всех нас  ждут в строящемся  поселении  в  пяти
километрах  от  границы Автономии, кроме Тани,  с  которой жаждет поговорить
следователь.
     "Я  найду тебя,  аба...", - сказал  мне  парень со шрамом,  идя рядом с
двинувшимся  джипом. И мы помчались  по  уже  не  оккупированной территории,
отвоеванной у Израиля миролюбцами и раисом.
     "Мастерскую  тебе теперь  придется  сооружать  в  бетонном  бункере,  -
резонно заметил мне Феликс. - И вообще  мы напрасно вернулись в это позорное
измерение. В гробу я видел такую независимость..."
     3.
     Новое  поселение спешно  строили.  Стремясь  оправдать  свою  политику,
спонсоры ми-рного  процесса денег  не  жалели. Ревели  строительные машины и
бурильные уста-новки  для подачи воды, кишели на лесах палестинцы-строители,
уверенные, что  и все это они  сооружают для себя. Аллах  даст им  для этого
терпение и упорство... Беженцы-поселенцы  были видны около стоящих  на холме
караванов.
     Среди  раскуроченной земли  по-хозяйски  ходило  миролюбище со  свитой.
Увидев  нас, он  вздрогнул  и политическим  жестом  подозвал  кого-то.  Таня
остановилась перед его грозным взглядом. "Ну и что? - ехидно поинтересовался
монстр. -  Не  удалось  тебе зацепиться за  "вашу  землю", Бергер? А  я, как
видишь, не только жив  и здоров, но и добился мира не  своей земле!"  "И все
эти люди,  - тропливо развил мысль  босса волосатый,  - счастливы, что могут
теперь  жить  за   непроницаемым  забором  между   разделенными  суверенными
народами,  растить  детей,  вести  бизнес, ничего  не  опа-саясь.  И  мы,  и
палестинцы будем параллельно мирно жить каждый на своей земле без вкраплений
чужого  народа. Ты и теперь  не поняла, Бергер, что это хорошо  для евреев?"
"Мне-то  какое дело?  -  Таню было не узнать после Бат-Галима в  том мире. -
Живите  себе  где  хотите."  "То-есть  ты  осознала,  -  наседал  миролюбец,
торжествующе поглядывая на телеоператора, - что евреи не могут жить в стране
Эрец-Исраэль, при-надлежащей обоим народам? Что нам следует довольствоваться
нашим  Израилем?" "Довольствуйтесь чем хотите? Вы  меня, говорят, арестовать
хотели? Давайте кон-вой." "Я возглавляю партию прав человека, - важно заявил
миротворец. - Если ты осознала,  что  напрасно подстрекала народ к  убийству
меня,   как   своего   политичес-кого   противника,   и  раскаиваешься,  что
спровоцировала палестинских детей, то я го-тов тебя простить и отозвать свой
иск  из  суда. Мы не держим  зла  против повержен-ных, Бергер. Что ты теперь
скажешь?" Таня  молча повернулась  и  пошла к каравану, на ступенях которого
уныло сидел фермер мирового класса Амирам Эйдель.
     "Они предложили мне за три  месяца построить такую же теплицу,  как та,
что они подарили арабам в моем поселении, - глухо сказал  он, подняв  на нас
воспаленные  глаза. -  Я  предпочел денежную компенсацию. Я  им сказал,  что
каждый тюльпан там -  капля моей крови. Они  посмеялись и сказали, что  люди
живут до ста двадцати пос-ле переливания свежей  чужой крови. Я так не умею.
Я думал, что я живу на своей земле. Они меня  с нее вышвырнули, как рано или
поздно  выдавят отсюда. И зачем только я прожил так долго? Я же мог до всего
этого не дожить..."
     Я  кивнул  и отвернулся к Изабелле. Она стояла уже  с нашими сыновьями.
Феликс  что-то горячо говорил отвернувшейся  к пустырю Тане. А к нам, прыгая
через  тран-шеи,  бежали Ингрид Бернс и Владимир Сырых. "Вас расспрашивали о
нашем при-ключении? - издали  кричала англичанка. - А то нам никто не верит.
А кассеты, пред-ставляете, все пропали при конверсии - белое поле на экране.
Если  вы  нас  не  под-держите..." "Таня, -  Володя тревожно  вглядывался  в
посеревшее лицо экстремистки Бергер, -  мы готовы с Ингрид свидетельствовать
на суде в  твою пользу! Что тебе ска-зал лидер левых?" "Он сказал, - ответил
вместо нее  Феликс, - что он привык прощать своих врагов. Я думаю,  что суда
не будет. Так что можете уезжать." "Как это?" - взвились оба журналиста. "На
завтра назначена пресс-конференция на вашем первом канале! - кричала Ингрид.
-  Мы столько  видели! Танья, что же  вы молчите?" "Я ни-чего не видела, - с
трудом разлепила она сухие  губы. - Что я могу сказать?" "Ну... как это что?
- опешила Ингрид. - Танья!.. Что с тобой? А Эрец-Исраэль? А Рац-Га-лим?" "Не
знаю,  о  чем вы  говорите,  -  тихо ответила  она,  снова  отвернувшись.  -
Рац-Галим неосуществим.  Эрец-Исраэль  - утопия.  Мы спрятались в  подвале и
вылезли,  когда  кончилась еда. Вот  и  все наши  приключения.  Остальное  -
журналистская утка, миссис  Бернс. У вас есть родина?  Farewell! И ты, Вова,
передай привет  нашим берез-кам." "Зря и мы их оставили, - добавил Феликс. -
Не нужна евреям своя страна..."
     "Вот что, господа, - решил я проявить  свой  характер.  -  Мне  за  вас
стыдно  перед  мировой  прессой.  Раскисли.  Впрочем,  таковы  патриоты всех
мастей. Чуть что вдруг не получилось, как  сразу из "уря, уря, наша беря!" -
"нас грабять!" А что, собствен-но, случилось? Большинство поселений осталось
за нами.  И  тут  мы  начнем все сначала. Выше голову,  Таня. У нас еще  все
впереди. Феликс, вези ее скорее в Хайфу  и  впусти  в  свою квартиру. И  все
пройдет. Над ней все еще  давлеет вид чужого белья с ее балкона." "Так вы, -
обрадовалась Ингрид,  -  не считаете,  что нам  почудилось другое измерение,
Зяма?"  "Мне? - смутился я. - Мне вообще никогда  ничего не чудится..." "Так
вы  с Изабеллой будете участвовать в нашей пресс-конференции?" "Не  будем, -
твердо сказала Белла. - Все равно никто никогда не поверит в такое. Этого не
может быть."  "Но это  же  есть!  - кричал  Сырых. -  Мы  это видели  своими
глазами. Мы  провели там почти  неделю..." "Этого  быть не может никогда,  -
повто-рила  моя  жена. -  И  вообще  у  нас  нет времени  на глупости.  Надо
мастерскую выби-вать у совета поселений, "Арабеллу" восстанавливать. Правда,
Зяма?" "Воистину..." "Но это же подло по отношению к нам, - побелела Ингрид.
- За что?!" "За вашу  неизменную  "объективность", - вдруг повернулась к ним
Таня.  - За ваш  мирный процесс, за  ковровые дорожки по всему миру под ноги
террористу.  Эрец-Исраэль  -  растоптанная мечта евреев.  И не  вам  на  ней
зарабатывать.  Вас  там не было!  И нас тоже... Вранье все,  что вы с Вовкой
напридумали, понятно?"
     "Я  уже  дал  репортаж..."  -  начал  Сырых,  но  тут  воздух  разорвал
нарастающий  вой, после которого  встал  оранжевый столб  взрыва.  Поселенцы
привычно похватали бе-гущих к  взрослым детей и скрылись в караванах, словно
их  пластиковые  стены  были  способны  защитить  от  минометного  обстрела.
Миротворец и его свита  со всех ног бежали к своим машинам. Очередная мина в
клочья разнесла караван с людьми.
     ***
     "Преседатель Палестинской Автономии Ясер Арафат заявил, что экстремисты
с обеих  сторон  не  заставят  нас  свернуть с пути  мира.  Он  выразил свое
искреннее  собо-лезнование жертвам теракта  в передислоцированном  еврейском
поселении.  Лидер  партии мира  Израиля заявил,  что  обстрел поселения  был
ответом  на отказ Израиля передислоцировать остальные еврейские поселения на
арабской земле и на воин-ственные  заявления партии войны.  Интервью  нашего
корресподента  Владимира Сы-рых с  ним и с  господином  Арафатом смотрите  в
вечернем выпуске на канале...  Про-должаем  нашу программу.  В Италии прошла
всемирная выставка кошек..."

 * ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОСТРОВ МРЫМ *

     Глава первая. Лодочка

     1.
     "И ты... ты рискнул?! -  схватилась  за  виски Изабелла. -  Получив  за
"Арабеллу" две-сти тысяч долларов, ты  рискнул связаться с  этим проходимцем
Казарским? Не имея ни малейшего  представления  об игре на бирже, да  еще  в
Париже?!  Как ты  мог? Нет, как  ты...  посмел? Это  же была  наша последняя
надежда на обеспеченную старость!" "Белочка,  - мне самому не верилось в то,
что я говорил, мой голос словно звучал  от-куда-то издалека. - Казарский сам
в шоке... Я не проиграл! Я выиграл..." "Сколь-ко?.." "П-полтора миллиона..."
"Франков?"  "Долларов!!  Мы  миллионеры,  белоч-ка..."   "Ты  шутишь?"  "Вот
распечатка из банка." "Наша фамилия. Твое имя... Милли-он шестьсот пятьдесят
тысяч  семьсот пятнадцать... Ничего не понимаю. А... стой... а с нас миллион
за  что?" "Я решил остаток своих дней, -  голос  у меня  сел от волнения,  -
прожить на  своей  земле. И завещать ее детям." "Ты купил ферму во Франции?"
"Я  купил...  остров."  "Что?! Целый остров?" "Он очень маленький." "Начерта
нам скала в океане?"  "Эта скала  длиной три и шириной два километра." "Ого!
Пол-Хайфы.  Но... что значит, купил?" "Купил. Это теперь наша собственность.
Я  могу там  делать все, что угодно." "Там кто-нибудь  живет?" "Ты  имеешь в
виду палестинцев, которые  тут  же начнут  претендовать  на  мою  землю?  Не
беспокойся.  Из живых  существ  там обитают только одичавшие козы да  птицы.
Последний хозяин не был  там  лет  пят-надцать." "Так  ты уже  побывал на...
нашем острове?"  "Конечно.  Вместе  с  Амира-мом. Он будет у меня арендовать
землю под свое хозяйство. И Таня с Феликсом согласились к нам переехать. Там
есть  два  десятка просторных,  но давно заброшенных домов, оливковые  рощи,
ручей, бухточка, а в ней стоит наш катер для  сообщения с внешним миром." "С
каким  миром?  В какой это части света?" "Тут рядом. В  Греции. А в ней, как
известно, все  есть..." "Так  у  нас теперь будет своя яхта?"  "Какая  яхта?
Довольно  старенький катер.  Впридачу  к острову. Но  на  судне есть  каюты,
камбуз, трюм,  машинное отделение, ходовая рубка. До Родоса всего двенадцать
километров. Час ходу при хорошей погоде." "А есть мы что будем?" "Так Амирам
же  там  развернет  ферму.   И   будем  делать  покупки  на  Родосе."  "А...
цивилизация?" "На  Родосе  есть аэродром. До  любой  европейской столицы  не
более трех часов лету. Что же касается телевидения, холодильника  и прочего,
то пока  будем  пользоваться  стареньким дизель-генератором, а потом закажем
солнечно-ветровую электростанцию. Таня с Феликсом уже рисуют эскизы и делают
расчеты." "Так они согласились поселиться с нами?" "Конечно. Белочка... я же
сказал. И я  им  выделил, ты прости, двести тысяч  долларов  на заказ... еще
кое-чего..." "Чего?!"  "Ты будешь смеяться... Но эти  деньги  мне  все равно
достались чудом." "Я уже смеюсь.  Так на что же ушло еще двести  тысяч?" "На
заказ подводной лодки..." "Ч-чего?!"
     2.
     "Мы, конечно,  давно  на мели и с радостью  уцепимся  за любой заказ. И
вас, Татьяна Алексеевна, я заочно хорошо знаю еще по вашей работе в таком-то
институте, но это...  это не подводная лодка! Это каракатица какая-то... Она
не может двигаться под водой. Где дизель-генератор, электродвигатель,  винт,
наконец?  Вы это  сами  разраба-тывали  или  пошли  на  поводу  у  какого-то
авантюриста от судостроения?" "Я работа-ла над лодочкой все  пятнадцать  лет
после изгнания из  института, -  впервые после потрясения в чужом Бат-Галиме
сильно волновалась  Таня, - и  до  самой эмиграции  из  Союза. Просчитано до
мельчайших  деталей.  Проект  мне  удалось вывезти в Израиль. Я не стала  бы
рисковать  деньгами  наших  друзей." "В свое время все испытано,  -  добавил
Феликс,  -  в  бассейне  нашего  института.  Таниными  друзьями.  На  чистом
энтузиазме. Это  удалось  сделать  в короткий период между  развинчиванием и
завинчиванием  гаек." "Так каков  же принцип  действия? Не этот же  моторчик
дви-жет лодку под водой с такой приличной скоростью?" "Конечно. Аккумулятор,
мотор и винт только для маневрирования. А остальное основано на принципе..."
     "Теперь понятно,  - смутился  после разъяснения Феликса его  двоюродный
брат Гера,  директор украинского предприятия в Севастополе. - Калькуляция по
нашим нынеш-ним ценам?" "Да. Сделана Киселевым.  Он совсем недавно в Израиле
и..." "Знаю. Вася Киселев никогда не ошибается. Думаю, что мы уложимся в его
смету." "Вклю-чая  две торпеды 450 калибра?" - спросила Таня. "Мы-то дали бы
и даром. Столько законсервировано в азоте с еще советских времен! Только вот
власти ни за что не позволят нам напрямую продавать оружие Израилю. А тайком
еще  хуже.  Рано ил  поздно тайное станет  явным. Да  и  зачем Израилю  наши
торпеды? Свои  хуже?" "Я не знаю, - сказала Таня, - и  знать не хочу, что на
вооружении у Израиля. Меня к его лодкам на ракетный выстрел не подпустили. И
вообще  все  это  не для Израиля." "Не?..  Страна, теряющая свои и  без того
мизерные  территории  не интересуется  такой уникальной лодкой? Бесшумной  и
бесследной, против которой пока ни у одного флота в мире нет противолодочных
средств?" "Я  не знаю, - повторила она, - и знать не хочу, чем и кто в  этой
стране интересуется.  Меня  там отлучили  от секретов  еще  решительнее, чем
гэбэшники и даже без их абсурдных  оснований."  "За  то, что вы русская?" "В
этом отношении, - сказал  Феликс, -  мы все там русские."  "Хорошо, Фе-ля, а
для  какой же  тогда  страны  такое грозное  оружие?"  "Для  острова Мрым, -
вступил я в разговор. - Мрым это моя фамилия. А остров купил я. И свою землю
я  намерен  защищать  в первую  очередь мощью наших  мозгов."  "Но остров-то
нахо-дится на территории Израиля?"  "Нет. Это в Греции." "А  защищать его вы
намерены, естественно, от  турок?" "От  всех,  кто будет претендовать на мою
территориальную целостность!" "Я что-то не слышал,  чтобы  кто-то нападал на
греческие острова..."  "У меня на острове  будет еврейская  колония. А  коль
скоро там  будут  жить евреи, то желающие  бить  и спасать  тут же найдутся.
Одного из возможных  претендентов на  мое имущество я уже видел в лицо." "На
вашем  острове?"  "Нет,  еще в...  уже  не  в  моем  поселении.  Уже  в  его
поселении...  на  месте  моего. Поэтому нам нужна  Танина  лодочка.  С двумя
торпедами."
     ***
     "Вот  в этом доме, - сказала Таня, прижимаясь  к Феликсу, - и проходила
севастополь-ская часть той драмы, что описана в романе "Убежище". После моей
комнатки в коммуналке  этот дом казался мне  верхом роскоши.."  "Вот  уж  не
думала, - задумчиво  сказала Изабелла,  поднимаясь на  крыльцо  и заглядывая
через забор  в  сад,  -  что  попаду  прямо в  юность героев  моего любимого
романа... А кто тут живет сейчас?" "Папа перед  отъездом в  Израиль сдал дом
татарам."  "Сдал или  продал?"  "Дарили, бросали или  продавали мы -  первая
волна  большой  алии, -  сказала Таня.  - В конце девяностых люди  старались
оставить что-то  в  тылу.  На  случай вынужденного  возвра-щения. Они  и тут
оказались умнее энтузиастов  сионизма.  Так  что мы  можем зайти.  Почему бы
Феликсу не проверить состояние своего имущества?"
     Мы позвонили в калитку. Дверь открыл сгорбленный старик. "Здравствуйте,
дядя  Мустафа, - сказал Феликс. - Вот мы тут с друзьями... в командировке. Я
им решил показать дом своего детства. Не возражаете?" "Как же я  могу?.. Это
твой дом,  Феля... Как папа? Как Софа?" - улыбался Мустафа,  нервно  потирая
руки.
     Сад словно светился абрикосами -  ими было усыпано огромное дерево.  На
столе шел бурный процесс консервации. Три женщины напряженно смотрели в нашу
сторону. Старик провел нас на веранду. Тотчас бесшумно  появилась младшая из
женщин. "Хотите перекусить?" - тихо спросила она, тревожно переводя взгляд с
Тани на Изабеллу. "Я лично хочу черные голубцы, - торжествующе  оглядела нас
всех глав-ная героиня романа. - Без подначек и Казимировны."
     Женщина  кивнула  и ушла на  кухню. Та, что постарше,  так  же бесшумно
подала бу-тылки и фрукты.
     "Я, как и Феликс, родился и вырос здесь, - сказал Мустафа, когда мы все
оттаяли от изумительной наливки. - До войны это был дом моего деда и отца. В
1944 русские выселили нас в Узбекистан только за то, что мы татары..." "А не
за  то  ли,  - пытался  я понять,  - что  вы выступили против  нас в войне с
немцами?"  "Я никак не  мог  этого сделать, так как в  течение всего периода
"предательства татар"  стрелял  по немецким танкам из своей  сорокапятки.  У
меня два ордена Славы! - коснулся он колодок на пиджаке. - Но  это не спасло
меня от депортации.  И все мои  друзья в Фергане были с орденами  за  защиту
Советского  Союза, в том числе  Крыма, от фашистских захва-тчиков..." "Но вы
не решили отомстить и силой  вернуть себе родину предков, сбро-сив русских в
море? - смеялась Белла. - Я просто  примеряю сюда нашу ситуацию..." "Арабы и
евреи? -  тотчас понял мудрый  татарин.  - Нет,  конечно! Ханство  рухнуло в
результате войны, как  исчезли сотни  других государств.  После этого мы тут
жили с русскими сотни лет и не мешали друг другу до Сталина. Ситуации 1944 в
Крыму и  1948  в Палестине  прямо противоположные. Здесь высылали население,
большая мужская  часть которого была в Красной  армии во время предательства
нескольких тысяч наших националистов.  А в Палестине вряд ли хоть один  араб
воевал  в еврейской армии. Так что с нами поступили стократ  несправедливее,
чем  с  арабами  в Израиле. То,  что они сегодня называют своей катастрофой,
по-моему, скорее напо-минает времена Екатерины Великой в Крыму. Требовать же
реванша  в   Палестине  можно  не  с  большим  основанием,  чем  нам  против
современной России.  Тем  более, что и ей Крым давно  больше не принадлежит.
Впрочем, ваши арабы давным-давно примирились бы со своей судьбой, если бы не
внешние силы, заинтересованные в их  бесконечной борьбе с  Израилем." "Но вы
же мечтали вернуться? - спросил  я. -  Вот  и  поселились  в своем  доме..."
"Конечно. Я  мечтал об этих стенах все сорок  лет из-гнания, - глаза Мустафы
заблестели.  -  Но  я  осознавал,  что меня  выгнал из Крыма не  Илья,  папа
Феликса. И что  волею  судьбы тут началась жизнь  иных людей, которые передо
мной ни в чем не  виноваты. С чего бы я  их ненавидел,  взрывал или изгонял.
Другое дело  - выкупить свой  дом. Я небогатый человек, - добавил он,  -  но
если бы  Илья продал мне этот дом, я бы поднял на ноги всю нашу общину и эти
камни  стали бы  моими. Плохо только, что  он  не  продаст... никогда..." "А
почему это, по вашему?" -  быстро спросила  Таня. "Потому, что  он  так и не
оказался  в  Израиле на своей  земле, как мечтал...  У него,  как и у  вас с
Феликсом, как и у  меня, нет  в мире другого дома, кроме этого. Но в  случае
чего, уйду я. Сниму другой дом..." "Надеюсь, дядя Мустафа, что мы с Феликсом
претендовать  на него  не будем."  "А если  вас вы-гонят из  Израиля арабы?"
"Поскольку  от меня и моих единомышленников, как  выяс-нилось, больше ничего
не зависит, это  очень может быть. Но  и у нас вроде бы уже  есть  другой...
вернее, скажем так, третий дом..."
     3.
     В третьем доме много лет никто не жил. Как, впрочем, и во  всех прочих.
По  стенам бегали ящерицы, за каждым камнем  притаились змеи и скорпионы, на
чердаках  летали птицы. Амирам,  трое его сыновей и четверо  взрослых внуков
целыми днями бродили по острову, обследуя почву и источники воды. Ручей было
решено отвер-нуть от моря  взрывом скалы и образовать пресноводное озеро для
орошения. Олив-ковые рощи и одичалые сады фермер изучал с особым вниманием.
     Старший сын  Амирама  Офир прежде всего оборудовал в одном из  флигелей
своего  дома временную синагогу и без конца  обсуждал с приехавшим на остров
архитек-тором  постоянную. С детьми с первого дня  стали заниматься взрослые
по программе израильской школы.
     Я взял на себя технику. Дизель-генератор был в ужасающем состоянии. Мне
приш-лось,  как в  молодости, заняться его ревизией,  очисткой и  смазкой: я
разостлал на  каменистой  серой земле брезент, на  котором выложил абсолютно
все  детали  агрег-ата,  изготовленного  еще  в  фашистской  Германии.  Надо
сказать,  что после  опреде-ленных  усилий  арийская  продукция  подчинилась
еврейским рукам. На седьмой день  моих усилий, сверкающее бронзой, смазкой и
чистотой гамбургское изделие, к вос-торгу детей, выдало ток для телевизоров,
видео и компьютеров, без которых, как  известно, жить невозможно. Даже в тех
неестественных фронтовых условиях, где прошла вся  их коро