а"...
   - Соединительная трубка системы  4ц  расплавлена,  господин  доктор,  -
услышал он слова подошедшего ассистента.
   Хегер  медленно  повернулся,  взял  протянутую  ему  трубку   и   долго
рассматривал ее. Ему нужно было время, чтобы избавиться от своих мыслей.


   Вера упаковывала вещи. Носилась от чемодана к платяному шкафу, заменяла
одни уже уложенные вещи другими, что-то искала, меняла снова...
   Редко бывала она такой  рассеянной.  Это  началось,  когда  она,  после
долгих дней отчаяния, решилась написать письмо Вернеру.  Ответа  не  было.
Сначала она надеялась, что он просто задержался  с  ответом;  может  быть,
именно в последнее время на  него  возложили  новые  трудные  обязанности,
которые поглотили его целиком.
   Но  прошли  три  недели   терпеливого   ожидания.   Надежды   сменились
разочарованием. Только теперь она дала Курту Хегеру согласие на совместную
поездку в горы. Он так давно просил об этом. Разве  она  все  еще  обязана
считаться с Вернером? Он ведь оставляет ее на целые месяцы в одиночестве и
даже не считает нужным ответить на ее полное отчаяния письмо.
   И все-таки ей было не по себе, снова и снова она задавала себе  вопрос:
вправе ли она идти на такие отношения с Хегером?  Радость,  с  которой  он
принял ее согласие на поездку в горы, была весьма красноречива. Хегер ждал
многого. А как она относится к Хегеру? Да, она ценит его  достоинства,  но
она должна признаться себе, что слишком мало знает о его внутреннем  мире,
чтобы решить, любит ли его.
   Наконец Вера закрыла чемодан и стала надевать лыжный костюм.
   "Ничего хорошего из этого не выйдет, - снова и снова мысленно повторяла
она. - Я должна сказать Хегеру твердое "нет". Как мне нужна  надежда,  что
Вернер напишет завтра или послезавтра! Если я забуду его хотя бы  на  час,
то может случиться..."
   Вера вздрогнула, услышав отрывистые сигналы машины  Хегера,  и,  кончив
одеваться, направилась к выходу, так и не приняв никакого решения.
   Хегер, ни слова не говоря, открыл дверцу машины. Вера села рядом с ним,
несколько удивленная его молчанием. Так они доехали до  автострады.  Хегер
включил автоводитель, оставил руль и откинулся назад.
   - Неужели тебя не радует, что мы первый раз будем вместе целых два дня?
- спросил он вдруг и пытливо взглянул на Веру. Вера молчала. - Что  же  ты
мне ничего не скажешь?
   Она сказала то, что с незапамятных времен говорят женщины, когда  хотят
избежать прямого ответа:
   - Не торопи меня, Курт. - И тут же попыталась увести его в  сторону  от
этого разговора. Но Хегер не поддался на эту уловку.
   - По-моему, последнее время ты потеряла душевное равновесие,  -  сказал
он очень серьезно. - И еще мне  кажется,  что  у  тебя  в  работе  застой.
Почему, Вера?
   "Неужели он изучил меня так хорошо, что понимает,  как  мне  нужно  его
участие именно сегодня?" Лицо ее смягчилось.
   - Мне кажется, что я все-таки знаю причину, по  крайней  мере  одну,  -
озабоченно сказал он. -  Творческие  устремления  должны  быть  неразрывно
связаны  с  жизнью;  творчество  питается  новыми  впечатлениями,   сменой
ощущений.
   Все это, конечно, были прописные истины, но выкладывал их Хегер с таким
участием, что Вере казалось, будто она слышит откровения. Только когда  их
машина проезжала мимо огромного  тракторного  завода,  из  ворот  которого
выходили  после  конца  смены  толпы  рабочих,  Вера  невольно   подумала:
загородные поездки в конце недели, балы композиторов, посещение  концертов
- такая ли уж это прочная связь с жизнью?..
   Однако машина быстро неслась вперед, и Вера не успевала сосредоточиться
на какой-нибудь одной мысли.
   Она совсем забыла о  своих  раздумьях,  когда  они,  часа  два  спустя,
достигнув цели поездки - гостиницы в  горах,  очутились  среди  довольных,
нарядно одетых людей. Где-то играла музыка, нежный  голос  скрипки  звучал
особенно мягко. Вера почувствовала себя непринужденно, почти как дома.
   Их проводили в отведенные им номера, и  Вера  с  Хегером  разошлись  по
своим комнатам. Ближе к вечеру они  пошли  прогуляться.  Вера  без  умолку
болтала, вспоминала, как еще ребенком собирала в лесу еловые  шишки,  мох,
грибы, ягоды.
   Хегер разговаривал  мало  и,  казалось,  чего-то  ждал.  Она,  конечно,
чувствовала это и была настороже. Напустив на  себя  веселость,  по-детски
наивно кокетничая, она старалась избежать решительного объяснения или хотя
бы оттянуть его.
   Однако вечером, когда после ужина они сидели в  ресторане  за  бутылкой
вина, обоим стало ясно, что откладывать разговор больше нельзя.
   - Вера, - тихо сказал он, - ведь и ты относишься ко мне не только,  как
к Другу. Ты понимаешь, что я жду твоего решения.
   Может быть, выпитое вино придало горячность ее ответу:
   - Ты не даешь мне подождать и требуешь всего сразу. Да, ты давно уже не
безразличен мне, ты и сам знаешь об этом. Вернер постепенно становится мне
чужим. Но разве этого достаточно, чтобы  решиться?  Получи  я  завтра  или
послезавтра хотя бы короткое письмо от Вернера - и все  предстанет  передо
мной в ином свете. Чего ты испугался?
   А Хегер действительно испугался. Стараясь, чтобы Вера не замечала,  как
у него дрожат руки, он налил доверху бокалы. Но Вера не стала пить.
   Да, не такого вечера ждал Хегер.
   - Вера, - снова начал он, - ты не можешь  идти  против  самой  себя.  Я
знаю, что ты сама провела  черту,  разделившую  вас,  чувствую,  что  даже
внутренне ты далеко отошла от него.
   Она слушала его с бьющимся сердцем, "Он преувеличивает наше с  Вернером
отчуждение! И не без цели..."
   - Все это не совсем так, - сказала она,  -  хотя  мне  и  понятно  твое
нетерпение. Но ты не можешь требовать от меня решения, пока я не  поговорю
с ним. Я не могу... - она остановилась, подбирая подходящие  слова,  -  не
могу бросить его теперь, когда он занят трудной, важной работой.
   Вера сама себе удивилась. Вернер никогда еще не  слышал  от  нее  таких
слов. Выходит, она все еще любит его.
   Хегер залпом выпил вино.
   - Я говорю тебе, что этот бредовый эксперимент на  арктическом  острове
добром не  кончится,  -  раздраженно  воскликнул  он.  -  Кому  ты  хочешь
сохранить верность? Этому человеку, который забыл обо всем,  кроме  своего
неистового стремления к мировой славе, человеку, который пользуется  твоей
нерешительностью? И  ты  еще  пытаешься  оправдать  его!  Жертвуешь  своим
творчеством, своими чувствами.
   Вера испуганно посмотрела на него и впервые прочла на его лице то, чего
не видела раньше...
   - Скажи мне, Курт, скажи честно: ты его ненавидишь?
   Только теперь до его сознания дошло, насколько он потерял контроль  над
собой. Хегер нервно провел по лицу пальцами и взял Веру за руку.
   - Пойми меня правильно, Вера. Для меня дело не в нем, -  хрипло  сказал
он, - а в тебе одной. Ты страдаешь из-за него и чувствуешь это лучше меня.
Но ведь я люблю тебя, Вера!
   Она отняла у него руку.
   - Курт, в тебе есть что-то такое, чего я до  сих  пор  не  замечала,  -
серьезно сказала она. - Я прошу, не принуждай меня.  Возможно,  нам  обоим
понадобится еще много времени, чтобы прийти к какому-то решению.
   Увидев огорченное лицо Хегера, Вера пожалела его, но брать  свои  слова
обратно ей не хотелось.
   - Давай пройдемся еще немного, - сказала она, вставая.


   Серая  облачная  завеса,  над  которой  летел  из   Москвы   в   Берлин
пассажирский самолет, напоминала море.
   Доктор Вернер Бракк сидел у окна. Держал  в  руке  газету,  но  не  мог
читать ее. Мысленно он был уже дома, представлял себе, какое лицо будет  у
Веры, когда она откроет дверь и неожиданно увидит его. Он  не  сообщил  ей
точного дня своего возвращения.
   Сложив газету, Бракк посмотрел в окно.  Самолет  шел  на  посадку.  Уже
Берлин. Он рассчитывал, что там ему удастся взять вертолет-такси.
   Едва самолет  приземлился,  Бракк  схватил  портфель  и  против  своего
обыкновения стал энергично проталкиваться к выходу. Ему повезло: он  нашел
свободное воздушное такси.
   Двадцать минут спустя он уже шел по  оживленной  главной  улице  своего
города. Вот и цветочный магазин, где он так давно не был. Надо зайти.
   Еще через десять минут он выходил  из  другого  магазина,  а  потом  из
третьего. Он нес целый ворох подарков - цветы, конфеты.
   "Теперь, - думал он, полный ожидания, - у нас начнется новая  жизнь.  Я
буду к ней внимателен. Ведь ей  пришлось  так  долго  ждать!  Но  клянусь,
скоро, очень скоро я возьму длительный отпуск, и мы вместе поедем к  морю.
Я должен загладить свою вину перед  ней.  Я  твердо  решил,  и  скоро  она
убедится в этом..."
   По мере приближения к дому, Бракк все ускорял шаг.  Перед  калиткой  он
остановился на несколько секунд, огорченный тем, что в  окнах  нет  света.
Может, она на кухне? Он бесшумно запер за собой калитку. Недавно  выпавший
снег заскрипел под его ногами, когда Бракк пошел по  дорожке  палисадника.
Он  осторожно  повернул  ручку  двери,  вошел  в  дом.  Сердце  его  гулко
колотилось, когда он нажал кнопку звонка своей квартиры. Никто не  открыл.
Позвонил второй раз, третий... Он слышал, как дребезжит  звонок  в  пустой
квартире. Радостное возбуждение спало. Разочарованный, он положил  подарки
на площадку, вынул из кармана ключ и открыл дверь.
   Прошло два часа. За окнами была  уже  темная  беззвездная  ночь.  Бракк
сидел в кресле в кругу света, очерченном абажуром торшера,  и  раздумывал,
где же могла быть Вера. На шахматном столике  лежал  букет  орхидей.  Свет
падал на целлофановую обертку, которую он начал было разворачивать,  чтобы
поставить цветы в вазу.
   От переполнявшей его радости не осталось и следа, на  смену  ей  пришло
отчаяние. "Она посмеялась над моим письмом, - с горечью думал он, - должно
быть, скомкала и сожгла!" И сейчас же отгонял эти мысли от себя. Скоро она
вернется. Ждать осталось меньше, чем он уже прождал. Но время шло, а  Веры
все не было.
   Внизу хлопнула дверь, послышались шаги. Отчаяния как не бывало.  Бракка
заполнила радость.  Он  прислушивался,  затаив  дыхание.  Вот  сейчас  она
откроет дверь. Но тут он сообразил, что, увидев с улицы свет в окнах,  она
бы обязательно узнала по входному телефону, кто в  квартире.  Может  быть,
это совсем не Вера? Он вышел на лестницу и увидел жившего над ними старого
садовода.
   - А, это вы, господин доктор?! - сказал тот, крайне удивленный. Он  уже
успел подняться на несколько ступенек выше, но теперь вернулся и  протянул
Бракку руку.
   - Какая неожиданность, господин доктор. Ваша супруга,  вероятно,  будет
жалеть, что уехала.
   - Моя жена уехала? - спросил Бракк.
   - Да, часов около трех. Я как раз стоял у окна и видел ее.
   - Вы, случайно, не знаете, куда она уехала?
   Старик пожал плечами и изобразил на лице недоумение.
   Не выкладывать же сразу  все  как  есть  человеку,  который  ничего  не
подозревает! Прежде он был  совсем  другого  мнения  об  этой  хорошенькой
молодой женщине. Но теперь-то ему известно, как часто она уходит из дому и
как поздно возвращается. Он прекрасно разглядел того господина с  усиками,
который приезжал за ней на темно-синей машине.
   - Нет, этого я не знаю. На ней был лыжный костюм, а в руке она  держала
чемоданчик. Машина пришла, как я уже сказал, около трех. Ваша жена села  в
нее, и они тотчас же уехали.
   - Жена уехала не на нашей машине?
   - Нет, это был большой темно-синий автомобиль. Он  часто  приезжает  за
вашей женой.
   Готовность и обстоятельность, с  которой  говорил  этот  человек,  была
Бракку неприятна. Верно, старик постоянно торчит у окна и любит совать нос
в чужие дела.
   Бракк пробормотал что-то о некоем друге, заботам которого вверил  жену,
пожелал соседу спокойной ночи и скрылся в квартире.
   Но, войдя в комнату, он вдруг остановился. Темно-синяя  машина!  Вздор!
Как будто у одного Хегера такая  машина.  Он  сел  в  кресло,  но  тут  же
вскочил. Нет, этого не может быть. Вера с Хегером! Не  могу  поверить!  Он
закрыл глаза, прижался лбом к оконному стеклу.
   Старик сказал, что машина приезжала за ней уже не раз. Может, из  Союза
композиторов? Боже правый, у меня раскалывается голова.
   Следуя внезапному побуждению, он бросился к телефону и поспешно  набрал
номер. Ему ответил хриплый мужской голос.
   - Я бы хотел переговорить с  господином  Хегером,  -  сказал  Бракк.  -
Что?.. Нет дома?.. Отправился в горы на воскресенье?
   "Она уехала в лыжном  костюме",  -  вспомнил  он  и  спросил,  как  ему
разыскать доктора Хегера.
   - Он часто  ездит  в  горную  гостиницу,  попробуйте  поискать  там,  -
прозвучало в ответ.
   Бракк положил трубку. Стал быстро перелистывать телефонную книгу.  Одна
страница порвалась. Наконец нашел нужный номер.
   - Гостиница? -  Глубоко  вздохнув,  он  заставил  себя  успокоиться.  -
Скажите... у вас остановились господин  доктор  Хегер...  и  госпожа  Вера
Бракк?
   - Минутку.
   Бракк прижал трубку к уху, напряженно ожидая ответа.
   - Вы слушаете? -  ответил  тот  же  голос.  -  Господин  Хегер  и  дама
остановились у нас. Но сейчас их нет в гостинице. Что-нибудь передать?
   - Нет, спасибо. Я хочу сделать им сюрприз. Пожалуйста, не говорите, что
к ним звонили.
   Бракк, как слепой, добрел до  кресла.  Он  чувствовал  себя  совершенно
опустошенным. Его жена, его Вера - и Хегер!
   Часы пробили двенадцать, но Бракк ничего не слышал. Он все еще сидел не
двигаясь, бессмысленно глядя в окно на темное небо.  Он  не  испытывал  ни
ненависти, ни желания отомстить, в его глазах отражалось лишь безграничное
одиночество.
   Под утро его стало знобить, разболелась голова. Он машинально поднялся,
пошел в ванную и принял душ. Однако головная боль не унималась.
   Между тем рассвело. Солнце выбилось  из-за  туч,  начался  новый  день.
Бракк подошел к своему письменному столу,  на  котором  стояла  фотография
Веры. Потом посмотрел кругом, словно видел все это в последний раз.
   Около девяти утра он ушел из дому, чтобы поспеть на ближайший самолет.
   Бракк не  мог  примириться  с  разрывом,  хотя  и  чувствовал,  что  он
неотвратим. Каждый день он мысленно писал жене: "Мы должны поговорить друг
с другом. Да, должны, так продолжаться не может. Я не нахожу  себе  места.
Мне все безразлично - и моя работа, и я сам". Но все-таки не прикасался  к
бумаге и ручке, не решался...


   Бракк брел по  берегу,  возвращаясь  из  котловины,  где  заканчивалась
прокладка кабелей для излучателей инфракрасных лучей.
   - А я-то верил в постоянство чувств, - тихо сказал он, словно обращаясь
к кому-то. - Все обман. Все кончилось. Он остановился и посмотрел на море.
"Как здесь мрачно, - подумал он, - недостает только собачьего воя".
   Бракк направился к станции наблюдений за северным сиянием.  Со  времени
возвращения на остров он склонялся  повсюду,  ища  успокоения.  Заходил  в
лаборатории и отделы, к которым  обычно  не  проявлял  интереса,  проводил
много времени в мастерских или просиживал по ночам с астрономами, наблюдая
звезды. Он надеялся, что постоянная смена впечатлений поможет ему  быстрее
забыть Веру. Сосредоточиться он не мог ни на чем. Через силу  выполнял  он
свои обязанности, стараясь,  насколько  возможно,  перепоручить  их  своим
сотрудникам. "Время - лучший целитель, как говорит пословица.  Но  исцелит
ли оно меня?" - часто думал он.
   Дверь на станцию наблюдений за северным сиянием оказалась запертой.  Он
остановился в нерешительности и безотчетно  направился  к  аэродрому.  Для
этого времени года погода была очень  мягкой.  Термометр  показывал  минус
семь, и метеорологи предсказывали дальнейшее потепление. Правда, в Арктике
была еще ночь, но темному занавесу  скоро  предстояло  подняться.  Взойдет
солнце - источник всякой  жизни,  и  его  миниатюрный  двойник,  созданный
людьми, окажется ненужным на целые месяцы.
   Уже несколько дней остров был окутан светящимся туманом.  Он  осаждался
повсюду в виде сверкающих кристаллов. Лучи искусственного солнца с  трудом
пробивались сквозь туман, окрашивая лед и снег в странный желтоватый цвет.
Когда Бракк достиг  посадочной  площадки,  на  ней  было  пустынно.  Из-за
опасности  обледенения  в  этот  день  приземлился  только  один  самолет,
доставивший лишь самые необходимые материалы.
   Бракк осмотрелся. Что ему здесь надо, зачем он сюда пришел? Он не  знал
этого, даже удивился, обнаружив, что стоит на  краю  летного  поля.  Скоро
выключат солнце. "Солнце, - мысленно повторил он. - Энергия  моих  атомных
батарей превратит остров в оазис. Пройдет  немного  времени,  и  котловина
зазеленеет, зацветут деревья и кустарники. Да, я создал источники  энергии
для машин. Без энергии умрет солнце, умрет котловина".
   - Энергия... - проговорил он тихо. - Я гонялся за нею и  забыл  все  на
свете. А когда настиг -  отдал  ее  всем,  раздарил  щедрыми  руками.  Она
принесла свет и тепло, породила новую жизнь. Только у меня она отняла все.
   Гнев и сожаление охватили Бракка. "Это должно было случиться,  -  думал
он,  -  я  был  слеп.  Теперь  я  это  ясно  вижу.  Чем  я  был  для  нее?
Вычислительной машиной, а не человеком. Роботом, бесчувственным ко  всему,
что не имело отношения к моей идее. С каким  маниакальным  однообразием  я
делал ей подарки, даже не задумываясь о том, доставляют ли они ей радость.
Боже мой, что я наделал!"
   Он повернул назад к поселку. Искусственное Солнце уже  гасло.  Медленно
теряя яркость, оно становилось похожим на молочное пятно, затем  приобрело
багряный оттенок и потемнело. Бракк прошел в свою комнату. На столе лежало
письмо. Она все-таки написала. Он вскрыл конверт. Несмотря  на  усталость,
не подумал присесть и прочел письмо стоя. Мелкие буквы расплывались  перед
глазами, он заставил себя  соединить  их  вместе,  начал  читать  сначала.
Письмо было коротким. Вера очень сожалела, что в тот день уехала  в  горы,
благодарила за подарки просила постараться  приехать  домой,  хотя  бы  на
несколько часов. "Я не могу писать об этом, мне нужно с тобой поговорить",
- такими словами заканчивалось письмо.
   Бракк уронил листок на стол. Она хочет вернуть себе свободу, чтобы уйти
к Хегеру. И не в силах написать мне об этом.
   Не раздеваясь, прямо в  меховой  куртке  и  сапогах,  он  повалился  на
постель.
   Утром его разбудил стук в дверь.  Бракк  поднялся  и  открыл.  Это  был
профессор Сулков.
   - Где вы пропадаете, а, господин доктор? Я вас и за завтраком не видел,
- сказал Сулков, входя в  комнату.  Сдвинув  черные  брови,  он  испытующе
смотрел на Бракка. - Вы не больны? Что-то вы мне сегодня не нравитесь.
   Бракк попытался улыбнуться.
   - Нет, просто устал немного.
   - Нужно вам наконец отдохнуть, - громыхал Сулков. - Я уже давно говорил
об этом.
   Бракк взглянул на часы и испугался. Десять часов.  Он  даже  не  слышал
зуммера. Крайне смущенный он стал торопливо застегивать куртку.
   Сулков сообщил, что излучатели смонтированы и подключены к сети.
   - На два дня раньше,  чем  намечалось  по  плану.  Монтажники  толковые
ребята. Получат премию. Когда вы сможете дать ток для пробного пуска?
   - Вы не говорили об этом с инженером Бером? - спросил Бракк.
   - Разумеется, говорил. Но он собирался в свою очередь обратиться к вам.
А вас нигде нельзя было найти.
   - У меня страшно болела голова, вот я  и  прилег,  -  выдавил  из  себя
Бракк.
   - Разумная мысль. Лечь и вытянуться - мне  это  тоже  всегда  помогает.
Итак, когда мы можем рассчитывать на то, что вы дадите ток?
   - Через час, господин профессор. Я сейчас же поговорю с коллегой Бером.
   Воду, заполнившую котловину после таяния льда, уже выкачали. Обнажилась
черно-серая осадочная порода. Стены кратера, круто вздымавшиеся на  высоту
свыше  двадцати  метров,  были  опоясаны   проводами,   соединявшимися   с
излучателями инфракрасных лучей.
   Ровно  в   одиннадцать   инженер   Бер,   включил   главный   рубильник
электростанции второй очереди, пустил ток к пульту  управления  советскими
и