машины.
Казалось,  свою  злость  он  вымещает  на  этой  покрытой водой
дороге. Мне стало немного страшно, я забилась в уголок машины и
незаметно для себя заснула. Проснулась я от толчка в бок.
     -- Просыпайся, приехали. Тебя  сегодня  вечером  не  ждут,
надо думать?
     -- Нет, а что?
     --  Тогда  переночуешь  у  меня,  завтра утром отвезу тебя
домой. Нечего на ночь глядя людей будить. Твои  уже,  наверное,
спят давным-давно.
     -- Может быть ты спросишь и мое мнение на этот счет?
     -- И не подумаю, я слишком устал сегодня, чтобы устраивать
дискуссии.
     -- Ты же спал после рыбалки.
     -- Если бы я только мог заснуть.
     Я наклонилась, поискала и с трудом натянула на ноги мокрые
кроссовки.
     -- Дай мне мою одежду.
     -- Зачем?
     -- Я не могу дотянуться.
     -- Завернись, как следует, в одеяло, оно, по крайней мере,
сухое.
     -- Я что, по-твоему, папуаска?
     --  Ну,  я  же тебе не в листья предлагаю завернуться, а в
одеяло. На, возьми ключи, я скоро,  только  поставлю  машину  в
гараж.
     -- А как же я? Если меня здесь кто-нибудь увидит?
     --  Тебя  это  очень  волнует? В таком случае, иди быстрее
открывай квартиру Дверь не захлопывай, я скоро.
     У меня не было  сил,  чтобы  высказывать  свое  возмущение
такой  бесцеремонностью, холодный ветер задувал под одеяло, как
ни старалась я плотно в него завернуться. Максим вложил  мне  в
руки  мои  мокрые  вещи  и  сумку  и  снова  сел  в машину, а я
проскользнула в подъезд и на цыпочках пошла к лифту.  Если  мне
повезет,  то  я  не  наткнусь  на  какого-нибудь  жильца  дома,
собравшегося выгулять своего четвероногого  друга  перед  сном.
Мне  повезло,  в подъезде никого не было. Немного повозившись с
замком, я открыла его и вошла в квартиру. Нашла выключатель  на
стене  и  включила  свет  в  коридоре.  Через  несколько  минут
негромко хлопнула дверь лифта на площадке, и в  квартиру  вошел
Максим.
     --  Что  ты  стоишь?  Неужели нельзя было сообразить пойти
наполнить ванну горячей водой? Что ты стоишь в коридоре? Иди  в
ванную, да долго там не засиживайся, а то заснешь.
     -- Почему ты так со мной разговариваешь?
     -- Ты считаешь, что заслуживаешь лучшего?
     -- Ты грубиян.
     --  Возможно.  А  теперь  иди в душ, я тоже хочу помыться.
Шагай, я тебе сказал.
     Не слушая моих возражений, Максим подтолкнул меня к ванной
и закрыл за мной дверь. Видимо, мне стоило поблагодарить его за
то, что он включил в ванной свет, а не заставил меня  мыться  в
темноте.  Когда  я  вышла  из ванной, мне был предложен горячий
чай, в который Максим на моих глазах добавил немного коньяка из
только  что  откупоренной  бутылки.  Когда  же   я   попыталась
отказаться,  то  мне было сказано, что в таком случае чай будет
вылит мне за шиворот. Моя одежда  была  повешена  на  кухне  на
веревке.  Взамен  ее  мне  предложили надеть спортивный костюм,
разумеется, он оказался мне велик, но выбирать не приходилось.
     -- Укладывайся, я уже  постелил  кровать,  --  сказал  мне
хозяин и отправился в ванную мыться. С момента моего последнего
визита  там  мало  что  изменилось. Как и тогда, в комнате была
только  одна  кровать.  В  неярком  свете  торшера  на   полках
поблескивали   камни.   Под   резкими   порывами   ветра   чуть
поскрипывала открытая форточка и  колыхалась  штора.  По  ногам
тянуло  холодным  воздухом, мне опять стало холодно. Вытащив из
своей сумки чуть влажную ночную рубашку, я натянула ее на  себя
и,  поеживаясь, быстро нырнула под одеяло. Накрылась с головой,
отвернулась к стене, подтянула ноги к груди  и  обхватила  себя
руками,  тщетно  пытаясь  согреться.  В  ванной смолк шум воды,
через несколько минут открылась дверь, щелкнул выключатель.
     -- Что ты собираешься делать? -- спросила я, почувствовав,
что пружины дивана чуть скрипнули и прогнулись.
     -- Не задавай глупых  вопросов.  Я  ложусь  спать.  Да  не
дергайся  ты.  Диван  достаточно  широкий,  я  лягу  с  краю  и
прикроюсь пледом, места хватит. Спи.
     Диван подо мной снова дрогнул,  это  Максим  дотянулся  до
торшера  и выключил свет. Комната погрузилась в полную темноту,
стало совсем тихо, только шумел дождь за окном. Я  настороженно
прислушивалась, за моей спиной не было слышно ни звука.
     --  Ну  я  же  просил тебя погреться в душе, не могла воду
включить погорячее? Ты дрожишь так,  что  диван  вибрирует,  --
недовольный снисходительный голос прозвучал у меня над ухом. --
Да не дергайся ты так, ничего я тебе не сделал, только краешком
пледа  прикрыл.  Что  ты  с  головой  одеялом укрылась? Страшно
стало?
     -- Меня трясет, пытаюсь согреться.
     С тихим стоном Максим повернулся ко мне лицом и  вместе  с
одеялом  притянул  меня  к себе. Его рука так и осталась лежать
поверх одеяла на моем плече. Потом край одеяла сполз
     с моего лица, и рука стала трогать мои  волосы,  погладила
лоб  и  переместилась  к  носу.  Чуть  шершавые  наощупь пальцы
старательно обследовали мой нос.
     -- Что ты делаешь? -- недовольно фыркнула я.
     -- Не смейся  ничего  смешного  нет,  просто  я  проверяю,
теплый ли у тебя нос.
     -- Так проверяют нос собакам.
     -- И еще маленьким детям.
     -- Я уже не ребенок.
     --   Иногда   ты   ведешь   себя   хуже   ребенка.  Зачем,
спрашивается, ты сегодня отправилась в дождь,  на  ночь  глядя,
Москву?
     -- Когда я уходила, дождя не было.
     --  Можно было предположить, что он вот-вот пойдет. Глупая
ты.
     Подобное заявление меня возмутило, но тепло, исходившее от
Максима, почти согрело мне  спину,  и  дрожь  стала  проходить.
Спорить  мне  не  хотелось. Видимо, несвойственное мне молчание
было воспринято с удивлением,  и  рука  продолжала  свой  путь,
легонько   погладила   меня  по  бровям,  натолкнулась  на  мои
моргающие ресницы.
     -- Ты не спишь?
     Как мне было заснуть, когда теплая  большая  и  неожиданно
ласковая  рука  кончиками  пальцев  стала осторожно гладить мне
брови, убрали с лица  непослушные  взлохмаченные  пряди  волос,
аккуратно  заправили  их  за  ухо  и стали осторожно теребить и
поглаживать мочку уха. Потом пальцы продолжили свое путешествие
к моему подбородку, а осиротевшему уху стало очень  холодно,  я
невольно  поежилась.  И как по мановению волшебной палочки, мне
сразу тало тепло, теплые  нежные  губы  стали  согревать  меня.
Максим  лицом  зарылся в мои еще не до конца просохшие волосы и
стал  своим  дыханием  согревать  их.  Его  руки  гладили   мой
подбородок,  обследовали  ею и ключицы, руки и плечи. Одна рука
робко скользнула под одеяло  и  стала  поглаживать  мне  шею  и
судорожно  сжатые  плечи.  Волшебные  руки  дарили  мне тепло и
покой, снимали усталость и напряжение. от любопытная рука нашла
под одеялом мои пальцы, сжатые в кулак, и начала  осторожно  их
поглаживать  и  разжимать.  Указательный палец прошелся по краю
моей  ладони,  как  бы  очерчивая  ее.  В   детстве   я   часто
прикладывала  руку  к  листку  бумаги  и  обводила  свою ладонь
цветным карандашом и рисовала на пальцах красивые яркие ногти и
кольца, как у взрослых тетей
     Каждое прикосновение  рук  дарило  мне  тепло  и  ласку  и
рождало  во  мне совершенно непонятное чувство. Губы скользнули
чуть ниже и поцеловали шею. Сладкая  дрожь  пробежала  по  мне.
Кончик  языка  пришел  на место губ и стал изучать каждый изгиб
ушной раковины,  спускаясь  все  глубже  и  глубже.  Мое  тело,
разбуженное  умелыми руками, словно пробудилось ото сна и стало
жить своей собственной жизнью. Оно не подчинялось мне, оно жило
помимо  моей  воли,   стремилось   навстречу   рукам,   дарящим
наслаждение Я вдруг услышала свой отдаленный глухой стон, но не
боли, а незнакомого наслаждения.
     Максим  приподнялся,  повернул  меня на спину и еще теснее
прижал к себе. Его губы спустились к подбородку, поцеловали шею
и стали спускаться все ниже. Я обиженно застонала, он понял мое
желание, его язык снова вернулся к моему уху, зубы стали  нежно
покусывать  мочку,  волна наслаждения подхватила меня. Мое тело
выгнулось, резким движением руки я
     задела локоть Максима, он на секунду потерял равновесие  и
опустился  на  меня всей тяжестью своего сильного тела. Широкие
мужские плечи опустились на меня  и  с  силой  вдавили  меня  в
диван.  Во  мне  поднялась  и  захлестнула меня волна уже давно
забытого кошмара. Меня охватил ужас, я забилась и  закричала  в
сильных  мужских  руках,  пытаясь освободиться. Я задыхалась от
страха. В одно мгновение Максим скатился с меня, вспыхнул свет.
Забившись в угол дивана, я судорожно прижимала к себе простыню.
     -- Саша, Саша, что с тобой? Что случилось? -- он  протянул
ко  мне  руку. Увидев протянутую ко мне руку, я вздрогнула, как
от удара.
     -- Успокойся, чего ты испугалась? Я же тебя не обижу.
     Звук низкого, но такого ласкового  голоса  привел  меня  в
чувство.  Ужас  отступил,  я  узнала Максима, и на место испугу
пришли судорожные рыдания, Максим осторожно  погладил  меня  по
голове, словно боялся испугать ненароком, мне стало так стыдно,
и безудержным потоком хлынули слезы.
     -- Саша, не плачь, не надо плакать. Ну иди ко мне на руки,
иди.
     Он  подхватил  меня на руки вместе с одеялом и стал носить
по комнате, тихонько что-то напевая.
     -- Смотри, что я тебе сейчас  покажу.  Смотри,  только  не
надо плакать.
     Максим  посадил  меня в кресло и подошел к полке, что-- то
взял и поставил на пол передо мной. Из-за спины Максима мне  не
было видно, что он делает, и я невольно вытянула шею заглядывая
ему через плечо.
     --  Сейчас, сейчас. Ах, ты любопытная, маленькая девчонка!
На, смотри!
     Максим подошел ко мне и сел рядом со мной на корточки.  На
полу  передо  мной  стояла  маленькая  каменная горка с большим
каменным  шаром  наверху.  Шар  по  размеру  был  чуть   меньше
теннисного  мяча.  Максим нажал какую-то кнопку, и вся каменная
горка  засветилась  изнутри  теплым  желтоваторозовым   светом,
откуда-то   сверху   горы   полилась   вода   --   и   каменный
красновато-желтый  шар,  ставший  прозрачным  в   электрических
лучах,  засверкал  и  начал вращаться в струях воды. Я замерла,
завороженная  необыкновенным  зрелищем,  сверху  горы,  где   в
небольшом  углублении  вращался  в воде камень, каскадом падала
вода,  орошая  россыпь  крупных  овальной   формы   сердоликов,
лежавших  у  ее  основания. Сама гора как бы светилась изнутри,
подсветка давала возможность  рассмотреть  необычайную  красоту
полупрозрачных  камней,  ставших  еще  более красивыми в струях
стекавшей воды.
     --  Что  это?  --  спросила  я,  совершенно   завороженная
увиденной красотой.
     --  Это  мой  подарок  тебе  на  окончание  института. Все
собирался подарить, да случая не представлялось.
     -- Я не могу это принять, это слишком дорого.
     -- Я сделал это своими руками,  если  ты  не  примешь,  то
разобью.
     Максим стремительно поднялся.
     -- Нет, не делай этого!
     -- Ты примешь мой подарок?
     -- Да-да!
     --  Хорошо,  успокойся.  А  теперь расскажи мне, что тобой
случилось.

     Глава 17

     Максим приподнял меня и посадил к себе на колени,  закутал
в одеяло и стал укачивать, как маленького ребенка.
     -- Расскажи мне, Саша, мне нужно знать. Просто поделись со
мной и   не  думай  ни  о  чем.  Тебе  станет  легче,  если  ты
расскажешь.
     -- Нет. Я не могу.
     -- Нужно избавиться от страхов, которые тебя мучают.
     -- Ты будешь презирать меня.
     -- Для тебя так важно мое мнение? Значит наши отношения не
безнадежны.
     -- Ты не будешь даже смотреть в мою сторону,  если  я  все
расскажу тебе.
     --  Никогда, глупенькая моя. Просто поделись со мной своей
болью.
     -- Это противно, мне неприятно вспоминать об этом.
     -- Нельзя хранить все в себе.
     Неужели мне станет  легче,  если  я  все  расскажу  чужому
человеку?  Хотя  какой  он  чужой?  Тем более не хочется, чтобы
знакомый мне человек презирал меня.  Но  искушение  было  очень
велико.   Может  быть  меня,  действительно,  не  будут  мучить
воспоминания? Я столько времени загоняла их вглубь моей памяти,
что порой почти не  вспоминаю  прошлое,  оно  приходит  ко  мне
только во сне.
     -- Когда это случилось?
     -- Почти три года назад.
     Я  вздрогнула,  так и не поняв сначала вслух я это сказала
или подумала. Рука Максима гладила меня  по  голове,  перебирая
спутанные  пряди  волос.  Я  сидела,  прислонившись щекой к его
груди, и слышала, как сильно ровно бьется его сердце.
     -- Продолжай, ты уже начала избавляться от своего  страха.
Вспоминать это совсем не страшно. Говори.
     Тихий  спокойный  голос  Максима,  словно загипнотизировал
меня. Он взял  меня  за  руку,  осторожно  разжал  мои  пальцы,
погладил  ладонь  и  крепко обхватил. Мои тревоги и страхи ушли
прочь, мне стало  легко  и  свободно,  словно  через  его  руку
перелилась в мое тело та необходимая мне сила и решительность.
     --  Я  вернулась из института счастливая и довольная после
успешной сдачи последнего экзамена, был закончен второй курс. Я
была счастлива и беззаботна. Дома никого не было, мама и  бабка
уехали  на рынок за продуктами. Найдя в холодильнике еду, стала
разогревать себе обед. Хлопнула входная дверь, я  выглянула  из
кухни,  но  это  была  не  мама,  с  которой  мне  так хотелось
поделиться свей радостью. Это был пьяный отец, в  то  время  он
уже  пил постоянно, и не было и дня, чтобы он не приходил домой
пьяным. Он был мне противен,  и  я  старалась  поменьше  с  ним
общаться.  Меня  раздражала мамина терпимость к его постоянному
пьянству.  Когда  он  был  пьян,  то  выглядел   счастливым   и
довольным,  а  когда  не добирал нужную дозу, то винил судьбу и
все  жаловался,  что  его  никто  не   понимает.   Его   пьяные
разглагольствования  вызывали у меня отвращение, я уже почти не
вспоминала те времена, когда он  был  хорошим,  просто  хорошим
трезвым  отцом. Я не понимала мамину жалость и всепрощение. Мне
сразу вспоминался жуткий стыд, который я испытала,  когда  вела
домой  спотыкающегося  отца.  Я  встретила  его во дворе, где я
играла с подружками в классики. Он подошел к нам, очень  весело
поговорил  с  нами,  а  потом попытался попрыгать, как и мы, но
повалился  на  землю  и  упал,  глупо  улыбаясь.   Все   кругом
засмеялись над ним, а мне было до слез обидно за моего папочку.
Я  попыталась  поднять  его своими слабыми ручонками, но мне не
удавалось даже приподнять  его.  Какой-то  посторонний  мужчина
поднял его на ноги, прислонил к забору, обругал незнакомыми мне
словами  и  заспешил  на  подошедший  автобус.  Отца  качало из
стороны в сторону.  "Папочка,  папочка,  только  не  падай,  ты
держись за меня", -- просила я его. Он почти повис на мне, но я
сумела  довести  его  до  дома.  "Папочка заболел, бабушка", --
сообщила я, когда бабка открыла  мне  дверь.  Но  бабка  только
прикрикнула  на  меня  и прогнала меня на улицу, а сердобольные
соседки мне все объяснили, что к чему.
     С возрастом я научилась не обращать внимание на сплетни  и
разговоры  и  просто  сочувствующие  взгляды  соседей, а я дома
просто старалась избегать отца, да и его особенно не  тянуло  к
общению со мной.
     В  тот  день  я просто проигнорировала появление отца, про
себя  только  немного  удивившись  его  раннему  появлению.   Я
торопливо поела, быстро помыла и убрала посуду и уже собиралась
тихо  проскользнуть к себе в комнату, когда он схватил меня. Он
напал на меня из-за спины, обхватил  руками  и  начал  целовать
слюнявыми  губами,  шепча:  "Тоня,  Тонечка!"  С пьяных глаз он
принял меня за маму. Говорят, в молодости  она  была  очень  на
меня похожа, вернее, я напоминаю сейчас молодую маму.
     -- А потом?
     --  Что  было потом? Он повалил меня на пол, стал рвать на
груди платье, задирать подол. Я сопротивлялась как могла, но  в
его  слабом, насквозь пропитом теле откуда-то появились силы. С
трудом освободив одну руку, я ударила его кулаком по  голове  и
била,  била  до  тех пор, пока он не затих. Кое-как мне удалось
выбраться из-под него, отец мешком лежал поперек  коридора,  из
его  разбитой  губы текла кровь, в кулаке была зажата вырванная
прядь моих волос. Руки и лицо у меня были в  крови,  меня  била
крупная  дрожь,  и  просто  не  было  сил  подняться  на  ноги.
Заскрежетал ключ в замке, и в квартиру вошли мама  с  бабушкой.
Увидев  их, я зарыдала в голос, поднялась на ноги и бросилась к
ним, но бабка оттолкнула меня, обругала и стала кричать, что  я
во  всем виновата, что все несчастья в доме от нас с мамой, что
лучше бы мне было не рождаться на свет. Она долго  еще  кричала
на меня, а мама, моя мама обтирала отца, обнимала его и жалела.
Вот тогда я и бросилась на кухню и схватила нож и отрезала себе
волосы,  по крайней мере никто теперь не сможет схватить меня и
вырвать пряди моих волос.
     К вечеру, когда бабка успокоилась и перестала  выкрикивать
угрозы  в  закрытую  дверь  моей комнаты, а отец громко храпел,
лежа  на  диване,  я  собрала  свои  вещи  в  рюкзак   и   тихо
выскользнула из дома.
     -- А что было потом?
     --  Началась моя самостоятельная жизнь: работала, училась.
Перешла со следующего семестра на вечерний.
     -- Как ты жила?
     -- Сначала было трудно, а  потом  привыкла.  Стала  носить
джинсы,  они  давали мне ощущение надежности и защиты, уходя из
дома, я не взяла с собой ни одного платья. Научилась обходиться
самым необходимым.  По  крайней  мере,  смогла  выжить  и  даже
окончить институт с твоей помощью.
     -- А как к тебе относились?
     --  Как  к  юродивой,  честное  слово,  на  Руси  всегда с
почтением относились к ненормальным. Для  окружающих  я  всегда
была  немного чокнутой. Я стала Саней, своим парнем. Сейчас все
заняты своими проблемами,  и  абсолютному  большинству  глубоко
наплевать  на  тех, кто с ними рядом. Меня считали стильной, не
похожей ни на кого. Первое время  моя  бритая  голова  вызывала
недоумение и удивление, я всем своим видом бросала
     вызов  окружающим,  не  всем хватало храбрости последовать
моему примеру. К чудному привыкают быстро, очень  скоро  многие
девушки  стали  брить  себе  головы.  Мой  стиль  поведения был
принят, и ко мне не приставали с вопросами.
     -- Ты совсем не виделась с матерью?
     -- Не-а. Борька иногда рассказывал. Что  ты  смотришь?  Мы
раньше жили с ним в одном дворе, пока он год назад не переехал.
Меня и нашли с его помощью, когда отец умер, помнишь? Они своим
старым соседям оставили свой адрес.
     -- Прости меня.
     --  За  что?  Мы  же с тобой все давно выяснили. Только не
надо  меня  жалеть,  все  получилось  не  так  уж  плохо.   Мне
привычнее, когда ты меня ругаешь.
     -- Я тебя ругаю?
     -- Целыми днями.
     -- Прости.
     -- Если еще раз извинишься, я стукну тебя подушкой.
     Ни  слова  не  говоря, Максим вскочил с кресла и с размаху
бросил  меня  на  диван.  От  неожиданности  я  вскрикнула,  но
сумела-таки  дотянуться  до подушки и замахнуться, бросать я ее
не стала, так как увидела стоящую на полу каменную горку.  Вода
журчала,   поблескивая,   вращался  камень  на  ее  вершине.  Я
испугалась, что нечаянно разрушу эту красоту. Максим  проследил
за  моим  взглядом  и  спокойно  сел рядом со мной на диван. Мы
любовались красотой камней, ставших необычайно яркими в  струях
воды.  Максим  легонько  обнял  меня  рукой  и  я непроизвольно
прижалась к его теплому плечу. Мои опасения были напрасны,  мой
рассказ  не вызвал у Максима отвращения ко мне. Мне стало легко
и спокойно  на  душе,  словно  большая  цепь,  стягивающая  мое
сердце,  разорвалась,  и  я  стала  наконец  свободной. Большим
пальцем  руки  Максим  легонько  поглаживал  мое  плечо,   чуть
повернув  голову,  я  наблюдала за его рукой. Что будет, если я
поцелую эту руку?  Эта  совершенно  бредовая  мысль  неожиданно
пришла  мне  в  голову.  Некоторое время я пыталась бороться с