- Что, совесть замучила? - язвительно вставил младший брат профессора.
- Решил, что отдаст и на том свете зачт„тся?
   - Нет. Не решил. Он не мог отдать раньше. Боялся этим испортить жизнь
своей семье.
   - А испортить жизнь тысячам невиновных, которых он посадил в тюрьму, не
боялся?
   - Он всю жизнь служил во внешней разведке. Для него эта работа и была
жизнью. Его подпись ничего не меняла, вс„ уже решили за него.
   - Меняла не меняла! - зашелся праведным гневом младший брат Пешкина.
   - Он испугался! А за его трусость страдали другие! Такие как он всю
жизнь живут за чужой спиной. Когда страна воевала, он в тылу сидел. Мы с
голоду пухли, а в его семье маслице не переводилось!
   - Зачем вы так? - сокрушенно оправдывался Ал„шка. - Бабушка, в 34-м
спасла семьдесят шесть детей в Казахстане. Через стеклянную трубочку,
отсасывая из их горла дифтеритную пл„ночку. Дед столько раз жизнью
рисковал, что вам десяти жизней не хватит.
   - Жизнью... Чьей жизнью?! - не унимался младший брат.
   - Цыц! - крикнул молчавший до этого Пешкин, стукнув кулаком по столу.
   Да так сильно, что цветы чуть не выпрыгнули из вазы. - Разошелся!
Может, забыл про заговор физиков?
   - Но... - собрался оправдываться младший брат. Ему не позволил старший.
   - Вот и помалкивай! Молодой человек, пройдемте в мой кабинет.
   У окна стоял большой дубовый стол, на нем -зел„ная лампа. В кабинете
профессора Ал„шка увидел много книг, в основном по медицине. Книги были
везде: в шкафах, на столе, на подоконнике.
   - Да. Жизнь они мне, конечно, попортили, - сказал Пешкин. - Но на
твоего деда я зла не держу. По его глазам было видно, как ему это вс„
противно. Ведь он, на самом деле, разведчик. А на разговоры эти плюнь. Я в
жизни еще и не такое слышал.
   - Да, вс„ понятно, - сказал Алешка. - Может, по этому дед сам и не
смог, попросил меня все отдать.
   - Как он?
   - Вчера умер.
   - Годы... - вздохнул Пешкин. - Ты сказал, что принес брошь.
   - Да. Вот она, - Ал„шка достал из кармана серебряную брошку, украшенную
разноцветными камушками, и положил на стол.
   Пешкин протянул к ней заметно подрагивающую руку. Губы его дрогнули, на
глазах навернулась слеза.
   - Вот за это спасибо. Эту брошь мама подарила Любушке, жене моей,
покойнице, на свадьбу. Да-а. Хорошее дело ты делаешь. И прости за то, что
услышал.
   - Вам ли просить прощение?
   - Не тебе отвечать за деда. От того, что они сказали, даже мне стало
противно.
   Через десять минут Ал„шка и Пешкин вышли из кабинета. Когда они
проходили мимо гостиной, кто-то, из сидящих там, бросил вслед:
   - И хватило же совести прийти.
   Остановившись в дверях комнаты, Ал„шка увидел дюжину глаз полных
ненависти.
   - Информация к размышлению, - сказал Алешка. - Два года назад картина
Милявского "Закат у старой мельницы" была оценена в Париже в семьдесят три
тысячи долларов. Не продешевите, - сказал и ушел.
   Родственники Пешкина так и остались сидеть с медленно открывающимися
ртами. Именно такими застал их Пешкин старший.
   - Ты помолчал бы про бумажки и про трусость, - сказал он, глядя на
младшего брата. И добавил, обращаясь ко всем присутствующим: -
Интеллигенция! Вашу мать! Порядочность человека определяется совсем не
наличием шляпы.
   Ал„шка сел в машину и долго не пускал двигатель. "Господи! Это только
первый, а их еще полная машина..."

   1997 год






Сергей Галихин

                               Рассвет


   Трактор шел медленно, но верно, словно поезд по рельсам. Ровный рокот,
исходивший от машины, вселял уверенность, что ее ничто на этом, да и на
том свете остановить не в силах. Гусеницы неотвратимо накатывали на все,
что попадалось на их пути, чтобы подмяв под себя, затем выплюнуть "это"
уже в изжеванном виде. В небо взвилась стая ворон вперемешку с чайками.
Число их было на столько велико, что небо исчезло под зловещей тенью.
   Неподалеку от железного властелина гигантской свалки копошились серые
бесформенные комочки. Один из них разогнулся от накатывающей боли в
пояснице и, выпятив вперед остатки живота, пошевелил лопатками. В этот
момент стало понятно, что бесформенность этому человеку, как и десяткам
его компаньонам по мусорной свалке, придает старая, давно пришедшая в
негодность одежда. А людей, ищущих здесь что-либо, было на самом деле
много. Конечно, в большинстве, это были бомжи, но кроме них сюда
захаживали пенсионеры, люди сильно пьющие и потому вечно безденежные, да и
просто те, для кого перерывание мусора было единственным источником
существования.
   - Не трожь, сволочь! - крикнул Гриша.
   - Ага, тебе отдам! - огрызнулся щупленький старичок, торопливо набивая
карманы грецкими орехами.
   Грише было тридцать восемь лет. Жена от него ушла в прошлом году, когда
он в очередной раз сильно запил. Детей у них не было, поэтому причин
оставаться с мужем алкоголиком, после шести неудачных попыток его
вылечить, она больше не видела. Гриша пил, близкие и знакомые ему люди
постепенно становились далекими. На работе, кроме как пить, делать было
практически нечего. Зарплату, пусть мизерную, платили не регулярно. Время
от времени электрикам приходилось продавать кабель, пакетные выключатели,
лампочки. Правильнее, конечно, будет сказать, что они просто воровали.
Хотя нет. Оправдываясь перед самими собой, они говорили что берут свое.
При советской власти все было объявлено общим, так что, как говорится, все
вокруг колхозное, все вокруг мое. Часто за товар покупатель расплачивался
водкой. Ну не в семью же, на самом деле, нести свою долю.
   Так Гриша и докатился до поисков пропитания на помойках и свалках. А
грецкие орехи он любил всегда. Сейчас же они выступали в роли особенного
деликатеса. Нечего, что с плесенью.
   - Уйди, сука! - заорал Гриша. Дед вздрогнул от громкого окрика и робко
посмотрел в глаза великана.
   У Гриши в руках расползся старый бумажный пакет, в котором и были орехи.
   И пока он пытался удержать пакет в руках, противный старичок набивал
ими свои карманы. Но теперь старичок сообразил, что если он сейчас не
уйдет, то ему дадут тумаков. Соперник был почти вдвое моложе, в десять раз
сильнее, так что у деда не было никаких шансов. Он протянул вперед руки и
разжав кулаки положил орехи в порванный пакет. Трусливо семеня прочь
старичок ликовал.
   Ведь он отдал не все орехи, в его карманах кое-что осталось.
   Гриша достал из кармана старую грязную тряпичную сумку и, сложив в нее
лакомство, направился в сторону дома. Кроме орехов, в сумке лежал чуть
тронутый плесенью батон белого хлеба, девять пустых пивных бутылок и две
свеклы, сгнившие всего лишь на половину. В общем день был удачным. Иногда
улов, правда, бывал и побольше, но это тоже было хорошо.
   На рейсовом автобусе Гриша добрался до колхозного рынка. Сегодня была
среда, день завоза мяса. К обеду его должны были перебрать и отсортировать.
   Уже два месяца как кладовщик дядя Паша отдавал Грише ненужные части
мясных туш. На восемьдесят процентов обрубки состояли из голых костей. Не
бог весть что, но супчик из этого можно было сварить очень даже неплохой.
   - Здрасти, дядь Паш, - улыбнулся Гриша.
   - А... Это ты... Вон в том ящике посмотри, - сказал дядя Паша,
показывая на большущий деревянный ящик, стоящий в углу. Дядя Паша был
немногим старше Гриши, и было смешно слышать от него обращение "дядя Паша".
   Гриша подошел к ящику и принялся выбирать, что получше. В основном у
костей и обрезков вид был ужасный, поэтому их и не пускали в продажу, но
все же Гриша кое-что для себя смог отыскать. На удачу обвальщики сегодня
не аккуратно обрезали мясо и кости обещали к вечеру наваристую похлебку.
   Выбрав три самые аппетитные косточки, Гриша направился к выходу. Он
никогда не брал много. Эта процедура повторялась каждую неделю, к тому же
конкурентов у него не было.
   - Спасибо, дядь Паш, - сказал Гриша, остановившись возле входной двери.
   - На здоровье, - отозвался кладовщик.
   - Я на следующей неделе зайду?
   - Заходи, - кивнув головой, сказал дядя Паша и, открыв помятую общую
тетрадь, начал переписывать в нее что-то с накладной.
   Гриша вышел на улицу и прищурился от яркого солнца. Теплый ветерок
коснулся своим крылом его небритой щеки. Воспоминания, как казалось из
прошлой жизни, напомнили о юности в деревне и первых месяцах после
свадьбы. Действительность медленно отступила на второй план.
   Тяжелая рука, явно не из волшебного прошлого, ударила Гришу по плечу и,
схватив за одежду, увлекла назад.
   - Я кому сказал иди сюда!
   Гриша обернулся и увидел перед собой сытое лицо молодого сержанта
милиции с наглыми, самодовольными глазами.
   - Пошли. Быстро!
   - Я нечего не сделал, - оправдывался Гриша.
   - Не разговаривать!
   Сержант подвел Гришу к газику и, открыв дверь, подтолкнул его к черному
проему.
   - Залезай.
   - А что я сделал, начальник?
   - Быстро! - приглушенно прорычал милиционер и приложил Гришу резиновой
дубиной по правому бедру. Удар был хоть и не сильным, но очень
чувствительным. Гриша заторопился сесть в машину.
   В полумраке глаза сразу же различили силуэт еще одного пассажира. Тот
тихо сидел в дальнем от двери углу, положив кулачки себе на колени.
   На улице кто-то окликнул сержанта, тот сказал "иду" и с силой захлопнул
дверь. Инстинктивно Гриша отстранился от жуткого звука.
   - Тебя за что взяли? - обернувшись спросил Гриша незнакомца.
   - Что-то украли из рыбной палатки, - ответил тот. - Я разговор слышал.
   Говорят, что бомжи там крутились. Вот они всех подряд и хватают, у кого
видок не того.
   Гриша посмотрел на узкую полоску света, пробивавшуюся из-под двери. Он
встал с узкой железной скамеечки и, пригнувшись, подошел к двери. Осмотрев
ее внимательно Гриша заметил, что она не захлопнулась. Железная гайка,
попавшая между дверью и корпусом машины, приняла на себя всю силу удара и
не дала сработать "собачке". Гриша приложил ладонь к двери и осторожно
толкнул ее. Дверь с легкостью поддалась, издав слабый металлический
скрежет.
   Полоска света увеличилась. Гриша притих и прислушался к шуму на улице.
   Человек в дальнем углу тоже затаил дыхание, наблюдая за действиями
товарища по несчастью.
   Кроме редкого грохота проезжавших мимо грузовых машин, ничего не было
слышно. Гриша заглянул в щель, потом приоткрыл дверь еще немного и высунул
на улицу голову. Сержанта поблизости не было. Гриша не стал долго
раздумывать.
   - Я мотаю отсюда, а ты? - обратился он к сидящему в углу человеку.
   - Поймают - бить будут.
   - А останешься - посадят. Им все равно кого сажать.
   Довод Гриши был весьма убедительным, тем более что у второго пленника
был богатый опыт общения с милицией.
   Дверь газика осторожно отварилась и из нее вышли двое. Гриша заметил,
что лицо незнакомца в крови.
   - А ты еще сомневался, - кивнул Гриша на подтеки. - Я здесь не далеко
живу. Бежим.
   Они нырнули в близлежащий кустарник и растворились за ним. Десять минут
бега между стен пятиэтажек и зарослей боярышника и Гриша уже открывал
дверь своей квартиры.
   - А они тебя не узнают? Ты так близко живешь, а милиция наверное
местная.
   - Нет. Эти не местные. Местных я всех в лицо знаю. Они меня не взяли
бы, знают, что я не ворую, - сказал Гриша и прошел в квартиру. Незнакомец
вошел следом за хозяином жилища.
   Маленькая однокомнатная квартирка Гриши была на первом этаже. Она не
выглядела запущенной до безобразия, но тем не менее вид у нее был
достаточно унылый. Старый, обшарпанный паркет, засаленные обои
десятилетней давности. Практически полное отсутствие мебели. На кухне,
кроме плиты, столика и трех табуреток, больше ничего не было. В комнате на
тоненьких ножках стоял старый черно-белый "Рекорд", диван с задрипанной
обивкой и маленький сервант, вместо люстры - треснувший молочного цвета
плафон. На кухне не было даже плафона, только лампочка на длинном черном
проводе.
   - Тебя как зовут? - спросил Гриша, разбирая на кухне трофеи.
   - Петр.
   - А меня Гриша.
   Только теперь Гриша основательно разглядел нового знакомого. Ему было
явно за шестьдесят, одет не в лохмотья, но и не заботливыми родственниками.
   Морщин на лице было не много, а глаза как показалось Грише, прямо
светились. Чем? - он пока что не понял.
   - Тебе умыться нужно, пошли.
   Гриша отвел Петра в ванну, а сам вернулся на кухню. Он достал из
холодильника маленькую кастрюльку с остатками щей и поставил ее на плиту.
   Через минуту рядом с кастрюлькой стоял чайник.
   Гость умылся, вытерев лицо полотенцем вышел из ванной, выключил свет и
прошел на кухню. Чайник уже посапывал, а щи начинали клокотать. Гриша
достал из хлебницы тарелку с пятью кусками черствого черного хлеба и
поставил ее на стол, где уже были две тарелки и две алюминиевые ложки.
Петр с живым интересом наблюдал за действиями хозяина квартиры. По его
глазам без труда можно было догадаться, что он не ел пару дней. Разлив щи
в две тарелки, Гриша поставил кастрюльку в раковину и достал из щели между
холодильником и плитой бутылку водки, опустошенную на две трети.
   - Я не пью, - сказал Петр, в очередной раз сглатывая слюну в ожидании
когда хозяин дома притронется к еде.
   - Что, совсем? - искренне удивился Гриша.
   - Да.
   - Ну-у, за встречу надо, - настаивал Гриша.
   - Я бы с удовольствием, но...
   - Зашитый что ли? Ну, за освобождение-то... святое дело!
   Петр немного улыбнулся и отрицательно покачал головой. Гриша замер в
нерешительности но через несколько секунд отказался от мысли понять
поведение гостя.
   - Ладно, как знаешь. Было бы предложено...
   Морщась от теплой и непонятно из чего сделанной водки, Гриша сквозь
зубы опустошил наполовину наполненный стакан. Наконец, он перевел дыхание,
крякнул и, зачерпнув ложку щей, отправил ее в рот. Гость откусил черствый
хлеб и тоже приступил к долгожданной трапезе. Он, конечно, пытался
сдерживаться, поэтому ел хоть и с достоинством, но большим аппетитом.
   - Давно не ел? - спросил Гриша, глядя на гостя захмелевшими глазами.
   - Два дня.
   - Ты откуда?
   - От сюда очень далеко.
   - А на рынке чего делал?
   - Мальчика искал.
   Гриша скривил губы, показывая свое удивление, и в этой задумчивой позе
вылил остатки водки в стакан. Петр быстро доел щи и, прислонившись правым
плечом к стене, сидел сложа руки на коленях и наблюдал за Гришей. Тот,
морщась, посмотрел на стакан с водкой и с еще более ужасной гримасой, чем
в первый раз, выпил ее.
   - Бросать не пробовал? - спросил Петр.
   - Чего?
   - Пить.
   - Шесть раз бросал, - ответил Гриша, махнув рукой и занюхивая куском
черного хлеба.
   - Давно пьешь?
   - А какая разница? - развязано спросил пьяный Гриша, - детей все равно
нет, жена ушла.... А у тебя как с семьей?
   - Все в порядке. Спасибо за обед.
   - А... - снова махнул рукой Гриша. - Ерунда. Слушай, у тебя деньги есть?
   Надо бы еще за пузырьком сбегать.
   - Нет. Денег нет, - не то грустно, не то снисходительно ответил Петр.
   - Жалко. А что за пацана ты ищешь?
   - Хороший мальчик, зовут Миша. У него два года назад родители умерли,
сейчас он бродяжничает. Завтра еще в одном месте поищу. Там он должен быть
обязательно.
   - И зачем ты его ищешь? - заплетающимся языком спросил Гриша и
отодвинул от себя полупустую тарелку.
   - Он не простой мальчик. Когда Миша вырастит, будет врачом. Через
тридцать два года он найдет лекарство против очень страшной болезни.
   - Ха-ха... а... А почему ты думаешь, что он будет врачом? Вот возьмет и
вырастит ублюдком.
   - Я не думаю, я знаю, - улыбнувшись, ответил Петр.
   - Ничего ты не знаешь, - махнул рукой Гриша. - Я вот тоже думал, что
жена меня любит, а она взяла и ушла. Чтобы на ней жениться я любимую
работу бросил, а она взяла и ушла.
   - И давно ты один? - спросил Петр.
   - Второй год. Вот стерва! Я все для нее делал, а она... Вот чего ей не
хватало? Квартира была, машина.
   - Может все из-за водки?
   - Из-за водки? - Гриша заметно начал заводиться. - Я что после работы
выпить не могу?
   - Нет, конечно, можешь, но...
   - И, вообще, я пью на свои! Вот ты тут сидишь, мне рассказываешь... А
сам выглядишь весьма задрипанно. Так что не надо мне тут заливать, что все
с семьей в порядке. Выпихнули, наверное, детки в дом престарелых, а
квартирку продали. Что угадал? Угада-ал. И вообще не нравиться - иди
отсюда!
   Петр поднялся в смущении, не зная что сказать. Он совсем не хотел
обидеть нового знакомого, но что уж теперь поделаешь. Поблагодарив за
обед, Петр ушел, а Гриша, покачиваясь, вошел в комнату и включил
телевизор. Сегодня "Спартак" играл с "ЦСКА". Гриша повалился на диван и,
еще раз назвав гостя сволочью, уснул под бессмысленную болтовню
комментатора.




   Второй день шел дождь. Мелкий и противный. Холодный ветер пронизывал до
костей. Кутаясь в кусок помутневшего полиэтилена Гриша медленно шел по
центральной свалке и внимательно смотрел по сторонам. День был явно
неудачный. Ничего более или менее приличного Гриша сегодня не нашел. Даже
гнилых овощей, которых всегда здесь было в изобилии, сегодня не было видно.
   За два дня вода пропитала свалку насквозь и размочила годовые залежи
отбросов и мусора. От этого воздухе висела ужасная вонь.
   Взгляд Гриши зацепился за кусок черной материи. Он сделал два шага в
сторону и присел на корточки. Из-под обрезков труб и арматуры торчал рукав
пиджака. Не раздумывая, Гриша принялся разбирать металлолом. Конечно,
могло оказаться и так, что кроме рукава под ржавым железом ничего больше и
не будет, но проверить все-таки нужно. Через несколько минут взору Гриши
предстал хоть и грязный, но практически новый пиджак. Гриша взял его за
плечи и внимательно осмотрел. Надо же какая удача. Он даже не порван. Сам
Гриша его носить, конечно, не станет, но вот обменять на что-нибудь
полезное можно будет запросто.
   За горой строительного мусора послышался шум. Гриша достал из кармана
тряпичную сумку и, прислушиваясь к шуму, начал сворачивать пиджак. Через
несколько секунд, разобрав пару слов, Гриша понял, что это не милиция. За
горой что-то делили. Не желая оставаться в стороне, он пошел на шум.
   Еще издали Гриша разглядел Петра. Четверо бомжей били его чем непоподя:
   Кто ногами, кто палкой. И хотя сил у них едва хватало, чтобы
переставлять ноги, Гриша понял, что Петру сейчас достанется. Старик лежал
на земле и прикрывался от ударов левой рукой. Вокруг стояло еще около
десятка сгорбленных, небритых и нечесаных человечков из любопытства
наблюдавших за происходящим. Решив, что пусть старик получит свое, -
говорливый слишком, - Гриша уже собрался уйти. В какой-то момент ему
показалось, что под стариком что-то шевельнулось. Еще один совсем
маленький комочек.
   Гриша подошел ближе и увидел, что Петр пытается прикрыть собой
маленького мальчика. Старик, конечно, сволочь, но за что же ребенка-то
палкой?
   - Ей, придурки! - крикнул Гриша, быстрым шагом подходя к дерущимся.
   Один из тех, кто бил Петра, обернулся на окрик, посмотрел на Гришу,
снова вернулся к старику и с размаху ударил его палкой. Трое его друзей
продолжали пинать Петра, не обращая на Гришу никакого внимания. Среди
зрителей коекто был знаком с Гришей, особенно с его кулаками, поэтому они
отошли в сторону.
   - Отвали от деда, - сказал Гриша подходя ближе.
   Бомж, тот что был с палкой, посмотрел на Гришу маленькими злыми
глазками и размахнувшись огрел его по голове. Гриша прикрылся сумкой, в
которой лежал пиджак, и отвел удар в сторону. От этого бомж потерял
равновесие и отшатнулся. Три озлобленных человечка отвлеклись от старика и
пошли на Гришу. Не долго думая Гриша отбросил сумку в сторону и с размаху
вмазал первому, кто подошел к нему, по зубам. Бомж отлетел в сторону и
упал на осколки красного кирпича. Второй бомж остановился в замешательстве
и тут же получил по уху. Слева что-то хрустнуло и под ноги Грише упал
обломок палки. Левое плечо пронзила боль. Гриша обернулся и увидел того
самого бомжа, который пытался его ударить палкой. На этот раз