свои руках, бережно и нежно.
   - Доктор говорит, что мы можем попробовать еще раз, - прошептал он.
   - Знаю. Но ведь земля замерзла, и идет снег. Его губы прижались к  ее
виску, потом к шее.
   - Я говорю не о розовых кустах.

***

   Позже, в оранжевом свете спальни, слушая потрескивание углей в очаге,
Эмма смотрела на спящего Майкла.
   Это было так естественно - быть  здесь,  с  ним.  Какая  необычайная,
волшебная сила забросила ее сюда? Или забросила его к ней?  Это,  должно
быть, волшебство, чисто рождественское чудо.
   Майкл глубоко вздохнул и притянул ее поближе, но она не могла уснуть.
Ее мысли унеслись назад,  в  другое  время  и  место,  которые  казались
далекими, как воспоминания о давно ушедшем.
   Кольцо. Она подняла левую руку и  прикоснулась  к  кольцу.  Оно  было
таким приятным, таким гладким на ощупь.
   Тогда, раньше, она не сумела прочесть надпись. Буквы были стертыми от
времени. Какие удивительные слова написал Майкл?  Она  медленно  стащила
кольцо  с  пальца,  чтобы  прочесть.  В  то   мгновение   когда   кольцо
соскальзывало  с  кончика  ее  пальца,  она  почувствовала,  как   Майкл
потянулся к ней:
   - Нет, Эм! Не надо!
   А затем она уснула.

Глава 9

   Что-то теплое щекотало  ей  нос.  В  полусне  она  протянула  руку  и
вздохнула:
   - Майкл.
   И скатилась на пол.
   Ахнув, Эмма протерла глаза. То теплое, что щекотало  ей  нос,  издало
жалобный вопль.
   - Том.
   Эмма уставилась на кота,  выгнувшего  спину  у  ее  бедра.  За  окном
взвизгнула автомобильная сигнализация.
   - Нет.
   Ее рука взлетела вверх и  опрокинула  кружку,  из  которой  она  пила
горячий шоколад, теперь пустую и холодную. Несколько секунд Эмма  только
и могла, что  оглядывать  свою  мебель  и  телевизор,  по  которому  шли
утренние новости.
   - О Господи, нет!
   Золотое кольцо. Она опустила взгляд на свою руку. Кольцо исчезло.
   - Майкл?
   Как больно, произносить его имя, зная, что ответа не будет!
   Все это было сном. Тот городок, та жизнь.
   И Майкл.
   Все это было потрясающим, прекрасным сном.
   Диктор по телевизору объявил о надвигающемся сильном буране,  опасных
дорожных условиях,  образовании  льда  на  дорогах.  Сейчас  семь  часов
тридцать минут, добавил он.
   Она опоздала - ей  надо  бежать  в  школу.  На  нее  накатил  приступ
тошноты, озноба,  боли,  какого-то  тяжелого  головокружения  Потом  все
кончилось.
   Эмма  машинально  проделала  необходимые  действия  -  приняла   душ,
оделась, накормила кота, полила комнатные растения Она двигалась  словно
в трансе, ничего не чувствуя и не разрешая себе ни о чем думать.
   Кольца нигде не было. Эмма на четвереньках облазила всю  комнату,  но
не смогла отыскать кольцо. От синтетических ворсинок ковра горели колени
и ладони, но какое это имело значение.
   Эмме нужно было поплакать. Она чувствовала, как  рыдания  поднимаются
откуда-то из глубины,  не  дают  вздохнуть;  ее  охватило  непреодолимое
желание просто рухнуть на пол и закричать.
   Но Эмма не могла. Ее ждал целый "ласе первоклашек. И она  знала,  что
если начнет плакать, то не сможет остановиться. Очень долго.
   Возможно,  вечером  она  сможет  выплакаться,  потрясать  кулаками  в
воздухе и спрашивать, почему ей пришлось смотреть  такой  сон.  Она  уже
знала, что после этого сна о Майкле ее жизнь рухнула. Никогда больше она
не сможет обрести покой, никогда не  сможет  убедить  себя  в  том,  что
абсолютно счастлива.
   С этого момента любая маленькая радость будет испорчена.  Теперь  она
узнала настоящую радость, но эта радость ускользнула от нее навсегда.
   Эмма пошла той дорогой, по которой так часто ходила