очем, вам ведь ничего не стоит оформить задание для проведения
опытов. Разрешение же высшего технического училища обеспечено. Это  просто
формальность.
   Бракк быстро взглянул на доктора Шпренгера и молча кивнул, "Задание  от
профессора Экардта... Сговорились они все, что ли, против меня!..  И  надо
же, чтобы этот приказ был издан именно сейчас!" - подумал он.
   Они прошли в большой зал. Циклотрон работал, глухо  гудя.  Он  заполнял
собой почти все помещение и производил внушительное  впечатление.  Сердцем
циклотрона  были  два  огромных  полукруглых   магнита,   между   которыми
находилось поле переменного напряжения, служившее для разгона элементарных
частиц. В вакууме частицам, двигавшимся по  спирали,  сообщалась  энергия,
измеряемая многими миллионами электроновольт.  В  конце  своего  пути  они
превращались в мощный пучок.
   Ускорители совершенствовались десятилетиями. Чтобы проникнуть  в  тайны
атома, ученым нужны были частицы со все большей и  большей  энергией.  Так
появились  самые  современные   резонансные   ускорители   -   синхротрон,
синхрофазотрон и космотрон, в  которых  элементарным  частицам  сообщалась
энергия  порядка  многих  миллиардов  электроновольт.   По   сравнению   с
гигантскими    установками,     которыми     располагали     международные
исследовательские институты (электромагниты  этих  ускорителей  весили  по
нескольку десятков тысяч тонн),  циклотрон  высшего  технического  училища
казался карликом. Но Бракка вполне устраивал и этот циклотрон.
   Ученый принялся за работу. Он вынул из коробочки все три  металлических
диска. Почти равнодушно вставил он первый из них в зажим перед отверстием,
откуда вырывался поток элементарных частиц, отрегулировал положение  диска
и отошел к доктору, Шпренгеру, стоявшему у щита управления за экранирующей
перегородкой.
   -  Сегодня  я   собираюсь   значительно   увеличить   продолжительность
бомбардировки, - сказал Бракк и включил автоматический часовой механизм.
   - Готово? - спросил доктор Шпренгер, держа руку на рубильнике.
   - Готово! - ответил Бракк.
   Доктор Шпренгер включил рубильник. Вспыхнули сигнальные лампы, поползли
от деления к делению стрелки измерительных  приборов.  Монотонное  гудение
все  усиливалось,  из  выходного  отверстия  циклотрона   появился   пучок
дейтронов  -  ядер  атомов  тяжелого  водорода.  Металлическая   пластинка
подвергалась облучению всего несколько минут, но  этого  было  достаточно,
чтобы вызвать необратимые  изменения  в  структуре  материи.  Одновременно
возникли электронные "дырки".
   Бракк вставил второй диск. От  его  равнодушия  не  осталось  и  следа,
теперь он видел только циклотрон и интенсивный пучок дейтронов. Им владела
одна мысль: "Приближусь ли я на этот раз к цели?"
   Контрольные лампы  на  щите  управления  погасли,  стрелки  измерителей
напряжения вернулись назад. Бракк закрепил в зажиме третий диск. Его  руки
нервно дрожали. Мускулы лица напряглись - это  снова  был  прежний  Вернер
Бракк, исследователь,  для  которого  весь  мир  заключен  в  лаборатории.
Дейтроны опять понеслись по спирали через мощное магнитное поле и, подобно
огненному лучу, вырвались из отверстия и ударили в диск.  Когда  циклотрон
отключили, Бракк подошел к зажиму, чтобы вынуть диск, и  невольно  подался
назад. Неужели он неправильно закрепил диск в зажиме? Казалось,  облучению
дейтронами подверглась только одна его половина. Почти посредине проходила
четкая разграничительная полоса.
   Бракк тяжело вздохнул.
   - Этого еще не хватало,  -  пробормотал  он.  Ему  захотелось  швырнуть
проклятый диск на пол.
   "Испортил! И, как назло, именно этот! Будь я неладен!"
   С трудом  овладев  собой,  он  положил  пластинки  обратно  в  коробку,
протянул руку доктору Шпренгеру, поблагодарил его и быстрым шагом вышел из
зала.
   "А, теперь уж все равно, - думал он, возвращаясь в  институт.  -  Одной
пластинкой меньше".
   Немного ссутулившись, засунув руки в карманы  пиджака,  снова  пошел  в
лабораторию. Придя туда, он почти упал на стул.  Потом  все-таки  встал  и
открыл коробку, но вид диска,  лишь  наполовину  подвергшегося  облучению,
снова привел Бракка в ярость. Он  резко  отбросил  диск  и  занялся  двумя
первыми. Закрепил один в держателе, подключенном к различным измерительным
приборам, и принялся записывать их показания  в  синюю  тетрадь,  куда  он
заносил результаты всех своих опытов. На этот раз он не испытывал никакого
волнения.  Спокойно,  не  торопясь,  записывал   он   цифру   за   цифрой.
Предварительная проверка этой пластинки дала примерно  те  же  результаты,
что и предыдущие опыты. Однако это еще совсем не означало, что сегодняшние
эксперименты неудачны.
   - Терпение! - произнес он вполголоса в тиши  лаборатории,  и  привычное
напряжение снова охватило его. Отложив в сторону тетрадь,  он  вытащил  из
шкафа  защитный  экран  из  прозрачного  синтетика  в  десять  сантиметров
толщиной.  Поставил  экран  перед  измерительной  аппаратурой.  Руки   его
дрожали. Сердясь на себя, он заговорил вслух, словно обращался к одному из
коллег: "Разумеется, опять  ничего.  Коэффициент  полезного  действия  два
процента, от силы три... Вечно одно и то же. Мне нужно больше покоя, чтобы
я мог полностью посвятить себя этой проблеме".
   Он натянул непроницаемые для радиации перчатки и вынул из  несгораемого
шкафа свинцовый ящик с  радиоактивным  веществом.  Укрывшись  за  экраном,
открыл ящик с  помощью  дистанционного  управления.  Мгновенно  заработали
измерительные приборы.
   Бракк сжал губы и не отрывал глаз от  стрелки,  колебавшейся  на  шкале
измерителя напряжения. Бета-лучи мчались со скоростью, близкой к  скорости
света, и, ударяясь о фотоэлемент, сообщали электронам энергию, необходимую
для того, чтобы выбить их из кристаллической решетки, с которой они и  без
того не были тесно связаны. Большое число электронов, ставших  свободными,
тотчас же сталкивалось с атомами алюминия, из которых в основном  состояла
металлическая пластинка. При этом они утрачивали сообщенную им  энергию  и
вновь теряли подвижность. Лишь незначительная часть  свободных  электронов
текла   непосредственно   по   проводам,   связывавшим    фотоэлемент    с
измерительными приборами.
   На лице Бракка было написано недовольство - коэффициент опять  оказался
слишком низким. В глазах отразилась  безмерная  усталость.  Ничего!  Снова
ничего! Он занес в тетрадь: "К.п.д. - 2%". Ниже, чем при сжигании  угля  в
топках тепловой электростанции. Два процента! Он горько усмехнулся.  "А  я
брежу тридцатипроцентным коэффициентом. С ума сошел..."
   Испытание  второго  диска  принесло  не  лучшие   результаты,   Усталым
движением руки, нажав кнопку дистанционного  управления,  Бракк  захлопнул
свинцовый ящик. Постоял неподвижно, сравнивая свои расчеты  с  полученными
данными. Чувства его колебались между безнадежностью и яростью.
   - Конец! - сказал он так громко, что в лаборатории  раздалось  эхо.  Он
вынужден прекратить опыты, продолжать их без циклотрона невозможно. Ладно,
пусть так. Бракк начал приводить в порядок лабораторию.  Ему  попался  под
руку наполовину облученный диск с четкой разграничительной  полосой.  Одна
половина этой пластинки подверглась облучению  дейтронами  в  какую-нибудь
долю секунды, другая же облучалась положенное время.  Бракк  без  раздумий
запер диск вместе с двумя другими в несгораемый шкаф.
   Когда  он  вышел  из  института,  жара  спала.  Теперь  солнце  приятно
пригревало. Он медленно побрел по улице, свернул в парк. Сел на  скамью  и
принялся обдумывать свое скоропалительное решение. В глубине души  ему  не
хотелось сдаваться, хотя  он  и  признавал  правоту  Хегера  и  профессора
Экардта. В конце  концов  распоряжение  руководства  высшего  технического
училища стало казаться ему велением  рока.  Итак,  все!  Так  даже  лучше.
Завтра суббота  и  они  с  Верой  поедут  за  город  на  машине.  Как  она
обрадуется!
   Бракк поднялся со скамьи.


   Наступила суббота. Вера с раннего утра сидела за роялем и писала музыку
для нового фильма. Но вот она встала  и  подошла  к  длинному  стеклянному
аквариуму, в котором между водорослями плавали  разноцветные  рыбки.  Вера
любила смотреть на них, это успокаивало ее. Дело у нее не ладилось. Она не
могла не признаться себе, что музыка к фильму  получается  иллюстративной,
трафаретной. Что-то в последнее время ей стало не хватать фантазии,  да  и
работоспособность не та, что прежде. Сказывается разлад в семье. Не все  у
них с Вернером хорошо. Знает ли Вернер, какая трудная у нее сейчас работа?
Принимает ли он всерьез ее творчество, понимает ли, что  ее  музыка  нужна
людям? С высот своей науки он, пожалуй,  считает  искусство  развлечением,
игрушкой, словом, для него это роскошь, без которой вполне можно обойтись.
Ему и в голову не приходит, что ее труд тоже требует напряжения всех сил.
   Слишком часто у нее в душе звучали подобные упреки. А ведь она  и  сама
проявляла не больше интереса к серьезным и трудным занятиям Вернера, Ей не
приходило в голову, что и она относится к семейной жизни эгоистично.
   Прозвенел звонок у калитки. Вера вошла в холл,  взяла  трубку  дверного
телефона и сразу просияла.
   - Герта? Да неужели это в самом деле ты?
   Герта взбежала по лестнице и бросилась Вере на шею. Подруги не виделись
почти год. Они забросали друг друга вопросами, восклицаниями,  так  что  у
Веры голова пошла кругом. Женщины удобно устроились в  креслах,  курили  и
болтали. Вере давно не было так хорошо,  она  весело  смеялась  и,  слушая
задорную живую Герту, забыла о своих огорчениях.
   Герта говорила без умолку, не подозревая,  что  у  ее  подруги  не  все
благополучно. Настроение исправилось, Вера решила даже переодеться,  чтобы
показать подруге новое платье.
   В это время  зазвонил  телефон.  Герта,  дурачась,  схватила  трубку  и
сказала Вериным голосом: "Вас слушает Вера Бракк". Вера подошла к ней,  не
понимая, с кем говорит подруга. А та трещала:
   - Разумеется, господин доктор, такой интересный  доклад  просто  нельзя
пропустить. Кто выступает сегодня вечером? Штейбнер? Да, конечно, я о  нем
читала.   Специалист   по   глубоководной   фауне...    Подводное    судно
исследовательской  экспедиции  "Гидра"...  Чрезвычайно  интересно...   Да,
принимаю с благодарностью.  В  восемь  часов  в  клубе.  Большое  спасибо,
господин Хегер.
   Она положила трубку и весело рассмеялась.
   - Кто этот возмутительно серьезный мужчина, Вера? - спросила Герта.
   Услышав имя Хегера, Вера вдруг помрачнела.
   - Неужели я натворила глупостей? - простодушно спросила Герта.
   - Ты немедленно позвонишь доктору Хегеру и  объяснишь,  что  произошло.
Скажешь, что пошутила, выдав себя за меня, слышишь? Я не пойду.
   Вера казалась рассерженной не на шутку. Но Герту было не  так-то  легко
принудить к отступлению.
   - Почему не пойдешь? Мы все с тревогой следили  за  злоключениями  этой
подводной лодки и ее команды, волновались,  когда  им  грозила  опасность.
Такие интересные доклады не пропускают. Ну, а этот  розыгрыш  можно  будет
объяснить сегодня же вечером. Не случайно же позвонил тебе  доктор  Хегер,
ты, верно, с ним дружна?
   Она с удивлением смотрела  на  Веру,  на  лице  которой  было  написано
недовольство.
   - Мы почти незнакомы, - сказала Вера. - Это коллега Вернера,  не  более
того. Ты даже не представляешь, как мне неприятна вся эта история.
   Герта засмеялась:
   - А знаешь, этот доктор тебе не безразличен!
   Вера с возмущением  запротестовала  и  снова  принялась  настаивать  на
своем.
   - Ты немедленно позвонишь ему, Герта, - решительно  сказала  она.  -  Я
никогда не принимаю приглашений без ведома Вернера. К тому же  со  стороны
Хегера бестактно приглашать меня одну.
   На самом деле Хегер звал на вечер обоих супругов, но Герта  не  спешила
сказать об этом Вере. Она веселилась, ей не хотелось кончать игру.
   - Я сейчас позвоню Вернеру. Полиция  должна  штрафовать  тех,  кто  так
долго работает по субботам, - сказала Герта и  набрала  номер  коммутатора
института. Бракк не сразу подошел к телефону, очевидно, он снова был занят
каким-то опытом. Все же она добилась своего. Сначала  Вернер  отказывался,
но Герта так весело уговаривала его, что в конце концов он согласился.
   Возможность  провести  вечер  интересно,  а  может  быть,  и   приятно,
заставила Веру позабыть о ложном положении, в которое поставила ее  Герта.
А та была довольна. Она решила, что Вернер, так часто забывавший жену ради
своих исследований, теперь приревнует ее к этому серьезному доктору Хегеру
и станет к ней внимательнее. Герте казалось, что она окажет Вере дружескую
услугу.
   Вернувшись домой, Бракк нашел обеих подруг в самом веселом  настроении.
Они устроили нечто вроде  выставки  мод  и  дефилировали  перед  ним,  как
манекенщицы. Герта и его сумела развеселить. Вечером все трое  отправились
в клуб.
   Они шли пешком и чуть не опоздали - зал  был  уже  полон.  Заметив  их,
Хегер тотчас же встал и пошел навстречу.  Он  был  несколько  разочарован,
увидев, что Вера не одна, но ничем не показал этого -  любезно  поклонился
обеим дамам  и  дружески  пожал  руку  Вернеру.  С  трудом  удалось  найти
свободный столик на троих.  Хегеру  пришлось  вернуться  на  свое  прежнее
место, где у него был занят стул и для Веры.
   Целый час рассказывал  профессор  Штейбнер  о  злоключениях  подводного
судна "Гидра". Он говорил живо и сумел завоевать внимание  публики.  После
доклада показали цветной фильм  об  удивительных  растениях  и  диковинных
животных морских глубин, о которых Штейбнер рассказывал так увлекательно.
   - Подводная лодка лежала на дне, - говорил профессор. - Мы, ученые,  до
того обрадовались возможности наблюдать странный мир морских глубин вблизи
и без всяких помех, что и не подозревали о серьезности  своего  положения.
Капитан скрыл от нас действительное положение вещей и поступил  правильно.
Паника только осложнила бы и без того неприятную ситуацию. Лишь  потом  мы
узнали о тех  сверхчелевеческих  усилиях,  ценою  которых  двум  водолазам
удалось заделать течь. На двенадцатый  день  после  аварии  они  закончили
работу. "Гидра" смогла всплыть. Над нами  находился  еще  лед  толщиной  в
несколько метров, но вращающаяся рубка быстро справилась с ним.
   Господа,  вы  уже  знакомы  по  снимкам  и  статьям   с   замечательным
техническим оборудованием "Гидры", а потому я не буду говорить о  деталях.
Итак, сама подводная лодка оставалась подо льдом, а мы вышли через  рубку.
И тут мы увидели нечто почти невероятное. Перед нами был остров. Остров  в
центральной части Арктики! Это ни у кого  не  укладывалось  в  голове.  Но
пробные взрывы и промеры  рассеяли  все  сомнения.  Остров  вулканический,
очень маленький, он торчит, как поднятый  указательный  палец,  над  цепью
подводных гор. Взрывы обнажили слой серо-коричневой породы. Уже  несколько
дней на новооткрытой земле недалеко от Северного полюса  находятся  ученые
из шести стран. Там создается международная научная станция.
   Когда  профессор  Штейбнер   окончил   свое   выступление   и   смолкли
аплодисменты, к столику Бракков подошел Хегер.
   - Интересный доклад, не правда ли, коллега? - обратился он к Вернеру. -
Надеюсь, вы не сердитесь на меня за то, что я пригласил на этот вечер  вас
и вашу супругу,  не  переговорив  предварительно  с  вами.  Госпожа  Бракк
любезно дала согласие за вас обоих.
   Бракк удивленно взглянул на Веру. А Хегер продолжал:
   - Мне очень хотелось бы познакомить вас с профессором Штейбнером.
   Вера собиралась что-то возразить, но Герте удалось тут же вовлечь обоих
мужчин в беседу о докладе. Разговаривая, они  подошли  к  длинному  столу,
где, как почетный гость, сидел профессор Штейбнер.  Хегер  представил  ему
Бракка.
   - Вы физик? - спросил Штейбнер.
   - Физик, - ответил Бракк.
   Штейбнер тут же  с  увлечением  принялся  рассказывать  о  сенсационном
выступлении  одного   канадского   физика   на   международном   конгрессе
исследователей полярных стран.
   - Его фамилия, кажется, Шетли.  Этот  человек  мечтает  осветить  вновь
открытый остров искусственным солнцем. Ведь полгода мрака -  это  страшно.
Так вот, с помощью мощных электромагнитных колебаний определенной  частоты
он  намерен  создать   нечто   вроде   искусственного   северного   сияния
необыкновенной яркости. Так сказать,  холодное  солнце.  Это  предложение,
естественно,  было  принято  с  энтузиазмом.  Однако,  к  сожалению,   для
осуществления проекта  требуется  огромное  количество  энергии.  Конечно,
новейшие турбины могли бы обеспечить электроэнергией и научную аппаратуру,
и тепловую и  осветительную  сеть.  Но  соорудить  на  маленьком  островке
огромную электростанцию невозможно. Все известные нам  электростанции  еще
слишком сложны и громоздки. Так  что  об  искусственном  солнце  пока  еще
нечего и думать. А жаль, представляю себе, как бы это было замечательно...
   Бракк слушал Штейбнера словно во сне. С новой силой охватила его  мысль
о   создании   полупроводникового   преобразователя   энергии    излучения
радиоактивных веществ в электрическую. Ведь это  как  раз  то,  что  нужно
Шетли! В чем же все-таки его, Бракка, ошибка?! Где он просчитался? Занятый
своими мыслями, он ничего не видел и не слышал. Только когда все  сидевшие
за столом подняли бокалы, он последовал их примеру и  неуверенно  взглянул
на жену.
   Разошлись около двенадцати. Полил  дождь,  и  Хегер  предложил  отвезти
домой на своей машине Бракков и Герту.
   Хегер уверенно вел автомобиль по мокрому от дождя асфальту среди потока
машин и непринужденно  болтал.  Спросил  сидевшего  рядом  с  ним  Бракка,
доволен ли тот квартирой.
   - Год назад, когда строились эти дома, шли разговоры, что тонкие  стены
из стекловолокна не создадут никакой звукоизоляции. Это действительно так?
   - Да нет, мы не жалуемся. Правда у нас тихий район.
   Машина остановилась.  Вера  хотела  попрощаться  с  Хегером,  но  Герта
опередила ее, воскликнув:
   - Как хорошо, что теперь нам наконец дадут поесть, не правда ли, доктор
Хегер?
   Хегер не отклонил приглашения.
   Однако как ни старалась Герта, чтобы вечер закончился весело, ей это не
удалось. Вернер промолчал весь ужин, а когда к  нему  обращались,  отвечал
односложно. Особенно холоден, почти до невежливости,  он  был  с  Хегером.
Бракк находил, что Хегер поступил  бестактно,  передав  приглашение  через
Веру. Обиделся он и на жену.
   В клубе, увлеченный беседой с профессором Штейбнером,  он  не  думал  о
словах, брошенных Хегером, а сейчас вспомнил. Не нравилось ему и  то,  что
Хегер смотрел на Веру с откровенным восхищением. К тому же  его  раздражал
громкий и, как ему казалось, полный скрытой иронии  смех  Герты.  В  конце
концов он не выдержал, поднялся и сухо извинился:  у  него  болит  голова,
хотелось бы лечь.
   Хегер тоже попрощался и ушел. Женщины остались в столовой.
   Вернер еще долго сидел за  письменным  столом.  Уже  несколько  дней  в
институте  шли  горячие   споры   о   возможности   полной   автоматизации
производства на одном из заводов;  профессор  Экардт  считал  необходимым,
чтобы кто-либо из  институтских  ученых  вместе  с  заводскими  инженерами
провел   на   этом   заводе   испытания   нового   прибора,    снабженного
фотоэлементами. Бракк  взял  эту  задачу  на  себя.  Ему  хотелось  побыть
несколько дней в другой обстановке, чтобы привести в порядок свои мысли.
   Завтра с самого утра он отправится на завод...


   Доктор Хегер вернулся из командировки в Берлин.  В  институт  он  попал
только к концу рабочего дня. Размахивая портфелем он прошел  через  первый
этаж главного здания, задержался перед дверью кабинета  Экардта,  поправил
галстук, пригладил рукой волосы, потом постучал и вошел.
   Профессор Экардт сидел за письменным столом и читал статью о  последних
достижениях в области исследования пол