Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
ву рождения, по милости небес получал то, что соседние городки и
поселки должны были вымаливать и добывать тяжкими трудами - воду. Здесь
Рио-Пьедра разделялась на десятки притоков, ручьев, струилась
водопадами, образовывала заводи и озера, и по берегам ее пышно и
изобильно разрастались деревья, кусты, трава.
А стоило сделать несколько сотен шагов в сторону - и ты выходил из
каньона, и все вокруг становилось пустыней, бесплодной и безжизненной.
Даже сама река, устав кружиться по этой естественной низине, здесь
напрочь теряла свою юную силу и вновь превращалась в еле заметную
струйку воды.
Монахи знали об этом, и вода, которой снабжали они соседей,
обходилась тем недешево. История обители отмечена бесчисленными
схватками и стычками между местными жителями и монахами.
И вот однажды, как раз в то время, когда Испанию потрясала очередная
война, обитель была превращена в казарму. По центральному нефу
монастырской церкви бродили кони. Солдаты, потешая друг друга похабными
историями и насилуя женщин из всех окрестных поселений, разбили между
скамьями свой бивак.
Так, хоть и с опозданием, обрушилось на монастырь возмездие. Он был
разграблен и разрушен.
И никогда больше монахам не удалось вернуть свой потерянный рай. В
ходе одной из бесконечных судебных тяжб кто-то даже предположил, что
местные жители исполнили приговор, вынесенный монастырю Богом. Ибо Иисус
велел напоить жаждущих, монахи же оставались глухи к Его словам. Вот
потому-то Бог и покарал тех, кто считал, будто природа принадлежит им
одним.
И, может быть, по этой самой причине монастырская церковь по-прежнему
лежала в развалинах, хотя большую часть обители отстроили заново и
превратили в гостиницу. Местные не забыли, какую непомерную плату должны
были вносить их предки за то, что природа дарила людям бесплатно.
- Чья же это статуя осталась неповрежденной? - спросила я.
- Святой Терезы Авильской, - ответил он. - Она обладает могуществом.
И, как бы ни снедала местных жителей жажда мести, никто не осмелился
осквернить ее.
Он взял меня за руку, и мы вышли. Прошагали по бесконечным
монастырским коридорам, поднялись по широким деревянным лестницам,
оказались во внутренних дворах, где порхали бабочки. Я припоминала
каждую подробность, потому что часто бывала здесь в детстве, и давние
воспоминания казались наиболее отчетливыми и яркими.
Память. Мне казалось, что весь прошлый месяц и особенно дни,
предшествующие минувшей неделе, были не в моей жизни или что я прожила
их в ином своем воплощении. Ни за что на свете не хотела бы я вернуться
в эту эпоху, ибо часы ее отмерялись не рукой любви. Я чувствовала, что в
течение многих лет проживала один и тот же день, все так же просыпаясь и
засыпая, повторяя одни и те же слова, совершая одни и те же поступки, да
и снились мне одни и те же сны. Я вспомнила отца и мать, родителей моих
родителей и многих моих друзей. Вспомнила, сколько усилий было
приложено, чтобы получить то, что на самом деле мне было вовсе не нужно.
Зачем я все это делала? Я не находила однозначного объяснения. Может
быть, потому, что лень было искать иные пути. Может быть, боялась - что
подумают и скажут обо мне другие. Может быть, потому, что отличаться от
этих других - трудно. Может быть, потому, что человек обречен повторять
шаги предшествующего поколения до тех пор, - и тут я вспомнила
отца-настоятеля, - пока определенное число людей не начнет вести себя
иначе.
Так или иначе, мир меняется, и мы - вместе с ним.
Однако меня это больше не устраивало. Я получила от судьбы
принадлежащее мне по праву, и теперь она давала мне возможность
измениться самой и заодно - способствовать изменению в мире.
Я снова подумала о горах, вспомнила альпинистов, которых мы встречали
по дороге, - молодых, в разноцветных костюмах, которые придуманы для
того, чтобы яркое пятно на снегу было заметно издалека, знающих один
определенный маршрут от подножья до самого пика.
В склоны уже были вбиты алюминиевые костыли - альпинистам оставалось
только продеть в них крюки со страховочными тросами и подняться к
вершине. Они приехали сюда на выходные ради острых ощущений, а в
понедельник вернутся к прежней размеренной жизни, но им будет казаться,
что они бросили вызов природе - и одолели ее.
А ведь это совсем не так. Жажда приключений гнала сюда других -
первопроходцев, пролагателей новых дорог. Иные из них не одолели и
половины подъема - сорвались в пропасть. Другие отморозили себе руки или
ноги. Многие и вовсе пропали без вести. Но в один прекрасный день кто-то
взошел на одну из этих вершин.
И это его глаза первыми увидели расстилающуюся внизу панораму, это
его сердце от гордости забилось чаще. Он пошел на риск и теперь - своей
победой - воздавал почести тем, чья попытка не удалась, кто погиб на
полдороге.
Очень может быть, что люди там, внизу, думают: "Что там наверху
хорошего? Разве что пейзаж. Зачем ему это надо?"
Но тот, кто первым взошел на эти вершины, знал зачем. Чтобы принять
вызов и идти вперед. Чтобы знать, что один день - непохож на другой, что
каждое утро одаривает нас своими неповторимыми чудесами и у каждого -
свое волшебное мгновение, когда гибнут старые галактики и рождаются
новые звезды.
Тот, кто первым взошел на эти вершины, наверно, задавал себе,
оглядывая с высоты домики с дымящимися трубами, тот же самый вопрос: "У
людей внизу один день неотличим от другого. Зачем им это надо?"
Теперь горы уже покорены, астронавты уже шагнули в космическое
пространство, и нет на нашей Земле ни одного - даже самого маленького -
островка, который бы еще ждал, когда его откроют. Но еще хватает великих
приключений духа - и одно из них предстоит мне теперь.
Это было благословение. Отец-настоятель ничего не понял. Сладостна
эта боль.
Блаженны могущие сделать первый шаг. Когда-нибудь люди поймут, что
способны говорить на языке ангелов, что каждый из нас обладает дарами
Святого Духа и что все мы можем творить чудеса, провидеть будущее,
исцелять страждущих. Понимать ближнего.
Всю вторую половину дня мы бродим по каньону, вспоминаем годы
детства. Он впервые заговорил об этом - пока мы ехали из Мадрида в
Бильбао, мне казалось, что до прошлого ему больше нет дела.
А вот теперь он сам расспрашивает меня о жизни наших с ним
сверстников, узнает, счастливы ли они, интересуется, чем они занимаются.
Мы добрались наконец до самого большого водопада на Рио-Пьедра,
который собирает воедино воды маленьких речушек и ручейков и, собрав,
швыряет с почти тридцати метровой высоты. Мы стоим на краю, слушаем
глухой рев, смотрим на образующуюся в тумане радугу.
- "Конский Хвост", - говорю я и сама удивляюсь, что еще не забыла это
название, - я ведь так давно его не слышала.
- Мне помнится... - начинает он.
- Я знаю, что ты сейчас скажешь!
Еще бы мне не знать! Водопад скрывает огромную пещеру. В детстве,
вернувшись в первый раз из монастыря Пьедра, мы потом еще несколько дней
говорили о ней.
- ...что там была пещера, - договорил он. - Пойдем туда!
Пройти под отвесными струями падающей с высоты воды невозможно, и
монахи еще в незапамятные времена прорыли тоннель, ведущий от верхней
точки каньона вглубь пещеры.
Вход отыскать нетрудно. Летом, наверное, там зажигают свет, чтобы
туристы не заблудились, но сейчас никого, кроме нас, нет и тоннель
погружен в темноту.
- Идем? - спрашиваю я.
- Ну конечно! Положись на меня.
И проникнув в отверстие, проделанное рядом с водопадом, мы начали
спуск. Нас окружала тьма, но мы знали, куда идем, - и ведь он просил
положиться на него.
"Благодарю Тебя, Господи, - думала я, пока мы все глубже проникали в
лоно земли. - Ибо я была заблудшей овцой, Ты же вернул меня в стадо. Ибо
жизнь моя была мертва, Ты же возродил ее. Ибо любовь давно не жила в
моем сердце, а Ты вновь одарил меня ее благодатью".
Я держалась за плечо моего возлюбленного, и он направлял мои шаги по
темным дорогам, зная, что скоро вновь воссияет нам свет и возрадуемся
мы. Очень может быть, что грядущее переменит роли - я, вооружась такой
же любовью и такой же уверенностью, буду вести его, пока не окажемся в
месте безопасном, и тогда мы отдохнем.
Мы шли медленно, и пути этому, казалось, не будет конца. Может быть,
этот новый ритм знаменует собой окончание целой эпохи в моей жизни -
когда ни единый лучик света не озарял ее. Шагая по этому тоннелю, я
вспоминала, сколько же времени убила впустую, сидя сиднем на одном и том
же месте, пытаясь пустить корни в почву, на которой ничего не растет и
вырасти не может.
Но Господь милосерден, и вот я обрела вновь и былое воодушевление, и
радость бытия, и приключения, о которых мечтала, и человека, которого,
сама того не зная, ждала всю жизнь. Я не испытывала никаких угрызений
совести оттого, что он бросил семинарию, - я помнила, как
отец-настоятель сказал, что есть разные способы служить Богу, а наша
любовь умножит эти способы. С этой минуты и я получаю возможность
служить и помогать - и все это благодаря ему.
Мы выйдем к людям, он будет вселять мир в их души, я - в его.
"Благодарю Тебя, Господи, за то, что помог служить Тебе. Научи, как
быть достойной этой чести. Даруй мне силы стать частицей его
предназначения, идти рядом с ним по земле, возродить мою духовную жизнь.
Пусть станут наши дни такими, как были эти, - пусть будем мы переходить
из края в край, исцеляя больных, утешая отчаявшихся, неся слово любви
Великой Матери ко всем нам".
Внезапно вновь стал слышен шум водопада, путь наш осветился, и черный
тоннель сделался одним из прекраснейших мест на Земле. Мы находились
внутри огромной - размерами с кафедральный собор - пещеры. Три стены ее
были из камня, четвертую образовывала стена воды, падающей с высоты в
сине-зеленое озеро у наших ног.
Лучи заходящего солнца пронизывали ее, и мокрые камни сверкали.
Не произнося ни слова, мы в изнеможении привалились к стене.
В детских наших играх, в ребяческих фантазиях это место было
сокровищницей, где пираты хранили награбленное. Теперь оно стало чудом
Матери-Земли: я чувствовала, что нахожусь в ее лоне, я знала - Она
здесь, три ее каменных стены защищают нас, а четвертая, водяная, -
смывает с нас грехи.
- Спасибо, - произнесла я вслух.
- Кого ты благодаришь?
- Ее. И тебя, ставшего орудием Ее воли, вернувшей мне былую веру.
Он подошел к берегу подземного озера. Поглядел на сине-зеленую воду и
улыбнулся.
- Иди сюда.
Я приблизилась.
- Мне надо рассказать тебе то, чего ты еще не знаешь.
Эти слова встревожили меня, но взгляд его оставался покоен, и я
успокоилась тоже.
- Каждый человек, сколько ни есть их на Земле, наделен даром, - начал
он. - У одних он проявляется сам собой, другим надо приложить усилия,
чтобы отыскать и выявить его. Я, например, трудился все те четыре года,
что провел в семинарии.
Теперь, если вспомнить словечко, которое употребил он в тот день,
когда старик-сторож хотел преградить нам путь в часовню, мне следовало
"подыграть" ему.
Надо было сделать вид, что я ничего не знаю.
"Ничего страшного", - подумала я, а вслух, желая выиграть время,
чтобы получше сыграть свою роль, сказала:
- И что же ты делал в семинарии?
- В общем, это неважно, - ответил он. - Важно, что я сумел развить и
укрепить свой дар. Когда Господь того хочет, я способен исцелять недуги.
- Но это же замечательно! - воскликнула я, притворяясь удивленной. -
Нам не надо будет тратить деньги на врачей.
Однако он не улыбнулся моей шутке. И я почувствовала себя дурой
набитой.
- Я развил мои дарования благодаря харизматическим ритуалам, которые
ты видела. В ответ на мою молитву Святой Дух нисходил ко мне и осенял
меня, я лечил больных наложением рук и исцелял их. Вскоре молва об этом
распространилась по всей округе, и с утра у монастыря выстраивалась
длинная вереница страждущих, недужных, увечных, которые ждали от меня
помощи. В каждой гноящейся и зловонной ране виделись мне язвы Иисуса.
- Я горжусь тобой, - прошептала я.
- Многие в монастыре были против этого, но отец-настоятель оказывал
мне неизменную поддержку.
- Мы продолжим это. Вместе пойдем по свету. Я буду промывать раны, ты
- благословлять их, а Господь - являть Свои чудеса.
Он отвел от меня взгляд, устремил его на озеро. Как в ту ночь в
Сент-Савене, когда мы пили с ним вино у колодца, я ощутила рядом некое
присутствие.
- Я уже рассказывал тебе, но повторю, - продолжал он. - Однажды ночью
я проснулся. Моя келья была ярко освещена. Я увидел лик Великой Матери,
Ее взгляд, исполненный любви. С той минуты Она стала являться мне время
от времени. Я не могу призвать Ее, но иногда Она предстает мне.
А сам я тогда уже был в числе истинных преобразователей Церкви. И
твердо знал: мое земное предназначение - не только исцелять недуги, но и
пролагать пути, по которым придет в мир Бог-Женщина. Укрепится женское
начало, вновь воздвигнется столп Милосердия - и Храм Мудрости вознесется
в сердцах человеческих.
Я глядела на него неотрывно. Лицо его, минуту назад выражавшее такое
напряжение, смягчилось.
- Это предполагало свою цену, и я был готов платить.
И он замолчал, словно не зная, что сказать.
- Что значит "был"? - спросила я.
- Путь Богине мог бы быть проложен лишь словом и чудом. Но наш мир
устроен не так. Все окажется труднее. Будут слезы, непонимание,
страдание.
"Это работа отца-настоятеля, - мелькнуло у меня в голове. - Это он
постарался вселить в его сердце страх. Но я стану для него утешением и
ободрением".
- Это путь не страдания, а славы, - ответила я.
- Большая часть людей все еще не доверяют любви...
Я чувствовала - он хочет, но не может что-то высказать мне. Быть
может, ему надо прийти на помощь?
- Я думала об этом, - перебила я. - Тот, кто первым покорил
высочайшую вершину Пиренеев, понял, что жизнь без риска лишена
благодати.
- Что ты знаешь о благодати?! - воскликнул он, и я увидела, что
спокойствие вновь покинуло его. - Одно из имен Великой Матери -
Пресвятая Дева Благодатная, и ее руки щедро осенят благословением
каждого, кто умеет принимать его.
Нам не дано судить о жизни других людей, ибо каждый знает свое
собственное страдание и проходил через собственное отречение. Одно дело
- считать, что ты нашел верный путь, и совсем другое - уверять себя и
других в том, что этот путь - единственный.
Иисус сказал: "В доме Отца моего обителей много". Дар есть благодать.
Но благодати полна и просто достойная жизнь, где есть труд и есть любовь
к ближнему. У Марии был на Земле супруг, который сумел показать ценность
безымянного труда. Оставаясь в тени, он обеспечил крышу над головой и
пропитание своей жене и сыну и дал им возможность свершить то, что они
свершили. Его труды важны не менее, хоть почти никто не оценил их по
достоинству.
Я промолчала. Он взял меня за руку.
- Прости, я резок и нетерпим.
Я поцеловала его ладонь и прижалась к ней щекой.
- Я хочу объяснить тебе вот что, - сказал он, и на его лице появилась
улыбка. - С той минуты, как мы вновь встретились с тобой, я понял, что
не смогу обречь тебя на страдания, а они - неотъемлемая часть моей
миссии в этом мире.
Я почувствовала беспокойство.
- Вчера я солгал тебе. Солгал в первый и последний раз. Я сказал, что
иду в семинарию, а на самом деле поднялся на гору и говорил с Великой
Матерью.
Я сказал ей, что если Она захочет, я отдалюсь от тебя и продолжу идти
своей стезей - с толпой больных у двери, с поездками глубокой ночью, с
непониманием тех, кто хочет отвергнуть веру, с глумливыми взглядами тех,
кто не верит, будто любовь приносит спасение. Если так пожелает Великая
Мать, я откажусь от самого дорогого - от тебя.
И вновь в этот миг припомнился мне отец-настоятель. Он оказался прав.
В то утро был сделан выбор.
- Но все же, если можно сделать так, чтобы миновала меня чаша сия, я
обещаю служить миру через посредство моей любви к тебе.
- Что ты говоришь? - в испуге спросила я. Но он словно и не слышал.
- Чтобы доказать крепость своей веры, не нужно сдвигать горы, -
продолжал он. - Я готов в одиночку принять и вытерпеть страдание, но -
не затем, чтобы разделить его с тобой. Если я пойду прежней стезей, у
нас с тобой никогда не будет дома с белыми занавесками на окнах,
глядящих на горы.
- Я знать ничего не желаю об этом доме! Я и порог его переступать не
хотела! - проговорила я, стараясь не сорваться на крик. - Я хотела
сопровождать тебя, быть рядом с тобой в твоей борьбе, быть в числе тех,
кто рискует первым. Неужели ты не понимаешь? Ты возвратил мне веру!
Солнце передвинулось, и его лучи освещали стены пещеры. Но теперь эта
красота уже мало что значила.
Бог спрятал преисподнюю посреди рая.
- Ты не понимаешь, - заговорил он, и глаза его молили о том, чтобы я
поняла. - Ты не понимаешь, какой это риск.
- Но ведь тебя он делает счастливым!
- Да. Но это мой риск.
Я попыталась было перебить его, но, не слыша меня, он продолжал:
- И вот вчера я попросил Пречистую Деву свершить чудо. Я попросил,
чтобы Она лишила меня моего дара.
Я не поверила своим ушам.
- У меня есть немного денег, есть опыт, обретенный в моих
бесчисленных странствиях. Купим дом, я найду работу и буду служить Богу,
как служил Иосиф - со всем смирением безымянного. Мне не нужны больше
чудеса, чтобы сохранить мою веру. Мне нужна ты.
Ноги у меня стали ватными, как перед обмороком.
- И вот в ту минуту, когда я обратился к Пречистой с этой молитвой,
во мне зазвучали голоса на неведомых языках, и я услышал: "Обопрись
руками о землю. Твой дар покинет тебя и вернется в лоно Матери".
- Но ты не сделал этого? - в ужасе спросила я.
- Сделал. Я сделал то, что велел мне осенивший меня Святой Дух. Туман
начал рассеиваться, и меж горных вершин вновь заблистало солнце. Я
почувствовал, что Пречистая меня поняла - она ведь тоже сильно любила.
- Но она последовала за своим мужем! И одобрила деяния сына!
- У нас нет Ее силы, Пилар. Мой дар перейдет другому - он не пропадет
втуне.
Вчера из бара я позвонил в Барселону и отменил лекцию. Едем в
Сарагосу - там у тебя много знакомых, легче будет начать оттуда. Я
быстро найду работу.
Думать я была уже не в состоянии.
- Пилар!
Но я уже шла по тоннелю обратно, и теперь мне уже не на кого было
опереться, и некому было вести меня, и следом за мной шла тысячная толпа
- обреченные на смерть больные, обреченные на страдания семьи,
несотворенные чудеса, не украсившие мир улыбки, горы, которым суждено
навсегда остаться на прежнем месте.
Я ничего не видела, кроме почти физически плотной тьмы, надвигавшейся
со всех сторон.
Пятница, 10 декабря 1993
На берегу Рио-Пьедра села я и заплакала. Смутны, расплывчаты были
мысли, проплывавшие в моей голове в ту ночь, и сейчас мне трудно
припомнить, о чем я думала тогда. Понимаю лишь, что смерть была совсем
рядом - но лица ее не помню, куда она вела меня - не знаю.
А мне хотелось бы припомнить ее - для того, чтобы исторгнуть ее из
своего сердца. Но не могу. Все кажется сном, начиная с той минуты, когда
я вышла из темного тоннеля и лицом к лицу встретилась с миром, на
который тоже оп