бработки, а в другом  полупроводниковый  слой
не был подвергнут окислению.
   Хегер сделал паузу, словно ожидая ответа  Экардта.  Но,  поскольку  тот
молчал, добавил:
   - По всей вероятности, коллега Бракк спутал  одно  фотосопротивление  с
другим. Он и сам не мог объяснить, что произошло.
   Профессор Экардт кивнул, выпятив нижнюю губу.
   - Гм... Неприятный случай, -  сказал  он  не  столько  Хегеру,  сколько
самому себе.
   Наступила  короткая  пауза.  Хегер  бросил  сигарету  в  пепельницу   и
поднялся.
   - Коллеге Бракку нужно побольше бывать на свежем  воздухе.  Он  слишком
долго засиживается в лаборатории за  своими  опытами.  Во  всяком  случае,
таково мое мнение.
   Профессор  Экардт  удивленно  взглянул  на  Хегера,  высокий  лоб   его
прорезала складка.
   - Бракк задерживается в институте? Чем же он занимается?
   - Я полагал, что вы знаете, над какой проблемой он работает, -  ответил
Хегер, сделав вид, что он тоже изумлен.
   - Бракк работает над какой-то проблемой? Я  не  знал.  Что  же  это  за
проблема? - спросил Экардт, повысив голос.
   -  Преобразование  энергии  бета-лучей  в   электрическую   посредством
фотоэлементов.
   - Так-так! - воскликнул Экардт. - И об этом я  узнаю  случайно.  Здесь,
видимо, каждый делает,  что  ему  вздумается.  Химики  экспериментируют  с
миниатюрными солнцами, так что институт того и гляди взлетит на воздух,  а
Бракк... Так дело не пойдет, господа, нет, не пойдет.
   Он встал и взволнованно зашагал по кабинету.
   - Если Бракк не счел нужным поставить меня  в  известность  о  своих...
гм... опытах, то вы, господин доктор Хегер, обязаны были  сделать  это  за
него. Я хочу знать, что делается в институте. Вы мой заместитель и  должны
информировать меня обо всем, что здесь происходит.
   Он схватил трубку.
   -  Вахтера.  Говорит  Экардт.  Когда  обычно  уходит  доктор  Бракк  из
института? Нет, не в  течение  дня,  а  после  конца  работы.  Около  семи
часов... Почти регулярно? Спасибо.
   Он снова принялся шагать от письменного стола к окну и обратно.
   Наступила тишина. Толстый ковер заглушал его шаги.
   - Институт кончает работу в три. Доктор Бракк уходит в семь, то есть на
четыре часа позже. А я еще удивляюсь тому, что  у  него  такой  утомленный
вид.
   Профессор остановился посреди кабинета и сказал, повернувшись к Хегеру:
   - Эта проблема не будет решена ни сегодня, ни даже  послезавтра.  Бракк
сам должен понимать,  что  значит  добиться  получения  соединений  нужной
чистоты. Тут мы сталкиваемся с неодолимыми препятствиями и  физического  и
технологического  характера.  Итак,  он  поделился  с  вами  своей,  можно
сказать, безумной  идеей?  И  вы  не  сказали  ему,  что  целых  три  года
экспериментировали в том же направлении? Без пользы, без результата, как я
вам в свое время и предсказывал. Вы помните?
   Глаза Хегера сузились. Профессор задел его больное место.
   - Разумеется, - резко ответил он. Но тут же  понизил  тон  и  проглотил
обиду - настроение профессора было ему только выгодно. - Я  не  раз  давал
понять коллеге Бракку, как отношусь к  его  расчетам.  В  нашем  институте
отсутствуют  условия  для  таких  исследований.  Перед  нами  стоят  четко
очерченные задачи, и мы должны  всеми  силами  стремиться  решить  их,  не
отвлекаясь в сторону.
   Профессор Экардт молча кивнул головой, затем открыл  дверь  в  соседнее
помещение и крикнул секретарше:
   - Вызовите ко мне доктора Бракка!
   Хегер поднялся.
   - Я могу идти, господин профессор?
   - Пожалуйста.
   Экардт остановился у окна. Его  приземистая  фигура  теперь,  когда  он
засунул руки в карманы брюк, казалась совсем  квадратной.  Выпятив  нижнюю
губу, он глядел перед собой. Выходит, он обманулся: Бракк  совсем  не  тот
усердный ученый с развитым чувством долга, за которого он его принимал.
   В комнату вошел доктор Бракк.
   -  Садитесь,  пожалуйста,  -  сказал  профессор,  не  поворачиваясь   к
вошедшему.
   Удивленный его тоном, Вернер Бракк посмотрел на профессора.
   Экардт  с  трудом  скрывал  свое  раздражение.  Бракк  понял  -  что-то
случилось. Лицо профессора напоминало сейчас тот газетный снимок.  Что  же
произошло? Перед глазами Бракка встала его лаборатория. Там как будто  все
в порядке.
   Но тут профессор Экардт заговорил.
   - Господин Бракк, я собирался в ближайшие дни поручить вам  руководство
вторым отделом. К сожалению, я вынужден отказаться от этого  намерения.  И
вдруг сегодня я совершенно случайно узнаю, что вы уходите из института  не
раньше семи.  Конечно,  наши  сотрудники  остаются  иногда  на  часок.  Но
задерживаться на четыре часа и притом систематически! Это же почти двойной
рабочий день) Невероятно! Могу я просить вас объяснить в чем дело?
   Бракк посмотрел на профессора Экардта без тени смущения.
   - Я давно уже работаю над созданием  фотоэлементов  для  преобразования
энергии бета-лучей в электрическую  энергию  в  промышленном  масштабе,  -
спокойно сказал он. - К сожалению, до сих пор мои попытки  были  неудачны.
Поэтому я и не докладывал о них, господин профессор. Мне хотелось  сначала
подкрепить свои расчеты практическими доказательствами.
   Профессор Экардт сел в кресло и вытянул свои короткие ножки.
   - И вы думаете, что сможете создать такие фотоэлементы?
   - Я работаю над этим, господин профессор. Мои расчеты  указывают  новый
путь. Я охотно познакомлю вас с ними...
   - Благодарю вас, в этом нет надобности. Ваша идея не нова, об этом  вы,
вероятно, и сами знаете. Вам должно быть также известно, что с помощью тех
средств, которыми мы располагаем, практически просто  невозможно  получить
такое   соединение   полупроводниковых    металлов,    которое    позволит
преобразовывать энергию  бета-лучей  в  электрическую  энергию  с  высоким
коэффициентом полезного действия. В нашем институте, во всяком случае, это
совершенно немыслимо - у нас нет условий для такого рода  исследований.  В
международных исследовательских институтах этой проблемой  занимаются  уже
многие годы, но  и  там  ученые  столкнулись  с  массой  почти  неодолимых
препятствий. Вспомните, какой долгий и тяжкий путь пришлось пройти  науке,
прежде чем оказалось возможным  использовать  в  качестве  полупроводников
германий и кремний. А с соединениями металлов дело обстоит еще сложнее.  В
одиночку с этим не справиться. Когда-нибудь объединенными усилиями  ученых
многих  стран  будет  создана  как  бы  мозаичная  картина;  только  тогда
осуществится то, о чем вы мечтаете. Но думаю, что  до  этого  еще  далеко.
Несколько лет назад доктор Хегер тоже полагал, что  напал  на  новый  путь
создания фотоэлементов с высоким  коэффициентом  полезного  действия.  Его
выкладки казались многообещающими.  Однако  чем  дальше  шел  он  в  своих
исследованиях, тем яснее становилось, что  все  его  попытки  обречены  на
неудачу. Я это предвидел, но не хотел мешать. Тему включили  в  его  план.
Три года он экспериментировал, затратил большие средства  и...  ничего  не
достиг.
   Уверяю вас, господин Бракк, сколь  гениальными  ни  выглядели  бы  ваши
расчеты, пользы от них  не  будет.  Я  обязан  предупредить  вас.  Вы  зря
просиживаете, до ночи в лаборатории, надеясь решить эту... гм... проблему.
Я считал вас более дальновидным. Вы наносите вред не  только  себе,  но  и
институту. Шестичасовой рабочий день установлен, чтобы  беречь  силы-наших
людей, обеспечить их работоспособность. Так дело не  пойдет.  У  вас  есть
свой план научной работы, и вы обязаны выполнять его на совесть.
   Бракк пытался что-то возразить, но профессор снова заговорил:
   - У нас есть совершенно определенное задание, и никто  не  имеет  права
уклоняться в сторону. Я требую, чтобы вы сосредоточили все  свое  внимание
на вашей непосредственной работе. Прошу  вас  прекратить  ненужные  опыты,
доктор Бракк. У нас нет на них ни времени, ни средств.
   Он подошел к Бракку и заговорил другим тоном:
   - Лучше в свободное время отправляйтесь за город. Лес тут  недалеко.  У
вас очаровательная молодая жена...
   Неожиданно он протянул ученому руку.
   - Надеюсь, мы  поняли  друг  друга.  Завтра  я  улетаю  на  конгресс  в
Бухарест, пробуду там десять дней. Желаю вам хорошенько отдохнуть  за  это
время, коллега Бракк.


   В начале пятого Вера Бракк вернулась из города.  Держа  в  обеих  руках
сумки с покупками, она прошла через  палисадник.  Открыла  локтем  входную
дверь, поднялась по ступенькам. Пристроив  покупки  на  полу,  достала  из
сумочки  ключ  и  попыталась  открыть   дверь   квартиры,   но   ключ   не
поворачивался. Вера удивленно подняла брови. Вот так так, в замке  изнутри
торчит ключ. Вернер... Обрадованная,  она  сильно  нажала  кнопку  звонка.
Дверь открылась.
   - Вернер, ты уже дома! - воскликнула Вера и положила руки ему на плечи.
Но тотчас же заметила, что он чем-то огорчен. Руки сами собой соскользнули
с плеч мужа, и она озабоченно спросила:
   - Что-нибудь случилось, Вернер?
   - Ну что ты, что могло случиться? - уклончиво ответил он.
   - Но ты ведь собирался быть дома не раньше восьми.
   - Я не мог работать, циклотрон не в порядке, - сказал  он  первое,  что
пришло ему в голову, взял покупки и понес их на кухню.
   Вера прошла в ванную. Принимая душ, она думала  о  том,  что  муж  стал
очень нервным. Ее хорошее настроение сменилось тревогой. Взглянув на  свое
отражение в зеркале, она попыталась улыбнуться ему, но  улыбка  получилась
какая-то вымученная.
   Потом Вера сварила кофе, поставила на  стол  чашки  и  печенье.  Вернер
сидел в глубоком кресле, лицо его скрывала  газета.  Разливая  кофе,  Вера
сказала:
   - Ты знаешь, сегодня словно воскресенье. Наверное, это потому,  что  ты
пришел вовремя.
   Он отложил газету и ответил слегка раздраженно:
   -  Что  ты  говоришь  Вера!  Разве  я  задерживаюсь  в  институте   для
развлечения? Ты же прекрасно знаешь, над чем я работаю.
   - Прости меня,  -  Вера  старалась  говорить  спокойно,  но  когда  она
поставила на стол кофейник, крышка его резко звякнула.
   Оба замолчали. Бракк уткнулся в газету,  но  Вера  видела,  что  он  не
читает. Она поглядывала на него с тревогой и вместе с тем с раздражением.
   "Что с ним? Что-нибудь случилось? - думала она. -  Или  эта  навязчивая
идея выбила его из колеи? Да и мне тоже нелегко! С  ним  стало  невозможно
говорить, он на все обижается. Даже внешне изменился - похудел, побледнел.
Скулы выдаются резче, чем всегда, в глазах  отсутствующее  выражение".  На
мгновение она пожалела мужа, но тут же с ожесточением подумала:  "Мучается
из-за проблем, которые  скорее  всего  никогда  не  сможет  решить.  Из-за
иллюзий".
   Она ничего не понимала в его науке, знала лишь одно - он  занят  чем-то
странным. Электростанция без машин, из одних этих... фотоэлементов. Вместо
топлива - какие-то радиоактивные вещества. Она никак не могла  себе  этого
представить.
   - Оставь газету, кофе совсем остынет, -  сказала  она,  пододвигая  ему
вазу с печеньем.
   Бракк кивнул, сложил газету  и  улыбнулся  ей.  Но  это  была  какая-то
неопределенная, ничего не выражающая улыбка, и Вера почувствовала, что муж
не с ней. Хотелось бы знать, чем заняты его мысли, но  спрашивать  -  нет,
этого она не станет делать. Раньше он сам ей все рассказывал, говорил  обо
всем, что сделал за день. Но сегодня...
   Она допила кофе. Сказала, что видела сегодня в витрине одного  магазина
светло-серый костюм.
   - Купи его. Он очень элегантный. Тебе нужен новый летний костюм. Будешь
надевать его, когда мы куда-нибудь пойдем. Не всегда же ты собираешься так
поздно возвращаться из института.
   - Нет, конечно, нет! - воскликнул он, встал из-за  стола  и  подошел  к
аквариуму. - С сегодняшнего дня я больше не задерживаюсь в институте!.
   - Право, Вернер, я совсем об этом не прошу. По мне, можешь оставаться в
лаборатории хоть до полуночи, - сказала она дрожащим голосом. На глаза  ее
навернулись слезы.
   Боясь расплакаться, Вера собрала посуду и  отнесла  ее  на  кухню.  Она
твердо решила никогда не говорить с ним больше о его поздних возвращениях.
   Когда она вернулась в столовую, Бракк все еще стоял у  аквариума.  Вера
прилегла на  кушетку,  взяла  журнал  и  стала  перелистывать  его,  чтобы
успокоиться. Рассеянно переворачивая страницы, она искоса  поглядывала  на
мужа. Неужели он не замечает, что обидел ее? Вера тяжело вздохнула и вдруг
бросила журнал на стол. Но Вернер даже этого не заметил.
   Он был  поглощен  мыслями  об  Экардте.  Чем  напряженнее  думал  он  о
сомнениях, высказанных профессором, тем больше падал духом. Однако  он  не
мог отказаться от начатого дела. "Мои выкладки открывают совершенно  новые
пути, - повторял он. - Я ведь не  просто  фантазирую.  Работаю  на  основе
точных расчетов. Но Экардт не хочет даже  взглянуть  на  них,  он  заранее
отвергает мои выводы".
   - Это несправедливо, - неожиданно для себя произнес он вслух.
   - Что несправедливо? - спросила Вера,  приподнявшись  на  кушетке.  Она
решила, что эти слова относятся к ней, и посмотрела на мужа настороженно.
   - Я о профессоре Экардте.
   - У тебя неприятности в институте, Вернер?
   -  Неприятности...  -  сказал  он,  раскуривая  сигарету  и   все   еще
раздумывая, стоит ли рассказывать ей все. "К чему жаловаться?"  -  подумал
он. Но потом все же заговорил о том,  что  так  его  тревожило.  Однако  о
выговоре за то, что он просиживает в институте по вечерам, Вернер умолчал.
   - Для Экардта существует только план научно-исследовательских работ,  -
говорил он,  в  волнении  расхаживая  по  комнате.  -  Все,  что  является
отклонением от плана, кажется  ему  бесполезной  тратой  времени.  На  мои
расчеты он махнул рукой, словно ему и смотреть незачем. Он убежден, что  я
ничего не добьюсь. Говорит, что  в  институте  вообще  невозможно  ставить
подобные опыты. Понимает ли он,  чего  может  достигнуть  человек,  твердо
стремящийся к цели? Экардту кажется, что я попросту пытаюсь уклониться  от
основной работы. Не желает, чтобы в голове у сотрудников было  что-нибудь,
кроме служебных заданий. В какой-то мере я могу его понять. Задания должны
выполняться, и каждый обязан сосредоточить внимание на  своей  работе.  Но
разве можно подавить в себе творческие устремления? Только потому, что они
не имеют отношения  к  очередной  теме!  Когда  он  сказал  мне:  "Никаких
бесполезных экспериментов, господин Бракк, у нас нет на них ни времени, ни
средств", я сразу понял, куда он  клонит.  Не  хочет  взваливать  на  себя
ответственность за то, что не предусмотрено планом, - как же,  ведь  могут
возникнуть осложнения. Что подумают в вышестоящих органах? Пойти на риск -
никогда!
   Бракк горько усмехнулся. Бросился в кресло и  в  отчаянии  закрыл  лицо
руками.
   - Что же ты  теперь  будешь  делать,  Вернер?  -  тихо  спросила  Вера,
подавленная вспышкой его гнева. - Так ты доведешь себя до  болезни.  Может
быть, профессор Экардт все-таки прав, и твоя идея не...
   - Значит, и ты в меня не веришь!  -  резко  прервал  он  жену  и  снова
заметался по комнате. - Впрочем, этого нужно было ожидать. Никто мою  идею
и в грош не ставит. Никто. Для всех я фантазер, утопист. Как же надеяться,
что ты... А я-то надеялся, что хотя бы ты...
   Он замолк, почувствовав, что зашел слишком далеко.
   - Вернер, что ты говоришь! - крикнула Вера прерывающимся голосом.
   - Прости, я не то сказал...
   Он подсел к ней и хотел притянуть к себе,  но  она  не  смягчилась,  не
уступила.
   - Пойми ты меня, Вера! На работе я совершенно одинок,  а  теперь  и  ты
меня упрекаешь.
   - Это неправда, - бросила она. - Я желаю тебе только добра. Взгляни  на
себя  в  зеркало,  посмотри,  какой  ты  бледный,  измученный.  Да  это  и
неудивительно. Эти поздние возвращения, эти  ночи  за  письменным  столом!
Разве это жизнь, Вернер, - и для тебя, и для меня? Мне кажется, ты  забыл,
как светит солнце, забыл зелень лесов и полей, ведь мы  живем  в  чудесном
городе, где все  может  быть  так  интересно.  На  свете  не  одни  только
лаборатории.
   Вера поднялась с кушетки и подошла к большой вазе с ветвями терновника.
Не хотелось ей произносить такие слова, но так уж  получилось.  Почему  он
ничего не возразил?
   Она открыла окно. Легкий ветерок шелестел листвой деревьев,  небо  было
ясным. Из города доносился приглушенный шум поезда надземной дороги.
   Бракк глубоко затянулся. Ему стало нехорошо, слегка закружилась голова.
Тяжело ступая, он подошел к креслу, сел и  положил  сигару  в  пепельницу.
"Наверное, я слишком быстро выкурил сигару", - подумал он.
   Вера стояла у окна, ожидая, что  Вернер  что-нибудь  скажет,  но  Бракк
продолжал молчать, и она вышла из комнаты.
   Мысли  Бракка  метались.  То  он  возвращался  к  спору  с  профессором
Экардтом,  то  снова  слышал  голос  Веры:  "На  свете  не   одни   только
лаборатории!". Какой язвительной она умеет быть! Этого он за  ней  никогда
не замечал.
   "Я столько рассказывал ей о своей идее, но она так ничего и не  поняла!
Что же мне делать? Бросить начатое? Нет, об  этом  нечего  и  говорить.  Я
захвачен этой проблемой, она  держит  меня,  как  гигантский  магнит.  Она
разрешима, господин профессор  Экардт!  Я  нашел  верный  путь.  Если  мне
удастся..."
   Из соседней комнаты раздались звуки рояля.  Бракк  оторвался  от  своих
мыслей, даже почувствовал некоторое облегчение. "Я  должен  объясниться  с
Верой, - подумал он. - Между нами должно быть  полное  согласие.  Иначе  и
работа мне не в радость".
   Он встал и открыл дверь.
   Вера прервала игру и медленно повернулась к нему.
   - Я тебе мешаю? - спросила она. - Впрочем, мне все равно надо  кончать,
уже почти шесть.
   Она опустила крышку рояля, поставила обратно вазу, поправила цветы.  Ее
движения были беспокойными, нервными. Что он  стоит  в  дверях  и  молчит?
Обиделся? Ну, и хорошо! Она надела жакет.
   - Ты уходишь? - разочарованно спросил Бракк.
   - Да, сегодня собрание в Союзе. Думаю, вернусь около девяти.
   - Так, - он прикусил губу.
   Вера задержалась в нерешительности. Она ждала, что Вернер  попросит  ее
остаться.
   Но он этого не почувствовал. Он даже не взглянул на  нее,  злился,  что
Союзу композиторов понадобилось назначить собрание именно на  этот  вечер.
"Что ж, - сказал он себе, слегка пожав плечами. - Если ей обязательно надо
уйти..."
   Вера  пошла  к  двери,  еще  раз  обернулась,  опять  заколебалась,  но
подумала: "Значит, ему все равно, наверно, он даже  рад,  что  сможет  без
помех заняться своими расчетами. А если  б  я  осталась,  он  бы  принялся
попрекать меня за то, что я сказала. Хотя нет, на это он не способен. Ведь
я желала ему только добра. Впрочем, возможно, я говорила необдуманно".
   Внезапно ей стало жалко его. Захотелось подойти к нему, поцеловать.  Но
когда она увидела его лицо с плотно сжатыми губами, с упрямо  выставленным
вперед подбородком, он показался ей  таким  далеким,  таким  неприступным,
что, не сказав больше ни слова, она закрыла за собой дверь.


   В семь часов доктор Хегер вывел свою машину из гаража. Лучи  заходящего
солнца окрашивали в багряный цвет стволы сосен. Он включил  ультразвуковую
сирену, ворота раскрылись. Автомобиль выехал почти бесшумно. Хегер дал газ
и помчался по узкой лесной дороге. Не  доезжая  до  города,  свернул.  Ему
предстояло прочесть в соседнем городке популярную лекцию о полупроводниках
и их применении - пятую лекцию за этот месяц.
   Тихо  напевая,  он  нажал  кнопку  на  приборной  панели  и  вынул   из
открывшегося отверстия уже зажженную сигарету. Затянулся, придерживая руль
правой рукой. Дорога ухудшилась, пришлось замедлить ход.
   Наконец он подъехал к автостраде  и  включил  механизм  автоматического
управления. С треском сработали  реле,  машина  ринулась  вперед,  набирая
скорость, и покатилась, как по рельсам, вдоль широкой белой полосы посреди
шоссе. Хегер откинул  назад  сиденье  и  улегся  поперек  машины,  как  на