ыло выплакаться. Я лежала и  ждала,  прислушиваясь,  как  в  отдалении
стучит мячом Джон. И наконец через час в груди что-то екнуло, а потом  вдруг
я зарыдала. Рыдать, упиваясь своим унижением, было довольно приятно. Жалеешь
себя, распаляешься, снова жалеешь, пока  не  успокоишься,  обновленная,  как
после долгого крепкого сна.
   Когда я встала и умылась, я ощущала только освобождение и облегчение. Все
кончилось. Кстати, сцена с Верти не была даже настоящей сценой. Когда она  в
ту ночь пришла домой, я дожидалась ее, сидя целиком одетой на своей кровати.
Когда она появилась, я попросила ее закрыть за  собой  дверь,  сказала,  что
видела ее днем с Френсисом. Она окаменела, а потом спросила:
   - Ты сердишься, да? Но это же ничего не значит -  маленькое  развлечение.
Мы немножко повеселилась, вот и все.
   - Я не сержусь, - ответила я. - У меня нет права ни на твою жизнь, ни  на
жизнь Френсиса.
   - Нет, - согласилась она с  облегчением.  -  Как  мило  с  твоей  стороны
воспринимать все именно так, а  я,  наверное,  поступила  не  очень  честно.
Прости, Хелен, я виновата.
   - Не стоит, - отозвалась я, забирая постельное белье. -  Сегодня  я  буду
спать на веранде. Кстати, я уже сказала папе, что ты завтра уезжаешь.
   - Ах вот как! - воскликнула она. - Но это же было случайностью. Мы просто
гуляли по берегу...
   - Хватит, Верти. Не надо ничего  говорить.  -  Выходя,  я  последний  раз
обернулась. - Хочу только добавить, что ты  самая  подлая  и  гадкая  тварь,
которая рождалась на свет. Спокойной ночи.
   На следующее утро мы не обменялись ни словом. Когда  я  села  завтракать,
она не подняла глаз от своей тарелки. Мама говорила, что глупо  уезжать  так
неожиданно, но я сказала, что Верти надо купить какие-то учебники, и она  не
стала возражать против  такой  версии.  Я  выиграла  -  это  было  маленькой
компенсацией за предательство и унижение.
   Что я думала о Френсисе? Пусть это не покажется странным, но я испытывала
к нему некоторую благодарность. Он дал мне так много. Но в то  же  время  он
разбудил в моей душе что-то дикое, холодное и жестокое, за что  должны  были
расплатиться позже совсем другие люди. Я решила извлечь  из  этой  печальной
истории урок - больше никто не захватит меня врасплох, теперь  я  собиралась
всегда быть настороже против всех  и  всего.  Другие  люди,  другие  мужчины
должны были расплатиться за боль, которую он  мне  принес.  Как  было  этого
добиться? Я должна была воспитать каменное сердце и тело, на которое все  бы
смотрели с упоением, но не смели трогать.
   На ком было сорвать дурное настроение, кому причинить  боль?  Это  должен
был быть кто-то любимый, чтобы ему действительно стало больно.  Я  вспомнила
про Нелли. Я знала, что она хорошо относится ко мне, и сама любила ее. В тот
же вечер я спустилась в ее комнату, как делала довольно часто.  Она  листала
какой-то еженедельник и сразу подняла на меня добродушные глаза.
   - Почему ты не вычистила утром мои туфли? - спросила я без предисловий.
   - Я чистила, дорогая, - ответила она. - Протри глаза.
   - Разве  тебе  плохо  платят  за  то,  чтобы  ты  чистила  мне  туфли?  -
поинтересовалась я, прислонившись к дверному косяку.
   - Да, я знаю. И не жалуюсь.
   - Может, тебе не приходилось чистить обувь  в  своей  родной  деревне?  -
заметила я. - Наверное, там ты ходила только за поросятами?
   Тут она посмотрела  на  меня  с  настоящим  любопытством,  но  ничего  не
ответила. Я знала, что на  родине  у  нее  остался  парень,  с  которым  она
переписывалась, а потому продолжила:
   - Что-то давно ничего не слышно о твоем приятеле, а Нелли?  Наверное,  он
давно спит с другой, пока ты листаешь здесь журналы.
   Тогда Нелли встала. Ее лицо, обычно такое дружелюбное  и  веселое,  стало
жестоким и злым. Он сделала ко мне два шага и ударила по  лицу  так  сильно,
что я упала и ударилась головой о шкаф.  Она  снова  села  и  взяла  в  руки
журнал.
   - Тебе не стоило это говорить, Хелен. Это подло. И  больше  не  будем  об
этом вспоминать.
   - Но я  хотела  сделать  именно  подлость,  -  крикнула  я.  -  Подлость!
Подлость!
   - Садись и рассказывай, что случилось, - сказала  она,  указывая  мне  на
кровать.
   - Не буду.
   - Ну хорошо, просто сядь, и мы поговорим. Поговорим о чем-нибудь другом.
   И в  следующую  секунду  я  уже  стояла  на  коленях  перед  ее  креслом,
уткнувшись лицом ей в колени.
   - Прости, Нелли, - рыдала я, - Я ничего не имела в виду, правда.
   - Конечно, нет. Мы говорим массу всего, что вовсе не хотим произносить  и
о чем даже не думаем. Только не лежи на полу - дует, садись на кровать.
   - Ты пообещаешь забыть все, что я сейчас сказала?
   - Уже забыла.
   Я села на кровать и успокоилась, пока она делала вид,  что  углубилась  в
журнал. "Как трудно обидеть человека, если ты поставил  себе  это  целью,  -
думала я, - и как это просто, если ничего не замышляешь."
   В тот вечер я долго просидела у Нелли. Я сварила ей кофе, а себе  чай,  и
мы болтали, болтали обо всем. Она даже заставила меня  пару  раз  улыбнуться
своим непосредственным замечаниям. Но о главном я ей так и не сказала. В  ее
тесной комнатке просто не было места для истории о Верти и Френсисе. Я  даже
могла рассказать о том, что случилось между мной и Френсисом, но не то,  что
увидела в дюнах в тот последний прекрасный день лета. Ибо именно в тот  день
лето для меня кончилось. Это было невозможно. Но Нелли  как-то  осторожно  и
терпеливо все выпытала и смогла меня успокоить. "Не многие  так  мудры,  как
Нелли," - думала я, выходя из ее комнаты.
 
Глава 7 
 
   Начало осеннего семестра было для меня во многом переломным: я  никак  не
могла решить, должна ли я воспитывать в себе строгость и суровость или  могу
иногда показать, что не все еще в душе умерло.  Разговоры  с  Нелли  привели
меня к одному главному выводу - не стоит очертя голову бросаться в водоворот
чувств, а надо сначала все хорошенько обдумать.
   Я училась в современной школе с большими холлами,  громадными  окнами  во
всю стену и широченной лестницей на второй этаж. Классы были смешанными,  но
на одноклассников-парней никто не обращал  внимания.  Ну  разве  можно  было
воспринимать как мужчин тех, кого каждый день видишь запинающимися у  доски.
Мы болтали с мальчиками на  переменах,  некоторые  позволяли  себе  короткие
объятия и поцелуйчики на обратном пути домой. И все это  при  ясном  дневном
свете! Разве могло быть тут что-то серьезное? Впрочем, теперь  я,  наученная
горьким опытом, не была ни  в  чем  уверена.  Теперь  меня  было  невозможно
чем-либо удивить.
   С  первого  дня  занятий  между  нами  с  Берти  установился  вооруженный
нейтралитет. Она  отсела  от  меня,  и  моей  соседкой  стала  пухленькая  и
рыжеволосая хохотушка Вибике, которой мы все завидовали, потому что она была
самой  яркой  и  запоминающейся  девчонкой  в  классе.  С  Берти   мы   едва
здоровались. Вибике была сообразительной и всегда приветливой. Я списывала у
нее латынь, а в благодарность помогала с французским произношением,  которое
ей трудно давалось.
   На переменах мы болтали о косметике и тряпках. Высокая  красавица  Астрид
показывала нам одну коробочку за другой - помада, кремы, тени, духи. Была  у
нее и собственная машина, на которой она гордо подъезжала к школе.
   Учителя тоже были совершенно разными:  некоторые  принадлежали  к  старой
гвардии - в мокрую погоду ходили в калошах и приносили  с  собой  завтрак  в
пластмассовых коробках. Другие были довольно молодыми - они курили, ругались
и вели себя, как нормальные люди. Одним из молодых  учителей  был  и  мистер
Брандт. Он всегда ходил в твидовом пиджаке и фланелевых брюках, и в нем было
что-то неуловимо американское. Ему очень шли большие очки, темные  и  густые
волосы он зачесывал назад, а когда улыбался, то показывал очень белые зубы.
   К тому же мистер Брандт был женат и имел двоих детей. Жил он в нескольких
минутах ходьбы от школы, и многие спорили  за  право  проводить  его  домой.
Возникла даже небольшая очередь. Мистер Брандт собирал  книги  по  театру  и
любил поговорить о драматургии.
   Мистеру Брандту удивительным образом удавалось сделать свои предметы - не
только литературу, но и грамматику - живыми и для всех  интересными.  Иногда
мы читали  сценки  из  классических  пьес,  и  когда  мне  пришлось  сыграть
Джульетту, я так увлеклась, что, читая монолог, обращалась к самому учителю.
Я забыла обо всем, и остановилась только, когда мистер Брандт тронул меня за
плечо. Он улыбался.
   - Прекрасно, Хелен. Просто прекрасно. Но продолжит, пожалуй, Водил. Прошу
вас.
   Я села на место крайне смущенная. Наверное, я была единственной, кто  так
близко к сердцу воспринял содержание пьесы. После урока  он  позвал  меня  и
пригласил к себе в гости поговорить о Шекспире.
   Вскоре мне должно было исполниться семнадцать, и я собиралась  пригласить
гостей. Я позвала человек двадцать одноклассников почти всех,  кроме  Берти.
Они должны были придти в восемь, выпить по стаканчику вермута или  шерри,  а
потом отдаться танцам. Позже вечером Нелли планировала подать бутерброды.
   Утром папа и мама пожелали мне счастья.  Ради  моего  дня  рождения  мама
поднялась в невероятную для  нее  рань.  Мне  подарили  кашемировый  зеленый
костюм, а Джон преподнес флакончик  духов,  который,  как  я  потом  узнала,
выбрала мама.
   -  Хелен,  дорогая,  -  начал  папа  с  воодушевлением,  -  теперь   тебе
семнадцать...
   - Точно, - заметила я.
   - Не перебивай. Вечером у тебя будут гости...
   - Ты опять прав.
   Отец повернулся к маме.
   - Скажи  сама,  я  не  могу  ее  успокоить.  Мама  прикурила  сигарету  и
посмотрела на меня.
   - Мы с отцом, глядя на тебя, видим, как бежит время. У нас взрослая дочь.
Хотя.., хотя ты почти никогда не разговариваешь со мной или со своим  отцом.
Я хочу, чтобы ты знала, что можешь всегда придти к  нам  и  все  обсудить  -
обсудить все, что тебя волнует.
   - Конечно, я так и поступлю,  если  мне  будет  нужен  совет,  -  вежливо
ответила я, умирая со скуки. Почему это родители всегда стараются  испортить
праздник?
   - А сегодня, - снова включился отец, - здесь не будет ни меня, ни мамы. И
знаешь, дорогая, почему?
   - Нет, даже представить не могу.
   - Потому что мы  хотим  показать,  что  доверяем  тебе,  -  заявил  папа,
торжественно выпрямляясь в кресле. - Вы, молодые, будете  развлекаться  так,
как захотите. Нас не будет дома часов до двух. Ни меня, ни мамы.
   Из этого сообщения, которое должно было меня тронуть,  я  сделала  вывод,
что они выезжают  порознь.  Каждый  использовал  мой  день  рождения,  чтобы
отпустить другого, и оба чувствовали, что приносят жертву.
   - Как это мило, - отозвалась я. - Большое спасибо.
   - Джона тоже не будет, - добавил папа. - Он останется ночевать у друзей.
   Джон был недоволен, но ему ничего не оставалось, как подчиниться.
   Вечеринка  получилась  поначалу  вполне  обыкновенной.   Нелли   металась
туда-сюда, как дикий зверь в клетке. Она едва смотрела на танцоров, а только
подносила новые и новые подносы.
   - Почему нет Берти? - поинтересовалась Астрид. - Я думала, что  она  твоя
лучшая подруга.
   - Ты ошибалась, - лаконично ответила я. Больше о Берти никто не вспомнил,
а я грешным делом мечтала, что она сидит дома одна, скучает и завидует  нам.
Эта мысль согревала меня весь вечер.
   Мы очень много танцевали, и Мортон - высокий и тихий Мортон - не  отходил
от меня ни на  шаг.  Первый  раз  в  моем  доме  собралось  так  много  моих
ровесников, и, остановившись на пороге веранды и оглядывая комнату, я  вдруг
подумала, что ошиблась дверью. Мне стало одиноко и неуютно. Это не было моим
домом, а люди не были  моими  друзьями.  Мы  попали  в  какой-то  безымянный
особняк - едва незнакомые люди и  испорченная  девочка,  которая  устраивает
вечеринку.
   Когда Нелли подала сандвичи, я почему-то вынула из буфета бутылку  водки.
Никто не выказал особого удивления, но я  знала,  что  ввела  новую  моду  -
впредь все, кто устраивал вечеринки, должны были подавать на стол водку  или
что-то такое же крепкое. Когда все выпили,  в  комнате  немного  повеселело.
Танцы стали более дикими, а ребята разбрелись по дому.  Я  сама  выпила  две
больших рюмки водки и полстакана пива, и, хотя  не  опьянела,  почувствовала
себя легкомысленной и равнодушной. Меня ничто не могло рассмешить, наоборот,
несколько раз мне очень хотелось заплакать. Где же мама, которая мне  должна
что-нибудь посоветовать, - подумалось мне. Наверняка, она сидела у камина  в
гостиной дядя Хенинга, а может, первый же чинный поцелуй у порога увел их  в
спальню?
   А папа?  Я  знала,  что  ему  давно  уже  не  хватает  вылазок  во  время
командировок, и он завел постоянную любовницу, с которой даже  появлялся  на
людях, как будто это было совершенно естественно. Я ненавидела эту  женщину,
хотя никогда ее не видела. Наверняка, это была толстая, большая и вульгарная
бабища, - по крайней мере так мне казалось тогда. Я представляла  себе,  как
мы встретимся.
   - Значит это вы, - сказала бы я. - Не стряхивайте,  пожалуйста,  пепел  в
вазу, пепельница перед вами. Кстати, лак на  среднем  пальце  облупился,  но
никто, кроме меня, этого не заметит. Так сколько вы  просите  в  месяц?  Ой,
простите, мы не поняли друг друга, я думала, что вы ищете место горничной.
   Мне было ужасно жаль папу, я скучала по  нему  среди  всех  этих  гостей.
Почему они с мамой оставили меня одну с людьми, которые ничего для  меня  не
значили? Лучше бы мы втроем пошли в театр, а потом в ресторан - вот это  был
бы прекрасный день рождения...
   Около полуночи Уильям попытался произнести  речь  в  мою  честь,  но  его
перебили,  и  все  потонуло  в  смехе  и  криках.  Потом  Мортон  попросился
посмотреть подарки, и я повела  его  наверх  в  свою  комнату.  Он  спокойно
разложил книги, помады, духи,  носовые  платки  и  все  остальное,  что  мне
принесли. Потом снизу раздалась громкая музыка, а он неожиданно повалил меня
на кровать.
   - Эй, мы так не договаривались, Мор-тон, -  воспротивилась  я.  -  Ты  же
хотел посмотреть подарки.
   - Знаю, Хелен, - прошептал он, - но я ничего не могу  с  собой  поделать.
Просто не могу, когда вижу тебя, а тем более, когда ты рядом.
   Похожие слова я слышала тогда, в дюнах. Ах, как это было  давно  -  целую
жизнь назад, и со мной ли?
   Мортон страстно целовал меня, и я вдруг почувствовала,  какая  тяжелая  у
меня голова. Впрочем, я не потеряла над собой контроль, я знала, что  сейчас
произойдет, и решила, что это неплохая перспектива.  Симпатичный  парень,  к
которому я совершенно равнодушна это то, что  мне  требуется  для  мести.  Я
должна была доказать себе самой, что все, что я делала  с  Френсисом,  можно
проделывать и с  остальными  без  всякого  чувства  и,  соответственно,  без
страданий и горя.
   - Запри дверь, Мортон, - попросила я. Все это не имело  ничего  общего  с
тем, что я пережила всего месяцем раньше. Но кого мне  было  винить?  А  что
если Френсис не испытывал ко мне никаких чувств, как я сейчас - к Мортону, -
вдруг пришло мне в голову. Хотя нет, я отвергла эту неприятную мысль. Он  бы
не был таким страстным. Да, йотом он предал меня, но сейчас я предавала его,
и теперь мы были квиты. Я отомстила за унижение и обиду.
   Мортон так торопился и дрожал от отрасти, что  прыгнул  на  меня,  и  все
произошло так быстро, что я не успела ничего почувствовать. Неужели его было
так просто удовлетворить? - удивилась я. Он спокойно лежал  рядом,  когда  я
сделала открытие, которое на некоторое  время  затмило  все  мысли  о  мести
Френсису, - мужчина всегда  получал  то,  что  хотел,  а  потом  отваливался
удовлетворенный. Новость  шокировала  и  в  то  же  время  облегчала.  Жизнь
продолжалась.
   - Спасибо, Хелен, спасибо, единственная, дорогая, - прошептал он и  нежно
поцеловал меня в щеку. Это меня немного тронуло. Мне стало  жаль  его,  и  я
погладила его по голове. Он был так благодарен, а ведь  то,  что  произошло,
мне совершенно ничего не стоило. Ничего!
   - Надо пойти вниз, - сказала я, поправляя юбку. Он застегнул ремень.
   - Пообещай, что не скажешь ни единой живой душе, - потребовал Мортон.
   - Нет, конечно, нет. - Я удивилась, как такая мысль могла придти к нему в
голову? Он был всего лишь мальчишкой, а я ощущала себя его старшей  сестрой.
Мне хотелось смеяться и плакать, и даже пришлось прикусить  губу,  чтобы  он
ничего не заметил.
   Внизу было темно, несколько пар по-прежнему танцевали в гостиной.  Мортон
тоже потянул меня в круг, но мне  хотелось  побыть  одной.  Я  боялась,  что
кто-то потревожит мои чувства.
   - Мы еще увидимся? - спросил он беспокойно.
   - Конечно. Почему нет.
   - Я имею в виду - как сегодня?
   - Не могу обещать. Всегда рискованно повторять прежний успех.
   - Нет, Хелен, послушай. Я говорю серьезно.
   - Хорошо. Замечательно, Мортон. А теперь пойди и  потанцуй  с  кем-нибудь
другим. Например, с Вибике, по-моему, она заскучала.
   Он отошел, а я спряталась в заднюю комнату. Все в этот вечер было глупо и
бессмысленно.
   Около двух часов гости стали уходить, а  в  половине  третьего  появилась
мама. Она была одна.
   - Ну, как все прошло? - поинтересовалась она.
   - Замечательно. Это лучшая вечеринка в нашем классе, из тех, что я помню.
   Я очень рада за тебя, Хелен. Потом все расскажешь. А сейчас - сейчас  иди
спать. Нелли утром уберет.
   - А где папа? - я специально спросила ее об отце - мне хотелось причинить
ей боль.
   - Папа? - она резко повернулась, подняв брови. - А, он будет с минуты  на
минуту. Спокойной ночи, Хелен.
   Она быстро поднялась по лестнице, и я лежа в кровати, услышала,  как  она
принимает душ. Потом пришел отец, и вода перестала литься.
   Кстати, Мортон не сразу оставил меня в покое. Он стал звонить вечерами  и
норовил провожать меня из школы домой. Через  некоторое  время  я  пошла  на
какую-то вечеринку, где отчаявшийся Мортон  очень  глупо  пытался  заставить
меня ревновать к Вибике. Больше я не думала о нем. Он сделал свое дело, и  я
не хотела с ним встречаться. Я обнаружила в себе  изрядную  долю  цинизма  и
гордилась этим.
   А на следующий день после вечеринки в нашем доме разорвалась бомба.  Было
воскресенье, я хотела поспать подольше, но Нелли разбудила меня в девять.
   - Отец и мать хотят тебя видеть. Немедленно! Они ждут внизу.
   Когда я спустилась вниз, папа нервно и торжественно мерил шагами комнату,
а мама сидела на диване очень прямо и строго. Она сжала губы в тонкую линию.
   - Подойди ко мне, Хелен, - потребовала она.
   - Что случилось?
   - Ты должна ответить мне на один вопрос. Только ответить честно.
   - Переходи к делу, - перебил ее папа.
   Мама даже не взглянула на него.
   - Ты легла спать в два часа ночи, когда все ушли, а чуть позже мы с папой
поднялись в свою комнату. Но сегодня, когда  я  спустилась  утром  сюда,  то
нашла вот это...Этот предмет валялся между диваном и креслом.
   Двумя пальцами она держала пару белых трусиков, будто  это  была  грязная
тряпка. Последовала пауза.
   - Для начала я хочу знать - они твои?
   - Нет, - ответила я, чувствуя, как кровь приливает к  щекам.  Вот  все  и
открылось.
   - Ты говоришь правду?
   - Да. У меня таких никогда не было, - ответила я, и это было правдой.
   Мама посмотрела на свои безупречные ногти, а потом снова на меня.
   -  Тогда,  может  быть,  ты  будешь  любезна  объяснить,  как  они  здесь
оказались?
   - Н-нет. Не могу. Просто не представляю.
   - Но они же не сами собой пришли, дорогая.
   - Думаю, что нет.
   - Чьи они?
   - Не знаю. Наверное, они принадлежат одной из моих одноклассниц.
   В комнате было очень тихо. Ни звука. Папа остановился  у  окна,  а  потом
резко повернулся.
   - Ты хочешь сказать, что твои школьные подруги...
   - Спокойно, оставь это мне, - перебила его мама. - Хелен,  ты  понимаешь,
какие подозрения возникают при