Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
тным знамением, - и
ритуал окончился так же внезапно, как начался.
- Господь да пребудет в этом доме, - сказал он.
Потом обернулся ко мне, давая понять, что пора продолжить путь.
- А кофе? - спросила женщина, видя, что мы собрались уходить.
- Если сейчас выпью, уснуть не смогу, - отвечал священник.
Женщина рассмеялась, пробормотав что-то вроде "да ведь еще утро" - я
толком не расслышала, потому что мы уже были на дороге.
- Отец мой, она говорила про какого-то юношу, который вылечил ее
мужа. Это был он!
- Да, это был он.
Мне стало не по себе - я вспомнила вчерашний день, и Бильбао, и
лекцию в Мадриде, и людей, толковавших о чудесах, и то ощущение
Присутствия, которое возникло у меня, когда я молилась, обнявшись с
другими.
Выходит, я люблю человека, способного творить чудеса. Человека,
способного служить ближнему, утишать боль, умерять его страдания,
возвращать здоровье больным и надежду - их родным. Человеку с таким
предназначением тесно в домике с белыми занавесками на окнах, с любимыми
книгами и дисками на полках.
- Не вини себя, дочь моя, - сказал священник.
- Вы читаете мои мысли.
- Читаю, - согласился он. - У меня тоже есть дар, и я стараюсь быть
достойным его. Приснодева научила меня погружаться в водоворот
человеческих чувств, чтобы руководить ими наилучшим образом, то есть -
на благо людей.
- Вы тоже творите чудеса?
- Исцелять недуги я не могу. Но обладаю одним из даров Святого Духа.
- Тогда вам дано читать у меня в душе. И вы знаете, что я люблю этого
человека и что любовь моя растет и крепнет с каждой секундой. Мы вместе
с ним открывали для себя мир и вместе пребываем в нем. Хочу я того или
нет - но он неотделим от моей жизни и присутствует в каждом ее дне.
Что я могла сказать этому священнику, шедшему со мной рядом? Он
никогда бы не понял, что у меня были другие мужчины, что я влюблялась,
что если бы вышла замуж, то была бы счастлива. Еще когда я была
ребенком, на одной из площадей Сории любовь открылась мне, а потом
позабылась.
Но, как видно, плохо позабылась. Хватило трех дней, чтобы все
вернулось.
- Я имею право быть счастливой, отец мой. Я восстановила потерянное и
снова терять это не хочу. Я буду бороться за свое счастье.
Если же я откажусь от этой борьбы, то откажусь тем самым и от своей
духовной жизни. Как вы сами сказали - это будет значить, что я
отдалилась от Бога, отказалась от своей женской силы, от моего
могущества. Я буду бороться за этого человека.
Я знала, зачем здесь этот приземистый толстый священник. Он пришел,
чтобы убедить меня в том, что я должна оставить своего возлюбленного,
ибо ему суждено иное, высшее предназначение.
Нет, никогда я не поверю, что ему пришлось бы по вкусу, если бы мы с
его воспитанником поженились и зажили в Сент-Савене в таком вот домике.
Он говорит это лишь для того, чтобы сбить меня с толку, чтобы я ослабила
свою оборону, а как только это произойдет, он - с улыбкой - убедит меня
в обратном.
Он, не произнося ни слова, читал мои мысли. А может быть, обманывал
меня и вовсе не обладал даром угадывать, что думают другие люди. Туман
быстро рассеивался: теперь я различала уже дорогу и склон горы, поле и
покрытые снегом деревья. Прояснилось и в голове.
Конечно, это обман! Если священник и вправду умеет читать мысли,
пусть прочтет их все и всё про меня узнает! Пусть узнает, что вчера он
хотел полной близости со мной, а я отказала ему - и теперь раскаиваюсь.
Еще вчера я думала, что, если бы ему пришлось уехать, я могла бы
всегда помнить и вспоминать друга детства. Все это оказалось вздором.
Пусть его плоть не проникла в меня - проникло что-то другое, и так
глубоко, что достало до самого сердца.
- Отец мой, я люблю его, - повторила я.
- Я тоже. А от любви глупеют. В моем случае это выразилось в том, что
я пытаюсь убрать тебя с его пути.
- Убрать меня не так-то просто. Вчера, когда мы молились у пещеры, я
поняла, что в силах разбудить в себе те дары, о которых вы говорили. И я
использую их, чтобы удержать его.
- Ну-ну, - с легкой улыбкой произнес священник. - Желаю удачи.
Он остановился, вытащил из кармана сутаны четки и, сжимая их в руке,
поглядел мне прямо в глаза.
- Иисус не велел нам клясться, и я не клянусь. Но в присутствии
предмета, для меня священного, говорю тебе: я не желаю ему обычной
судьбы, не хочу, чтобы он стал рядовым священником - таким, как все,
одним из многих.
Он может служить Богу по-другому. Рядом с тобой.
Мне трудно было поверить, что он и вправду произнес эти слова. Но это
было так.
- Вот он, - сказал священник.
Я обернулась. Увидела припаркованную поблизости машину. Ту самую, в
которой мы приехали из Испании.
- Он всегда ходит пешком, - с улыбкой продолжал священник. - На этот
раз ему хочется создать впечатление, будто он прибыл издалека.
Мои кроссовки промокли насквозь. Но я взглянула на священника - он
шел по снегу в сандалиях и шерстяных носках - и решила, что не стану
жаловаться.
Он может, значит, и я могу. Мы начали взбираться по склону.
- Долго нам идти?
- Полчаса, самое большее.
- Куда мы идем?
- Навстречу ему. И другим.
Я поняла, что он не склонен продолжать разговор. Может быть, бережет
силы для подъема. Мы шли молча - туман к этому времени уже почти совсем
рассеялся, и на небо медленно выплывал желтый диск солнца.
Впервые передо мной оказалась вся панорама долины - текущая внизу
река, разбросанные здесь и там деревушки и прилепившийся к отрогу горы
Сент-Савен. Я увидела колокольню, кладбище, которого раньше не замечала,
и средневековые домики окнами на реку.
Под нами, на том месте, которое мы миновали несколько минут назад,
пастух гнал отару своих овец.
- Устал, - проговорил священник. - Давай-ка остановимся ненадолго.
Сбив снег с каменного валуна, мы без сил привалились к нему.
Священник весь взмок от пота, а ноги у него, должно быть, совсем
заледенели.
- Пусть святой Иаков сохранит мои силы, потому что я хочу
проследовать его путем еще раз, - сказал он, обернувшись ко мне.
Я не поняла, о чем он, и решила заговорить о другом:
- Смотрите - следы на снегу.
- Одни следы оставлены охотниками. Другие - теми мужчинами и
женщинами, которые хотят возродить традицию.
- Какую традицию?
- Начало ей положил святой Савен. Он удалился от мира, поднялся в
горы и с этих вершин созерцал Божью славу.
- Отец мой, мне надо кое-что осознать. До вчерашнего дня я была с
человеком, которому предстояло сделать выбор - женитьба или религия.
Сегодня я узнала, что этот человек творит чудеса.
- Мы все творим чудеса, - сказал священник. - Вспомни Евангелие:
"...если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей:
"перейди отсюда туда", и она перейдет".
- Мы с вами не на уроке закона Божьего. Я люблю этого человека и хочу
знать о нем больше, чтобы понимать его лучше и лучше помогать ему. До
других мне дела нет, какая разница, что они могут, чего не могут.
Священник глубоко вздохнул и после недолгого колебания все же решился
и заговорил:
- Некий ученый, изучавший обезьян на островах Индонезии, сумел
научить одну обезьянку мыть бататы перед едой. Очищенные от грязи и
песка, они были гораздо вкусней.
Ученый, который сделал это лишь потому, что писал научный труд,
посвященный обучаемости шимпанзе, и представить себе не мог, чем все это
кончится. Он очень удивился, увидев, что к другие обезьяны стали
подражать первой.
Так продолжалось до тех пор, пока определенное количество обезьян не
овладело искусством мыть бататы - и вдруг, в один прекрасный день,
обезьяны на всех остальных островах архипелага начали делать то же
самое. Самое же удивительное заключается в том, что все эти прочие
обезьяны сроду не бывали на том островке, где проводился эксперимент.
Священник замолчал, а потом спросил:
- Поняла?
- Нет, - ответила я.
- Существует множество исследований по этому вопросу. Наука доказала,
что, когда определенное число людей достигает определенной степени
развития, развивается и весь род человеческий. Мы не знаем, сколько
людей необходимо для этого скачка, - но точно знаем, что это так.
- Похоже на историю с Непорочно Зачавшей, - сказала я. - Она явилась
ватиканским мудрецам и неграмотной крестьянке.
- Мир наделен душой, и настает минута, когда душа эта оказывает себя
во всем и во всех одновременно.
- Это женская душа.
Он засмеялся, а я не поняла, что означает этот смех.
- Догмат Непорочного Зачатия придуман не только Ватиканом, - сказал
он. - Восемь миллионов человек со всех концов света подписали
адресованную Папе петицию с просьбой об этом. Это буквально витало в
воздухе.
- Это первый шаг?
- Первый шаг к чему?
- Первый шаг на пути, который приведет Богоматерь к тому, что Она
будет признана воплощением женского лика Бога. В конце концов, мы ведь
уже признаем, что Иисус воплощает Его мужской лик.
- Что ты хочешь сказать?
- Сколько времени должно пройти, прежде чем мы признаем женщину одним
из не раздельно - слиянных членов Святой Троицы? Прежде чем поймем, что
Святую Троицу составляют Бог Дух Святой, Богиня-Мать и Бог-Сын?
- Пойдем дальше, - ответил он. - Холодно так стоять.
- Ты недавно посмотрела на мои сандалии, - сказал священник.
- Так вы все же умеете читать мысли? - спросила я.
Не отвечая на мой вопрос, он заговорил так:
- Я расскажу тебе кое-что об истории создания нашего ордена. Мы
называемся "кармелиты" и в соответствии с правилами, установленными
святой Терезой Авильской, ходим босиком, ибо если человек способен
подчинить себе свою плоть, то может властвовать и над своим духом.
Терезу, которая была очень хороша собой, отец отдал в монастырь,
чтобы она получила там возвышенное воспитание. В один прекрасный день,
проходя по коридору обители, она начала разговаривать с Иисусом. Экстаз,
в который она впадала, был столь силен и глубок и охватывал ее столь
часто, что вскоре жизнь девушки полностью изменилась. Увидев, что
кармелитские монастыри превратились в брачные агентства, она решила
создать орден, который бы хранил в первозданности заповеди Христа.
Святая Тереза должна была побороть самое себя и вступить в схватку с
двумя самыми могучими противниками того времени - с Церковью и
Государством. Тем не менее она не отступила, поскольку была убеждена в
необходимости исполнить свое предназначение.
Однажды - когда душа ее ослабела - у дверей дома, где святая нашла
приют, появилась женщина в лохмотьях и потребовала во что бы то ни стало
провести ее к матери Терезе. Хозяин дома предложил ей милостыню, но она
отвергла ее, сказав, что не уйдет, пока не поговорит со святой.
Трое суток она не ела и не пила, стоя у дверей дома. И наконец
святая, сжалившись над ней, попросила, чтобы ее впустили.
"Нет, - сказал хозяин. - Она сумасшедшая".
"Может быть, нас с ней поразил один и тот же вид безумия - безумие
Христа, взошедшего на Голгофу", - ответила святая.
- Святая Тереза говорила с Христом, - сказала я.
- Да, - ответил священник и продолжил свой рассказ:
И женщину провели к святой. Она назвалась Марией де Хесус Йепес, из
Гранады. Она была послушницей в монастыре кармелиток, и вот однажды ей
явилась Пречистая Дева и повелела ей основать новую обитель, где
неукоснительно соблюдались бы самые первоначальные установления
орденского устава.
В тот же самый день Мария де Хесус покинула монастырь и босиком
отправилась в Рим. Паломничество ее продолжалось два года - два года
ночевала она под открытым небом, страдала от стужи и зноя, жила
милостыней, кормилась подаянием. Чудо, что она добралась до Рима. Но еще
большее чудо - что ее принял папа Пий IV. А произошло это потому, что
его святейшество, так же как святая Тереза и как многие-многие другие
люди, думал о том же самом.
И подобно тому, как Бернадетте было неведомо решение, принятое в
Ватикане, подобно тому, как обезьяны с других индонезийских островов не
могли знать об опыте, проведенном ученым, Мария де Хесус и Тереза не
знали, что мыслят одинаково. Во всем этом обнаруживался смысл.
Теперь мы шли по лесу. Самые верхние ветви деревьев, сухие и
заснеженные, были освещены первыми лучами солнца. Туман полностью
рассеялся.
- Я знаю, куда вы хотите идти, отец мой.
- Разумеется, знаешь. Бывают такие мгновения, когда многие-многие
люди получают один и тот же приказ.
- Следуй за своей мечтой, преврати свое бытие в путь, ведущий к Богу.
Твори чудеса. Исцеляй. Пророчествуй. Прислушивайся к голосу своего
ангела-хранителя. Преображайся. Стань воином и будь счастлив в бою.
Не избегай риска.
Солнце теперь затопило весь лес. Снег заискрился, засверкал так, что
стало резать глаза. И одновременно мне показалось: этот свет и этот
блеск дополняют и завершают речь священника.
- А как все это связано с ним?
- Я пересказал тебе героическую главу этой истории. Но ты ничего не
знаешь о душе этих героев, - промолвил он и замолчал надолго, а потом
продолжил:
- Страдание. В моменты преображения появляются мученики. Прежде чем
люди смогут следовать за своей мечтой, другие люди должны принести себя
в жертву. Над ними глумятся, их преследуют, их труды пытаются
подвергнуть сомнению и осмеянию.
- Церковь сжигала ведьм на кострах.
- Да. И римляне бросали первых христиан на съедение львам. Погибшие в
пламени костра или на арене цирка скорее других вознесутся к Вечной
Славе - так что это даже хорошо.
Но в наши дни воины света сталкиваются кое с чем похуже смерти в
ореоле мученика. Их постепенно снедают стыд и унижение. Именно это
случилось со святой Терезой, которая страдала весь остаток жизни. Именно
так было с Марией де Хесус. Именно так произошло с веселыми ребятишками
из Фатимы - Жасинто и Франсиско прожили после явленного им чуда лишь
несколько месяцев, а Лусия затворилась в монастыре, откуда уже никогда
не вышла.
- А с Бернадеттой получилось иначе.
- Да, иначе. На ее долю выпали тюрьма, унижение, недоверие. Он должен
был рассказать тебе об этом. Он должен был произнести слова Явления.
- Немногие слова.
- Слова, сказанные Пречистой Девой в Лурде, не заполнят и половины
тетрадного листка, но все-таки это были слова утешения. Дева Мария
сказала пастушке: "Не обещаю тебе счастья на этом свете". А почему же то
немногое, что сказала Она, содержало в себе предупреждение и утешение?
Да потому, что Дева знала, какие страдания предстоят девочке, если та
примет и исполнит свое предназначение.
Священник поглядел на солнце, на снег, на голые ветви деревьев и
продолжил смиренным тоном:
- Он - революционер. Он обладает властью и наделен даром говорить с
Пречистой Девой. Если ему удастся сконцентрировать свою энергию, он
может выйти в первые ряды, стать одним из тех, с кого начнется духовное
преображение рода человеческого. Мир переживает сейчас очень важный
момент.
И если таков будет его выбор, ему суждены будут тяжкие страдания.
Многое откроется ему раньше времени. Я достаточно хорошо разбираюсь в
людях и потому понимаю, что ждет его впереди.
Он повернулся ко мне, обхватил меня за плечи:
- Прошу тебя, избавь его от грядущих страданий. Он не выдержит.
- Я понимаю, что вы любите его...
- Ничего ты не понимаешь, - покачал он головой. - Ты слишком молода,
чтобы понять, сколь разнообразно и обильно зло, царящее в мире. В этот
миг ты и сама представляешь себя революционеркой - хочешь вместе с ним
переделать мир, открыть новые пути, сделать так, чтобы история вашей
любви стала легендой, которую будут передавать из уст в уста, из
поколения в поколение. Ты еще думаешь, что любовь способна
восторжествовать.
- Разве нет?
- Да нет, способна, но вопрос в том когда. Это произойдет в
определенный час, после того, как завершатся небесные битвы.
- Я люблю его. И для того, чтобы моя любовь победила, мне нет
надобности ждать, когда завершатся небесные битвы.
Теперь его взгляд был направлен в какую-то дальнюю даль.
- При реках Вавилона, там сидели мы и плакали... - сказал он, словно
про себя. - На вербах посреди его повесили мы наши арфы.
- Как грустно... - заметила я.
- Это первые строчки псалма, где говорится об изгнании, о тех, кто
хочет вернуться в землю обетованную, да не может, И это изгнание
продлится еще известный срок. Что могу я сделать, чтобы попытаться
предотвратить страдания человека, который хочет попасть в рай раньше
времени?
- Ничего, отец мой. Ровным счетом ничего.
- Вот он, - сказал священник.
И я увидела его. Он стоял на коленях в снегу метрах в двухстах от
меня. Он был по пояс голым, и даже издали я заметила, что от холода его
кожа приобрела лиловый оттенок.
Голова его была опущена, ладони сложены для молитвы. Не знаю, что
было тому причиной - вчерашнее ли совместное действо, восторг ли
женщины, собиравшей хворост, - но никогда прежде ни на кого я не глядела
с таким неистовым душевным напряжением. Я видела человека, больше не
принадлежащего этому миру - он жил в союзе с Богом и с просвещенными
духами горних высот. Сверкающий снег вокруг только усиливал это
впечатление.
- На этой горе есть и другие такие, - промолвил священник. - Они
пребывают в постоянном религиозном восторге, приобщаясь к опыту Бога и
Приснодевы. Они внимают ангелам и святым, выслушивают пророчества и
мудрые откровения, а потом передают все это немногочисленным
единомышленникам. Если бы на этом все и заканчивалось...
Но он не останется здесь. Он обойдет весь свет, неся учение Великой
Матери. Сейчас Церковь этого не хочет. И уже приготовлены камни,
которыми мир забросает тех смельчаков, кто первыми заговорят об этом.
- И цветы, которыми увенчают тех, кто придет следом.
- Да. Но ему они не достанутся.
И с этими словами священник двинулся в его сторону.
- Куда вы?
- Надо вывести его из транса. Сказать, что ты мне понравилась. Что я
благословляю ваш союз. Я хочу сделать это здесь, на этом священном для
него месте.
Меня стало подташнивать - так бывает от неосознанного, но
непреодолимого страха.
- Мне надо подумать, отец мой. Я не знаю, так ли все это...
- Никто не знает, - отвечал он. - Многие родители совершают ошибки,
потому что считают, будто знают, что лучше для их детей. Я тебе не отец
и знаю, что поступаю не правильно. Однако должен исполнить то, что мне
предначертано судьбой.
С каждой минутой меня охватывала все большая тревога.
- Не надо мешать ему, - сказала я. - Пусть он завершит свою молитву.
- Он должен быть не здесь. Он должен быть с тобой.
- Может быть, он сейчас беседует с Девой.
- Может быть. И все равно мы должны подойти к нему. Увидев меня с
тобой, он поймет, что я рассказал тебе все. Он знает, о чем я думаю.
- Сегодня - праздник Непорочного Зачатия. Это особый день для него.
Вчера вечером, у пещеры, я видела, как он счастлив.
- Праздник Непорочного Зачатия - праздник для всех, - отвечал он. -
Но теперь уже я не желаю вести с тобой теологические дискуссии. Идем.
- Почему вы так спешите, отец мой? Почему непременно в эту самую
минуту?
- Потому что знаю - в эту минуту он решает свое будущее. И может
выбрать не