ье.
   - Я... я не расстроилась.
   Это была ложь, и оба они это знали.
   Люк сделал к ней шаг, и она  отступила,  прижавшись  спиной  к  кухонному
столу. Если он сделает еще один шаг, то окажется так близко, что  сможет  ее
поцеловать. Она почему-то переполошилась.
   - К счастью, я не была одинока. У меня были друзья, -  пробормотала  она,
просто  чтобы  что-то  сказать,  чтобы  не   молчать,   поскольку   молчание
становилось напряженным. Она опять лгала. Единственные ее друзья - это Луиза
с мужем, и то только потому, что они настаивали на сближении  и  им  удалось
пробиться сквозь стену застенчивости и настороженности,  которые  отпугивали
остальных.  Странно,  но  от  этого  замечания,  произнесенного  срывающимся
голосом, Люк замер и почти сердито уставился на нее.
   - Да, друзья, конечно, -  спокойно  согласился  он,  но  спокойствие  это
почему-то прозвучало недружелюбно. Когда  дверь  за  ним  закрылась,  Мелани
вдруг сообразила, что в его тоне ей послышалась циничная нотка.
   Он  сбивал  ее  с  толку  резкой  и  совершенно  немотивированной  сменой
настроений. То был нежен и внимателен, и она  начинала  надеяться,  что  его
влечет к ней так же, как и ее к нему. То вдруг, в мгновение ока,  становился
далеким и отрешенным, и ей начинало казаться,  что  она  ему  противна.  Она
ничего не могла понять.
   Сидя за стаканом  чая,  Мелани  решила,  что  разумнее  всего  немедленно
положить конец завязывающимся между ними отношениям, сказать ему утром,  что
ей больше не нужна помощь, а телефон внаем она сдавать не собирается.
   Да, она должна это сделать. Но вот хватит ли у нее сил?
   Вечером опять зазвонил телефон. Мелани долго не поднимала трубку,  нервно
кусая губы. А когда наконец решилась, с радостью услышала голос Луизы:
   - Ты что так долго? Я уж думала, ты где-то загуляла. Ну, как ремонт?
   Мелани не очень уверенно объяснила ей, что происходит.
   - И  этот...  Люк  предложил  тебе  помощь  за  возможность  пользоваться
телефоном? Это же здорово! Интересно,  что  он  расследует?..  -  размышляла
Луиза. - Скорее всего, дело о разводе. Это ужасно! Я бы ни за что  на  свете
не стала в это вмешиваться. Ну ладно, расскажи мне что-нибудь о  нем.  Какой
он? Красивый?
   Мелани не знала, что и ответить, и Луиза рассмеялась.
   - Вот, значит, как! Надеюсь, ты не проболталась ему о подарке с неба? Ой,
ради Бога, Мелани, я вовсе не имела  в  виду  ничего  плохого,  -  торопливо
добавила она. - Просто ты такая доверчивая, такая наивная,  что  я  чувствую
себя обязанной постоянно напоминать тебе о рыщущих вокруг нас огромных  злых
волках! А им только и подавай что таких вот невинных овечек. Ты и ахнуть  не
успеешь, как тебя уже слопают!
   - Да мы об этом и не говорили, - чистосердечно призналась Мелани.  -  Он,
правда, знает, что недавно я получила этот дом в наследство.
   - Большие  злые  волки  охотятся  не  только  за  деньгами.  А  ты  очень
привлекательная девушка. - Сердце у  Мелани  начало  тяжело  биться,  но,  к
счастью, Луиза сменила тему разговора: - Да, кстати. Я тебе вот зачем звоню.
Не хочешь забрать у нас два старых комода и туалетный столик? Они  достались
нам еще от свекрови, но мы наконец купили новую мебель. Ты говорила, что дом
почти пустой. Да, конечно, когда ты будешь его продавать, эта  мебель  может
стать тебе обузой, но  пока  она  хорошо  оживит  интерьер.  Так  что,  если
надумаешь, Саймон привезет.
   Дом действительно был почти  пуст.  Большая  из  спален  была  обставлена
солиднее всего: двуспальная кровать и старинный комод.  Во  второй  спальне,
которую заняла Мелани, стояла старая, загвазданная односпальная кровать,  от
которой она тут же избавилась, купив себе новую, но с  хромоногим  шкафом  и
маленьким комодом пришлось смириться. В третьей комнате, в  той  самой,  где
сейчас шел ремонт, были собраны сломанные стулья и другой старый хлам.  Чуть
ли не в первый же день Мелани наняла двух грузчиков, и они увезли все это на
свалку.
   Девушка знала, о какой мебели идет речь: немного старомодной и громоздкой
для современной квартиры, а для сельского дома - в самый раз.
   Мелани от всего сердца поблагодарила подругу, понимая, что  та  могла  бы
продать свои вещи за вполне приличную цену, но вот решила  подарить  ей.  На
это ее замечание Луиза рассмеялась:
   - Кому сегодня нужно старье? Это не антиквариат, да и весит целую  тонну.
Мне никогда не нравилась  дубовая  мебель.  Но  все-таки,  как  продвигается
ремонт? - вдруг вернулась она к прежней теме.  -  Или  вы  с  Люком  слишком
заняты новым знакомством, чтобы оклеивать стены?
   Даже Луизе Мелани не смогла бы признаться в чувствах, которые  испытывала
к Люку, особенно после слов о больших хищных волках. Но все же рассказала  о
предложении Люка оклеить и оформить спальню.
   - Прекрасное предложение, - одобрительно заметила Луиза, - если он  готов
бескорыстно тебе помогать... И все  же...  Знаешь,  дорогая,  не  усердствуй
особенно с ремонтом, а то жалко будет продавать дом.  Не  останешься  же  ты
жить в деревне! Слишком уж далеко. Правда, если соседом твоим будет Люк...
   Мелани поняла, куда она клонит, и поспешила вставить:
   - Люк здесь ненадолго. Он снимает соседний дом. А я...
   Она вздохнула. Даже если бы захотела здесь  остаться,  даже  если  бы  не
приняла решения продать и дом и землю, чтобы  отдать  вырученные  деньги  на
благотворительные цели, все равно бы она не смогла здесь жить. Взять хотя бы
работу. Здесь ее найти практически невозможно:  ни  производства,  ни  одной
приличной организации, которой мог бы понадобиться секретарь. Правда, Честер
недалеко. Час, а то и меньше езды.
   - Значит, я договариваюсь с Саймоном, чтобы он перевез тебе деревяшки.  Я
позвоню, когда он поедет, - заключила Луиза.
   Позже, когда огонь в камине затух, а Мелани  поужинала  и  делать  больше
ничего не хотелось, события дня вновь захватили ее мысли.
   Нет, нельзя поддаваться  этому  соблазну,  почти  непреодолимому  желанию
думать и мечтать о Люке, вспоминать каждое мгновенье, проведенное с  ним,  и
все свои ощущения.
   Уж лучше подумать, как быть с невыносимым Дейвидом Хьюитсоном.
   Угроза, прозвучавшая в его голосе, была очевидна, ей не могло показаться.
Адвокат с самого начала советовал дождаться решения вопроса о  строительстве
автодороги и только потом выставлять дом и землю на аукцион, чтобы  получить
хорошую цену. И Мелани твердо решила последовать его совету.
   Дейвид Хыоитсон, видимо, просто хочет ее запугать, чтобы она продала  ему
дом и землю по дешевке. И поскольку ему не удалось это  сделать  с  наскока,
возможно, он будет и  дальше  преследовать  ее,  обвиняя  во  всех  смертных
грехах.
   Если бы  деньги  были  нужны  ей  для  себя,  то  она,  вполне  возможно,
согласилась бы на его условия. Но у нее особый случай...
   Прожив всего несколько  дней  в  этом  доме,  Мелани  почувствовала,  как
одиноко и тоскливо было здесь Джону Барроусу,  и  ей  стало  казаться,  что,
передав ей дом в наследство, он оказал ей большое доверие. Одиночество -  та
невидимая нить, что связала их между собой и со многими  другими  людьми  по
всей стране и даже по всему миру, С  людьми,  как  и  они,  познавшими  муку
одиночества, которая намного страшнее, чем даже нищета.
   Значит, она обязана ради всех, кому поможет  деньгами  от  продажи  этого
дома, получить за него максимальную цену.
   Жаль, что некому довериться, не у кого попросить поддержки и помощи.  Как
важно, когда кто-то...
   Хотя просто "кто-то" мне не нужен, честно призналась она себе.
   Как только она  ощутила  потребность  в  поддержке,  первый,  о  ком  она
вспомнила, был Люк Чалмерс.
   Нельзя давать власть этим опасным чувствам. Сколько бы он ни говорил, что
находит ее привлекательной, каким бы привлекательным ни  находила  его  она,
нельзя отдаваться болезненной, непреодолимой потребности быть рядом  с  ним.
Надо иметь голову на плечах. Надо учиться на ошибках прошлого.
 
 
   ГЛАВА ПЯТАЯ
 
   Если Люк придет, я  встречу  его  весело  и  по-дружески,  но  решительно
отвергну всякие попытки сближения, твердо пообещала  себе  Мелани,  закончив
завтрак и моя посуду.
   В конце-то концов, у нее забот хватает, стоит  ли  так  переживать  из-за
человека, которого едва знаешь? Она не может позволить себе тратить время на
переживания, лихорадочно гадая, придет Люк или нет.
   Она бросила быстрый взгляд на часы.
   Но если Люк не придет, то что я буду делать со спальней?
   Ничего! Даже если он не придет, мне вполне хватит работы в саду,  заявила
она себе.
   Что же касается спальни... В худшем случае придется доделать  самой,  как
она первоначально и планировала. Да, конечно, одна она не сможет сделать то,
что сделал бы Люк, но по крайней мере хоть освежит комнату.
   Прошлой ночью Мелани решила, что будет лучше, если она никогда больше  не
увидит Люка. И пока что эта решимость поддерживала ее.
   Тогда почему ты такая взвинченная? - рассердилась она на себя. Ну что  ты
так часто смотришь на часы! Зачем прислушиваешься к  каждой  машине?  Откуда
этот горький привкус разочарования и боли? Ты же едва знаешь его.
   Нет, возразило сердце. Разум твой действительно знает его совсем недавно,
но вот тело... чувства...
   Она вздрогнула под новым натиском этих самых чувств и попыталась подавить
их, но безуспешно.
   Он очаровал меня, он  околдовал  мое  глупое,  податливое  тело,  сердито
думала она. Поцелуй как поцелуй, ничего особенного. Вот это и надо дать  ему
понять. Нельзя верить...
   Во что? В то, что он в тебя влюбится? Это же глупо! - насмехался над  ней
здравый смысл. Но сердце и чувства давно сдались на милость победителя.  Еще
тогда, когда он впервые ее поцеловал.
   Так не должно быть! - неистово убеждала себя она. Не могу  я  так  быстро
влюбиться. Я не настолько глупа!.. Совсем недавно я уже обожглась.
   Но инстинкт подсказывал, что боль, причиненная ей  Полом,  -  всего  лишь
царапинка по сравнению с той смертельной раной,  которую  может  нанести  ей
Люк.
   В десять минут одиннадцатого его еще не было.  В  половине  одиннадцатого
Мелани начала думать, что он уже не придет. Но сколько бы ни убеждала  себя,
что это к лучшему, сердце болело  все  сильнее.  Без  четверти  одиннадцать,
надев сапоги и старую куртку, она пошла в сад. В горле у нее стоял ком, а на
глаза наворачивались слезы.
   С чего же начать? На том месте, где она представляла себе  лужайку,  было
настоящее дикое поле.  На  едва  заметных  клумбах  с  цветами  буйно  росли
сорняки. Мелани стояла в нерешительности до  тех  пор,  пока  не  разглядела
примулы, задыхавшиеся среди шиповника.
   За полчаса она расчистила лишь небольшой пятачок.  Земля  была  мягкой  и
жирной. Стояла середина апреля, и холодные порывы ветра трепали  ей  волосы.
Но не они были повинны в горючих слезах, струившихся по ее щекам.
   Вот, пожалуйста, готова рьщать из-за мужчины, которого и знаешь-то  всего
ничего. Не смеши людей... не будь дурой! - твердила она себе.
   И вдруг краем глаза Мелани заметила какое-то  движение  и  вздрогнула  от
радостного предчувствия. Она повернулась - прямо к ней шел Люк.
   - Извини, что  задержался.  Непредвиденные  обстоятельства.  А  поскольку
телефона у меня нет, предупредить я тебя не мог.
   Ветер ерошил его волосы, раздувал куртку.
   Она вдруг сообразила, что стоит спрятав руки за спину, чтобы, не дай Бог,
не броситься его обнимать.
   Как же далеко она зашла по пути, на который запретила  себе  становиться!
Она не из тех, кто может запросто протянуть руки и обнять  кого-то.  Детство
ее  было  лишено  такого  рода  отношений,  и  даже  сейчас,  став  взрослым
человеком, она внутренне съеживалась, когда ей приходилось дотрагиваться  до
другого человека.
   Но хуже всего то, что к Полу ее так не тянуло. Она уже  начала  понимать,
что чувства, которые она некогда испытывала к Полу и которые сама  принимала
за любовь, на самом деле были только отражением его  собственного  влечения.
Ей льстило его внимание,  а  поскольку  в  ней  жила  потребность  дарить  и
получать любовь, она обманула себя и поверила, что любит.
   Чувство же к Люку было совершенно другим. Вроде бы еще минуту назад она и
не подозревала о его существовании, но вдруг... он ее поцеловал, и очаровал,
и потряс настолько, что она уже не представляла, как без него жить.
   И сколько она ни повторяла себе, что ей это чувство не нужно, сколько  ни
обзывала себя дурой и еще более сильными словами, сколько ни  убеждала,  что
ей же будет хуже, все было бессмысленно. Что бы она ни решила, пока  его  не
было рядом, - едва взглянув на него, забывала обо всем и  тянулась  к  нему,
как под воздействием магнита.
   Любовь с первого взгляда... Глупая сказка,  фантазия,  в  которую  нельзя
верить.
   - Ты неплохо потрудилась, - похвалил Люк.
   Он наклонился, чтобы взглянуть на  примулу,  которую  Мелани  только  что
освободила из плена сорняков и сухих  веток,  и  ноздри  ее  уловили  теплый
мужской запах, особенно приятный на  холоде.  Голова  у  нее  пошла  крутом,
сердце лихорадочно забилось.
   - Почему ты начала именно отсюда? - спросил он, распрямляясь и  оглядывая
заросли.
   По логике, Мелани надо было начать с менее заросшего  участка  сада,  это
верно, и она даже покраснела, объясняя, почему примулы привлекли ее внимание
и почему она посчитала своим долгом немедленно освободить их от сорняков.
   - Они показались мне такими... такими одинокими.  Мне  захотелось  помочь
им, чтобы они знали, что кто-то о них заботится.
   Она осеклась, сообразив, в каком смешном свете выставляет себя.  Ощущение
это еще более усугубилось, когда Люк мягко произнес:
   - И поэтому ты плакала? Тебе жалко примулы?
   - Я не плакала, - запротестовала она. - Это просто ветер. Я не привыкла к
деревенской жизни и к работе на свежем воздухе. Вот глаза и слезятся.
   Это могло бы прозвучать  правдоподобно,  если  бы  она  сдержалась  и  не
отвернулась.
   Но Люк положил ей руку на плечо, развернул и  прижал  к  себе,  а  другой
рукой нежно погладил ее влажную от слез щеку большим  пальцем.  Склонившись,
он прошептал ей на ухо:
   - Как же я завидую примулам, если ты  по  ним  плачешь  и  бросаешься  их
спасать!
   И в следующее мгновенье губы его коснулись ее кожи, и кончиком  языка  он
стал слизывать с ее щеки слезинки.
   Колени у нее подогнулись. Она чувствовала грудью его грудь, животом - его
живот, и ей  слышно  было  вдруг  участившееся  биение  его  сердца.  А  Люк
отреагировал  на  ее  близость  с  такой  мужской  откровенностью,  что  она
инстинктивно напряглась. Не потому, что это ее  шокировало,  а  потому,  что
ничего подобного она не ожидала. Для нее это было в  новинку.  Их  близость,
которую он воспринимал как нечто само собой разумеющееся, его реакция -  все
это было для нее потрясающе ново.
   Она молчала, даже не пытаясь высвободиться. Он почувствовал ее напряжение
и перестал ласкать кончиком языка ее щеку. Скользнув губами  к  ее  уху,  он
прошептал:
   - Извини. Я не хотел.
   Он легко отстранился, но еще держал ее под подбородок, и ей волей-неволей
пришлось посмотреть на него. Глаза их встретились.
   - Все дело в том... - опять прошептал он, - все дело в том, что  ты  меня
обезоруживаешь. Больше всего на свете мне хочется отнести тебя в  кровать  и
любить, любить, любить...
   От столь откровенного заявления Мелани  страшно  смутилась  и  попыталась
отодвинуться, бормоча:
   - Нет... нет, нельзя... это...
   - Слишком быстро, - усмехнувшись, закончил за  нее  он,  причем,  как  ей
показалось, даже не обидевшись. - Да, я понимаю. И хочу, чтобы ты знала, что
я тоже не имею привычки так себя вести.
   Люк держал ее лицо в руках, гладя большими пальцами ее  щеки,  успокаивая
ее.
   Она с трудом произнесла:
   - Мне так не показалось, особенно в первый день.
   Люк рассмеялся, и в уголках его глаз  появились  мелкие  морщинки,  а  на
губах заиграла веселая улыбка.
   - Правда?
   Он смотрел ей прямо в глаза. Что он в них увидел, она не знала, но  вдруг
выражение  его  лица  резко  изменилось,  взгляд  стал  испытующим,   и   он
нахмурился. Мелани тут же насторожилась.
   - Тогда все было по-другому, - хрипло пояснил он. - Тогда это была просто
игра.
   Тогда? Она долго собиралась с духом и наконец спросила:
   - А теперь?
   Большими пальцами он все еще гладил  ее  кожу,  но  уже  не  утешающе,  а
эротически, опасно, нетерпеливо.
   - А теперь это уже не игра, - серьезно ответил он. - По крайней мере  для
меня.
   Так вот что такое терпеливо ждать и  наконец  дождаться;  вот  что  такое
блюсти себя и наконец взлететь к самым высотам чувств; так  вот  что  значит
проснуться както утром и вдруг обнаружить, что заветный сон стал явью!
   Она медленно поднялась на цыпочки, обняла его за шею и жарко  шепнула  на
ухо:
   - Для меня тоже.
   Поймет ли  он  когда-нибудь,  сколько  ей  понадобилось  мужества,  чтобы
произнести эти слова?
   - Мелани...
   Для нее это прозвучало как чистейший, резонирующий  радостью  колокольный
звон.
   - Посмотри на меня, - потребовал он.
   Она подняла глаза и обнаружила, что видит только его губы, а вспомнив  их
прикосновение, не нашла в себе сил отвернуться.
   Люк повторил ее имя со страданием и радостью, а она смотрела ему в  глаза
и трепетала от их блеска.
   Когда он коснулся ее губами, она ответила ему со всей пылкостью, со  всей
любовью, которые испытывала к нему, но не осмеливалась выразить  словами.  И
когда, прижимаясь к нему, вновь почувствовала его желание, то напряглась  не
от страха, а от сладкого предвкушения.
   Руки его заскользили по ее телу. Никому еще она не позволяла так до  себя
дотрагиваться, никогда еще она не испытывала ответного  желания;  раньше  ей
это было неприятно. Даже с Полом, и он на нее за это сердился. А вот сейчас,
в  объятиях  Люка,  когда  руки  его,  скользнув  под  свитер,  гладили   ее
шелковистую кожу, она испытывала невообразимое  удовольствие  и  потребность
помочь ему лучше узнать ее тело, подвинуться так, чтобы он поскорее нашел ее
грудь.
   Она была  как  в  огне,  кожа  пылала,  и  кровь  начала  пульсировать  в
напряженных сосках задолго до того, как их коснулись пальцы Люка.
   А когда это произошло, из горла ее вырвался непроизвольный стон. Не слыша
себя, она все повторяла и повторяла его имя, вся во власти  неизвестного  ей
доселе священного трепета.
   Она и не представляла, что можно  испытывать  такие  прекрасные  ощущения
только  от  прикосновений.  И  если  у  нее  захватывает  дух  от   простого
прикосновения его руки, то что будет, когда... если... если он будет ласкать
ее грудь губами?
   Она так содрогнулась, что даже он это почувствовал. От неожиданности  она
открыла глаза, щеки ее были залиты горячим румянцем. Люк, оторвавшись от  ее
губ, смотрел на нее сверху вниз,
   В глазах его стояло изумление и нежность и такое желание, что ее  бросило
в жар. Когда он перевел взгляд с ее глаз на губы, сердце Мелани рванулось из
груди.
   - Ты права, - прошептал он. - Не время и не место.
   Руки его лежали у нее на груди, а подушечками больших пальцев он все  еще
гладил напряженные соски и нежно целовал ее в губы.
   - Пойдем в дом, надо работать, - добавил он с сожалением, оторвавшись  от
нее. Но браслет часов зацепился за нить ее шерстяного свитера, и,  когда  он
положил руку ей на плечо, свитер задрался.
   Мелани вскрикнула. Люк глянул и остолбенел, как в немой сцене,  не  сводя
глаз с белевшей обнаженной груди, тут же покрывшейся гусиной кожей.
   Он извинился и отцепил нитку, завязав ее так, чтобы свитер не  расходился
дальше. Он закрыл ее собой от холодного ветра, и теплые лучи солнца  тут  же
согрели ее.
   Гусиная кожа сошла, и Мелани сделала сразу три открытия:  во-первых,  она
испытала необычное, эротическое удовольствие от прикосновения лучей солнца к
обнаженной коже; во-вторых, это  ощущение  было  особенно  сильным  в  столь
инт