е
просто исполнитель, а личный друг... Нет. Я сказал - нет! Это уж мое дело."
        "2."
     "И как ты это объясняешь?  Все  было бы  логичным при той  же разнице в
возрасте, но  если бы старше был он,  а не  ты."  "Н-не знаю... Отвез в свой
мисрад в отеле, познакомил  с сотрудниками.  Я  думала, он мне предложит там
убирать.  Я бы тут  же  согласилась.  Не видеть его отпрысков, не слышать их
голосов и  музыки. И вообще легче, хотя тоже два этажа и полно помещений. Но
он зачем-то  спросил, знакома  ли я с компьютером. Тут  же  утешил,  что это
достаточно просто освоить  и поручил меня  своей сотруднице. Я действительно
сразу все поняла, даже эта дама изумилась и  спросила, как давно я знакома с
программой. На работу на  виллу он велел мне  больше не приходить. А когда я
спросила,  выдаст  ли  мне письмо  об увольнении,  чтобы  я  могла  получать
пособие,  и  компенсацию,  то тут  же  сказал, что я  не  уволена,  а просто
переведена  на другую работу."  "И что  это  за работа, Ната?" "Я не поняла.
Пока меня учат азам компьютерной техники. Дали вот  эти книжки." "Так что...
мне  придется потесниться?"  "А  вот  и  нет.  Завтра нам привезут "Пентиум"
такой-то."  "Не  может  быть!  Это  же!..  Я  начинаю  волноваться  за  свое
супружество. Шутки шутками... А эта его Тами, она что совсем уродина, что он
ищет ей замену среди дам нашего возраста?" "Что ты! Просто  красотка.  Ты бы
от нее пришел в восторг. В твоем вкусе. Кстати, ты что, нарочно  путаешь  их
имена? Она не Тами, не Рути, а Батья." "Какая разница!.. А он сам?" "Ну... и
он очень даже хорош. Рост, вес, глаза,  волосы. Не ты, одним словом." "Шутки
в сторону,  но  я..." "Погоди.  Добивать так добивать. Он спросил, есть ли у
меня права. Тут же  позвонил учителю  вождения  и я  уже взяла за счет фирмы
первый урок." "А  машину  мы где возьмем?" "Он даст." "Подарит?  Машину?  Ты
шутишь?" "Он сказал, что все его сотрудники  имеют авто  от фирмы." "Так  ты
теперь сотрудница фирмы?"  "Выходит так..." "И с каким окладом?  Надеюсь, не
меньше,  чем тебе  платила Батья  за  твои  шницели и мытье  полов?"  "Втрое
больше..." "С ума сойти... А я  тебе  тогда зачем?" "Ты  мне в  этом плане и
раньше был  незачем, Женечка. Будешь жить спокойнее. За новую книгу  сядешь.
Кстати,  Давид сказал,  что готов  спонсировать  любую  твою новую книгу.  И
отдаст  перевести  на  иврит  уже  выпущенные книги."  "Все это звучит,  как
нечто... И  как ты  сама объясняешь  метаморфозу.  Подобное  человекообразие
совершенно  несовместимо  с образом господина Заца в романе,  который мы так
трудно переживаем  в  последние годы, не так ли?" "Не знаю пока. С  ним  это
после  Москвы. Они там, как оба уверяют, подружились с Лидочкой и Сережей, а
потому..."  "А мы-то при  чем?  Мы даже не  переписываемся уже много лет!  И
нафиг им московские интеллигенты без связей и  денег? Такие как твой Дуду не
проявляют человекообразия и не разбрасываются ставками белых людей по такому
мелкому случаю, как московское затолье. Для подобной конверсии этим монстрам
надо сильно  наступить на хвост..." "Давид в последнее  время  сам  не свой.
Батья  - воплощенная патока, но смотрит  на  меня  прямо волком..." "Слушай,
Наточка...  А  так ли  мы  далеки  от  истины  в своих  шуточках  по  поводу
сексуальных домогательств? Ты вполне  еще можешь понра-виться,  а что в этом
случае следует делать мне со своими свежеотрощенными рогами?" "Не смешно..."
"Тогда что это все значит?" "Еще не знаю. Но думаю, что в эту субботу станет
яснее. Мы с тобой приглашены на ужин на "моей" вилле. В семь вечера Дуду сам
заедет за нами." "И ты уже согласилась?" "А как я откажу?" "Минуй нас прежде
все печалей..."  "И  особенно  барская любовь. К гневу  я как-то всегда была
готова."
        "3."
     "Грубая работа, господин Зац. И ничего у вас  не получится.  Я к вам не
поеду." "Но  почему?" "Скажем,  у меня на субботний  вечер  личные  планы. Я
человек свобод-ный,  холостой. Меня человек ждет. Дама."  "Возьмите  и ее  с
собой." "Вы  меня не поняли, адони. Меня ждет дама,  а не собака, на которую
можно  надеть намордник  и  взять  на  поводок.  Эта подобного  обращения не
понимает. Русская, знаете ли, женщина.  С  норовом.  И вас любит еще меньше,
чем  я,  как это ни странно."  "Но  ваши друзья юности..." "Это их проблемы.
Меня это никак не касается. Если у меня будет настроение с ними встретиться,
то это произойдет в узкой компании. Без посторонних, понятно?"
     О! Как же я его сделаю, - скрипнул зубами Давид, - когда  он мне больше
не  будет нужен! Никакой договор не поможет. Мой  Цви  умеет обходить  любые
договоры... Ты у меня и пятой своей тысячи долларов не увидишь, шит! Надо же
так  нагли-чать... Мало того,  я на тебя  еще  и в  суд подам. Хороший юрист
всегда найдет, за что. Сегодня же попрошу Цви загнать в договор занозу. Чтоб
ты у меня не  только ничего не получил, а  все, что до меня имел, отдал  мне
же...  Над кем издеваться вздумал! Ты  будешь, Алекс,  всю  жизнь вспоминать
этот наш разговор. Ладно. Пока что надо настрополить  этих двух олим, как их
там, Джека и Натали, чтобы повлияли на это чудовище с его know how.
     ***
     "Я  бы  предпочла  ужин  с  вами  в  ресторане,  -  Наташа  так  сильно
волновалась,  что  Давид  едва  узнал  ее  голос.  -  Мы  заплатим  половину
стоимости." "Но  почему не у нас? - подключилась Батья. - Твой муж  против?"
"Мне  бы...  не хотелось...  А  почему  нельзя  нам... поговорить,  да?..  в
ресторане?" "Я согласен, - у Давида  пока не было иного  выхода  кроме,  как
идти  на  все  условия.  -  В каком вы  с  Джеком предпочитаете?"  "На  ваше
усмотрение, - подал голос Евгений. -  Мы полагаемся на ваш вкус, - потеплел,
наконец, и голос Наташи. - Спасибо вам."
     ***
     "Мы  словно снова  в  Москве  с вашими друзьями, -  сияла  своей  яркой
улыбкой  Батья, когда первые порции вина растопили лед и "русские" перестали
смущаться, бравировать и переглядываться. - Не передать, с какой теплотой мы
вспоминаем  ваших друзей. И  как  благодарны тебе, Натали,  что ты дала  нам
адрес Лиди  и  Сер-жа. Я  никогда в жизни не испытывала такой сердечности со
стороны   едва   зна-комых  собеседников."  "Удивительная  раскованность   и
искренность, -  подхватил Дуду. - А уж рассказ Лидии  о ее первой встрече  с
Сержем!.."  "Моего  мужа так поразила твоя фотография  того времени, что  он
совсем забыл  обо  мне, - хохотала Батья.  - Ты  же была просто голливудская
звезда, Лиз Тейлор! Недаром он теперь занялся твоим устройством..."
     "А о чем вы в основном пишете? - перевел Давид разговор с опасной темы.
- Небось, о непонимании чуткой русской души черствыми сабрами и старожилами,
о деградации олим-ученых  вместо их интеграции? Я  как-то прочел в "Ха-арец"
пе-ревод из "русской" газеты. Нелепость на нелепости. Того же мнения об этой
пуб-ликации придерживаются и ученые-олим, которые работают в моей фирме. Они
давным-давно  стали  нормальными израильтянами, отдыхают  в Альпах и  забыли
свои галутные комплексы.  Все, кто захотел, вписались в наше общество. Вы не
согласны?"  "Я не  пишу  на  эту тему, - уклончиво ответил  Женя. - В  конце
концов,  у  каждого свое везение и своя биография  в  Стране."  "А о  чем вы
пишете? И почему вообще мы тут говорим по-английски, если мы все израильтяне
и  ваша  жена,  Джек,  прекрасно говорит на иврите?"  "Я не освоил  языка, -
смутился Евгений Домбровский. -  Так случилось, что мне  не пришлось  жить и
работать среди ив-ритоязычных." "А кем вы работали в галуте?" "Журналистом."
"В газете  с тиражом тридцать  миллионов, -  небрежно добавила Наташа, и  их
собеседники  замерли с вилками  у  рта.  - Он был  спецкором в Чернобыле и в
Фергане, в  Таллине и в  Тирасполе.  Вам эти названия  о чем-то говорят?" "В
России все цикло-пическое... - задумчиво сказал  Дуду. -  Но...  но тридцать
миллионов..." "Ежедневно, - добивала Наташа. - Его газета экспортировалась в
сорок стран мира, включая всю Европу и Штаты. На статьи Евгения Домбровского
ссылался Рональд Рейган! Это был журналист высшей лиги. На уровне Александра
Бовина."  "Это  тот толстый господин, - пояснила Батья, который сначал ругал
Израиль, а потом поселился здесь в качестве посла и полюбил нас почти так же
крепко, как и Арафата. В ос-новном за мирный процесс Осло." "Я знаю. Джек, а
о чем вы пишете здесь?" "О том же Осло и его последствиях." "С правой или  с
левой точки зрения?" "С правой." "Ага. Значит, вы считаете, что поселились в
очередной великой  державе, которая должна внушать не доверие, а  страх всем
соседям? Что можно утопить в крови весь арабский  мир ради кучки религиозных
фанатиков, решивших основать очередное еврейское поселение  на чужой земле?"
"Я не считаю  поселенцев фана-тиками, а  землю,  на которой они живут, чужой
для   евреев."  "Для  вас  есть  хоть  один  авторитет  в  нашей  культуре?"
"Например?" "Ну,  скажем Амос Оз,  израиль-ский писатель с  мировым именем."
"Предположим..."  "Так  вот  он  подчеркивает,  что  когда  еврейским  народ
вернулся в свой дом, он не застал его пустым. Если бы мы нашли здесь римлян,
которые изгнали  нас отсюда  две тысячи лет назад,  то  у  нас была бы  хоть
историческая  "сатисфакция": они изгнали  нас,  а  мы  -их. Но  мы встретили
здесь... местных  жителей,  которые благодаря  встрече с нами приобрели  вид
народа."  "Не народа, а сброда, - возразил  Женя. - До  начала первой алии в
Эрец-Исраэль жили никакие не арабы,  а турки  арабского, еврейского и прочих
происхождений.  Население было  настолько мизерным,  что Марк  Твен и  Бунин
описывают Палестину нищей пустыней. Когда евреи  стали превращать  безлюдный
край в цветущий сад, появились рабочие места для арабов окрестных стран. Так
что еще неизвестно, кто был дома, а кто навязался в незванные  сожители. Нет
документов  о захвате  евреями в Палестине арабских земель,  так как таковых
здесь  не было и быть не  могло. Были турецкие  и британские,  которые евреи
законным образом  покупали.  Документально доказано другое:  после законного
международ-ного   раздела  Палестины   евреи  признали   право   арабов   на
предоставленную им часть, а те - нет! И до сих пор не согласны жить вместе с
нами ни на соседней  улице,  ни  за  любым забором.  Только вместо нас, но с
нашим имеществом в качестве военного трофея. В этом я вижу корень конфликта,
а  не  в  поселениях,  ни  одно  из  которых не  построено,  кстати,  вместо
какого-либо  арабского  села.  Зато  арабы  всегда  строили  свои  города  и
возводили свои мечети не рядом, а вместо чужих городов и святынь".
     Дуду даже вспотел от возмущения. Опровержение любимого классика и  гуру
наг-лым пришельцем было неожиданным и оскорбительным.
     "А  что вы думали по  этому  поводу двенадцать лет  назад, когда жили в
Москве? - глухо  произнес  он. - У  вас  были  такие же оправдания  политики
насильственного   поселенчества   на   оккупированных   территориях   вашего
стратегического союзника?  Или  вы  считали  это попранием  суверенных  прав
дружественного палестинского народа?" "Я тогда только постигал азы сионизма,
-  тотчас  смутился  бывший   борец  идеологического  фронта  партии  с  его
пером-штыком. - И ничего по этому  поводу не думал." "А  Дуду в  эти же годы
охранял поселенцев  от  палестинцев  и  наоборот,  -  брала реванш Батья.  -
Возвращал захваченные сирийцами Голанские высоты, изгонял Арафата из Ливана,
выполнял специальные задания за границей. Как вы думаете, кто из нас сегодня
имеет больше прав на авторитетное мнение?" "Мне  кажется, - хотя Наташа  еще
смущалась в  присутствии своих хозяев в такой  неестественной ситуации,  как
дружеский ужин на равных, но не в ее правилах было оставлять  мужа наедине с
любым противником, -  что, официально  предоставив нам гражданство,  Израиль
дал  нам равные с вами  права  судить о его  политике и влиять на нее своими
голосами... Или мы живем по Оруэллу, когда все равны, но Дуду равнее  Жени?"
"Чем  вы  и  поспешили  воспользоваться,  -  лицо  Батьи наконец-то  приняло
привычное жесткое  выражение  вместо  сладкой  патоки, из которой  оно  было
слеплено  по настоянию грозного супруга, до  беспримерно  наглого  замечания
служанки. - И навязали нам тот кошмар, который настал после победы правых на
выборах!"  "Это не  совсем так,  -  спасал положение Давид.  - Наташа права,
что..." "Я  чувствую, что с некоторых пор она для тебя  теперь навеки  будет
права! - совсем  потеряла контроль над собой вышколеленная вроде бы  супруга
миллионера и  генерала. - Но и  я остаюсь  при  своем  мнении: у  нас украли
страну!  Увели из-под  носа,  угнали,  как  незастрахованный автомобиль.  Мы
больше у себя дома ничего не  значим и  не решаем. И  вот  теперь  и в своей
семье я..."
     "Подождите,  - воскликнул Евгений. -  По-моему  там  очередной  кошмар.
Общий для верных и неверных. Давайте-ка подойдем к телевизору..."
     Все столики в ресторане, кроме того, за которым был такой острый  спор,
были уже пусты - посетители молча стояли у экрана.
     "Где?"  - тихо  спросил Женя  у старика в  кипе.  "Иерусалим,  -  глухо
ответил он. - В самом сердце нашей столицы. Они пришли туда с детьми, как мы
сюда, - он кив-нул на  перепуганных ребятишек, жмущихся к бледной женщине. -
Пришли счаст-ливыми семьями, а их превратили... в мясную лавку..."
     Экран  словно  был  забрызган   кровью.   От  него  шел  смрад  горелой
человеческой  плоти и  дымящих  пластиковых столов. Это был  точно  такой же
ресторан,  в  кото-ром сейчас ужинали  супруги Зац и Домбровские,  пока  еще
имеющие цельный  человеческий облик.  "Хамасовец  мог  войти и  сюда,  чтобы
оставить нас всех четве-рых в виде фрагментов," - сказал Женя.
     Умный  Давид кивнул,  оглянулся и  вдруг,  сбив в ног двоих официантов,
бросился к  открытым дверям.  Там  он схватил  входящего мужчину  в  голубой
куртке и  выле-тел с ним  наружу.  На веранде  шла борьба,  визжали женщины,
завывала  полицей-ская сирена. В свою очередь, Женя схватил под руки Батью и
Наташу и  затолкал их в ближайшее помещение. Это был мужской туалет. Высокий
худой парень, что в поэтической позе раскачивался  с  носков на  пятки перед
писсуаром, дико огля-нулся на возникших перед ним дам.
     "Что   там   случилось?  -  ворчливо  спросил  кто-то  из  кабинки.   -
Ограбление?"  "Тер-акт,  -  едва  вымолвил  Женя.  -  на  веранде  бандит  с
бомбой..." "Э-этого нам только тут нехватало,  - прокряхтело из кабинки. - А
почему ничего не с-с-лышно? Н-никакого взрыва." "Его уже обезвредили, - Женя
оставил  вцепившихся  друг в друга  женщин на  попечение  высокого  парня, у
которого на  нервной  почве началась икота,  и осторожно приоткрыл  дверь. В
ресторане было полно  полиции.  Давид и мужчина в куртке стояли рядом  перед
женщиной-офицером, проверявшей их документы. Снаружи мигали  уже три машины.
Давид улыбнулся Жене и махнул рукой: "Все в порядке. Я ошибся. Слава Богу, я
ошибся." "В  следующий раз, -  у "террориста" была разбита губа,  - когда ты
надумаешь ошибиться, бей кого-нибудь другого! И лапай тоже кого-то еще, а не
меня..." "Я решил, что у тебя на поясе бомба. Покрой куртки прямо для этого.
Прости  меня..."  "Скоро мы все будем кидаться  друг  на  друга, - с  трудом
улыбнулся мужчина, держась за губу и глядя в телевизор. - Но лучше так,  чем
-  так.  Если  бы там  оказался  такой,  как  ты,  уцелели  хоть  дети. И не
оборвалась бы нить жизни нескольких семей..."  Они  пожали друг  другу руки.
"Это  не ХАМАС убивает сегодня  евреев,  - сказал "террорист".  -  Это Буш с
Путиным! Если бы они официально объявили раиса международным преступником, а
наши   действия  против  него  -   анти-террористической  операцией,  мы  бы
арестовали и судили главарей палестинцев, а арабский мир и пикнуть не посмел
бы. Но  лидеры  великих  держав придуриваются, что тут  равно  виноваты  обе
стороны! И тем самым  намеренно или  нет провоцируют большую  войну, главная
цель  которой - уничтожить Израиль и половину евреев на Земле. Только ничего
у   них   не   выйдет."  "Выйдет.  На  этот  раз   выйдет,   -  вступила   в
импровизированный митинг женщина  с детьми. - Я читала, что Иордания вот-вот
взорвется, там придут к власти палестинцы и пригласят к себе многомиллионную
армию Саддама  Хусейна, которая  тут же вторгнется в нашу страну. А с другой
стороны -  Египет. С  третьей - Сирия  с Ираном. На этот раз нам крышка, так
как Россия  и Америка будут только азартно наблюдать эту войну  с безопасных
трибун,  как футбольный  матч. Они  уже  всех  наших  врагов накачали  своим
оружием, пока играли в  дружбу с нами.  И пока  мы тут грызли друг  друга по
нашей привычке  взаимно ненавидеть только  евреев..." "Пусть  вторгнется,  -
прокряхтел  знакомый голос. - Я о Саддаме.  Две-три нейтронные бомбы - и его
воинство будут гнить по всем дорогам. А Иордания без хашимитского короля уже
никакое не  суверенное  королевство,  а  реально  существующее  Палестинское
государство. Вытеснить туда всех  наших  палестинцев - к своим - будет самое
время!" "Две-три вакуумные бомбы - и нет плотин на Тигре и  Ефрате, а заодно
и  Багдада,  -  сказал  мужчина  в  подозрительной  куртке.  -  С  бункерами
диктатора,  до  безобразия похожими  на  отсеки утонувшей  русской подводной
лодки." "И  еще  две вакуумные - на  Асуанскую плотину!"  "И пару нейтронных
бомб на  Каир...  - неслось  со  всех  сторон.  -  Лишь бы Америка  и Россия
остались на трибунах. Тогда уж точно крышка арабам, а не нам!."
     "Вот  вам  результаты  правой пропаганды,  -  ворчал  Давид, когда  все
вернулись  к столикам,  как ни  в чем  ни бывало. - Словно неясно, что любой
атомный удар по арабам немедленно легимитирует  их атомное вооружение против
нас."  "Нужна им легимитация! - возразил Женя. - Ну,  продолжаем ужин? Хотя,
откровенно говоря, на фоне этого экрана..."
     "Нет-нет! Никаких нам больше ресторанов,  - вскочила Батья. - Доужинаем
дома. Натали! Ты поедешь только  со мной, в нашей машине. Я не хочу с  тобой
расста-ваться! Такое пережить... Я была уверена, что, если сама и уцелею, то
уж мужа больше никогда не увижу... А ты  садись в  свой авто, Джек, и следуй
за  нами. Если отстанешь...  Дай  твой мобильник.  Сейчас я тебе  наберу мой
номер. Натали! А ведь наши мужчины показали себя с самой лучшей стороны. Они
настоящие изра-ильтяне, правда?"
     "А как же  насчет украденной страны?" "Бред такого-то! Этот  скандалист
любит  взрывные  фразы. А мы любим стереотипы. Один дурак сказал, а  миллион
умных  сделали  из его фразы целую  идеологию, правда? Прости меня..."  "Бог
простит всех вас, -  по-русски  пробормотала  Наташа, - и то по безраничному
милосердию сво-ему!  Я же лично давно всех и  за все простила. Так мне легче
жить  не  свете.  Нет  более  бессмысленного  и  изнуряющего  чувства,   чем
ненависть..."
        "4."
     "Как... Наташа? Ната Гольдман?.. Простите, я..."
     Никогда не приходите неожиданно к бывшим друзьям через десятилетия!.. С
род-ными  или  друзьями  надо  либо   стареть   вместе,  рядом,  постепенно,
естественно,  ли-бо не встречаться вовсе.  Особенно это касается женщин, тем
более  тех, что оста-лись в ярких воспоминаниях и сияют со старых фотографий
своей несравненной юностью и все сокрушающей красотой...
     Алекс   так   отпрянул,   когда   она  представилась,  что  сама  затея
неожиданного   втор-жения   показалась   дикой,   а   ситуация   непоправимо
безобразной.  Наташа привыкла к комплиментам  со  всех сторон, как прекрасно
она  выглядит. И считала это мнение  справедливым. Она и выглядела для своих
лет замечательно.  А потому смело пошла на встречу с молодостью. Но Алекс-то
ее запомнил двадцатилетнюю. Старуха, что улыбалась ему в дверях  имела черты
той  самой  Наташи, и  от этого она  была  стократ  старше  и страшнее,  чем
посторонняя пожилая женщина.
     "П-простите,  - спохватился он. - Или... Я  не знаю... Женя,  если я не
ошибаюсь?" - старый мужчина выглядит не  так вопиюще уродливо