даже
казалось, что она уже ничего и не чувствует.
     -- Саша, не надо.
     --  Я  была  жестока  по отношению к ней. Как я могла, так
поступить? Почему бросила ее одну?
     -- Саша, твоя мама права: она  живет  воспоминаниями.  Она
сильно любила твоего отца.
     -- Как можно было любить его?!
     --  Можно,  она его любила, несмотря ни на что. В их жизни
не все было  плохое,  было  много  хорошего.  Она  живет  этими
воспоминаниями.  А  тебе  нужно жить самой. Не вини себя, твоей
вины здесь нет, так  получилось.  Ты  стала  взрослой,  у  тебя
теперь своя жизнь.
     -- Но я оставила ее одну.
     -- Это не так.
     -- Она там совсем одна с бабкой.
     --  Не  делай  из  нее врага, она тоже несчастная женщина,
которая всю жизнь прожила  одна  и  пестовала  одного  любимого
сыночка. Представь, как трудно потерять самое дорогое?
     -- Да, она всю жизнь исковеркала маме.
     -- И себе тоже, она тоже несчастная женщина. Тебе нужно ее
пожалеть.
     -- Не могу.
     --  Не  спеши,  подумай  об  этом  завтра.  С обидой нужно
переспать, завтра многое ты будешь воспринимать по-иному.
     -- Неужели они будут жить вместе?
     -- Будут. И им будет вдвоем легче пережить горе.
     -- Они же всю жизнь жили, как кошка с собакой. Только мама
была безответная, слова грубого  никогда  не  скажет.  А  бабка
ненавидела маму.
     --  Вот  увидишь,  им будет легче вдвоем. Им теперь нечего
делить, кроме своей беды.
     Машина  остановилась  около  дома  Людмилы.  Мы  вышли  из
машины. Я подняла голову вверх, в окне квартиры горел свет.
     -- Идем, я провожу тебя до квартиры, Людмила тебя ждет.
     -- Странно, но я возвращаюсь сюда, как домой.
     -- Просто, тебе хорошо здесь.
     -- Дом там, где хорошо.
     -- Не могу согласиться с этим безоговорочно, но спорить мы
будем завтра.
     Максим  негромко позвонил в дверь и слегка подтолкнул меня
к входу.
     -- Хотела бы я знать, почему мы все время с тобой спорим?
     -- Просто ты всегда стремишься добиться,  чтобы  последнее
слово непременно было за тобой. Спокойной ночи!

     Глава 7

     Человек  приходит  домой,  и  его  ждет  горячий чай и еще
теплый ужин, поставленный под грелку. Видимо, так у человека  и
появляется  чувство дома. Ведь дом -- это место, где тебя ждут,
где тебе тепло и спокойно.
     Людмила сразу же открыла нам  дверь,  мы  не  успели  даже
позвонить. У окна она, что ли, стояла?
     --  Добрый  вечер, Людмила! Сашу нужно покормить и уложить
спать, она целый день на ногах и почти ничего не ела.
     Людмила засуетилась, стала накрывать  на  стол.  Непонятно
мне  только,  почему  один человек все время распоряжается, а я
его слушаюсь. Пользуется моментом, спорить с ним у меня нет  ни
желания, ни сил.
     -- Мила, я не хочу есть, сначала приму душ.
     Не  услышав  ни  слова  возражения  в ответ, я удалилась в
ванную, открыла на полную мощность краны и залезла в  ванну.  В
конце  концов  надо же им дать возможность обсудить сегодняшние
события во всех подробностях, мне даже легче будет: не придется
рассказывать Людмиле о моей семье, отце,  объяснять,  почему  я
ушла из дома.
     Как  хорошо  почувствовать  сильную  горячую  струю  воды,
бьющую по телу. Во время моих  скитаний  вне  дома  мне  больше
всего  не хватало вот такой горячей воды. В своей прошлой жизни
я была уткой  или  рыбой,  большой  блестящей  рыбой,  покрытой
перламутровой  чешуей. Я даже представила себе красивую веселую
рыбу,  плещущуюся  в  прозрачной  теплой  воде.  Мои  красочные
мечтания были прерваны осторожным стуком в дверь.

-- Саша, как ты там? Ты не заснула?
     -- Все хорошо, не беспокойся. -- Сейчас приду.
     С  сожалением я встала из воды, хотя она уже почти остыла,
и,  сняв  полотенце  с  веревки,  стала  вытираться.   Противно
натягивать  на  еще  влажное  тело  джинсы  и свитер. Надо было
вместо красного платья купить халат. Странно,  у  меня  никогда
раньше  не  появлялось  желания  обзаводиться  лишними  вещами.
Что-то со мной удивительное происходит.
     Я вышла на кухню.  Мила  сидела  на  табуретке,  держа  на
коленях книгу.
     -- А где Максим?
     -- Уехал домой.
     --   Он  решил,  что  меня  уже  можно  оставить  на  твое
попечение?
     --  Зачем  ты  так  говоришь?  Но,  если  тебе   захочется
поговорить со мной, я буду всегда готова тебя выслушать. Только
не думай, что я навязываюсь. Ты вольна поступать, как хочешь.
     Людмила  встала  и  направилась  к двери, прижимая к груди
свою книгу.
     -- Мила, подожди. Прости меня, я не хотела тебя обидеть.
     -- Ты меня не обидела, каждый человек имеет  право  побыть
один.
     -- Посиди со мной, пожалуйста.
     В   моем  голосе  неожиданно  для  меня  самой  прозвучали
просительные нотки. Последние  годы  я  не  хотела  ни  к  кому
привязываться,  ни  от кого зависеть. Но в присутствии Милы мне
всегда становится спокойно, словно  она  распространяет  вокруг
себя защитное поле тепла и любви.
     Мила  вернулась,  молча  взяла тарелку и стала накладывать
мне еду, сняв грелку с кастрюли. Потом  она  протянула  тарелку
мне  и  села  за  стол.  Мне  ничего  не оставалось делать, как
присоединиться к ней. Я жевала, не чувствуя ни вкуса, ни запаха
пищи.
     -- А Максим? Он же тоже ничего не ел.
     -- Я его покормила, пока ты была в ванной.
     -- Ты вкусно готовишь.
     -- Ты мне это говоришь каждый раз, когда садишься ужинать.
     -- Это правда.
     -- Тогда меня это радует, хоть что-то я научилась в  своей
жизни делать.
     -- Тебя учила мама?
     --  Нет,  просто  мне хотелось сделать приятное отцу. Наша
домработница по вечерам  уходила  домой,  а  отец  приходил  из
редакции  поздно  вечером,  мама обычно по вечерам была занята.
Вот я и старалась сделать приятное отцу, играя роль хозяйки.
     --  Моя  мать  тоже  всегда  ждала  отца.  Когда  я   была
маленькой,  то  не  понимала,  почему  она  по  вечерам стоит у
темного окна, прижавшись лицом к стеклу.  Мы  жили  на  седьмом
этаже, и чтобы увидеть дорожку, ведущую к дому, маме нужно было
встать  на  цыпочки, а мне залезть ногами на батарею. Мне тогда
казалось, что мама любит смотреть  на  проезжающие  машины,  на
луну  и на звезды. Когда я подросла, то многое начала понимать.
Тогда я и возненавидела пятницы, субботы и воскресенья, а еще я
не  люблю  праздники.  Свою  мать  я  всегда   считала   овцой,
молчаливой  безобидной  овцой, безропотной и глупой. Не могла я
понять, разве можно до такой степени любить  человека,  что  не
обращать  внимание на то, что он помыкает, унижает и издевается
над тобой. Главной в семье была бабушка, на ней держалось все в
доме. Она долго работала парикмахершей, и деньги для  нее  были
не  проблема.  В  душе  она  презирала  маму  за  ее  нищенскую
инженерную зарплату, за ее образование. А я тем временем  росла
и росла, пока три года назад ушла из дома.
     -- И где ты жила?
     --  По-разному.  Когда  перешла на вечерний, находила себе
работу с жильем, пока не напоролась на Максима.
     -- Ты устала сегодня, давай ложиться спать.
     Мы разошлись по  нашим  комнатам.  Моя  постель  была  уже
разобрана. Покрывало было аккуратно сложено и лежало на кресле.
Людмила постаралась, она побывала и здесь.
     Я  медленно  разделась  и легла на холодные простыни. День
был нескончаемо длинный. Я  закрыла  глаза,  но  у  меня  перед
глазами  все  равно  мелькали чужие незнакомые лица сослуживцев
отца, помертвевшее лицо  матери,  цветы  на  кладбище,  мерзлая
земля  и  холод, холод, пробирающий до костей. Озабоченное лицо
Максима, склонившееся ко мне. Что же он мне тогда говорил? Я не
слышала, нет, слышала, но не понимала смысла слов.  И  ощущение
сильной мужской руки, поддерживающей меня под локоть.
     Ночью  я  проснулась  от  ощущения  тяжелой  мужской руки,
придавившей меня. Я забилась под одеялом, пытаясь освободиться,
и  с  трудом  подавила  готовый  сорваться  с  моих  губ  крик,
уткнувшись   лицом   в   подушку.  Рядом  со  мной  на  одеяле,
развалившись, лежал Барон. Его огромные  нахальные  глаза  ярко
светились при лунном свете. Хороша была бы я, если бы разбудила
Людмилу  своим воплем, испугавшись невинной киски. Правда, этот
котяра отказался покинуть мою кровать. Я пнула его  в  бок,  не
вытаскивая руку из-под одеяла, на котором он разлегся, но Барон
только  недовольно  хрюкнул, потянулся, вытянул лапы и выпустил
когти, изо всех сил растопыривая свои лапы. Я хмыкнула и решила
сделать вид, что подобная демонстрация силы  меня  испугала.  В
довершение  всего  я даже отодвинулась немного от края кровати,
давая  ему  возможность  улечься   поудобнее.   Кот   свернулся

спать со мной, выбирая дни, когда мне было особенно плохо и  не
хотелось с ним скандалить.
     Дни  пролетали  быстро, на работе мне постоянно находились
какие-то задания, которые, по мнению нашего  шефа,  можно  было
поручить  только  мне  и  никому  другому.  По вечерам я сидела
допоздна на  кухне,  работая  над  дипломом.  Так  продолжалось
неделями, пока однажды вечером в пятницу Мила не вошла на кухню
и  решительно сказала: "Так жить нельзя! Все! Завтра мы едем на
дачу".
     Засунув ручку за ухо, я повернулась на стуле и  посмотрела
на свою квартирную хозяйку.
     -- Мила, побойся Бога, какая дача?
     --  Посмотри на себя -- ты стала зеленая, как прошлогодняя
пожухлая трава. Нам с тобой обеим не повредит свежий воздух.
     -- Но это не значит, что меня следует вывозить  посмотреть
на  свежую  травку. Могу тебя заверить, что мне не грозит стать
такой же изумрудной, как ты.
     -- Нам нужно заняться посадками.
     -- Чем?
     -- Посадками.
     -- А зачем мы будем это делать?
     -- Сейчас все что-нибудь сажают. Это модно и очень полезно
для дома и семьи.
     -- А что, скажи на милость, будем сажать мы?
     -- Ну, овес, например.
     -- Овес?! Зачем нам овес?
     -- Для кошек, они  любят  его  есть  зимой,  когда  им  не
хватает  витаминов.  Вспомни,  как  они обкусывали кактусы этой
зимой. А если мы с тобой обеспечим их  овсом,  то,  по  крайней
мере, спасем комнатные цветы.
     -- Ты что, собираешься овес заготовлять на зиму, как сено?
Или заквашивать,  как силос? Думаешь, наш Барон будет это есть?
Не оскорбляй наших кошек. Они в любом случае  траве  предпочтут
мясо или рыбу.
     -- Тогда мы можем посадить огурцы.
     -- Для кошек?!
     -- Для себя.
     --  Скажи  мне,  только  честно,  ты  когда-нибудь  сажала
огурцы?
     -- Нет. Но почему мы не можем попробовать?
     -- Бред какой-то. Но, по крайней мере,  никто  из  нас  не
будет мучить друг друга советами. А где мы будем сажать?
     --  На  даче,  на моей даче. У моей тетушки была дача, она
вместе с квартирой перешла теперь ко мне. Я  заплатила  за  нее
страховку, должна же я хоть что-то иметь с этого?
     --  Конечно,  тебе  хочется  еще и получать дивиденды. Она
далеко, эта твоя дача?
     -- Не очень.
     -- На сколько не очень далеко?
     -- Километров тридцать от города.
     -- Ты там была когда-нибудь?
     -- Очень давно. Допрос с пристрастием уже окончен?
     -- Куда мы денем кошек?
     -- Возьмем с собой.
     -- На чем мы поедем?
     -- На машине. У моей  тетушки  были  старенькие  "Жигули",
Максим   отвез   их   на  прошлой  неделе  к  своему  знакомому
механику...
     -- Степану.
     -- Да, он проверил, машиной можно пользоваться.
     -- Твоя тетушка тебе случайно самолет не оставила? Что  ты
на  меня так смотришь? Я опять сказала глупость? Прости меня, я
не хотела. Через одно воскресенье  будет  Пасха,  нам  с  тобой
нужно будет съездить на кладбище: тебе к тетке и отцу, а мне...
тоже нужно будет...
     -- У нас много времени, мы все успеем сделать.
     На следующее утро Людмила разбудила меня чрезвычайно рано,
даже кошки  со  мной были согласны, что вставать в такую рань в
выходной день --  просто  преступление.  Мы  оделись  потеплее,
быстро собрали все, что, на наш взгляд, могло нам пригодиться в
нашей  вылазке  на  природу.  Труднее  всего  было  загнать наш
кошатник в большую корзину с крышкой,  которую  Мила  нашла  на
антресолях. Дольше всех сопротивлялся, конечно, Барон. Уже сидя
в  корзине,  он  все  норовил  просунуть в щель свою оскаленную
морду. Убедившись в тщетности своих попыток, он растолкал своих
товарок,  улегся  на  дно  корзины  и  начал  испускать  низкие
утробные вопли. Муська и Клякса забились в противоположные углы
корзины и испуганно молчали.
     Пока  я  возилась  с  кошками,  Людмила  во дворе прогрела
мотор, и мы стали загружать наши пожитки. На мой взгляд, машина
даже немного просела под тяжестью вещей.
     -- Ты хочешь сказать, что умеешь водить машину?
     -- Странно, что ты спрашиваешь об  этом,  когда  уже  села
рядом со мной.
     --  У  меня  была  слабая  надежда  на  то, что наш шеф не
допустил бы авантюры. А,  уж  если  он  сам  помогал  проверить
техническое  состояние  машины,  то,  надо думать, он знал, что
делал.
     -- Водить меня учил отец, с ним я ездила довольно часто. В
его поездках всегда необходимо было иметь лишнюю  пару  рук,  я
при случае могла заменить его за рулем.
     Машин  в  столь  ранний час на дороге было совсем немного.
Кошки наконец затихли в своей корзине, и мне даже захотелось их
выпустить,   но,   посмотрев   на   свирепый    глаз    Барона,
проглядывающий между прутьями, я не решилась.
     -- Ты хоть знаешь, куда мы едем?
     -- Я была там пару раз, а потом у меня есть карта и адрес.
     -- Ну-ну.
     --  Что-то  я  не  слышу  оптимизма  в твоем "ну-ну". Вот,
смотри, нужный поворот.
     Мы действительно свернули  на  проселок,  и  машина  стала
подпрыгивать  на  неровностях дороги. Мы еще пару раз свернули,
дважды  спросили   дорогу   у   местных   жителей,   один   раз
развернулись,  чуть  не  свалившись  в  канаву.  При этом Барон
проорал нам из своей клетки что-то вроде: "Смотреть надо,  куда
едете,  раззявы!  Как  только  таких  за руль сажают!" Наконец,
почти в самом конце неширокой улицы тихого дачного поселка,  мы
увидели   небольшой   двухэтажный   домик,  увитый  побуревшими
прошлогодними побегами дикого винограда.
     -- Это все твои владения, или есть  еще?  Ты  знаешь  кто?
Латифундистка!
     --  Ага,  ты еще вспомни семнадцатый год и скажи, что меня
пора раскулачивать. Пойдем лучше, попробуем дом открыть.
     Дом открыть нам сразу не удалось, дверь за зиму отсырела и
ее слегка перекосило, зато дверь сарая  поддалась  почти  сразу
же. В сарае мы обнаружили садовый инвентарь и инструменты.
     Мы   вернулись   к   дому   и   открыли   входную   дверь,
воспользовавшись лопатой в качестве рычага.  Дом  встретил  нас
застоявшимся  воздухом  и  запахом  сырости.  Но у печки лежали
дрова, которые нам вскоре удалось разжечь. Пока Мила воевала  с
печкой,   вьюшкой,   дымоходом   и  еще  чем-то,  я  постепенно
перетаскала все вещи из машины в дом, заранее придя в  ужас  от
того, что через день их придется укладывать опять в машину.
     Корзину  с  кошками  я вытащила в последнюю очередь. Барон
продолжал  шипеть  и  выражать  мне  свое  негодование.  Крышку
корзины,  по  совету  Милы,  я  открыла  в доме. Барон пружиной
вылетел  наружу,  Муська   и   Клякса   выбирались,   осторожно
принюхиваясь.  Когда  кошки  обошли весь дом, я выпустила их на
улицу. Некоторое время мы были  заняты  приведением  в  порядок
места  нашего  ночлега.  Предусмотрительная  Мила  захватила из
Москвы  и  выдала  мне  пару  резиновых  перчаток.  В  ответ  я
пожалела,  что  мы не догадались приобрести респираторы. Пыли в
доме накопилось изрядное количество. К обеду основные работы по
дому  мы  закончили,  наскоро  перекусили  и  решили  осмотреть
земельные владения Людмилы.
     Почти  сразу  нам  удалось  найти  место  бывшего огорода,
грядки были покрыты изрядным количеством прошлогодних  засохших
сорняков,  но  границы  грядок  просматривались довольно четко.
Вооружившись лопатой, я попробовала начать  вскапывать  крайнюю
от  забора  грядку. Немного спустя я подсчитала вскопанную мною
площадь,  помножила   на   затраченное   время   и   пришла   к
неутешительному  выводу,  что площадь всего огорода мне удастся
вскопать   не   раньше,   чем   к   концу   столетия.    Своими
неутешительными  выводами  я поспешила поделиться с Людмилой, в
ответ она  что-то  проговорила  про  квадратно-гнездовой  метод
посадки.   Что  она  имела  в  виду?  Может  быть  под  посадки
достаточно копать только  маленькие  ямки,  оставляя  остальную
часть земли нетронутой?
     --   Чтобы   вскопать   землю   на  грядках,  лучше  всего
использовать узкие  вилы,  поищите  их  в  сарае.  Легче  будет
вытаскивать сорняки из земли.
     Мужской  голос,  раздавшийся неизвестно откуда, вывел меня
из задумчивости, я огляделась по сторонам, но потом, решив  что
это  голос  свыше, решила воспользоваться советом и отправилась
на поиски в сарай. Как ни  странно,  мне  почти  сразу  удалось
найти  названный  инструмент.  К  возвращению  Милы мне удалось
наковырять вилами достаточно большую поверхность грядки.
     -- Как ловко у тебя получается! А говорила, что ничего  не
смыслишь в сельском хозяйстве. Смотри, что я нашла. Семена!

На мой взгляд этим количеством семян можно было спокойно
засеять половину Московской области.
     -- Что мы будем сажать? Ты уже решила?
     -- Ты мне скажи сначала, как тебе удалось вскопать столько
земли? Открылось второе дыхание?
     -- Слушайся голоса свыше.
     --  Да? Может быть ты и права. Вот, смотри, что я нашла --
огурцы.
     -- Огурцы еще рано сажать, земля  для  них  еще  холодная,
можете посадить зелень.
     --  Вот  видишь,  тебе говорят русским языком: надо сажать
зелень.
     Мила немного оторопело посмотрела на меня, потом  перевела
свой  взгляд,  разглядывая что-то или кого-то за моей спиной. Я
обернулась. Сзади меня, опираясь о забор  руками,  на  соседнем
участке  стоял  мужчина.  Его  зеленая камуфляжная форма, столь
любимая  подростками,  делала  его  почти  незаметным  на  фоне
стволов  яблонь,  которые он окапывал. Неудивительно, что я его
сразу не заметила.
     -- Добрый день, соседки!
     -- Здравствуйте!
     -- Так вы считаете, что еще  рано  сажать  огурцы?  Робкий
голос  Милы  вызвал у него на лице слабую полуулыбку. Ничто так
не располагает к вам мужчину, как возможность лишний раз хоть в
чем-нибудь продемонстрировать свое превосходство  перед  слабым
полом.  Мила  подошла  к  забору  с  коробкой семян, и мужчина,
слегка нагнувшись к ней через забор, стал  терпеливо  объяснять
сроки  посадки. Поначалу я прислушивалась, но потом решила, что
под их грандиозные планы понадобится много земли, освобожденной
от сорняков, и я снова взялась за вилы.
     Пока шел оживленный обмен информацией, мне  удалось  почти
полностью  освободить грядку от сорняков. С сомнением посмотрев
на пакетики с семенами, которые Людмила раскладывала  на  земле
по  порядку,  я  продолжила  свою  борьбу  с сорняками. Получив
подробный инструктаж, Людмила разложила пакетики с семенами  по
кучкам  и  удалилась в дом, что-то чуть слышно бормоча себе под
нос. Вот, так вот и начинается тихое  помешательство  городских
людей на дачных участках.
     Людмила  вскоре  вернулась вместе с лопатой и стала что-то
делать на грядке, только что мною вскопанной.  Шепча  себе  под
нос  что-то  совершенно  непонятное,  она стала сыпать семена в
сделанные  бороздки.  Наконец-то,  дело  сдвинулось  с  мертвой
точки.  До  темноты  Мила  сумела  высыпать несколько пакетиков
семян в землю.  Она  и  мне  предложила  поучаствовать  в  этом
процессе,  но я в категорической форме отказалась, решив не без
основания, что столь ответственный этап работы  можно  доверить
только  Миле.  Ее  голова  была наполнена сельскохозяйственными
знаниями, а мне все-таки хотелось сохранить ясность  мысли  для
дипломного  проекта. Через пару часо