Сначала  не было ничего  - словно  сейнер  этот  просто  приснился.
Торпеда, способная вывести из строя крейсер, оказалась  избыточно мощной для
такой цели.  Потом я уви-дел небольшую акулу с  человеческой ногой  в пасти.
Акула жрала террориста так же лихорадочно, давясь и дрожа всем телом, как он
совсем  недавно  торопился  на  рас-праву  с  беззащитными  перед  десятками
автоматов  людьми.  Обломки были едва  за-метны на  дне среди  вулканических
нагромождений исполинских камней. Мы с Таней переглянулись. Лодочка легла на
обратный курс.

     Глава вторая. Пополитика
     1.
     "Я ничего не могу вам сказать, - говорил  Амирам  полицейским чинам.  -
Когда нас начали обстреливать из пушки и "базук", я увел  народ в катакомбы.
Как только все  утихло,  мы  вышли. Пиратского  корабля  нигде  не было.  Мы
решили, что это вы его отогнали..."
     У нашего раскуроченного  взрывом причала  покачивались два  полицейских
катера.
     По всему поселению рассыпались эксперты, изучая последствия обстрела  с
моря  греческого острова в  частном  владении, что вообще бывает  совсем  не
часто.
     После  уничтожения сейнера  и до  прибытия полиции, которую  мы  больше
вообще не звали, все население острова Мрым копалось в наших огневых точках,
отыскивая  стрелянные  гильзы.  Мы  с  Таней  увезли  их  в  грот  вместе  с
пистолетами и останками пулемета. Если найдут грот и лодочку, хуже все равно
не будет - семь бед, один ответ...
     Впрочем, полиция, по-моему,  не верила  ни одному нашему  слову.  Всех,
включая де-тей,  по  одному  вызывали в каюту на катере и расспрашивали, что
кто видел.
     Особенно  долго  была на  допросе  Таня  - именно  ее  израильские  СМИ
подозревали  в   потоплении  исчезнувшего  рыбацкого  судна  с  командой  из
палестинцев Газы. Никого не смущала численность команды  сейнера - семьдесят
человек, как и наличие на нем  пушки и других признаков военного корабля. На
передаче  "Пополитика"  главное  ми-ролюбище  сказало,  что  такая  зловещая
личность,  как Танья Бергер, боевик КАХа, просто не могла не иметь отношения
к  диверсии  на судне, имевшем несчастье вести  мирный  промысел на траверсе
острова,  оккупированного правыми  экстремистами, от  которых  с облегчением
избавился Израиль.
     В программе  Ингрид Бернс прокручивались сцены спора Тани с миролюбцем.
Сама Ингрид не  сомневалась,  что  Бергер,  как  представитель международной
террористи-ческой  организации  КАХ, должна быть, как минимум, депортирована
из Греции.
     Владимир  Сырых  в  своей  передаче  высказал  мнение,  что  поселенцы,
отчаявшись  за-цепиться на  арабской земле, теперь  рассеются по всему миру,
сея  смерть   окружаю-щему   населению,  как  до  того  третировали   мирных
палестицев. Он предостерег Рос-сию от  предоставления  Бергер  политического
убежища, если та захочет вернуться на родину.
     Греческое же  правительство  заявило, что у него  нет никаких основании
считать  поселившихся  на  его  острове  израильтян  экстремистами.  Министр
иностранных  дел  подтвердил  факт  нападения  так  называемого  сейнера  на
греческий остров и прямо обвинил военно-морские силы ЦАХАЛа в атаке на судно
палестинских  террористов  в  греческих  водах  -  в  порядке  защиты  своих
поселенцев  или  возмездия.   Этому  спо-собствовало  обнаружение   обломков
сейнера. Миролюбище  тут же  заявило,  что это именно Бергер  доставила  под
днище сейнера мину неслыханной мощности.
     Но те же эксперты установили, что сейнер поразила торпеда выпущенная  с
подвод-ной лодки. Мало  того,  они идентифицировали ее осколки -  советского
производства! Это вроде бы сняло подозрения с  Израиля. Такие торпеды, кроме
стран СНГ,  были на  вооружении не  только арабских стран, но  и,  например,
Болгарии, под флагом ко-торой плавал сейнер.
     Дело все более запутывалось.
     Между тем,  мы занялись восстановлением  разрушенного врагом  народного
хозяйст-ва. На компенсацию от страховки я  купил  новый катер, просто  яхту,
знаете   ли,  по  сравнению   с  усопшим.  Заодно  мы  заказали  детали  для
солнечно-ветровой  электро-станции,  по  Таниной  идее. Она  вся ушла  в  ее
осуществление.
     Амирам  развернул  работы  по  своей  ферме.  На  посевные работы  были
мобилизованы все экстремисты, включая  детей. Теплицы все больше походили на
захваченные  арабами.  В  конце  концов, заявил халуц, там,  где  поселяются
свободные евреи, все  начинает  цвести,  а там, куда  приходят  арабы -  все
горит... Поскольку  арабов уже до-ели акулы, все действительно зацвело. Была
построена гостиница  для туристов. И вся  колония  была трудоустроена. Через
год Амирам восстановил свои поставки парт-нерам в Европе.
     Когда начинался пляжный сезон,  мы проводили его на собственных морских
угодь-ях. Никаких подозрительных судов не было  больше и в помине. Впрочем и
полиция перестала бороздить  наши воды - от греха подальше... Шутки шутками,
а кто этих жидов знает - шандарахнут себе торпедой и скажут потом: ничего не
знаем,  сидели себе в катакомбах, не  шалили,  никого  не  трогали, починяли
примусы...  Пользуясь  такой дурной славой, мы вчетвером  обнаглели и  вовсю
гоняли нашу лодочку,  любу-ясь  подводными пейзажами  - благо  не надо  было
тратиться даже на  горючку. Все было просто  замечательно,  пока  Амирам  не
затосковал по Израилю и не собрался хоть издали посмотреть на свою землю под
пятой врага.
     2.
     Как  потом  выяснилось,  его  очень  хорошо  приняли  в  эвакуированном
поселении. Но все постройки  показались  ему бездушными  и искусственными, а
предприятия,  спеш-но возведенные  на  пожертвования  миротворцев  со  всего
света, оказались без Амира-ма  неконкурентоспособными  и  убыточными. Сам он
ходил в героях сопротивления  депортации. Сыновьям нашего  сабры особенно не
понравилось, что ни у кого нет сомнения, что  семьдесят "рыбаков" угробил на
рейде острова Мрым именно их отец, хотя тот сам  ломал  голову, откуда могла
придти такая  грозная  и тотальная помощь.  За  все годы  достаточно жесткой
конфронтации  на  своей земле  в  Газе  было  неписан-ным правилом,  с обеих
сторон,  избегать массовых жертв. И палестинцы, и поселен-цы много раз могли
устроить друг  другу микро-Хиросиму,  но никогда  не шли  на  та-кие крайние
меры.  Так,  постреливали, взрывали джипы,  разрушали строения  - не  бо-лее
того. И  вдруг - одним выстрелом  - семьдесят  человек! Амираму сказали, что
прямо  напротив  его  бывшего  дома поставлен  памятник жертвам  чудовищного
пре-ступления сионистов, что на траурном митинге  по  случаю открытия  этого
памятника миролюбище объявило его и Таню  военными преступниками  и призвало
Интерпол арестовать их и судить в Гааге.
     Но Израиль отказался официально преследовать поселенцев, покинувших его
неме-рянные  просторы.  Сам  факт  их  эмиграции  послужил  мощным  стимулом
поселен-чества.  "Вы   выгнали   из  Израиля  лучшего   из  нас,  -  говорил
председатель Совета посе-лений на передаче "Пополитика". - Тот факт,  что вы
преследуете его и  за рубежом,  убеждает  нас,  что он  вовсе не добровольно
покинул  Родину!" "Но ты  не станешь от-рицать, - мягко настаивал ведущий, -
что Амирам Эйдель  встал  на путь  геноцида.  Массовое  уничтожение  рыбаков
только за то, что  они  палестинцы из Газы,  свиде-тельствует о том, что эта
группа  лиц  сделала  террор образом  своей  жизни."  "Наско-лько я  знаю, -
возражал  председатель, -  мар  Амирам Эйдель, в  отличие от  многих  других
поселенцев, которых  вы  согнали со  своей земли, не только  восстановил  на
ос-трове  свои  предприятия, но и расширил  их. Когда и  где  ему заниматься
террором, что за чушь!" "Чушь плетешь ты! - орал волосатый депутат. - А кто,
по-твоему,  пе-ребил сотни палестинцев около  своего острова?" "Уже сотни? А
я-то  думал -  тыся-чи...  А  как  эти  миллионы "рыбаков"  попали  туда, не
скажешь?" "Скажу! Но сначала я скажу, кто ты и твоя родня..."
     Амирам смотрел это в салоне своего друга, не веря своим ушам.  "Мы  все
гордимся  тобой, - тихо сказал старый Давид. - Мы бы никогда не решились так
ответить на нападение, опасаясь реакции властей. Ты  выбрал свободу от наших
левых оппор-тунистов и воспользовался ею. И нет ничего убедительнее для  той
мрази, что  живет сейчас на нашей  земле, чем  такая демонстрация решимости.
Казалось бы, где твой остров, а где мы! А  мы вот сразу почувствовали здесь,
что  нас  боятся.  Прекратились  обстрелы,  нападения на  наших  рабочих  на
границе.  Спасибо  тебе...  Но  будь  ос-торожен. На  митинге все  грозились
отомстить  тебе.  И зачем  ты  только  приехал?.."  "Я  не  смогу  жить  без
Израиля...  -  глухо сказал  халуц. -  Там почти  точно такая же зе-мля, там
никто мне больше  не  угрожает, вокруг только  евреи  и только друзья, но  я
ощущаю  себя деревом,  вырванным с корнем  и посаженныме в другую почву. Всю
жизнь  я не мог понять тоски олим по своей холодной голодной России. Ведь им
бы-ло плохо на родине, думал я, а тут  стало хорошо.  В чем же дело? Вот мне
как-то Феликс  сказал: за одно благодарен судьбе,  что не уехал в  Израиль в
семидесятом го-ду, когда мог, да не решился, а только в девяностом. Двадцать
лет  жизни  себе  пода-рил. Я его спрашиваю: а что пять лет после алии  - не
жизнь?  Господи,  как  он  на меня  посмотрел, Давид! Они  там, на  острове,
кайфуют себе,  очень довольны.  У них уже  родины нет и никогда  не будет. А
мне..." "Так  возвращайся.  Никто  всерьез тебя  ни  в  чем  не подозревает.
Доказательств-то нет,  что это вы напали на сейнер, а не они на вас. И никто
не верит, что с острова можно было  долбануть торпедой. Это  же сколько надо
иметь аппаратов по периметру!" "Давид,  поверь.  Я знаю об этой ис-тории  не
больше твоего..." "Как это? Ты  же  был  на острове, когда  рвануло?" "Я  не
просто был. Я молился, так как больше  ничего не оставалось делать.  Полиция
поче-му-то самоустранилась, наш пулемет пираты  накрыли с  первого  залпа. А
потом при-готовились к высадке.  Если верить телевидению, их было  семьдесят
человек.  Все с опытом  боевых  действий и с врожденной дикой злобой  против
нас. На что мы могли надеяться с нашими  семью пистолетами против семидесяти
автоматов,  пулеметов,  пушки и нескольких базук?  И тут - раз!!  И ничего и
никого нет.  Пар и дым над во-дой. Все. Ни одного. Ни живых, ни мертвых. Вот
были они два месяца то в одной точке рейда, то в другой. И вот - пусто... не
передать, что я испытал.  Я же не такой верующий, как мой Офер. Это он сразу
сказал, что  это гром с ясного неба, Всевы-шний  спас."  "И  он  прав..." "В
конечном итоге, да, но  я все пытаюсь понять,  откуда пришла торпеда. ЦАХАЛ?
Маловероятно. Ни одна его лодка ни за что не стала бы патрулировать ради нас
около чужого  острова, когда у своих  берегов неспокойно. Греки?  Тем более.
Нужны  мы  им..."  "Осколки  торпеды  нашли?"  "Нашли.   Это  была   русская
торпеда..."  "А им-то зачем такое дело?" "В том-то и дело, что уж кому мы до
лампочки, то..." "В лучшем случае. Я говорю,  в лучшем случае русские просто
наб-людали бы за резней.  А то бы и помогли своим палестинцам, как  всегда."
"Вот имен-но! Давид,  ты меня знаешь. Я врать тебе не буду. Не стрелял я  по
сейнеру.  И  не уве-рен, что  решился  бы.  Я  не так воспитан,  чтобы одним
движением  отправить  на тот  свет  семь десятков живых людей..." "Кто-то из
твоих людей?  Тайком от тебя, а?" "Это невозможно. Я был старейшина колонии.
Я  знал  всех, и все мне  доверяли. За-чем  им было скрывать от меня? И как?
Крошечный  остров -  все у всех  на  виду..."  "Такой-то  говорит,  что  это
Бергер...  Кто это?" "Танья?..  Пожилая  женщина... дейст-вительно в прошлом
инженер...  Нам  недавно   солнечную  электростанцию  соорудила.   Работает,
представляешь? Она... Давид, она действительно могла нажать на курок...  Это
такая...  Танья,  одним  словом.  Русская."  "Вот и  сходится все.  Купила у
русских торпеду, замаскировала ее под водой и - долбанула. Молодец." "А что?
Надо  будет  ее порасспросить. Только... как это "купила", Давид? В  дамской
сумочке  провезла  через  таможню  торпеду,  которой, как  говорят греческие
военные,  можно  было  взор-вать крейсер...  Нет, это чепуха.  Выдумки этого
демагога, не более..."
     "Кто там? Амирам, беги!! Ацилю!! (помогите) Ацил-лю!!! Амирам..."
     3.
     "Танья, это я... Меня похитили... Они забыли отнять у меня мобильник...
Заперли в  моей  бывшей  теплице,  глаза  бы  не  смотрели, во  что  они  ее
превратили...  Завтра  меня  собираются  судить  около  памятника  "рыбакам"
сейнера, а  послезавтра, точно  в годовщину - казнить... Двое... По-моему, в
основном спят... Да... Я потому и звоню, что знаю выход из теплицы, которого
не знают они. Нет, конечно... Какой там под-земный  ход! О  чем ты говоришь?
Замок  у  меня? Просто  отверстие  от  конвейера,  что  был когда-то.  Потом
переставили.  К  морю?  Пожалуй,  да... Вот к границе бесполезно, там  народ
просто  кишит... Километр? Проплыву,  пожалуй.  Завтра ночью?  Танья,  у них
новый  патрульный  корабль,  купили  у  России.  Хвастались,  что  настоящий
морс-кой  охотник. Откуда я знаю? Я тебе  специально это произнес по-русски,
ты должна знать... Как же вы подойдете? Нет, ЦАХАЛ тут больше не патрулирует
согласно по-следнему договору. Только их охотник. Чему ты радуешься, хамуда?
Подожди...  Они все освещают  прожектором, вот  я  и  сейчас  вижу.  Подойти
невозможно.  А  за  бывши-ми  нашими  водами египтяне  шастают.  Тоже от них
слышал... Мирный процесс,  вто-рой этап. Да... Во сколько? Хорошо.  Я думаю,
часа мне хватит. Я  понял - все  время курс  на Полярную звезду.  А течения?
Откуда ты  знаешь о  сегодняшних течениях? Ясно. Фонарик? Есть. У  них же  и
украл. Балаган жуткий, все всюду валяется. Хо-рошо. Но... на чем вы придете?
На нашей новой яхте? А они ее не утопят? Не зах-ватят ее вместе с  вами, хас
вэ халиля... (Боже упаси), чтобы казнить не только меня? Нет? А  на чем? Как
это, не моя забота? Танья?!"
     "Ты с кем там болтаешь,  саба (дед)?" "С кем мне говорить? Я молюсь..."
"Таким как  ты ни один бог не помогает, можешь  даже  не  молиться.  Ты хоть
знаешь,  что тебя ждет?" "Мне все равно..." "Тогда я  тебе не скажу."  "И не
говори." "Но я все-таки скажу, чтобы ты тут  не молился, а представлял. Тебя
привяжут  вон  к  той  лодке.  А на дне  будет взрывчатка.  Заведут  мотор и
отправят в море. Чтобы ты испытал то же, что  мой дядя, которого ты убил..."
"Спасибо." "За что же?" "За все. За вас на моей зем-ле, за бесконечную ложь,
которую вы вечно про нас выдумываете, и сами же ей  искренне верите, за вашу
злобу и жажду крови. Только ничего у вас не выйдет." "С  тобой?  Почему?" "Я
очень старый. Мне все равно умирать. Ну, отомстите вы мне,  хотя и мстить-то
не за что..." "Тебя будут судить. Ты можешь  оправдываться. Но имей в  виду,
тебе все равно никто не поверит. Тебя считают чудовищем даже  евреи. Ты ведь
знаешь, что говорят о тебе и этой Бергер израильские газеты и телевиден-ие?"
"Представляю.  Они  вечно говорили обо мне одни глупости." "Вот как!  Ты  не
веришь  своим  газетам?"  "Я  верю  только  в  Бога." "Дьявол верит  в бога.
Интересно. Тогда молись, я не стану тебе мешать..."
     ***
     "Тебя  судит народ,  - важно сказал  палестинский офицер. -  Шестьдесят
четыре се-мьи, которые ты оставил  без мужей, отцов или сыновей. Мы не стали
звать  твоих  друзей-корресподентов. Тут только  твои жертвы.  Но  ты можешь
оправдываться, Ам-ирам.  Мы  справедливые  люди. Говори."  "Не  давайте  ему
говорить!  - толстая  же-нщина в платке прорвалась  через охрану  и  ударила
Амирама по лицу  сразу двумя кулаками. - Почему он не выслушал моего  Ахмада
прежде чем убил его,  не оставив мне  даже  кусочка,  чтобы похоронить?" Все
прочие женщины тоже пронзительно за-кричали, перебивая друг друга. В Амирама
полетели камни. Охранники уложили его на землю и уселись вокруг.
     "Мы решили судить  его судом нашего народа, - снова начал было  офицер,
но  под-нялся такой шум, что он не мог  продолжать. - Вы  же сами хотели..."
"Нет! Они не  достойны суда!  Их надо убивать  так, как  они  убивают нас! -
кричали со  всех сторон. - Этот старик  -  символ  поселенчества, - влез  на
стол-трибуну тощий оратор. - Уби-вая его, мы убиваем их всех..." "Ты  десять
лет работал у меня, Азми, - крикнул Ами-рам. - Не ты ли всегда  говорил, что
без меня  твоя  семья  умрет с  голоду?" "Потому, что именно ты захватил мою
землю. Где  еще  я мог бы  работать?" "Рядом с нашим поселением  были тысячи
дунамов свободной земли. Кто мешал тебе или любому из вас построить такие же
теплицы?"  "Ты... вы все паразиты!  - вызверился  оратель.  -  На вас  вечно
кто-то  работает.  За  это  вас  ненавидит  весь   мир!"  "Смерть!  Смерть!!
Смерть!!!- кричали  со  всех сторон. - Казнить его немедленно..." "Мы казним
его завтра в десять,  - надрывался офицер. - Точно в годовщину гибели от его
руки на-ших праведников!!" "Правильно!" "Так и сделаем!"
     С тем и закончился демократический суд по-палестински.
     4.
     Стало  отказывать  дыхание.  Чем  дальше  от берега,  тем  сильнее вода
захлестывала  его раскрытый  от  напряжения рот. Амирам  не верил,  что  его
найдут среди этой  тьмы  и  спасут. Он плыл  и плыл только  для того,  чтобы
умереть не  насильственной смертью. В  теплице остался  искусно сделанный из
старой ботвы муляж, накрытый одеялом. Старик плыл уже второй час. Плеск воды
и собственное хриплое дыхание казались уже оглушительными. Но еще громче был
противоестественный  в  этой  черной зыбкой  пустыне сигнал  запрятанного  в
непроницаемый  мешочек  мобильника.  Амир-ам  повернулся на  спину  и  нажал
кнопку.  "Мы уже на месте, - спокойно сказала Таня. - По всем расчетам  и ты
где-то рядом. Держись.  Охотник видели. Ты  все время плыл прямо на Полярную
звезду, как мы условились?" "Да..." "Тогда зажги фонарик  и подними его  над
волнами на  вытянутой руке. Держи столько, сколько  сможешь. Ес-ли  услышишь
мотор,  любой!  немедленно  туши огонь и  замри. Это не мы." "А вы на  чем?"
"Увидишь, когда мы тебя найдем..."
     ***
     "Он  сбежал!  -  срывающимся  голосом  кричал  офицер-"судья" командиру
морского охотника. - Да, только в море! Нет, нет! На песке мы обнаружили его
следы. Самый вероятный  для  него  ориентир - Полярная звезда. Он плывет уже
около  часа. Так что сейчас  он как раз где-то около  вас. Мухаммад, слушай,
эксперты сказали, что сейнер потопила подводная лодка. Ты сможешь справиться
с  лодкой?.." "Я?  Ты шутишь? А для чего же  русские сделали этот корабль, а
международная комиссия поручила  нам патрулирование путей контрабанды оружия
и  наркотиков?  В  том числе и на подвод-ных лодках.  У  нас  тут  никто  не
проскочит..." "Мы выслали в погоню целую флоти-лию наших катеров. Не примите
нас  за врага, Мухаммад!" "Тогда  поднимите  на  каждой вашей мачте  фонарь,
чтобы я вас ненароком не утопил. За сионистом они будут идти без огней..."
     ***
     Амирам дважды гасил свет и  замирал,  когда неподалеку, переваливаясь с
борта на борт  проходил красивый боевой корабль, освещая волны слепяще-белым
лучом  про-жектора.  Со стороны  берега нарастал стук  множества  моторов  и
появились огни  на мачтах. Все кончено, подумал  он. Они обнаружили побег  и
обо  все догадались...  На-до  найти в  себе  силы нырнуть  и не выныривать.
Впрочем, сил и так было  немного,  а  после обнаружения погони  и  вовсе  не
стало. Старик  стал  захлебываться  и  неистово кашлять.  Потом  его вырвало
проглоченной горько-соленой  во-дой. Волны теперь словно нарочно все сильнее
били со всех сторон, требуя его в пучину.
     "Амирамчик! - он решил, что бредит. Таня стояла, как ему показалась, на
поверх-ности воды, аки посуху... - Вот и мы. Давай руку..."
     Он больно ударился коленкой обо что-то  твердое.  Тотчас его подхватили
под  руки  и чуть ли  не швырнули в ярко  освещенный люк.  А лодочку  тут же
накрыл слепящий л